МИРОВЫЕ ЦЕНТРЫ СИЛЫ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ И ТАДЖИКИСТАНЕ: ДИНАМИКА И ПЕРСПЕКТИВЫ ВЛИЯНИЯ
Парвиз МУЛЛОДЖАНОВ
директор Общественного комитета по содействию демократическим процессам в Таджикистане (Душанбе, РТ)
Нынешняя геополитическая ситуация в республиках Центральной Азии гораздо разнообразнее и сложнее, чем 10 лет назад. Сегодня на политическое и социально-экономическое развитие государств региона одновременно оказывают существенное влияние ряд стран — геополитических игроков — от России и Соединенных Штатов, до Турции и Ирана. Однако это влияние далеко неравномерно — в основном оно распределяется между РФ и США (Западом), а в перспективе можно говорить и о значительном возрастании роли Китая. С другой стороны, характерная особенность региона — неустойчивый характер геополитической ситуации: за несколько последних лет роль одних и тех же «центров силы» здесь то увеличивалась, то снижалась почти до минимума. Иными словами, Центральная Азия остается аре-
ной геополитической борьбы, динамику и исход которой в отдаленном периоде еще достаточно трудно предсказать.
В этой связи возникают две группы вопросов. Первая — насколько все еще неустойчива геополитическая ситуация в регионе и какова динамика распределения в нем влияния между основными центрами силы, то есть несут ли произошедшие за последние два года изменения в геополитической ситуации (в частности, речь идет об укреплении российских позиций в ЦА) устойчивый характер или в отдаленной перспективе это временное явление? Второе — насколько и каким образом на характер развития стран региона повлияет их ориентация на ту или иную державу или центр силы? Например, что принесет той или иной стране или региону в целом ориентация на Рос-
сию или США? И возможна ли в принципе декларируемая сегодня республиками ЦА многовекторная внешняя политика, в рамках которой можно избежать односторонней ориентации только на одну державу или центр силы?
В данной статье мы попытаемся ответить если не на все заданные вопросы, то хотя бы на ключевые, проанализировав динамику и перспективы влияния основных геополитических игроков в регионе — России и США.
Период «геополитической неопределенности»
Осенью 2001 года, когда после трагических событий 11 сентября американское руководство приняло решение о начале военной операции в Афганистане, в Центральной Азии наступил период некоторой «геополитической неопределенности». В то время никто не мог предугадать, насколько сложно и успешно будут проходить военные действия в этой стране. Поэтому для обеспечения воздушной поддержки своим войскам США нуждались в создании военных авиабаз непосредственно вблизи афганских границ, прежде всего в Таджикистане, Узбекистане и Кыргызстане.
Однако в то время бывшие советские республики находились в зоне геополитического влияния России. Вплоть до 2001 года существование этой «зоны российских интересов» Соединенные Штаты не оспаривали. Более того, с распада СССР (в начале 1990-х гг.) традиционно считалось, что именно Российская Федерация, как его правопреемница, способна обеспечить стабильность на постсоветском пространстве и не допустить бесконтрольного расползания советского ядерного потенциала (что особенно беспокоило тогда Запад). Ситуация изменилась с приходом администрации Дж. Буша, ведущие представители которой придерживались новой геополитической доктрины, которая предполагала существенные изменения во внешней политике Белого дома. Этот документ еще в начале 1990-х годов разработала группа консерваторов в рамках администрации Дж. Буша-старшего. Доктрина предусматривала максимальное использование геополитических возможностей, возникших в результате дезинтеграции Советского Союза. В ее основу было положено утверждение, что в сложившихся условиях национальные интересы США заключаются скорее «в упреждении новых угроз, нежели в реагировании на них». Другими словами, речь шла об укреплении неожиданно возникшего однополярного мирового устройства и предотвращении появления в перспективе новых сверхдержав, наподобие советской империи. Но в тот период эта доктрина не была реализована из-за поражения Дж. Буша-старшего на президентских выборах.
Тем не менее к 2001 году в ближайшем окружении президента США Дж. Буша-млад-шего было несколько основных разработчиков этой доктрины (в том числе Пол Вулфо-виц), благодаря усилиям которых она легла в основу внешней политики США1. В свете этой доктрины пересматривалось и значение Центральной Азии, так как контроль над регионом позволил бы Китаю или преобразованной России ускорить свое превращение в новые полюсы большой политики. Отправной точкой для претворения доктрины в жизнь послужили события 11 сентября, ставшие, по словам Кондолизы Райс, «тем потрясением, которое все проясняет и обостряет»2.
1 Cm.: Lemann N. The Next World Order // The New Yorker, 1 April 2002. P. 42—48.
2 Lemann N. Op. cit.
И все же первоначально американские дипломаты проявили уважение к «российской зоне влияния». Так, осенью 2001 года Госсекретарь Соединенных Штатов Колин Пауэлл обратился сначала именно к руководству РФ за разрешением «использовать несколько военных авиабаз с целью осуществления военной операции против движения «Талибан»3. Официальная Москва ответила отказом. Тогда Вашингтон направил соответствующий запрос непосредственно местным режимам. Таджикистан медлил с ответом, а Узбекистан и Кыргызстан почти сразу дали свое согласие4. Таким образом, «красная линия», негласно очерчивающая зону российского влияния еще с ельцинских времен, была впервые пересечена.
Этот факт показывает, насколько к тому времени ослабли позиции России в регионе. Причины этого ослабления заключались в том, что тогда она не могла ни обеспечить первоочередные потребности местных режимов в масштабных экономических инвестициях, ни гарантировать им безопасность, особенно перед лицом надвигавшейся с юга угрозы со стороны движения «Талибан».
На этом фоне американцы выглядели предпочтительней в качестве новой альтернативы, обладающей достаточной решимостью и средствами для разрешения многих проблем республик ЦА. К тому же поначалу Соединенные Штаты не скупились на обещания местным режимам. Так, в печати появились многочисленные сообщения об ожидаемых значительных влияниях в экономику Узбекистана (говорилось о почти 8 млрд долл. в течение нескольких лет). В результате военные базы США появились в Кыргызстане и Узбекистане (база в Ханабаде), а Таджикистан дал согласие на использование своей территории авиаотрядами НАТО для обеспечения военной операции в Афганистане. Военное присутствие США и Североатлантического альянса на территории этих бывших союзных республик СССР обозначило значительные перемены в геополитической ситуации в регионе, Так, на постсоветском пространстве появились новые геополитические игроки — страны западного блока, главным образом Соединенные Штаты. «Геополитическая» монополия России в Центральной Азии впервые была поставлена под сомнение. С приходом же в регион американцев существенно увеличилась возможность местных режимов вести более гибкую, многовекторную внешнюю политику, ориентированную не только на РФ, другие государства СНГ (и Содружество в целом), но и на Запад и страны исламского мира.
Именно последнее обстоятельство внесло некоторую долю неопределенности в геополитическую обстановку в ЦА — перед большинством ее режимов возникла новая альтернатива, то есть возможность переориентировать свою внешнюю политику, перевести ее из традиционно односторонней (пророссийской) на более многовекторную и прозападную. В средствах массовой информации РФ в то время часто говорилось о постепенном «вытеснении» России из региона, даже о полной потере его для российских интересов в будущем. Беспокойство официальной Москвы особенно усилилось после серии так называемых «цветных революций», прокатившихся в 2004—2005 годах по ряду постсоветских республик, — сначала «революция роз» в Грузии, затем «оранжевая революция» в Украине, а в феврале 2005 года в Кыргызстане свержение президента А. Акаева. Политический истеблишмент РФ и общественность страны в целом расценили феномен «цветных революций» вполне однозначно — как попытку антироссийских сил изменить геополитическую ситуацию на постсоветском пространстве. Один из видных российских политиков заявил, что события на Украине являются всего лишь первым этапом масштабной операции объединенного Запада по смене местных режимов путем организации революций5.
3 Александров А. Американцы обживают Центральную Азию // Бюллетень «Россия и мусульманский мир», РАН, Москва, 2002, № 6 (120). С. 102—112.
4 См.: Там же.
5 См.: Meyer M. Domino Theory // Newsweek, 11 January 2005, Ино СМИ [http://www.CentrAsia.org/ newsA.php4?st=1105606620].
«Возвращение» России
Период «геополитической неопределенности» продлился почти четыре года и закончился существенным укреплением позиций РФ в регионе, которое в СМИ даже назвали ее «возвращением» или «новым прорывом» в Центральную Азию. Переломный момент в расстановке сил в регионе наступил к концу 2004 года, когда Россия, в лице двух своих крупнейших компаний — «Российский алюминий» («РусАл») и «РАО ЕЭС», взяла обязательство инвестировать в Таджикистан в ближайшие несколько лет почти 2 млрд долл. и около 1 млрд долл. — в Кыргызстан. Во время подписания договора в Душанбе (октябрь 2004 г.) президент РФ Владимир Путин заявил: «Не думаю, что за последние 12—13 лет кто-то вкладывал такие деньги либо даже заявлял о намерении вложить такие деньги в Таджикистан»6.
Наряду с экономической составляющей, имеющей большее значение для официального Душанбе, российско-таджикские договоренности охватили и ряд вопросов военностратегического характера, отражающих уже большей частью интересы Москвы. Было достигнуто соглашение о создании российской военной базы в Таджикистане, а также о передаче в собственность России оптико-электронного узла «Нурек». Этот объект имеет особое значение для российской армии, так как позволяет отслеживать запуск ракет практически в любой точке планеты.
Серия аналогичных договоров была заключена и с Кыргызстаном, где Россия в обмен на обещанные экономические и финансовые вливания в энергетический комплекс страны получила разрешение на создание военно-воздушной базы в Канте.
Однако основным успехом РФ можно считать серию договоренностей с Узбекистаном, заключенных во второй половине 2005 года. Основным их результатом стала практически полная геополитическая переориентация этой 25-миллионной республики на Россию. Еще относительно недавно официальный Ташкент был основной головной болью российской дипломатии: обладание существенными запасами энергоресурсов позволяло ему проводить независимую, часто открыто вызывающую по отношению к интересам РФ внешнюю политику. Узбекистан нередко, особенно непосредственно после событий 2001 года, называли «ancor state» (форпостом) Запада и США, основным потенциальным проводником американских интересов в регионе. Он был единственным государством ЦА, наряду с Украиной и Грузией вошедшим в ГУУАМ (Грузия, Украина, Узбекистан, Азербайджан, Молдова). А к этой структуре Россия всегда относилась с солидной долей настороженности, как к прозападной организации. Но в 2005 году Узбекистан демонстративно вышел из ГУУАМ, предварительно денонсировав все предыдущие договоренности, подписанные им в период своего членства в этой организации. 14 ноября 2005 года президенты России и Узбекистана Владимир Путин и Ислам Каримов подписали союзный договор между двумя странами, который они охарактеризовали как «беспрецедентный». Он, в частности, предусматривает взаимную помощь в случае агрессии против одной из сторон. В связи с этим И. Каримов заявил: «Я считаю, что определенным сторонам придется делать выводы, исходя из других реалий. В общем, замахнувшись на нас, они замахиваются на Россию»7. Договор предусматривает и возможность открывать военные базы на территории друг друга. Так как трудно даже в отдаленной перспективе представить себе создание узбекской военной базы где-нибудь в РФ, то речь идет, скорее всего, о дополнительных возможностях для российских военных. В частности, в связи с
6 Мухин В. Подводные камни на пути российско-таджикского сближения // Фергана.Ру, 22 октября
2004.
7 Бологое П. Двуглавый орел в тюбетейке [http://lenta.ru/articles/2005/11/15/uzbek/].
выводом войск США из авиабазы в Ханабаде, возможно, здесь в относительно недалеком будущем разместится военная база РФ.
Таким образом, ко второй половине 2005 года Россия существенно усилила свои позиции в Центральной Азии. Большинство стран региона являются членами межгосударственных объединений и договоров, где РФ играет ведущую роль. Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан — члены как ШОС, так и ЕврАзЭс (Узбекистан вступил в эту структуру осенью 2005 г.). К тому же первые из трех названных стран входят в Организацию договора о коллективной безопасности (ОДКБ). И ныне И. Каримов говорит о Центральной Азии как «о регионе, присутствие в котором России никто и никогда оспаривать не сможет»8. По сути, Узбекистан теперь стал форпостом российских интересов в ЦА. В то же время и правительства других стран региона сегодня открыто выражают свои пророссийские настроения. Так, на очередном саммите ШОС (5 июля 2005 г., Астана) государства-члены Организации обратились к США с просьбой определиться со сроками вывода своих баз с территории государств ЦА.
«Новый геополитический расклад»: основные причины
По нашему мнению, столь быстрые и существенные изменения геополитической ситуации в регионе обусловлены рядом причин.
■ Основная из них — феномен «цветных революций». Как и в 2001 году, для местных режимов наиболее важными остаются вопросы безопасности (как на региональном уровне, так и в каждой стране). Но если несколько лет назад местные правящие элиты считали, что основная опасность для них исходит извне, прежде всего от исламского движения «Талибан» и потенциального роста международного экстремизма, то теперь положение изменилось. «Афганская угроза» отошла на второй план. А феномен «цветных революций», прокатившихся по ряду постсоветских республик, показал местным элитам, что основная угроза их будущему спокойному процветанию ныне исходит не от Афганистана, а от Запада. В государствах региона, как и в России, считают, что «цветные революции» инспирированы Западом и США с целью привести к власти прозападные политические силы, местную оппозицию, «специально подготовленную и выпестованную на западные гранты». Поэтому сегодня руководители стран региона ЦА наперебой критикуют Запад и «цветные революции». «Если понаблюдать за этими «цветочными революциями», мы больше наблюдаем то, что пришедшие к власти пытаются снова перераспределить экономику, пере-приватизировать и себе прихватить», — заявил Нурсултан Назарбаев на упомянутом выше саммите ШОС.
Для Узбекистана поворотным моментом оказались события в Андижане (май 2005 г.), когда протестные выступления и демонстрации местного населения были подавлены правительственными войсками. Запад счел подобное применение силы неадекватным и подверг резкой критике внутреннюю политику узбекских властей. Однако для Ислама Каримова это послужило лишь поводом для, по-видимому, уже заблаговременно подготовленной переориентации своей внешней политики на Россию.
Бологов П. Американцев просят потесниться [http://lenta.ru/articles/2005/07/06/shos/].
В условиях угрозы «цветных революций» для местных режимов, особенно для Узбекистана, Россия выглядела намного предпочтительней. Действительно, официальная Москва не интересуется нарушениями прав человека в странах региона и не задает лишних вопросов, коль скоро местные элиты проводят пророс-сийскую внешнюю политику. В этом отношении страны западной демократии оказались гораздо требовательнее, увязывая экономическую и политическую помощь с необходимостью относительного соблюдения свободы слова, прав человека и т.д. Для таких государств, как Узбекистан, соблюдение этих требований было неприемлемым, так как в конечном счете создавало возможности для развития и укрепления политической оппозиции правящему режиму, поэтому обращение Ташкента к Москве выглядело достаточно логичным и во многом вынужденным шагом.
■ Во-вторых, столь быстрые изменения вызваны экономическими причинами, прежде всего все возрастающей потребностью стран региона в крупномасштабных инвестициях. Большая часть местных элит рассчитывала в основном на инвестиции в макроэкономику, что на Западе опять же, как правило, увязывают с соблюдением прав человека. С другой стороны, во всех республиках странах ЦА инвестиционный климат остается неблагоприятным (в какой-то мере лучший пример сегодня представляет собой только Казахстан), особенно это касается развития малого и среднего бизнеса. Страны и международные организации Запада направляют часть инвестиций именно в сферу микроэкономики, что не представляет большого интереса для местных элит. Поэтому неудивительно, что ожидание значительных капиталовложений в регион со стороны западных компаний и организаций также не совсем оправдалось.
На этом фоне для Т аджикистана, Кыргызстана и Узбекистана предложенные Россией инвестиционные проекты оказались весьма заманчивыми. Для Таджикистана они особенно выгодны: в 2003 году ВВП республики составлял всего 1,5 млрд долл. и обещанные руководством РФ 2 млрд инвестиций — огромная сумма; согласно расчетам, благодаря двусторонним макроэкономическим проектам за несколько лет таджикский бюджет должен увеличиться почти в три раза.
■ В-третьих, это причины политического характера, обусловленные прежде всего изменением позиции Соединенных Штатов. Сегодня достаточно значительные изменения наблюдаются в планах США в отношении степени своего дальнейшего вмешательства в регион. По-видимому, первоначально американское руководство действительно вынашивало намерения полностью вытеснить Россию из ЦА, по крайней мере занять ее место в регионе. Однако уже сегодня у Вашингтона нет ресурсов для серьезного вмешательства. В нынешних условиях американское руководство сталкивается с двумя основными угрозами — затянувшимися военными операциями в Ираке и Афганистане, а также со связанными с ними материальными затратами, прежде всего с двойным дефицитом (федерального бюджета и платежного баланса). Если администрация Дж. Буша с ними не справится, то рухнет вся конструкция обеспечения за Соединенными Штатами роли единственной сверхдержавы в однополярном мире. Сегодня только Ирак приковал к себе почти 80% американской армии, поглощая более половины прибавки военного бюджета США. Дополнительные расходы на Ирак, Афганистан и другие цели, связанные с войной против терроризма, составляют уже примерно 85 млрд долл. в год. В этих условиях и произошел в последние годы переход Белого дома к менее активной роли в регионе. По-видимо-
му, в будущем США ограничатся созданием сети небольших и относительно недорогих баз в ЦА, которые при крайней необходимости можно будет развернуть в более масштабное военное присутствие. Такой подход существенно ограничивает и способность Соединенных Штатов влиять на ситуацию в регионе, что во многом содействует возвращению России на свои позиции в нем.
Перспективы
В Таджикистане (как и в большинстве стран региона) энтузиазм местных элит по поводу нового сближения с Россией в полной мере разделяют общественность республики, подавляющее большинство ее политических партий (в том числе оппозиционных) и широкие слои населения.
Вместе с тем при более детальном рассмотрении положения на поверхность выходит ряд вопросов, на которые пока еще трудно найти ответы.
Во-первых, насколько РФ сможет выполнить свои инвестиционные обязательства? Дело в том, что сами инвестиционные проекты стали реальными только благодаря привлечению к ним крупного российского бизнеса, то есть упомянутых выше компаний «Российский алюминий» и «РАО ЕС». Все предыдущие попытки Кремля привлечь к своим геополитическим планам отечественную бизнес-элиту не находили у нее должного отклика. Сегодня это стало возможным только благодаря стечению ряда благоприятных факторов, прежде всего в мире поднялись цены на алюминий. В сентябре 2004 года (к моменту заключения российско-таджикского договора) котировки алюминия на мировом рынке сырья были самыми высокими за последние девять лет. На Лондонской бирже металлов соответствующие фьючерсы (с поставкой товара через три месяца) подорожали сразу на 42 долл. за 1 т — до 1 850 долл. Для сравнения: в 2001—2002 годах, когда НАТО и США начали размещать свои базы в Центральной Азии, а Москва пыталась узаконить пребывание 201-й дивизии в Таджикистане, стоимость 1 т алюминия на биржах мира составляла в среднем 1 300 долл. «Тогда расширение производства алюминия не было выгодно российским бизнесменам, и они просто не поддержали военно-экономические проекты Кремля — инвестиции в обмен на базы, чего, начиная с 1999 года, добивался официальный Душанбе от Москвы»9. Ныне только в Китае ежегодное потребление алюминия увеличивается почти на 15%. На этом фоне лишь одна электростанция Таджикистана (в Ро-гуне) сможет приносить более 800 млн долл. прибыли в год.
Однако вопрос заключается в том, смогут ли российские компании соблюдать заключенные договоренности, если в обозримом будущем цены на алюминий опять пойдут вниз? Ведь понижение котировок хотя бы до уровня 2001 года способно сделать вложения в алюминиевое производство республики намного менее выгодными, если не убыточными. С другой стороны, сможет ли в этом случае руководство РФ нести ответственность за обязательства, которые дают ее бизнес-структуры, например «РусАл»? Сюда же относится и вопрос о финансовых возможностях обеих компаний — в российской прессе проходили сообщения, что «РАО ЕС» надеется на дотации из Стабфонда страны, а «РусАл» увязла в многомиллионных судебных тяжбах сразу с несколькими фирмами, включая «Ансол» — бывшего поставщика ТадАза (Таджикского алюминиевого завода).
Следующий вопрос связан уже с особенностями инвестиционной политики обеих российских компаний. В местной прессе высказываются серьезные опасения относительно потенциального ущерба экономике и экологии страны. Отмечается, «что схема, по
9 Мухин В. Указ. соч.
которой «РусАл» собирается работать в Таджикистане, не предусматривает комплексного развития производства, а ориентирована лишь на использование дешевой электроэнергии Вахшского каскада. «РусАл» рассматривает строительство гидроэлектростанций лишь через призму выплавки алюминия, а «РАО ЕЭС» лишь через призму перепродажи энергии в сопредельные с Таджикистаном страны. Этот подход очень характерен для названных компаний, именно так они работают и в России»10. Сможет ли официальный Душанбе оградить экономику (и политику) республики от чрезмерной зависимости от монопрофильных транснациональных компаний? Ведь в случае осуществления своих инвестиционных проектов в Таджикистане тот же «РусАл» сосредоточит в своих руках весь процесс производства алюминия в стране — от добычи и доставки сырья по толлин-говой схеме, до выработки как электроэнергии, так и самого алюминия, включая реализацию продукции на мировом рынке. По сути говоря, эта российская компания превратится в главного монополиста в стране, где уже сейчас доходы от продажи алюминия составляют основную часть валютных поступлений в госбюджет.
Однако основной вопрос связан с решением такой насущной проблемы, как обеспечение занятости населения. Сегодня республике необходимо как минимум несколько сотен тысяч рабочих мест, а «РусАл» в своих наиболее оптимистичных прогнозах обещает дополнительно предоставить не более 10 тыс. из них, к тому же за несколько лет. Однако социально-демографическая обстановка в стране требует скорейшего создания возможностей для трудоустройства как можно большего числа жителей. В Таджикистане (как в Узбекистане и Кыргызстане) эта проблема особенно актуальна. Если в ее решении уже в ближайшие несколько лет не будет достигнут существенный успех, то накопившиеся социальные и экономические проблемы могут принять политический и взрывоопасный характер.
В целом алюминиевое производство, строительство и эксплуатация гидроэлектростанций никогда не считались трудоемкими сферами экономики (как впрочем, и большинство инвестиционных проектов в области макроэкономики). Такие долгосрочные мегапроекты, оказывая благоприятное влияние на макроэкономическую и бюджетную составляющие, лишь незначительно способствуют развитию микроэкономики, малого и среднего бизнеса, от которых зависит уровень занятости населения.
Именно от решения этих вопросов зависит, насколько долговременным будет укрепление позиций России в регионе.
В ы в о д ы
Для Таджикистана, как и для других стран Центральной Азии, односторонняя ориентация на Россию — фактор достаточно традиционный. Многие десятилетия (до и после советской власти) народы региона воспринимали окружающий мир, прежде всего западный, через Россию, ее культуру, через призму ее национального восприятия, то есть привыкли смотреть на окружающий мир с ее позиций и глазами русских.
Достигнутая в начале 1990-х годов независимость позволила странам ЦА общаться с окружающим миром, минуя РФ. В области внешней политики это означало возможности проводить многовекторную дипломатию, напрямую выходить на окружающий мир. Вместе с тем влияние России в регионе никогда не ограничивалось политикой, значительная часть местного населения все еще связана с российской культурой, русским языком,
10 Верхотуров Д. Таджикистан вправе требовать от России большей ответственности // Авеста, 25 сентября 2005.
имеет схожий менталитет. Как представляется, именно в этом ныне заложен один из основных ресурсов влияния РФ в регионе.
На сегодняшний день приходится признать, что полностью многовекторная внешняя политика для большинства стран ЦА еще невозможна. Причина в том, что эти государства до сих пор не решили свои экономические и социальные проблемы, а значит, остаются слишком уязвимыми от влияния извне. Даже Казахстан, Туркменистан и Узбекистан, обладающие значительными запасами энергоресурсов, вынуждены ориентироваться на тот или иной конкретный центр силы. Конечно, в новых условиях появилась большая свобода маневра, возможность геополитического выбора, наиболее подходящего национальным интересам. Разумеется, и в этом случае страны ЦА обладают разными возможностями для маневра и выбора, например у Казахстана (с его относительно развитой экономикой) их гораздо больше, чем у соседнего Кыргызстана.
Ныне же основной вектор их внешней политики направлен на Россию. Как представляется, новый геополитический выбор данных государств привнесет определенную специфику в их дальнейшее развитие.
■ Во-первых, упор на развитие макроэкономики. Практически все инвестиционные планы, инициируемые российской стороной в Центральной Азии, — это крупные, долгосрочные проекты с явной сырьевой и энергетической составляющей. Соответственно, проблемы занятости и трудоустройства местного населения, связанные с развитием малого и среднего бизнеса, останутся на втором плане.
■ Во-вторых, на обозримую перспективу в регионе будет обеспечено сохранение статус-кво в области внутренней политики и распределения власти. Практически все ныне правящие элиты этих стран вышли из бывшей советской и партийной номенклатуры, то есть для них характерны соответствующий менталитет, своеобразное понимание экономики, специфические методы политической деятельности и т.д. В связи с этим многие из них не способны или просто не желают проводить серьезные реформы в своих странах. Будучи выходцами из советской системы, они в основном настроены более пророссийски, особенно в условиях угрозы со стороны феномена «цветных революций». Ориентация на РФ поможет им сохранить свое положение на достаточно отдаленный период времени, чему будет способствовать и сам характер российского вмешательства, исключительно прагматический. Политики РФ готовы «дружить» и поддерживать любого лидера на постсоветском пространстве — от Лукашенко до Каримова, пока те придерживаются пророссийской ориентации. В этом отношении США имели гораздо меньше свободы для маневра, что и привело их к сегодняшнему поражению в регионе. Дело не в том, что американский истеблишмент не столь прагматичен, как российский. Однако в отличие от Кремля Белый дом вынужден оглядываться на общественное мнение своей страны и действовать в рамках той идеологии (демократия и права человека), которую Соединенные Штаты провозглашают в качестве государственной. И когда власти Узбекистана открыто нарушали права человека, то официальный Вашингтон вынужден был хотя бы подвергать критике эти власти.
■ В-третьих, в большинстве стран региона будет постепенно снижаться роль и влияние «третьего сектора» и в целом гражданского общества. К сожалению, именно гражданское общество и неправительственные организации рассматриваются во многих постсоветских странах, прежде всего в России, как основные застрельщики «цветных революций» и проводники «западного» влияния. Поэтому во многих государствах СНГ планируются (или уже предпринимаются) конкретные шаги по ограничению деятельности НПО, независимых СМИ и обществен-
ных объединений. В 2005 году парламент РФ принял закон о неправительственных организациях, поставивший под более строгий контроль их деятельность. Скорее всего, большинство республик ЦА пойдут по аналогичному пути. Разумеется, в каждой стране этот процесс приобретет разные формы и размах, но в целом тенденция будет схожей.
Конечно, не следует перекладывать вину за «цветные революции» на общественные организации и НПО, однако, по-видимому, здесь речь идет о сохранившемся советском, «классовом чутье» бывших партийных руководителей и комсомольских вожаков, многие из которых сегодня находятся у власти в большинстве стран СНГ. А деятельность «третьего сектора» и гражданского общества основана на диаметрально противоположной идеологии, до сих пор во многом чуждой местным элитам и, к сожалению, еще значительной части населения.
Однако, как бы то ни было, в ближайшие несколько лет большинство стран ЦА будет развиваться по достаточно схожему сценарию и под влиянием российского центра силы.