CC BY
131
ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
2011 История Выпуск 3 (17)
СОВЕТСКОЕ ОБЩЕСТВО: СОЦИАЛЬНЫЕ ГРУППЫ И ПРАКТИКИ
УДК 94(47)
МИССИЯ ВЫПОЛНИМА? АМЕРИКАНСКАЯ ФИЛАНТРОПИЯ ПРОТИВ ПЕРВОГО СОВЕТСКОГО ГОЛОДА (К 90-ЛЕТИЮ НАЧАЛА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ АМЕРИКАНСКОЙ А ДМИНИСТРАЦИИ ПОМОЩИ НА УРАЛЕ, 1921-1923 ГОДЫ)
Ю. Ю. Хмелевская
Рассматриваются различные аспекты опыта работы Американской администрации помощи в голодающих регионах России и Урала в частности. Исследуя методы работы и особенности восприятия этой организации властями и населением, ее намерения и итоги деятельности, способы адаптации к местным условиям, автор предлагает отказаться от политизированного подхода к этим вопросам и взглянуть на них с точки зрения социального конструирования и культурной истории.
Ключевые слова: голод 1921-1923 гг., иностранная филантропия, Американская администрация помощи, восприятие, раннесоветское общество, образ США, память, политика памяти.
Для дореволюционной России голод был явлением обычным: неурожайные годы повторялись с интервалом в 5-7 лет, но причиной их, как правило, становились природные факторы. В
1920-е гг. к природным катаклизмам добавились последствия политических потрясений - хозяйственное перенапряжение времен Первой мировой войны, разруха революционных лет и Гражданской войны и реквизиционная политика военного коммунизма. До определенного момента советское правительство делало вид, что ситуация под контролем, но с крахом надежд на урожай 1921 г. стало очевидно, что на обширную территорию от Урала до Черного моря надвигается массовый голод и без внешней помощи не обойтись.
С подачи Ленина Максим Горький, как нейтральное лицо и писатель с мировой известностью, опубликовал в западной прессе обращение «Ко всем честным людям мира!», после чего на территорию России в первый и последний раз в советской истории были допущены разнообразные филантропические организации - Нансеновский комитет, международный Красный Крест, разнообразные религиозные миссии, Еврейский распределительный комитет (Джойнт), Межрабпом и др. Но ни одна из них не могла сравниться по своему статусу, степени организованности, размаху поставок, количеству получателей помощи и вовлеченного в работу персонала с Американской администрацией помощи (American Relief Administration, ARA). Эта организация была создана в 1919 г. для реализации гуманитарных программ по предоставлению дополнительного питания детям, снабжению закрытых учреждений, материальной помощи жертвам войны, интеллигенции и студенчеству в Центральной, Восточной и Юго-восточной Европе, и в сферу ее деятельности до начала операций в России попали 22 страны. Официально она считалась неправительственной, но возглавлял ее министр торговли США, будущий президент Г. Гувер, прославившийся за годы Первой мировой войны целым рядом успешных гуманитарных акций [Surface, Bland, 1931]
Нескрываемый антикоммунизм шефа АРА сразу же поставил миссию этой организации в коммунистической России в политическую плоскость, что вынуждало американскую сторону постоянно доказывать свою аполитичность, а советскую - проявлять бдительность. Советско-американскому сотрудничеству в годы Второй мировой войны при всей противоречивой оценке ленд-лиза и роли Второго фронта в этом отношении повезло гораздо больше - здесь помощь США вписывалась в рамки борьбы с общим врагом. Однако деятельность Американской администрации помощи, осуществившей в 1921-1923 гг. в голодающих районах официально не признанной Соединенными Штатами Советской России одну из самых масштабных гуманитарных акций ХХ в., в политические рамки не умещается. Операции этой организации в стране большевиков сопровожда-
© Ю. Ю. Хмелевская, 2011
лись компромиссами и конфликтами, непониманием и курьезами, прагматизмом и искренним человеческим сочувствием, подозрительностью и настоящим сотрудничеством. В определенной степени это было «узнаванием» друг друга, начавшимся задолго до официальных дипломатических отношений между СССР и США, установленных только в 1933 г.
Соглашение, подписанное между РСФСР и АРА 20 августа 1921 г. в Риге, представляло собой стандартный договор, аналогичный тем, которые ранее были заключены с другими европейскими странами, получавшими от США гуманитарную помощь в 1919-1920 гг. Американская сторона обязывалась бесплатно доставлять продовольствие и медикаменты в российские порты, после чего все транспортные, административные и прочие расходы по его распределению внутри России, за исключением жалования американских сотрудников, ложились на советскую сторону [Fisher, 1927, р. 507-510; Документы..., 1960, с. 281-286]. В отличие от Комитета Нансена и некоторых других миссий, которые готовы были просто передавать продовольствие советским правительственным органам, американцы настаивали на создании независимого от советского правительства аппарата распределения помощи, по-видимому, помня предыдущий опыт американской благотворительности в России. Во время сильнейшего голода 1892 г. в Российскую империю на нескольких кораблях, бесплатно предоставленных американскими пароходными компаниями, были отправлены 15 тысяч тонн зерна и продовольствия, собранных различными инициативными группами по подписке [beeves, 1917; Robbins, 1975]. Однако вследствие коррумпированности и нерасторопности российских чиновников значительная часть этого груза тогда так и не дошла до голодающего Поволжья, а была перепродана или сгнила на складах в балтийских портах. Коммунисты тоже не внушали американцам и Гуверу доверия. После долгих переговоров большевистские лидеры все же согласились на американские условия, фактически позволив АРА почти автономную деятельность внутри страны, и уже 1 сентября 1921 г. первый пароход с американским продовольствием прибыл в Петроград, а через неделю открылась первая столовая.
Янки на Урале: «покорение» новой территории
Среди «дистриктов», на которые АРА поделила голодающие регионы России, Уральско-Уфимский округ, созданный в ноябре 1921 г., являлся одним из самых больших по площади, самых удаленных от морских портов и наиболее пострадавших от гуманитарной катастрофы 1920-х гг. Первоначально он включал территорию Башкирской Республики и Уфимской губернии, к которой впоследствии были присоединены Челябинская и частично Екатеринбургская, Кустанайская и Пермская губернии.
Согласно Рижскому договору между Американской администрацией помощи и РСФСР работники АРА должны были воздерживаться от какой-либо политической активности и заниматься только гуманитарными программами. Но как только первые представители миссии прибыли на места, стало очевидным, что в Советской России 1920-х гг. политика была повсюду. Способы общения, манера поведения, не говоря уже о принципах распределения продовольствия, найма персонала и организации работы - все так или иначе оказывалось связанным с политикой или воспринималось местными властями сквозь политическую призму. Кроме того, в регионах сотрудники АРА должны были работать с местными партийными лидерами и должностными лицами, чей уровень образования зачастую был чрезвычайно низким, а представления о международных отношениях и политике - гораздо более радикальными, чем у их московского начальства. Медленно оправляясь от Гражданской войны и военного коммунизма, они весьма подозрительно относились даже к тем, кто прибыл оказывать помощь, тем более что источниками этой помощи были иностранные организации, ассоциирующиеся с уже знакомыми им «врагами» - интервентами.
Присутствие иностранной организации в регионе, с которым с давних времен связывались представления о природных богатствах, военно-промышленном комплексе и возможности выгодных концессий, вызывало опасения у советского руководства, подозревавшего АРА в контрреволюционной деятельности. Уральский регион и, в частности, Пермская и Екатеринбургская губернии были объявлены «нежелательными для работы АРА»1, поэтому прибывавшие туда граждане США находились под «зорким, но вежливым глазом ГПУ», о чем первые прекрасно знали, а последние немало гордятся этим до сих пор [Макаров, Христофоров, 2006а, с. 79-85; 2006б, с. 230243; Хмелевская, 2009, с. 274]. Помимо многонационального состава населения Урал был известен мощным повстанческим движением, развернувшимся спустя полтора года после установления со-
ветской власти и с немалыми трудностями подавленным в начале 1921 г. [Нарский, 2001, с. 45-51, 313-327]. Имплицитно негативное отношение посланцев буржуазной Америки к коммунистам и тот факт, что большинство руководящего персонала АРА было укомплектовано офицерами американской армии, имевшими опыт активной военной службы в Европе во время Первой мировой войны [Patenaude, 2002, p. 60-64; Хмелевская, 2007, с. 560-561], еще более усиливали эту подозрительность, тем более что американские сотрудники действительно занимались сбором разнообразной информации - иного трудно было ожидать от масштабной организации, которая действовала в изолированной от остального мира стране. К тому же бизнес-методы АРА требовали количественных данных, получить которые в сколько-нибудь надежном виде от местных властей оказалось невозможным. Американцы живо интересовались политическим, национальным и религиозным положением в своем дистрикте, уделяя особое внимание отношениям между центром, губерниями и национальными образованиями, находившимися на этой территории, но не позволяя использовать АРА как посредника в сепаратистских устремлениях. Поэтому, несмотря на то что органы ВЧК-ОГПУ нередко сообщали о случаях воровства, злоупотреблений и антисоветской агитации со стороны местных работников, нанятых АРА, было бы ошибочным увязывать эти действия с прямой «шпионской» и подрывной деятельностью США на Урале. Напротив, фактически контролируя большую часть продовольствия и действуя независимо от местных правительств, АРА выступила одним из факторов стабилизации в регионе с чрезвычайно сложной политической обстановкой. «Франция 1918 г., по сравнению с нашей нынешней работой, была просто летним курортом», - писал в одном из своих отчетов 1922 г. полковник Белл, утверждая далее, что «местные дипломатические хитросплетения заставляют Версальскую конференцию выглядеть благовоспитанной частной школой»2. Усилия же по выяснению состава населения, товарного спроса, колебаний цен, состояния промышленности и степени разработанности полезных ископаемых могут быть квалифицированы именно как легальная экономическая разведка, выводы которой, кстати сказать, оказались неутешительными и заставили американцев относиться к перспективе торговли с Советской Россией весьма скептически3.
По многим параметрам Уфимско-Уральский дистрикт АРА стал «образцовым», здесь отношения Американской администрации помощи с местными властями сложились гораздо лучше, чем на любой другой территории, снабжаемой этой организацией. Возможно, одной из причин был дореволюционный опыт Г. Гувера - в 1908 и 1913 гг. будущий американский министр торговли и 31й президент успешно работал в горнозаводской зоне, в Кыштыме, по своей основной специальности горного инженера, организовав с английскими партнерами процветающую корпорацию «Кы-штымская медь» [Hoover, 1951, p. 104-106]. Советские органы знали, что о многих вещах, происходящих в этом регионе, ему сообщалось лично. «Быстрота и точность работы сов[етских] органов, соприкасающихся с АРА, имеет большое значение для РСФСР, т.к. АРА обо всем информирует Американское правительство, а Уфимская К[онто]ра имеет даже непосредственное сношение с Гувером, и та информация, которую они дают, видимо, обо всем, для нас далеко не безразлична...», -напоминал председателю Уфимского губисполкома уполномоченный РСФСР по работе с заграничными организациями помощи в феврале 1922 г.4 Большевистские же лидеры 1920-х гг., лихорадочно искавшие выход из состояния экономического кризиса, старались завоевать расположение американского министра торговли. Известно, что, несмотря на подчеркнуто негативное отношение Гувера к «красным», на неформальном уровне рассматривался не только вопрос о концессиях, но и возможность его приглашения в качестве экономического консультанта [Ленин, 1922, с. 312; Patenaude, 1996, p. 77-99; Engerman, 1997, p. 836-847].
Еще одним фактором толерантности советских властей к уфимским американцам являлось действительно отчаянное положение региона. Местное руководство не располагало практически никакими ресурсами, а перед бедствиями зимы 1921-1922 гг., свидетелями которых оказались представители американской миссии на территории Урала, померк даже растиражированный западной прессой образ голодающего Поволжья. Первоначально АРА намеревалась организовать дополнительное питание только для наиболее нуждающихся детей и пациентов больниц. Но уже первые инспекционные поездки по региону показали, что на некоторых территориях невозможно выделить «более нуждающихся» и «менее нуждающихся», поскольку голодало все население поголовно, а Башкирская республика и Челябинская губерния, как правило, фигурировали среди районов с наихудшей ситуацией. После одной из таких поездок в январе 1922 г. У. Келли, помощник
окружного управляющего АРА, отметил: «Здесь мы увидели такое, что остается только скрипеть зубами, когда умники из Москвы заявляют, что в Поволжье голод хуже, чем в более восточных территориях»5. Употребление всевозможных суррогатов, преступность и суицид на почве голода, ужасные явления трупоедства и каннибализма приобрели здесь угрожающий размах [Василевский, 1922, с. 3-22; Непеин, Боже, 1994, с. 23-29; Нарский, 2001, с. 553-559; Хмелевская, 2010, с. 50-53]. Эти обстоятельства заставили американцев переменить планы и развернуть организацию массового питания и для взрослого населения - программа выдачи «кукурузных рационов» была начата на Урале в марте 1922 г.
Не в последнюю очередь успехи Уральско-Уфимской АРА объяснялись личными организаторскими и коммуникативными качествами ее окружного супервайзора Уолтера Линкольна Белла, полковника Национальной гвардии США, который тогда был известен всему региону как «полковник Белл». Не зная русского языка, будучи намного старше большинства своих коллег и не обладая железным здоровьем, Белл стал единственным из всех американских управляющих, бессменно пробывшим в этой должности в одном и том же округе на протяжении всего срока. Одному из немногих ему удалось завоевать уважение не только местного населения, но и советских властей и удостоиться разнообразных почестей - почетного членства в городских советах нескольких уральских городов и различных местных профессиональных организациях, не говоря уже о многочисленных подарках и знаках уважения от реципиентов помощи, доходящих порой до курьезов. А во внутренней коммуникации АРА У. Белл получил шутливое прозвище «идол башкир» (the idol of the Bashkirs)6 [Duranty, 1934, р. 32-36]
В рукописных пометках на полях внутреннего отчета Полномочного представителя РСФСР при всех заграничных организациях помощи голодающим, подводящего общие итоги деятельности АРА, американский полковник был отмечен как «один из самых лучших», «наиболее гибких», который нередко «действовал вопреки инструкциям АРА», «снабжал уральских рабочих» и «кормил безработных»7. Таким образом, репутация АРА не вполне соответствовала насаждавшимся сверху односторонне-классовым стереотипам и вызывала замешательство у самих советских чиновников, правда, признавали они это только в конфиденциальной переписке. Так, в своей характеристике деятельности АРА в Екатеринбургской губернии исполняющая обязанности местного уполномоченного по работе с загранорганизациями Р. Виленкина, с характерной классовой риторикой клеймя карьеризм, корыстолюбие и «развратный образ жизни» американцев, которые, по ее мнению, собирали вокруг себя «проституцию и контрреволюцию», в отношении У. Белла все же была вынуждена признать: «Держит себя прекрасно, не знаю, как и думать, официально знает все, что только потребуется советским властям, часто отступал от Рижского договора в пользу РСФСР., временами даже проявлял максимум внимания к интересам голодающих. Это единственная светлая личность среди американцев, поскольку вообще можно говорить об их светлости, который не вызывает во мне бешеной злости как все остальные»8.
Помощь как бизнес: американская концепция и местные вариации
Помимо масштабов принципиальным отличием АРА от «традиционных» благотворительных организаций, которые зачастую за неимением систематических поставок и фондов ограничивались оказанием разовой и практически бесконтрольной помощи, было то, что вместо миссионерской филантропии она осуществляла в Советской России своего рода квазигосударственную программу, основным компонентом которой была не столько гуманитарная активность сама по себе, сколько эффективная логистика, налаживание функционального устойчивого механизма с привлечением мотивационных факторов, апелляцией к самостоятельным усилиям местных властей и гражданской инициативе населения.
Для российской провинции 1920-х гг., пребывавшей в состоянии деморализации и социокультурного шока, АРА явилась первым массовым опытом знакомства с Америкой вообще и с «американизированными» методами работы в частности. Американцам же в свою очередь пришлось столкнуться с методами российскими в их раннесоветском варианте, которые при внешней жесткости и политизированности сочетались с фактической административной несогласованностью и потребительством, в которых компетенция и организация заменялись командным началом. Американские источники изобилуют описаниями разнообразных проблем, вставших на пути создания организации, которая должна была соответствовать канонам АРА, - от недостатка квалифи-
цированных кадров и разрушенной инфраструктуры до традиционных российских «болезней», многократно усиленных катастрофической повседневностью первых послереволюционных лет. Однако вопреки распространившемуся в других районах действия АРА мнению об «обструкционистском» поведении местных властей в отношении Урала американские оценки были явно более сдержанными: «Советские чиновники все как один были вежливы с американцами. Вспыльчивые коммунисты, выступая на партийных съездах, громили иностранную буржуазию, но в прямом общении я никогда не встречал ничего, кроме максимума корректности, на которую были способны их грубые натуры. Содействовало ли советское правительство АРА? Почти невозможно вынести однозначное суждение по этому вопросу. Конечно, из фактов можно извлечь убедительные доказательства для негативного ответа. И точно так же для положительного. В основном местные власти, с которыми мы работали, делали, что могли со своей стороны. И хотя очень часто они не справлялись, у меня никогда не было уверенности, что они сознательно саботировали нашу работу»9.
Местные условия заставили АРА скорректировать и методы работы, принесенные из европейского опыта, придав им более «военизированный» характер, уместный для чрезвычайной российской ситуации [Хмелевская, 2007, с. 561-573], и приспособив их к специфическим местным условиям. Отсутствие того, что в западной традиции было принято называть «гражданской инициативной», заставило американцев отказаться от идеи активного использования общественных комитетов содействия АРА (Российско-Американских комитетов помощи голодающим, РАКПД). С одной стороны, их создание вызывало сильное противодействие местных властей, поскольку согласно инструкции АРА наряду с представителями местных органов самоуправления в их состав должны были обязательно входить священники, учителя и местные врачи. С другой стороны, надежды на сознательность населения, особенно сельского, не оправдались. Если в городских центрах, где существовала прослойка «образованной публики» и сохранились рудименты близких к западным представлений об общественной справедливости, необходимости помощи слабым, то в деревнях участие в таких комитетах зачастую вело к семейственности, сведению личных счетов и т.д. Поэтому в отдаленных и наиболее пострадавших регионах, таких как Урал, АРА предпочитала работать не через РАКПД, а именно через свой собственный аппарат10.
Достаточно скоро американские сотрудники AРA в Уфе научились пользоваться «местными» способами ведения дел - они привыкли к бесконечным переговорам с представителями советских органов, поднаторели в «самоварной» и «водочной» дипломатии, научились лавировать между конкурирующими местными бюрократами и национальными группировками, давать взятки и пользоваться неформальными связями. Параллельно с формулами вежливости и исполнением местных ритуалов они активно пользовались своей фактической монополией снабжения как мотивационным фактором, чаще всего угрожая прекратить поставки, если то или иное требование AРA игнорировалось или выполнялось ненадлежащим образом.
Другими словами, если использовать формулу советского замнаркома иностранных дел Максима Литвинова: «хлеб - это оружие», они научились применять это «оружие» для оказания давления на власти и население, особенно в том, что касалось медицинских программ и санитарногигиенических мер. Так, заметив отсутствие видимых улучшений в системе лечебных учреждений и нередкие случаи реквизиции и перераспределения выданных поставок, АРА известила местные власти о том, что если что-либо из поставок, выданных начальником медицинского отдела АРА конкретной больнице, будет конфисковано, то впредь больше никаких выдач не будет. Такая система, как справедливо отмечал очевидец, быстро принесла результаты, но «вызывала раздражение властей, поскольку при отсутствии собственных медикаментов, им остается только разводить руками, в то время как главврачи бегут за всем необходимым к АРА»11. Одновременно с этим были повышены требования к санитарному состоянию столовых, больниц и детских домов - АРА стала снабжать в первую очередь те учреждения, которые своими силами приводили свои здания в соответствие со стандартами хотя бы элементарной гигиены12. После того как едва не потерпела крах американская программа вакцинации против холеры, оспы и брюшного тифа, угроза снятия с кукурузного пайка перевесила страх обывателей перед «дьявольским изобретением», или наложением «американского клейма», как представлялась эта мера в местных слухах. В результате пришлось даже привлекать милицию, чтобы предотвратить давку в медпунктах13.
Необычным для «благотворительной» миссии и предыдущего опыта Американской администрации помощи направлением деятельности стала организация общественных работ. Прямая эко-
номическая помощь и восстановительная деятельность в Советской России не предусматривалась Рижским договором, но в Уфимско-Уральском округе было найдено компромиссное решение, которое устраивало местные власти и в то же время вписывалось в официальную доктрину АРА. Согласно этой программе из трудоспособных беженцев и безработных были организованы отряды, которые приводили в порядок городское хозяйство. Участники таких «субботников» получали дневное разовое горячее питание из полевой кухни или сухой кукурузный паек из запасов АРА. Именно таким способом в Уфе, Челябинске, Златоусте и других уральских городах было отремонтировано немало школ и больниц, пешеходных мостов и дорог, расчищено улиц и скверов, а также достроено 50 верст узкоколейной железной дороги для подвоза леса к Белорецкому металлургическому заводу в Башкирии. В общей сложности на эти работы Уральско-Уфимское окружное управление АРА выделило 152 тыс. пудов продовольствия14. С долей иронии относя такой способ мобилизации трудовых ресурсов к известному принципу «кто не работает - тот не ест», американцы не без оснований считали этот опыт одним их первых примеров созидательной деятельности со времен Первой мировой войны и революции и придавали ему высокое моральное значение [Fisher, 1927, p. 292-293], а заслуги полковника Белла в осуществлении этой инициативы были даже отмечены в газете «Правда», выразившей благодарность «рабочих Урала» уфимскому окружному управляющему, который «помог восстановить и запустить два завода»15 [Правда. 1923. 1 июля; Patenaude, 2002, p. 531].
«Деловой» и мотивационный подход серьезно увеличивал маневренность АРА, специальный статус которой гарантировался Рижским соглашением, предостерегавшим Советы от чрезмерного вмешательства в ее дела. Будучи фактически независимой от большевистских властей в том, что касалось распределения поставок и найма местного персонала, в борьбе против голода 19211923 гг. Американской администрации помощи удалось преуспеть больше, чем другим подобным организациям, - даже в информсводках ГПУ признавалось, что в некоторых окрестностях AРA кормила в несколько раз больше голодающего населения, чем все остальные аналогичные организации вместе взятые [Советская деревня., 1998, с. 615, 623-624, 630, 662; Хмелевская, 2006, с. 316].
На пике активности АРА, в июле 1922 г., программа «детского питания» в столовых и «кукурузных пайков» для взрослых охватывала в целом до 10 млн. человек, в том числе в Уральско-Уфимском дистрикте через 3196 американских «питпунктов» и прямое распределение по детским домам, больницам и кухням для беженцев питание ежедневно получали до 495 тыс. детей и более 1,35 млн. взрослых16. Всего же за 22 месяца своей деятельности американские «агенты» ввезли в Советскую Россию около 33 млн. пудов продовольствия, лекарств и других предметов первой необходимости на сумму свыше 66 млн. долларов (более 800 млн. в современном исчислении), или 137 млн. золотых рублей по ценам 1923 г. [Итоги., 1923, с. 51-69; Fisher, 1927, p. 553-560]. Именно американские медицинские поставки позволили на территории, равной континентальной Европе, с населением в 80 млн., восстановить основы здравоохранения и провести массовую противоэпидемическую кампанию, в ходе которой только противотифозными и холерными вакцинами было привито около 9 млн. человек17. И, наконец, благодаря деятельности АРА, в составе которой работали профессиональные фотографы и операторы, осталось множество визуальных документов первого советского голода, впоследствии превращенных кинопублицистикой и пропагандой в узнаваемые символы всех советских голодных бедствий [Хмелевская, 2008, с. 47-268].
Восприятие, память и политика
Работа AРA продолжалась до середины 1923 г. - к этому времени крестьянские хозяйства оживились и острый голод был преодолен. За великодушие и помощь, оказанную Соединенными Штатами народу России, Гувер и руководимая им организация были удостоены официальной благодарности от советского правительства. Но несколько лет спустя это сотрудничество оказалось почти полностью забыто. После отъезда представителей Американской администрации помощи из Советского Союза политические лидеры обеих стран немало сделали, чтобы минимизировать эффект американских усилий по оказанию помощи. Несмотря на благоприятный в целом опыт АРА, американское правительство продолжило политику непризнания Советского Союза, а впоследствии позитивная оценка филантропических усилий Г. Гувера была вытеснена его неудачным президентством во время Великой депрессии. С советской же стороны была начата кампания, чтобы
предать «капиталистическую помощь» забвению, а память о ней поддерживалась только пропагандистской кампанией, которая преувеличивала подрывную деятельность AРA и продолжалась в течение нескольких десятилетий [Weissman, 1970, p. 411-421;Хмелевская, 2004, с. 431-452].
С одной стороны, фактический успех Американской администрации помощи, который в принципе мог бы стать основой для долговременного конструктивного сотрудничества, плохо вписывался в политико-идеологический контекст. Дискомфорт от «буржуазной помощи» большевистской России был слишком велик, в значительной степени именно поэтому заслуги АРА были препарированы в соответствии с пропагандистскими нуждами, преуменьшены или попросту подвергнуты умолчанию. Но «благодарная» память об американской организации оказалась недолговечной не только из-за целенаправленных усилий советской пропаганды. Во многом причина заключалась и в специфике социокультурной среды Советской России первых лет после Гражданской войны. Можно согласиться с мнением американского исследователя Б. Патенауда, что у АРА все же были политические цели, но реализоваться в России они должны были достаточно идеалистическим способом - посредством помощи голодающим, а не под ее прикрытием, поскольку для Гувера, как и для большинства западных политических лидеров, филантропия и была борьбой против коммунизма. У переставших голодать жителей должны были пробудиться «гражданские чувства», а на примере АРА они должны были осознать порочность и неэффективность большевистской системы [Patenaude, 2002, p. 34, 42-43]. Однако, как показало время, и советская сторона, опасавшаяся американского «контрреволюционного» влияния, и американская, даже если допустить наличие у нее таких планов, переоценили степень сознательности потенциальных реципиентов этой помощи и, в частности, их способности оценить и понять преимущества американского «примера».
Комплекс разнообразных документов, связанных с непосредственным пребыванием АРА на территории Советской России в 1921-1923 гг., свидетельствует о том, что восприятие этой организации тогда было отнюдь не однозначным как на официальном, так и на массовом уровне, варьировалось от восхищения и обожествления до подозрительности и безразличия. Размах операций и фактическая продовольственная монополия способствовали тому, что жители начинали смотреть на нее не просто как на организацию «кормильцев детей», а как на нечто большее, наделяя это «большее» собственными смыслами в зависимости от особенностей конкретной повседневной ситуации, политических и культурных предпочтений. Одни расценивали эту миссию как угрозу интервенции и «продажу» России иностранцам. Другие видели в ней божественное провидение и интерпретировали ее в квазирелигиозных категориях со всеми вытекающими отсюда метафорами и ритуалами [Хмелевская, 2004, с. 435-437]. Третьи склонны были усматривать в этой организации альтернативу еще не вполне укоренившимся «новым» порядкам и на этом основании противопоставлять ее советской власти - разнообразные местные «политические» толкования деятельности АРА недовольными большевиками элементами особенно подробно фиксировались в сводках ГПУ [Хмелевская, 2006, с. 300-301, 320-321].
Общеизвестно, что изучение особенностей перцептивных процессов, имевших место в прошлом, сопряжено со значительными трудностями методологического и источниковедческого порядка. Изменение взглядов российского общества на деятельность Американской администрации помощи в процессе перехода от «экстрима» к «нормальности» служит хорошим примером переосмысления действительности. В этой связи продуктивным представляется использование метода «социологии знания», который позволяет рассматривать действительность как социально конструируемый и культурно оформленный феномен [Бергер, Лукман, 1995].
Сами американцы, судя по их источникам, действительно верили, что они «американизируют» или «гуверизируют» Россию. Из российской же и в особенности из провинциальной перспективы эта «американизация» как с практической точки зрения, так и с культурной оказалась крайне поверхностной, поскольку затронула в основном «образованную» и урбанизированную публику. Черпая свои представления об Америке и американском из прессы, популярной литературы, синематографа или же личного опыта (эмиграция, путешествия или непосредственные контакты с американцами, работавшими в России), они выстраивали их в зависимости от собственной политической ангажированности. Однако большинство реципиентов продовольствия AFA составляли неграмотные крестьяне, которые не имели никаких референций по отношению к Америке и не были осведомлены ни об «американской демократии», ни об «американских империалистах».
Несмотря на разъяснительную работу, проводимую инструкторами AFA, едва ли можно
предположить возникновение у рядового населения устойчивых положительных или отрицательных ассоциаций, связанных с «американскими пайками» и собственно «Америкой», тем более что физическое, «невиртуальное» присутствие собственно американцев в различных подразделениях АРА в Советской России было слишком незначительным и опосредованным. Из 300 граждан США, перебывавших в составе Русского отдела АРА в 1921-1923 гг., большая часть работала в головном офисе в Москве. В региональных же округах, как правило, находилось не более 5-8 «настоящих» американцев, занимавшихся общим руководством и наблюдением, в то время как вся основная работа на местах и непосредственные контакты с населением осуществлялись персоналом, рекрутированным из местных жителей и работающим от имени американской организации. Значительная часть нанятых ею служащих была укомплектована выходцами из «бывших», беспартийных, интеллигенции и священнослужителей. Предпочтение АРА этих категорий, олицетворявших более привычные для западного взгляда цивилизующие начала по сравнению с новыми советскими инстанциями, было общеизвестно и не раз являлось предметом дискуссий с властями разного уровня. Таким образом, сложилась парадоксальная ситуация: «индустриальные» и «деловые» методы, преимущество которых намеревалась продемонстрировать Американская администрация помощи, и живой коммуникативный опыт населения российской провинции 20-х гг. ХХ в. оказались закодированными в архаичные референтные образы. С разворачиванием в Советской России нового культурно-социализационного проекта они постепенно теряли свой инструментальный потенциал и возможность воспроизведения в соответствующих практиках и впоследствии были вытеснены из коллективной памяти как на публичном, так и на неформальном уровне.
В отличие от европейских наций в начале ХХ в. американцы не относились к категории «исторических» противников, индоктринированных в массовое сознание еще в имперские времена. По мере того как через разнообразные каналы создавалась новая, «советизированная» референтная сетка «значимых других» образ Америки приобретал более выраженную политическую окраску, достигнув апогея в эпоху холодной войны. Именно оттуда в литературу и учебные курсы надолго перекочевала формула о том, что США одной рукой давали корку хлеба голодающим, а другой затягивали петлю на шее молодого советского государства. Став частью универсальной объяснительной и идентификационной схемы «героического периода» становления послереволюционной государственности, она продолжает оставаться востребованной и в условиях современного российского антиамериканизма. Однако даже сторонникам самых крайних конспирологических версий следовало бы иметь в виду, что любые действительные и приписываемые негативные «побочные эффекты» российской миссии АРА перекрываются размерами продовольственной и медицинской помощи, реально оказанной населению. С утилитарных позиций она не только не перевоспитала и не «разложила» раннесоветское общество, а, напротив, сработала как стабилизирующий фактор и, что еще более важно, спасла от голодной смерти значительную часть поколения, которому 20 лет спустя довелось защищать свою страну в Великой Отечественной войне.
Примечания
1 Доклады уполномоченных представителей при заграничных организациях // Г осударственный Архив Российской Федерации (далее - ГАРФ). Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 37. Л. 399.
2 Notes and reports // Hoover Institution Archive (Stanford University) (HIA). ARA Russian Unit Collection. Box. 132, f. 12.
3 Ibid., f. 1.
4 Дело У.Г.К.П.Г. Переписка по делам АРА // Центральный государственный архив Республики Башкортостан (далее - ЦГИА РБ). Ф. 101. Оп. 1. Д. 182. Л. 175 об.
5 Notes and reports..., f. 12.
6 Reports // HIA. ARA Russian Unit Collection. Box. 94, f. 13; Appreciation File // Ibid., Box. 529, f. 2.
7 Переписка с Американской администрацией помощи (АРА) о деятельности Российского общества Красного Креста на периферии // ГАРФ. Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 22. Л. 429.
8 Циркуляры ЦК Помгола и Полномочного представителя РСФСР // ГАРФ. Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 34. Л. 238 об.
9 Notes and reports ., f. 12.
10 Доклады уполномоченных представителей Башкирской Республики // ГАРФ. Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 26. Л. 82.
11 Reports // HIA. ARA Russian Unit Collection. Box. 133, f. 2.
12 Списки работников АРА, переписка с АРА, 2 января 1922 - 5 декабря 1922 // ЦГИА РБ. Ф. P-100. Оп. 1. Д. 65. Л. 186-187; Notes and reports., f. 4.
13 Anti-American propaganda // HIA. ARA Russian Unit Collection. Box. 6, f. 4; Notes and reports., f. 4.
14 Notes and reports., folders 12; Сведения о деятельности заграничных организаций // ГАРФ. Ф. Р-1065. Оп. 3. Д. 17. Л. 38.
15 Переписка с Американской администрацией помощи (АРА). Л. 429.
16 Сведения о деятельности заграничных. Л. 384.
17 Там же. Л. 390.
Библиографический список
Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995.
Василевский Л. М. Жуткая летопись голода. Самоубийства и антропофагия. Уфа, 1922.
Дело У.Г.К.П.Г. Переписка по делам АРА // ЦГИА РБ. Ф. 101. Оп. 1. Д. 182.
Доклады уполномоченных представителей Башкирской Республики // ГАРФ. Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 26.
Доклады уполномоченных представителей при заграничных организациях // ГАРФ. Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 37.
Документы внешней политики СССР. М., 1960. Т. 4.
Итоги Последгол. М., 1923.
Ленин В. И. Проект письма Герберту Кларку Гуверу 22 ноября 1922 г. / Ленин В. И. Полн. собр. соч. М., 1967. Т. 54.
Макаров В., Христофоров В. Гангстеры и филантропы. АРА под зорким наблюдением чекистов // Родина. 2006а. № 8.
Макаров В., Христофоров В. Новые данные о деятельности Американской администрации помощи (АРА) в России // Новая и Новейшая история. 2006б. № 5.
Нарский И. В. Жизнь в катастрофе. Будни населения Урала, 1917-1922. М., 2001.
Непеин И., Боже В. Жатва смерти. Голод в Челябинской губернии в 1921-1922. Челябинск, 1994. Переписка с Американской администрацией помощи (АРА) о деятельности Российского общества Красного Креста на периферии // ГАРФ. Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 22.
Сведения о деятельности заграничных организаций // ГАРФ. Ф. Р-1065. Оп. 3. Д. 17.
Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1922 гг. М., 1998. T. 1.
Соглашение между Правительством РСФСР и Американской Администрацией помощи // Документы внешней политики СССР. М., 1960. Т. 4.
Списки работников АРА, переписка с АРА, 2 января 1922 - 5 декабря 1922 // ЦГИА РБ. Ф. P-100. Оп. 1. Д. 65.
Усманов Н. В. Деятельность Американской администрации помощи в Башкирии во время голода
1921-1923 гг. Бирск, 2004.
Хмелевская Ю. Ю. «Как в завоеванной стране»: американский опыт Первой мировой войны в битве с голодом в Советской России (1921-1923) // Опыт мировых войн в истории России: сб. статей. Челябинск, 2007.
Хмелевская Ю. Ю. Американская помощь голодающим в Советской России в 1921-1923 гг.: забытая страница истории или идеологическая манипуляция? // Век памяти, память века: сб. статей. Челябинск, 2004.
Хмелевская Ю. Ю. Борьба с голодом 1921-1923 гг. на Урале: Американская «атака», местное сопротивление и взаимная адаптация // Soviet and Post-Soviet Review. 2006. № 2-3.
Хмелевская Ю. Ю. О некоторых аспектах неформальной коммуникации о каннибализме в Советской России во время голода 1921-1923 гг. // Слухи в России XIX-XX веков: неофициальная коммуникация и «крутые повороты» российской истории: сб. статей. Челябинск, 2010.
Хмелевская Ю. Ю. Смертельный репортаж: Будни и трагедии русского голода 1920-х гг. в свидетельствах американских очевидцев // Оче-видная история. Проблемы визуальной истории России ХХ столетия: сб. статей. Челябинск, 2008.
Хмелевская Ю. Ю. Янки из Нью-Йорка в стране большевиков: приключения при жизни и после смерти // Траектория в сегодня: россыпь исторических артефактов: сб. статей. Челябинск, 2009. Циркуляры ЦК Помгола и Полномочного представителя РСФСР // ГАРФ. Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 34. Anti-American propaganda // HIA. ARA Russian Unit Collection. Box. 6, f. 1-7.
Appreciation File // HIA. ARA Russian Unit Collection. Box. 529, f. 1-6.
Chmelevskaja Ju. Kampf gegen den Hunger in der Ural-Region 1921-1923. Amerikanischer Angriff, loka-ler Widerstand und wechselseitige Anpassung: Neuordnungen von Lebenswelten? // Studien zur Gestal-
tung muslimischer Lebenswelten in der fruehen Sowjetunion und in ihren Nachfolgestaaten [= Mainzer Beitraege zur Geschichte Osteuropas. Band 2]. Munster, 2006.
Duranty W. Duranty reports Russia. New York, 1934.
Engerman D. Economic Reconstruction in Soviet Russia: The Courting of Herbert Hoover in 1922 // International History Review. 1997. № 4.
Fisher G. The Famine in Soviet Russia, 1919-1923: The Operations of the American Relief Administration. New York, 1927.
Hoover H. Years of adventure, 1874-1920. Memoirs. London; New York, 1951.
Notes and reports // HIA. ARA Russian Unit Collection. Box. 132, f. 1-12.
Patenaude B. The Big Show in Bololand. The American Relief Expedition to Soviet Russia in the Famine of 1921. Stanford, 2002.
Patenaude B. The Strange Death of Soviet Communism: 1921 Version // Reexamining the Soviet Experience / еds. D. Holloway, N. Naimark. Boulder; Colorado, 1996.
Reeves F. Russia then and now, 1892-1917; my mission to Russia during the famine of 1891-1892, with data bearing upon Russia of to-day. London; New York, 1917.
Reports // HIA. ARA Russian Unit Collection. Box. 94, f. 1-14; Box. 133, f. 1-7.
Robbins R. Famine in Russia, 1891-1892: the imperial government responds to a crisis. New York, 1975. Surface F., Bland R. American Food in the World War and Reconstruction Period; Operations of the Organizations under the Direction of Herbert Hoover, 1914 to 1924. Stanford, 1931.
Weissman B. Herbert Hoover and Famine Relief to Soviet Russia, 1921-1923. Stanford, 1974.
Weissman B. The Aftereffects of the American Relief Mission to Soviet Russia // Russian Review. 1970. № 4.
Дата поступления рукописи в редакцию: 16.10.2011
