CC BY
36
УДК 94(4)"375/1492" DO1 10.18522/2500-3224-2020-3-206-215
МИР СРЕДНЕВЕКОВЬЯ И «ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ ВСЕЛЕННЫЕ» МЕДИЕВИСТИКИ
Ю.А. Михайлова
Аннотация. Данная статья является частью дискуссии по изучению Руси в контексте европейской средневековой истории, основанной на вопросах, сформулированных редакцией журнала «Новое прошлое / The New Past», посвященных темам феодализма, современным переводам средневековых терминов и извечному вопросу «Русь и Запад». Автор статьи утверждает, что Русь была неотъемлемой частью средневековой Европы, причем последняя была более разнообразной, чем подразумевает понятие монолитного «Запада».
Ключевые слова: европейская средневековая история, Русь, Запад, исторический нарратив, терминология.
I Михайлова Юлия Александровна, доктор наук, доцент, Технологический институт Нью Мексико, 801 Leroy Place, Socorro, NM 87801, USA, [email protected].
THE MEDIEVAL WORLD AND "PARALLEL UNIVERSES" OF MEDIEVAL STUDIES
Yu.A. Mikhailova
Abstract. This paper is a contribution to a forum of essays on the studies of Rus'/ Muscovy in the context of European medieval history, which is based on the prompts posed by "Novoe Proshloe / The New Past" journal that deal with the themes of feudalism, modern translations of medieval terms, and the perennial question of "Rus' and the West". The author's contention is that Rus' was an integral part of medieval Europe, with this latter being more diverse than is implied by the notion of the monolithic "West".
Keywords: European medieval history, Rus', West, historical narrative, terminology.
I Mikhailova Yulia A., PhD, Associate Professor, New Mexico Institute of Technology, 801 Leroy Place, Socorro, NM 87801, USA, [email protected].
Один из ведущих историков немецкого Средневековья Т. Рейтер сравнивал современную историографию средневековой Западной Европы с «набором параллельных вселенных»: каждая страна имеет собственную историческую школу, со своей терминологией и методологией, и ученые, принадлежащие к данной школе, общаются по большей части между собой и мало интересуются тем, что происходит за ее пределами. А если вдруг и заинтересуются, то сразу натыкаются на трудности перевода и интерпретации терминов. Рейтер приводит в пример ключевые понятия немецкой и французской науки, изучающей... Изучающей что? Вот и я, пытаясь описать область исследования, о которой пишет Рейтер, наткнулась на ту же трудность - как же назвать «это» по-русски?
Рейтер иллюстрирует свой тезис о коренных различиях понятийного аппарата немецкой и французской медиевистики указанием на то, что «Grundherrschaft -это не совсем то же самое, что seigneurie banale» [Reuter, 2006, p. 88]. Для западных медиевистов очевидно, что «Grundherrschaft» - это ближайший немецкий аналог «seigneurie banale», даже если их значения не вполне идентичны. А вот что является русским аналогом этих терминов? Однозначного ответа нет. Наилучшим кандидатом, по всей видимости, было бы «феодальное землевладение». Однако тут сразу же возникает несколько трудностей. Во-первых, часть работ, посвященных «Grundherrschaft» и «seigneurie banale» принадлежит ученым, которые отвергают понятие феодализма. Авторы некоторых из этих работ были бы возмущены до глубины души, если бы узнали, что объект их исследований кто-то описывает при помощи прилагательного с корнем «феод». Во-вторых, и само-то это прилагательное, как и существительное, от которого оно происходит - «феодализм» - в русской историографии имеет не совсем такое значение, как в западной.
Не то чтобы все западные ученые были едины в определении «феодализма», но большинство из них согласилось бы с тем, что участник настоящего форума Андреас Каппелер пишет о «феодализме в узком смысле». Это отношения «взаимной верности и обязанностей сеньора и вассала» - то, что немецкоязычные ученые называют «Lehnswesen», англоязычные - «feudo-vassalic relations» и что по-французски называется «féodalité» под пером тех авторов, которые различают «féodalité» и «féodalisme» (некоторые употребляют эти термины синонимично [см.: Cheyette, 2010, p. 121-122 ]). Утверждая, что этого «узкого» феодализма на Руси не было, Каппелер выражает общераспространенную точку зрения, которую я недавно пыталась опровергнуть в книге, где я рассматриваю отношения между древнерусскими князьями XII-начала XIII в. сквозь призму feudo-vassalic relations и предлагаю «волость» как ближайший аналог «seigneurie banale» [Mikhailova, 2018]. Судя по первым откликам на книгу, эта идея может быть не столь безумной, как кажется на первый взгляд.
Я, таким образом, начала с ответа на третий вопрос - о том, насколько понятие феодализма применимо к Древней Руси. Моя позиция состоит в том, что оно
применимо к Руси с теми же оговорками, что и к «Западу». Я ставлю здесь кавычки, потому что западные медиевисты традиционно выделяли в Европе «феодальную зону», занимавшую только часть Западной Европы, в которую не входили, например, Лангедок и Иберийский полуостров. Границы этой зоны определялись по-разному, но в нее всегда включали север Франции и Англию после нормандского завоевания, которые служили своего рода эталоном феодального общества [см., например: Bloch, 1961, pp. 70, 228]. Таким образом, не вполне правомерно говорить о феодализме на «Западе» вообще.
Столь же неправомерно - учитывая современное состояние медиевистики - говорить о «феодализме» на Западе или где бы то ни было, если придерживаться традиционного взгляда на феодализм как общественно-политическую систему или строй. Именно так понимали феодализм ученые XIX-первой половины XX в., которые вели споры о том, в каких именно средневековых обществах господствовал этот строй. В наше время историки не видят в средневековой Европе ни одного региона, где господствовал бы какой-либо один определенный тип общественно-политической организации, и поэтому практически не используют слово «феодализм». Речь обычно идет о вассально-сеньориальных (вассально-ленных) отношениях внутри социальной верхушки, которые существовали наряду с другими типами общественных связей [Debax, 2003; Das Lehnswesen im Hochmittelalter, 2010; Roach, 2012; West, 2013].
В свое время В.Т. Пашуто, и позже А.П. Толочко, интерпретировали отношения между «младшими» и «старейшими» князьми как «феодальные», но их позиция была отвергнута большинством историков [Древнерусское государство..., 1965, с. 11-77; Толочко, 1992, с. 178; ср. Стефанович, 2008]. Я также нахожу аргументацию Пашуто и Толочко неудовлетворительной, но сама идея представляется мне правильной. Я пыталась показать, что междукняжеские отношения зачастую носили вассально-сеньориальный характер, а само слово «князи» описывало правящий слой, аналогичный западноевропейской социальной верхушке, состоявшей из королевских и аристократических семей, граница между которыми на практике была очень размыта.
Обсуждение значений таких слов, как «князи» и «волость», приводит нас к вопросу о переводе древнерусских терминов - ведь нахождение современных эквивалентов, о которых говорится в четвертом вопросе, поставленном организаторами форума, является не чем иным, как переводом. Это очень важный и больной вопрос для всех медиевистов, не только русистов. Особенно трудно интерпретировать терминологию источников, созданных в тех средневековых обществах, где юристов и богословов с университетским образованием не существовало или они не имели большого влияния (о роли средневековой науки в развитии социально-политической терминологии см. [Reynolds, 1994, pp. 3-6, 68-64, 215-230; Hyams, 2002, p. 21]). Само понятие социально-политического «термина», то есть слова со строго определенным значением, является во многих случаях анахроничным. Слова, означающие
позицию в обществе (например, князь, боярин, смерд, rex, dux, princeps, villanus) или, допустим, тип земельной собственности (fevus, allodus) зачастую попросту невозможно точно перевести - все они многозначны, и значения меняются в зависимости от контекста.
Попытки установить точное значение средневековых терминов всегда напоминают мне сцену из фильма «Гараж», где герой говорит: «Я за машину родину продал!» Присутствующие в шоке, но тут же выясняется, что слово «родина» в данном случая обозначает деревенский дом, где герой родился и вырос. Как перевести это слово? Даже просто при передаче его на письме по-русски встает вопрос, писать ли его с заглавной или со строчной буквы. С той же проблемой сталкиваются издатели раннесредневековых источников в англоязычных странах, когда им встречается слово «франк»: оно может означать этническую принадлежность, и тогда должно писаться Franc, или социальный статус полноправного, свободного человека - franc.
В общем, современных эквивалентов для многих средневековых слов, включая древнерусские, просто не существует. Историк, который хочет максимально точно передать информацию источников, должен употреблять язык оригинала - но тогда он не может проводить сравнительные исследования и делать обобщения, и нет надежды навести мосты между «параллельными вселенными» научных школ, сложившихся в разных странах. При обсуждении конкретных источников наилучшая практика, как мне кажется, состоит в том, чтобы приводить слова и выражения подлинника и сопровождать их переводом на современный язык или комментарием, поясняющим значение. Сложнее обстоит дело с использованием терминологии источников в обобщающих работах или теоретических дискуссиях. Я не думаю, что тут могут быть какие-то универсальные рецепты - мы каждый раз должны принимать решение для конкретного случая.
Терминологические трудности подстерегают нас с двух сторон: приходится принимать трудные решения не только относительно языка источников, но и относительно языка нашей собственной научной области. Организаторы форума задают важный вопрос о понятии Средних веков в приложении к древнерусской и российской истории. Тем же вопросом задаются и историки многих других стран. Как известно, само название «Средние века» возникло как уничижительное обозначение периода, в котором гуманисты эпохи Возрождения не видели ничего, кроме упадка и варварства. Современные историки не согласны с такой оценкой, но продолжают употреблять это выражение просто по устоявшейся традиции. Можно, таким образом, сказать, что понятие «Средневековье» является проблематичным в приложении к истории любой страны, не только Руси и ее современных наследниц.
Если же убрать из термина «Средние века» оценочный элемент, то он сведется к обозначению периода, пришедшего на смену Античности, что порождает вопрос,
может ли быть «средневековым» общество, не испытавшее влияния древнего Средиземноморья. Другими словами, могут ли быть Средние века там, где не было Античности? Вопрос этот относится, разумеется, не только к Руси, но и ко многим другим странам, которые иногда называют периферией средневековой Европы [Historical Narratives and Christian Identity, 2011]. Скандинавия и Восточная Европа не имели значительных контактов с древним Средиземноморьем, а Ирландия и Шотландия контактировали только с самой далекой и бедной окраиной Римской империи, так что вряд ли правомерно говорить об их принадлежности к античному миру. Тем не менее, никто, насколько я знаю, не предлагает исключить Шотландию или Норвегию из средневековой истории.
С другой стороны, если у кого-то еще были сомнения, что африканские царства, такие как Нубия и Аксум, находившиеся на территории современных Судана, Сомали и Эфиопии, играли большую роль в истории Древнего мира, то раскопки, связанные со строительством электростанции на Голубом Ниле, показали с полной ясностью, что эти страны имели интенсивные и многосторонние контакты с Древней Грецией и Римом и были полноправной частью античной средиземноморской цивилизации [см., например: Conservation and Management ..., 2011; Anderson, Welsby, 2014]. Таким образом, история значительной части Африки в послеантичный период соответствует хрестоматийному определению Средневековья. Тем не менее, интеграция ее в общую картину Средних веков представляет сложности, связанные с различием позднейших исторических судеб Африки и Европы. Очевидно, что в Новое и Новейшее время отличия между ними были радикальными, но насколько глубоко в прошлое уходят эти отличия?
Под пером одного из ведущих историков поздней Античности и раннего Средневековья П. Брауна пространство от Эфиопии на юге до Скандинавии на севере предстает в виде многочисленных христианских мини-сообществ (microChristendoms), связанных между собой экономическими, культурными и религиозными узами, но каждое со своим уникальным характером [Brown, 2003]. Гораздо дальше идут участники проекта «Средние века на земном шаре (Global Middle Ages)», организованного Оксфордским университетом и посвященного мировой истории в период с 500 по 1500 гг. [The Global Middle Ages..., 2018]. Исследования, выполненные в рамках проекта, указывают на параллели в развитии и многообразные формы контактов и взаимодействия между различными, иногда весьма отдаленными обществами по всей Евразии и Африке - части планеты, которую ученые в последнее время все чаще называют Афро-Евразией. Контакты между Восточным и Западным полушарием до 1492 г. были, разумеется, минимальными, но, тем не менее, участники проекта находят некоторые американские параллели к общественным процессам, происходившим в Восточном полушарии.
Публикация результатов проекта вызвала оживленную дискуссию среди историков [см., например: Mostern, 2019]. Критические замечания включали указание на то, что, хотя проект постулируется как глобальный, его хронологические рамки
основаны на периодизации истории Западной Европы. Особенно это относится к датировке конца средневекового периода. Как известно, XVI в. считается началом Нового времени главным образом благодаря Реформации и началу масштабных контактов между Европой и Америкой. Насколько правомерно рассматривать грань XV и XVI вв. как исторический рубеж для стран, которых не касалась Реформация и которые в течение долгого времени не были затронуты трансатлантическим обменом? Нетрудно заметить, что эти замечания пересекаются с вопросом форума о хронологических рамках (древне)русского Средневековья. Я хотела бы повторить фразу, которая, наверное, уже надоела читателю: на этот вопрос нет однозначного ответа.
То, что столько вопросов остается пока без ответов, собственно говоря, не удивительно - ведь они начали обсуждаться совсем недавно. Редакция научного журнала «Новое прошлое / The New Past» делает большое и важное дело, привлекая русистов для участия в дискуссии на темы, которые волнуют историков разных стран. Я хотела бы закончить выражением благодарности организаторам форума за предоставленную возможность поделиться мыслями о насущных вопросах исторической науки.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Древнерусское государство и его международное значение / Под ред. В.Т. Пашуто, Л.В. Черепнина. М.: Наука, 1965. 476 с.
Стефанович П.С. Князь и бояре: клятва верности и право отъезда // Горский А.А., Кучкин В.А., Лукин П.В., Стефанович П.С. Древняя Русь: Очерки политического и социального строя. М.: Индрик, 2008. С. 148-269.
Толочко А.П. Князь в Древней Руси: власть, собственность, идеология. Киев: Наукова думка, 1992. 224 с.
Anderson J., Welsby D. The Fourth Cataract and Beyond: Proceedings of the 12th International Conference for Nubian Studies. British Museum Publications on Egypt and Sudan, 1. Walpole, MA : Peeters, 2014. 1222 p.
Bloch M. Feudal Society. Translated by L.A. Manyon. Chicago: University of Chicago Press, 1961. 240 p.
Brown T. The Rise of Western Christendom: Triumph and Diversity, A.D. 200-1000. Hoboken: Blackwell Publishing, 2003. 712 p.
Cheyette F. «Feudalism»: A memoir and an Assessment // Feud, Violence and Practice: Essays in Medieval Studies in Honor of Stephen D. White. Ed. by Tuten B., Billado T. Burlington, VT: Ashgate, 2010. Pp. 119-133.
Conservation and Management of Archaeological Sites. 2011. Vol. 13. Issues 2-3: Sub-Saharan Africa.
Débax H. La féodalité languedocienne aux Xle-XIIe siècles: serments, sommages et fiefs dans le Languedoc des Trencavel. Toulouse: Presses universitaires du Mirail, 2003. 407 p.
Das Lehnswesen im Hochmittelalter. Forschungskonstrukte - Quellenbefunde -Deutungsrelevanz. Ed. by Dendorfer J., Deutinger R. Ostfildern: Thorbecke, 2010. 352 p.
Historical Narratives and Christian Identity on a European Periphery: Early History Writing in Northern, East-Central, and Eastern Europe (c.1070-1200). Ed. by Garipzanov I.H. Turnhout: Brepols, 2011. 292 p.
The Global Middle Ages. Past and Present. Ed. by Holmes C., Standen N. Oxford: Oxford University Press, 2018.
Hyams P. Homage and Feudalism: A Judicious Separation // Die Gegenwart des Feudalismus/Présence du féodalisme et présent de la féodalité/The Presence of Feudalism. Ed. by Fyrde N., Monnet P. and Otto-Gerhard Oexle O.-G., Veröffentlichungen des Max-Planck-Instituts für Geschichte 173. Göttingen: Vandenhoeck and Ruprecht, 2002. Pp. 13-50.
Mikhailova Yu. Property, Power, and Authority in Rus and Latin Europe, ca. 1000-1236. York: Arc Humanities Press, 2018. 244 p.
Mostern R. Review: The Global Middle Ages: Past and Present, edited by Catherine Holmes and Naomi Standen // Studies in Late Antiquity. 2019. Vol. 3. Issue 4. Pp. 640-643.
Reuter T. Medieval Polities and Modern Mentalities. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. 483 p.
Reynolds S. Fiefs and Vassals: The Medieval Evidence Reinterpreted. New York: Oxford University Press, 1994. 560 p.
Roach L. Submission and Homage: Feudo-Vassalic Relations and the Settlement of Disputes in Ottonian Germany // History. 2012. Vol. 97. Pp. 355-379. West Ch. Reframing the Feudal Revolution: Political and Social Transformation Between Marne and Moselle, c. 800-c. 1100. Cambridge: Cambridge University Press, 2013. 322 p.
REFERENCES
Drevnerusskoye gosudarstvo i yego mezhdunarodnoye znacheniye [Old Russian state and its international significance]. Pod red. V.T. Pashuto , L.V. Cherepnin. M.: Nauka, 1965. 476 p. (in Russian).
Stefanovich P.S. Knyaz' i boyare: klyatva vernosti i pravo ot''yezda [The prince and the boyars: the oath of allegiance and the right to leave], in Gorskiy A.A., Kuchkin V.A., Lukin P.V., Stefanovich P.S. Drevnyaya Rus': Ocherki politicheskogo i sotsial'nogo stroya [Ancient Rus: Essays on the Political and Social System]. M.: Indrik, 2008. Pp. 148-269.
Tolochko A.P. Knyaz' v Drevney Rusi: vlast', sobstvennost', ideologiya [Prince in Ancient Rus: power, property, ideology]. Kiyev: Naukova dumka, 1992. 224 p. (in Russian).
Anderson J., Welsby D. The Fourth Cataract and Beyond: Proceedings of the 12th International Conference for Nubian Studies. British Museum Publications on Egypt and Sudan, 1. Walpole, MA : Peeters, 2014. 1222 p.
Bloch M. Feudal Society. Translated by L.A. Manyon. Chicago: University of Chicago Press, 1961. 240 p.
Brown T. The Rise of Western Christendom: Triumph and Diversity, A.D. 200-1000. Hoboken: Blackwell Publishing, 2003. 712 p.
Cheyette F. "Feudalism": A memoir and an Assessment, in Feud, Violence and Practice: Essays in Medieval Studies in Honor of Stephen D. White. Ed. by Tuten B., Billado T. Burlington, VT: Ashgate, 2010. Pp. 119-133.
Conservation and Management of Archaeological Sites. 2011. Vol. 13. Issues 2-3: Sub-Saharan Africa.
Débax H. La féodalité languedocienne aux XIe-XIIe siècles: serments, sommages et fiefs dans le Languedoc des Trencavel. Toulouse: Presses universitaires du Mirail, 2003. 407 p.
Das Lehnswesen im Hochmittelalter. Forschungskonstrukte - Quellenbefunde -Deutungsrelevanz. Ed. by Dendorfer J., Deutinger R. Ostfildern: Thorbecke, 2010. 352 p.
Historical Narratives and Christian Identity on a European Periphery: Early History Writing in Northern, East-Central, and Eastern Europe (c.1070-1200). Ed. by Garipzanov I.H. Turnhout: Brepols, 2011. 292 p.
The Global Middle Ages. Past and Present. Ed. by Holmes C., Standen N. Oxford: Oxford University Press, 2018.
Hyams P. Homage and Feudalism: A Judicious Separation, in Die Gegenwart des Feudalismus/Présence du féodalisme et présent de la féodalité/The Presence of Feudalism. Ed. by Fyrde N., Monnet P. and Otto-Gerhard Oexle O.-G., Veröffentlichungen des Max-Planck-Instituts für Geschichte 173. Göttingen: Vandenhoeck and Ruprecht, 2002. Pp. 13-50.
Mikhailova Yu. Property, Power, and Authority in Rus and Latin Europe, ca. 1000-1236. York: Arc Humanities Press, 2018. 244 p.
Mostern R. Review: The Global Middle Ages: Past and Present, edited by Catherine Holmes and Naomi Standen, in Studies in Late Antiquity. 2019. Vol. 3. Issue 4. Pp. 640-643.
Reuter T. Medieval Polities and Modern Mentalities. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. 483 p.
Reynolds S. Fiefs and Vassals: The Medieval Evidence Reinterpreted. New York: Oxford University Press, 1994. 560 p.
Roach L. Submission and Homage: Feudo-Vassalic Relations and the Settlement of Disputes in Ottonian Germany, in History. 2012. Vol. 97. Pp. 355-379. West Ch. Reframing the Feudal Revolution: Political and Social Transformation Between Marne and Moselle, c. 800-c. 1100. Cambridge: Cambridge University Press, 2013. 322 p.
