CC BY
84
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2011. № 1
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
МНОГОМЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК:
СУЩНОСТЬ И МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ
Философская антропология: человек многомерный / Под ред. проф. С.А. Лебедева. М.: Юнити-Дана, 2010. — 351 с.; Лебедев С.А., Лазарев Ф.В. Многомерный человек: онтология и методология исследования. М.: Издательство Московского университета, 2010. — 96 с.
Еще в 1928 г. Макс Шелер в своей книге «Положение человека в Космосе» выдвинул грандиозный проект создания интегральной науки о человеке, обозначив тем самым начало антропологического поворота философской мысли к человеку как к ключевой проблеме современности. С тех пор минуло почти столетие, и сейчас «антропологический ренессанс» близится к своему апогею. Наряду с классическими (философской, культурной и религиозной) появилось много иных «антропологий» (социальная, политическая, психоаналитическая, экономическая, юридическая и т.д.), число которых, перевалив за десяток, в ближайшие годы, наверное, будет расти1.
Разумеется, появление множества «отраслевых», а точнее, прикладных антропологий обнадеживает, так как вне зависимости от претензий авторов на формирование новых направлений в сфере гуманитарного знания и торопливых попыток застолбить свою «исследовательскую делянку», процесс «антропологизации» социальных наук неизбежно сопровождается расширением их предметной области, а значит, и увеличением суммы знания. Настораживает другое: прирост собственно антропологического знания во всех этих попытках минимален, ибо прикладные антропологии, как правило, ориентируются на решение центральной эпистемологической задачи всех социальных наук — пытаются средствами теоретического исследования выразить «индивидуально-субъективную» составляющую социальных явлений и процессов.
Поскольку именно люди являются творцами и действующими «лицами» политики, культуры, права, экономики, т.е. всех сфер общественного бытия, а в соответствующих исследованиях этих областей социальной реальности именно «человеческий» аспект
1 В частности, уже второе десятилетие продолжается обсуждение возможности конституирования такой «экзотической» формы знания, каковой, является, например, «поэтическая» антропология [см.: В.П. Зинченко, 1994, № 6; Г. Шевердян, 1996, № 2].
всех типов социального творчества традиционно «выносится за скобки», постольку стремление «антропологизировать» дисциплины социокультурного цикла вполне понятно. Вполне понятен и другой замысел построения прикладной антропологии: использовать теоретико-методологический, категориальный аппарат одной из наук для решения некоторых антропологических проблем. И в том, и в другом случае, разумеется, не обходится без издержек. Наиболее распространенные — дефицит критической рефлексии над методологическими и парадигмальными основаниями прикладных антропологических исследований и, в конечном счете, утрата человека как целого вследствие аспектного характера его изучения.
В отечественной науке преодолеть этот недостаток пытались И.Т. Фролов и его последователи из Института человека РАН, выдвинувшие в начале 1990-х гг. идею создания комплексной науки о человеке, способной объединить достижения многих дисциплин в единый теоретический комплекс2. Эта идея до сих пор не реализована и, пожалуй, так и не будет осуществлена из-за принципиальной несовместимости категориального аппарата многих научных дисциплин, зато очень продуктивной оказалась гипотеза о многомерной природе и многоуровневой сущности человека, всесторонним обоснованием и развитием которой в последние годы занимаются коллективы исследователей под руководством профессора МГУ имени М.В. Ломоносова С.А. Лебедева. Одним из заметных явлений в научном мире стал выход за последние пять лет двух учебников и одной монографии по философской антропологии этих коллективов под общей редакцией С.А. Лебедева: «Философская антропология» (М., 2005), «Философская антропология: человек многомерный» (М., 2010) и монография С.А. Лебедева и Ф.В. Лазарева «Многомерный человек: онтология и методология исследования» (М., 2010). О двух последних книгах и пойдет речь в данной рецензии.
Прежде всего необходимо отметить, что обе книги своим полемическим задором направлены против любых редукционистских и одномерных представлений о природе и сущности человека. Согласно предложенной авторами концепции, в онтологической структуре человека можно выделить по крайней мере шесть качественно различных и несводимых друг к другу уровней: космический, биологический, социальный, культурный, экзистенциальный и духовный. Разумеется, все эти уровни в человеке взаимосвязаны, образуя единое целое. В первой главе «Философской антропологии» сформулирована (на основе сильной версии антропного принципа и ценностной природы человека) весьма неожиданная и достаточно смелая гипотеза о том, что «мир универсальных ценностей был изначально присущ Вселенной, хотя сначала только
2 Подробнее об этом проекте см.: [В. Борзенков, Ю. Гранин, Б. Юдин, 1997, № 12, с. 33—43].
в качестве потенциального бытия, имевшего, как оказалось, функцию фундаментального аттрактора, направлявшего всю ее эволюцию. Более того, можно предположить в полном соответствии с подавляющим большинством мифологических, религиозных и философских концепций, что с самого начала возникновения Вселенной в ней имел место (сформировался) не один фундаментальный ценностный аттрактор, а два противоположных друг другу ценностных мира, один из которых состоял из множества положительных фундаментальных ценностей (Бытие, Сотрудничество, Гармония, Порядок, Закон, Мера, Справедливость, Прогресс, Благо, Разум и др.), а другой — из множества противоположных отрицательных ценностей (Смерть, Соперничество...)» (с. 22—23).
Столь же плодотворной и глубокой следует признать и саму идею многомерной сущности человека. Дело в том, что ни одно из предложенных одномерных определений человека (человек разумный, человек политический, человек экономический, человек играющий, любящий и т.д.) действительно не в состоянии полностью выразить его сущность. При этом, как справедливо подчеркивают авторы, «многомерная сущность человека не может быть представлена только каким-то одним уровнем его бытия, например, социальным, и определяться как совокупность всех существующих общественных отношений (экономических, политических, правовых, идеологических и т.д.), как это имело место в марксистском понимании сущности человека. <...> Дело в том, что сущность человека не просто многомерна, а и многоуровнева, отражая сущностные черты не только социального бытия человека, но и всех остальных пяти уровней его существования» (с. 27—28), о которых говорилось выше.
В соответствии с принципами единства сущности и существования (бытия) человека, полиструктурности, многомерности и многоуровневости природы человека выстраиваются все главы учебника «Философская антропология». Наиболее теоретически фундированными, последовательными и содержательными являются главы «Человек как субъект культуры» (докт. филос. наук И.А. Бирич), «Человек обучающийся» (чл.-корр. РАО, докт. филос. наук М.А. Лукацкий), «Человек политический» (докт. полит. наук В.М. Капицын), «Человек моральный» (канд. филос. наук В.А. Ру-бочкин), «Человек эстетический» (докт. филос. наук О.А. Крив-цун) и «Человек любящий» (докт. филос. наук В.Ф. Шаповалов). Так, в частности, в главе «Человек обучающийся» помимо великолепного изложения истории образования, содержания концепций образования ХХ столетия дан крайне интересный критический анализ «философии упразднения образования» (И. Иллича, П. Фрей-ре), постмодернистских воззрений в теории и практике образования, а в главе «Человек любящий» прослежены различные трансформации любви как особого и важнейшего модуса человеческого бытия.
8 ВМУ, философия, № 1
113
Не менее интересной, но вместе с тем требующей и серьезного критического обсуждения, является довольно значительная по объему глава «Человек в юридической антропологии (с. 137—181), написанная докт. юрид. наук И.А. Исаевым. В ней автор, опираясь на исследования Ж. Батая, В. Беньямина, Б. Бодрийяра, Р. Жирара, Ю. Кристевой, Р. Кайуа, П. Рикера, М. Фуко, других представителей постструктурализма и постмодернизма, предпринимает попытку изучения «Рождения права из духа трагического» (с. 137—145), «Трагических аффектов в структуре права» (с.145—151), связи процедур правосудия с «законом жертвоприношения» (с. 152—161), взаимосвязи поэтики, политики и права (с.162—168), исследования становления теории и практики наказания в Новое время и в эпоху Просвещения, облеченных в форму «юридизации насилия» (с. 169—179), и др. В соответствии с онтологией и методологий постмодернизма, интерпретирующего историю человечества в качестве «текста», нагруженного культурными архетипами, которые необходимо извлечь («археология знания» М. Фуко), становление правового сознания человека излагается в учебнике как цепь исторических трансформаций неустранимой антиномии «свободы» и «закона». Первоначально это противоречие между ними было воплощено в древнегреческих мистериях и трагедиях Эсхила и Софокла (этап архаики), а позже — в трагедиях и барочной драме Нового времени и Просвещения, где представлен «эдипов комплекс властвования». В его основе лежит уже противоречие между идеалом «справедливой власти» и «нелегитимности (неистинности) суверена». По мнению Исаева, с которым трудно согласиться, именно формами разрешения этого противоречия и явились теории общественного договора и народного суверенитета. Столь же некритическим представляется заимствование у Фуко концепции, согласно которой воплощение этих тенденций в политической практике привело не к какому-либо увеличению степени свободы индивидов, а лишь к изменению техник дисциплинарной власти и насилия, к их рационализации, в основании которых лежит все то же архаическое — жертвоприношение и месть. «За рационально оформленными и идеологически выдержанными техниками дисциплинарного властвования, — читаем в книге, — по-прежнему проглядывает иррациональный аффект мстительности — любое сопротивление должно быть подавлено. Да и сама современная система наказания кажется более рациональной лишь потому, что более соответствует этому архаическому принципу мести. Вместо того чтобы всеми силами мешать мести, ослаблять ее... судебная система ее только рационализирует. Такая рационализированная месть отнюдь не предполагает установления более глубокой связи с обществом. Напротив, она основана как раз на суверенной самостоятельности самой судебной власти» (с. 177).
Хотя подобная теоретическая позиция имеет право на существование, однако она слишком уязвима для критики как в силу своего слишком абстрактно-спекулятивного характера, так и по причине своей явной методической и фактической недоработан-ности. Например, в тексте главы отсутствуют определения ключевых понятий, а потому автор часто не различает, как это принято в философии права, «право» (как особую сущность) и «закон» (как явление права, как официально-властное установление). «Закон» в тексте неявно редуцируется к установленной «норме», но норме не юридической, а иной — «сакральной», «этической» и др. Именно из этой редукции и вырастает, как мне представляется, неоправданная дедукция «права» из «духа трагического», ведь законы как юридическое явление (например, законы Солона) уже существовали в Древней Греции во времена Эсхила. Право вообще, видимо, неправомерно выводить из художественного мироощущения и обычаев, поскольку его появление связано с рационализацией идей «воздаяния», «справедливости» и «равенства», хотя осмысление этих идей, конечно, осуществлялось в мифологии, эпосе и древней литературе многих народов, а не только в этносах античного периода европейской цивилизации.
Одной из центральных проблем философской антропологии, безусловно, является вопрос о методологии исследования многомерного человека. Можно ли рационально выразить эту многомерность, соединить в единой конфигурации своеобразие его (человека) ипостасей и разнообразие проявлений сущности? Попытка дать ответ на этот вопрос содержится в монографии С.А. Лебедева и Ф.В. Лазарева «Многомерный человек: онтология и методология исследования». В ней анализируются различные типы дискурсов о человеке, разрабатывается понятие «метаантропологии» и предлагается использовать интервальный подход в качестве методологии исследования такой многомерной и многоуровневой сущности, как человек.
В рамках интервального учения, отмечается в книге, человек изначально рассматривается как многомерный, многоуровневый феномен. Поэтому ни одна отдельно взятая философская или иная концепция («модель») человека не может быть признана в качестве универсальной. Различные концепции и модели человека, считают авторы, необходимо принимать во внимание лишь в качестве фрагментов единого проблемного поля — «сложно иерар-хизированной "голографической" модели, в которой каждый интервал рассмотрения претендует на свою, хотя и ограниченную, но "законченную в себе" истину о человеке» (с. 52). С точки зрения авторов, «интервальный подход означает, что мы от одноплоскост-ного, рассудочного мышления переходим к многомерному мышлению разума», обладающего способностью взглянуть на свою когнитивную деятельность «со стороны», подвергнуть ее анализу,
вскрыть ее ограниченность и антиномичность, найти «правила состыковки одного мыслительного подпространства с другим» (с. 52).
Переход к многомерному мышлению разума предполагает, по мнению авторов, использование, как минимум, трех методологических принципов: 1. интервализации (контекстуализации) — «задания «оптики» рассмотрения объекта с точки зрения конкретной исследовательской задачи с помощью специально подобранной системы абстракций»; 2. концептуальной развертки — «отображения одного и того же исходного объекта в разных мыслительных плоскостях и нахождение для него множества интервалов абстракции»; и 3. концептуальной сборки — «представления объекта в многомерном когнитивном пространстве путем установления логических связей и переходов между разными интервалами, образующими единую смысловую конфигурацию» (с. 52—53).
Может создаться впечатление, что интервальная методология приводит к оправданию всех точек зрения на человека как имеющих равное право на истину. Однако это не так. Авторы постоянно подчеркивают, что, во-первых, любая концепция человека справедлива лишь в узких границах применимости исходных абстракций, а во-вторых, что между полученными в разных концепциях «картинами человека» должна быть установлена логическая взаимосвязь и соподчиненность. Только тогда они получают свое теоретическое оправдание. Таким образом, методология интервального подхода в исследовании человека изначально нацелена на выявление и синтез всего ценного, что имеется в различных версиях интерпретации природы и сущности человека. Разработка специального методологического инструментария исследования человека представляется одной из весьма важных и, к сожалению, явно недостаточно разработанных тем в современной философской антропологии. В этом плане попытка авторов сформулировать в явном виде одну из версий такой методологии может только приветствоваться, хотя, несомненно, это только начало пути.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Борзенков В., Гранин Ю, Юдин Б. К «центру человеческой души» // Свободная мысль. 1997. № 12.
Зинченко В.П. Как возможна поэтическая антропология? // Человек. 1994. № 6.
Шевердян Г. Поэтическая антропология: попытка укрепления ростка // Человек. 1996. № 2.
Ю.Д. Гранин*
* Гранин Юрий Дмитриевич — доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института философии РАН, тел.: (8) 903-132-44-04; e-mail: maily-granin@ mail.ru
