CC BY
30
М. Н. Дмитриева МОДАЛЬНЫЙ АСПЕКТ
ДРЕВНЕНЕМЕЦКОГО ВОПРОСИТЕЛЬНОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ
В современной лингвистической семантике содержательный план актуализированного предложения (высказывания) принято членить на две части: пропозициональную основу (диктум) и многослойный модус, отражающий разнообразные «привязки» денотативно-предметного содержания предложения к участникам, условиям и обстановке общения [1; 2, с. 56, 57, 62 и сл.; 3].
Модус охватывает все интерпретационное пространство человеческой мысли, активно и целеустремленно оценивающей и параметризирующей ситуации и положения вещей в окружающем мире. В когнитивно-семантическом плане модальной интерпретации сообщения о событии соответствует только некоторая часть в целостном пространстве модуса, а модальности как содержательной категории модуса высказывания — только часть из разноплановых модусных значений.
В разных концепциях языковой модальности представлены разные понимания авторами самой сути модальной интерпретации и, как следствие, разные толкования модальности по семантическому объему и диапазону модальных значений (см., например, критический обзор концепций языковой модальности ведущих отечественных и зарубежных лингвистов в докторской диссертации С. Т. Нефедова [4, с. 31-43]). Если языковую модальность связывать с антропоцентром коммуникации, говорящим человеком, и отождествлять с точкой зрения, позицией автора речи в коммуникативном событии, то логично рассматривать ее в качестве коммуникативной, антропоцентриро-ванной категории. В такой коммуникативно-прагматической модели описания модальности все ее значения предстают в непосредственной связи с личностью интерпретатора как проекции в семантику речевого высказывания интенсиональных (целенаправленных) состояний сознания говорящего (когнитивные эпистемические установки знания и мнения), его воли (волитивные устремления) и эмоциональной сферы (эмоциональные проявления). Коммуникативная модальность и ее разряды подробно рассмотрены в монографии С. Т. Нефедова [5].
Модальный аспект вопросительного высказывания, примарно сосредоточенного в актах коммуникации на запросе отсутствующей у спрашивающего информации, в реальных речевых контекстах предстает как многослойный «кластер» модально-модус-ных значений, обращенных к интеллекту, воле и эмоциям автора речи. При этом ведущим модальным компонентом вопросительных высказываний в их первичной функции выступает эпистемический, отражающий когнитивные установки полного / частичного незнания говорящего. В качестве же сопутствующих следует рассматривать волитивные компоненты (оптативный — желание говорящего узнать — и собственно побудительный, стимулирующий адресата к ответной реакции) и эмоционально-интенсифици-рующий компонент как отражение в модальном содержании высказывания субъективно-авторских установок к повышению прагматического эффекта воздействия вопроса, проявляющегося в семантических оттенках категоричности.
© М. Н. Дмитриева, 2010
На эти взаимодополняющие моменты в модальном содержании вопросительного высказывания справедливо указывает Т. В. Алисова, когда пишет о модальном значении вопроса как сочетании «незнания, желания узнать и каузации речевого акта собеседника» [1, с. 58].
Таким образом, в семантическом плане вопроса отчетливо выступают два аспекта: значение интеррогативности и коммуникативно-модальный аспект, отражающий модус, который является индикатором запроса информации.
Представленные выше общие рассуждения о модальности вопросительного предложения применимы и к анализу текстового функционирования вопросно-ответных единств в «глубокой» диахронии немецкого языка. Вопросно-ответные фрагменты текстов древне(верхне)немецкого периода «Евангельской гармонии» Татиана, поэмы От-фрида «Liber Evangeliorum», поэмы «Хелианд» и переведенного Ноткером трактата Боэция «Утешение философией» (всего 1099 фрагментов) описывают ситуации полного / частичного незнания субъектов речи и их речевые действия по исправлению сложившегося дискомфортного положения вещей.
Для выражения интеррогативного и модального содержания авторами текстов используются комбинации языковых средств. Некоторые средства — порядок слов (принадлежит к сфере синтаксиса) и вопросительные слова (лексико-грамматическое средство) — формируют непосредственно значение интеррогативности. В структурах вопроса, однако, к ним «подключаются» средства модусно-модальные: модальные слова и частицы, модальные глаголы, формы наклонения. В центре внимания данной статьи находятся модальные слова и частицы как обладающие наибольшей функциональной спецификой в древне(верхне)немецком языке [6, с. 37]. Для конкретных наблюдений обратимся к материалу каждого из текстов. «Евангельскую гармонию», поэму Отфрида и «Хелианд» можно объединить по тематическому принципу: все эти тексты опираются на библейский сюжет и содержат рассказы о земной жизни и проповеди Христа.
«Евангельская гармония» Татиана («Das Diatessaron»; griechisch: 5ia xeaadpwv — «durch/aus vier Evangelien»), составленная около 830 г.,—переводной прозаический текст на восточно-франкском диалекте, расположенный в рукописях параллельно латинскому.
Архаичные черты древневерхненемецких диалектов прослеживаются в употреблении в этом тексте прежде всего квазивопросительной частицы enoni/enonu/eno (этимологию частицы см. в «Немецкой грамматике» Я. Гримма [7, S.758]). Употребление этой частицы составляет одну из особенностей восточно-франкского диалекта. Для древневерхненемецкого периода частицы enoni /enonu/eno являются специализированным языковым средством характеризации вопроса по шкале эпистемической модальности. Включение eno в структуру (обычно в начальной позиции) значительно сдвигает вопрос к точке уверенного знания (сомнения). Примеры можно найти в описании беседы Христа, его учеников и самарянской женщины у колодца:
87. 8. eno ni brahta imo uuer zi ezzanna? (= J. 4. 33: 174)
Неужели принес Ему кто-то поесть?
Другие средства эпистемической модальности значительно уступают указанным частицам по частотности. В тексте можно обнаружить единичные вопросы с модальными словами, которые выполняют структурно-членящую функцию; их эпистемические смыслы проступают весьма неярко:
90. 2. Tho quad her in: ir uuarlicho uuen mih quedet uuesen? (= Mt. 16. 15: 183)
Тогда сказал Он им: «Вы, действительно, кем Меня считаете?»
Южно-рейнскофранкская поэма Отфрида «Liber Evangeliorum», созданная первым известным по имени немецким поэтом во второй половине IX в., представляет собой оригинальный художественный текст на библейские сюжеты. Автором поэмы активно используются лексико-грамматические средства формирования эпистемической модальности вопросительного предложения: модальные слова и частицы. Материал этого памятника позволяет наблюдать значительные особенности в их употреблении по сравнению с текстом гармонии.
По своей формальной структуре указанные средства могут быть наречиями, образованными приставочно-суффиксальным способом (gi-, -lick), или краткими нефлективными формами существительного war в самостоятельном употреблении или в сочетании с предлогами (in war, zi waru). Можно выделить несколько сфер употребления модальных компонентов: 1) в структуре вопросительного предложения между «тяготеющими» друг к другу членами предложения; 2) во вставных предложениях, предваряющих вопрос и соотносящихся со сферой говорящего лица, при глаголе говорения sagen в форме императива 2-го лица единственного числа (контекстов с другими глаголами говорения не обнаружено) для усиления вопросительной интенции косвенных вопросов, например:
Sage uns nu giwaro» (O., III, 20, 43: 139)
Скажи же нам по правде!
и 3) в риторических вопросах с вопросительным наречием wio и претерито-презентным глаголом пятого ряда аблаута magan в сочетании с бытийным werden /wesan, например:
wio mag l'o thaz wesan war! (O., II, 7, 46: 68)
[Он] сказал: «Как может это быть вправду?
По частотности незначительно доминируют контексты первой группы. Модальные компоненты, выражающие первично уверенное знание, в семантически нетипичном для них эпистемическом контексте собственно вопроса, отражающего ситуацию незнания, десемантизируются и выполняют структурно-организующую функцию, например:
So war so si thin ri'chi / joh thin guallichi, // thoh bistu zi alawaru /kuning so ih gihoru?
(O., IV, 21, 27-28: 196)
Где бы ни было твое царство и твое величие, но именно ты царь, как я слышал?
В приведенном примере предложно-субстантивное сочетание zi alawaru эпистеми-ческой семантики стоит между подлежащим и сказуемым, находящимися в смысловых отношениях классификации. Модальные компоненты выполняют здесь членящую вы-делительно-акцентирующую функцию. В таком употреблении они утрачивают значение уверенного знания и применяются автором поэмы для соблюдения рифмы и размера и создания эффекта коммуникативного напряжения, выделения следующих за ними частей предложения как наиболее важных в смысловом отношении.
В арсенале языковых средств автора поэмы для формирования модального плана вопросительного высказывания и расстановки смысловых акцентов внутри него применяются и частицы. Самая частотная среди употребляемых частиц— nu /ni nu (реже nan или ja).
Частицы используются в структуре самого вопроса в различных синтаксических позициях, а также в подчиненных предложениях, относящихся к вопросу. В следующем
примере nu главного предложения «разрывает» единство претерито-презентного глагола magan и фазового «начинать» и тем самым ставит определенный акцент на фразу, следующую за частицей. В придаточном частица выделяет коммуникативно важное gazi. Хотя в то же время nu... nu можно рассматривать здесь и как особый способ дополнительного связывания частей предложений между собой, опирающийся в определенной степени на темпоральную семантику nu и подчеркивающий одновременность описываемых в предложении действий [8, с. 52-53]. Например:
War mugun wir nu bigi'nnan, / mit koufu brot giwinnan, // thaz ther li'ut gisazi / uns er
hiar nu gazi? (O., III, 6, 17-18: 109)
Где можем мы начать покупку хлеба, чтобы людей, сидящих здесь, нам насытить?
Наблюдения за использованием модальных слов и частиц в тексте Отфрида позволяют сделать вывод об их функциональном сходстве.
Древнесаксонская поэма «Хелианд» в жанрово-типологическом плане относится к эпическим произведениям и представляет собой, по словам Э. Виндиша, «законченный художественный эпос» [9, S.45]. Диалектально текст не принадлежит к древневерхненемецкому ареалу, но схож тематически и по жанру с проанализированными выше памятниками.
Тенденции в употреблении языковых средств для выражения значения вопроситель-ности схожи с теми, что наблюдаются в других памятниках. Текст иллюстрирует сложные комбинации средств интеррогативности, которые помогают конкретизировать модальные оттенки вопроса. В приводимом ниже фрагменте (из диалога женщины-сама-рянки с Христом у колодца) употреблены отрицательная частица ni и эпистемический модальный компонент te uuarun (‘по правде’) при verbum dicendi seggian (‘говорить’). Значение интеррогативности выражено особой синтаксической структурой предложения:
ni sagde ik thi te uuarun er... (Hel., XLVIIII, 4085-4089, 142)
Не говорил (ли) Я тебе этого ранее?
Трем евангелическим текстам «противопоставлен» один из наиболее хорошо сохранившихся памятников конца древневерхненемецкого периода — текст трактата Боэция «Утешение философией» в переводе Ноткера (Anicius Manlius Severinus Boetius «De consolatione philosophiae»). Всего в тексте выявлено 512 древневерхненемецких вопросно-ответных единств. В 25 примерах (4,8%) употреблена частица ne... na (ne... nu
na). Анализ контекстов позволяет предполагать, что функционально ne... na близка
восточно-франкской eno ni. Частица составляет своего рода рамку предложения. Ne открывает структуру в контаминированной форме со спрягаемым глаголом, а na занимает последнюю, коммуникативно нагруженную позицию, как, например, в следующем предложении:
Nestuondin uui'r in di'semo strite dero ratione bi na? (N., V, 30, 12-13, 345)
Не на стороне ли разума [а не чувств] находимся мы в этом споре?
В формировании модального плана вопросительного высказывания в тексте трактата принимают участие и модальные компоненты эпистемической семантики, но такие контексты единичны.
Приведенный выше краткий анализ способов формирования модального аспекта вопросительного по форме предложения в памятниках древне(верхне)немецкого периода иллюстрирует богатые возможности функционирования в них модальных слов и
частиц. Каждый памятник обладает, однако, особенностями, связанными с диалектальной принадлежностью текстов, временем их создания, формой построения и жанровотипологическими характеристиками.
Принятые сокращения
T. — Tatian. Lateinisch und Althochdeutsch / Hrsg. von E. Sievers. Paderborn, 1872.
O. — Otfrids Evangelienbuch: 6. Aufl. / Hrsg. von Oskar Erdmann. Tubingen, 1973.
Hel. — Heliand und Genesis / Hrsg. von O. Behaghel. 4. Aufl. Halle (Saale), 1933.
N. — Die Schriften Notkers und seiner Schule: In 3 Bd. Bd I. Schriften philosopischen Inhalts / Hrsg. von P. Piper. Freiburg I. B. und Tubingen, 1882.
Литература
1. Алисова Т. Б. Дополнительные отношения модуса и диктума // Вопросы языкознания. 1971. №1.
2. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М., 1998.
3. Гак В. Г. О категориях модуса предложения // Предложение и текст в семантическом аспекте: Межвуз. сб. науч. трудов; отв. ред. И. П. Сусов. Калинин, 1978. С. 19-26.
4. Нефедов С. Т. Грамматика модальных компонентов: диахронический аспект: Дис. ... д-ра филол. наук. СПб., 2008.
5. Нефедов С. Т. Коммуникативная модальность и эпистемические модальные компоненты в немецком языке (синхрония и диахрония). СПб., 2007. 201 с.
6. Адмони В. Г. Исторический синтаксис немецкого языка. М., 1963.
7. Grimm J. Deutsche Grammatik: In 4 Bd. Bd III. Gottingen, 1831.
8. Эйхбаум Г. Н. Развитие союзного сочинения предложений в немецком языке: Дис. . . . канд. филол. наук. Л., 1953.
9. Windisch E. Der Heliand und seine Quellen. Leipzig, 1868.
Статья поступила в редакцию 20 июля 2010 г.
