CC BY
15Раздел II
Научные статьи магист рантов и студентов семинарии
МАТЕРИАЛЫ МЕЖДУНАРОДНОЙ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ «СЕКУЛЯРНЫЙ МИР И РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ
ЦЕРКОВЬ: ИСТОРИЯ, ВЗАИМООТНОШЕНИЯ, СОВРЕМЕННАЯ СИТУАЦИЯ» (13 АПРЕЛЯ 2022 ГОДА)
УДК 27-75
Колесников Сергей Александрович, Доктор филологических наук, проректор по научной работе БПДС
Мир и богословие: аспекты богословского наследия В.Н. Лосского
Аннотация: Мир и богословие могут быть соотнесены в самых разных областях, и богословский опыт известного православного богослова В.Н. Лосского в полной мере доказывает этот тезис. В статье рассматриваются самые разные проекты взаимодействия богословия и мира - образовательные, издательские, научно-популяризаторские и многое другое.
Ключевые слова: Православие и мир, В.Н. Лосский, богословская система.
Kolesnikov Sergey Alexandrovich, Doctor of Philology, Vice-Rector for Scientific Work of BPDS
The World and theology: аspects of V.N. Lossky's Theological Heritage
Abstract: The world and theology can be correlated in a variety of fields, and the theological experience of the famous Orthodox theologian V.N. Lossky fully proves this thesis. The article discusses a variety of projects of interaction between theology and the world - educational, publishing, scientific and popularization, and much more.
Key words: Orthodoxy and the world, V.N. Lossky, theological system.
Показательно, что вхождение в профессиональное богословское - или теоло-
Научные конференции
гическое - сообщество для Лосского становится возможным с активацией своей собственной тематики, неразрывно связанной с мистическим православным богословием. Выход Лосского на уровень признанного французской теологии предстает таким знаменательным событием, что современники описывали его богословские выступления с осознанием переломного этапа в отношении к православию в западных теологических кругах: в декабре 1942 года «группа католических профессоров устроила публичные лекции на р1асе dе 1а Sогbonnе и поручила Володе Лосскому курс о восточной мистике. Это первый раз, что о таком важном предмете говорит православный» [Пасхальный свет, 2014, 288]. Именно мистическое богословие, тема апофатического не-знания стали теми прорывными аспектами богословской системы Лосского, которые оказались максимально эффективными в привлечение внимания уже сложившихся теологических корпораций во Франции. Проект обращения к теологическим элитам Франции, осуществленный Лосским в 1940-х годах, предстает как воплощение нового понимания духовного образования в реалиях иной национальной культуры, и общим языком, позволяющим выстроить продуктивный миссионерский контакт, становится именно апофатическая проблематика.
Тема мистического богословия оказалась настолько актуальной для теологической мысли Франции, что впервые за всю эмигрантскую историю православный богослов выступил на площадке Сорбонны, соединив и свой собственный, полученный в той же Сорбонне, университетский духовно-образовательный опыт и православное Боговидение в единый комплекс богословской системы. Подобный синтез прошлого и современности (в контексте заявленного в 1936 году протоиереем Георгием Флоровским тезиса о «неопатристическом синтезе», определение которого фиксировалось следующим образом: «.. .творческая переоценка прозрений, ниспосланных святым людям древности. Этот синтез должен быть патри-стическим, верным духу и созерцанию Отцов... должен быть и неопатристиче-ским, поскольку адресуется новому веку, с характерными для него проблемами и вопросами» [Блейн, 1995, 155], - синтеза, в свою очередь, восходящего к идеям И.В. Киреевского [см. Хоружий, 2014, 157-158]) в богословских презентациях Лосского представал серьезной заявкой на обновление и активацию совместных исследований со всеми теологическими кругами Франции. Выступления Лосского на темы православного мистического богословия в 1940 - х годах доказали высокий уровень его профессионально-богословской подготовки, а самое важное - раскрыли перед западным теологическим сообществом значительные потенци-
Научные конференции
алы православного богословия, которое до Лосского оставалось малоизвестным или не принимаемым на Западе.
На примере взаимодействия Лосского с западными теологическими кругами можно обнаружить специфику построения его собственной богословской системы, которая оттачивалась именно в диалоге с ино-славными. Важным условием создания полноценной богословской системы для Лосского оказалась сама возможность открытой дискуссии - а точнее просветительско-образовательного формата (ведь критические точки дискуссионности уже были преодолены им в споре о Софии) - с иными теологическими концепциями. Сам «Очерк мистического богословия Восточной Церкви» возникает из лекционных выступлений на собраниях в доме Марселя Морэ, где скорее собеседниками Лосского, а не столько оппонентами, выступали представители самых разных конфессиональных и теологических воззрений. Ж.-К. Ларше писал об этом периоде становления богословской системы Лосского: «Главы «Мистического богословия Восточной Церкви» изначально представляли собой лекции, прочитанные в зимнем курсе 1941/1942 г., перед аудиторией, состоявшей главным образом из католических теологов, но также из тех, кто принадлежал к иным названным течениям» [Ларше, 2019, 203]. Лосский, войдя в теологическое сообщество Франции и как гражданин этой страны и как интеллектуал, соответствующий самым высоким требованиям к уровню образованности, оказался на переднем крае богословской миссии, и достойно представить православную мысль оказалось для него возможным прежде всего на материале мистического православного богословия.
Результативность его богословско-миссионерских действий можно обнаружить в рассмотрении его взаимоотношений с представителями различных теологических воззрений. Так, одной из фигур, повлиявших на становление богословской системы Лосского, несомненно, являлся Жан Даниелу (1905-1974), с которым у Лосского было много общего в духовно - биографических событиях. Практически ровесник Лосского, выросший, как и он, в глубоко религиозной семье ((мать, Мадлен Даниелу (урожд. Кламорган)), была основательницей Католического педагогического института и ряда учебных заведений для девушек) Даниэлу в одном году с Лосским закончил Сорбонну, где изучал французскую филологию. Как и Лосский, в студенческие годы активно включился в духовную жизнь молодежи, войдя в 1928 году в общество Святого Павла и руководя Домом молодежи в студенческом общежитии Латинского квартала. В 1929 году Даниэлу решает посвятить свою жизнь католической церкви и становится послушником в
Научные конференции
иезуитском ордене и в течение 1930-х годов обучался в католической семинарии св. Людовика на острове Джерси, в других католических учебных заведениях. Поступательно он входит в круг авторитетных католических теологов, знакомится с А. де Любаком, Ж. Лебретоном, Г.У. фон Бальтазаром, а в 1938 году рукополагается в священники.
Как и Лосский, Даниэлу во время войны обратился к теме Боговидения и написал книгу «Le signe du Temple ou de la Présence de Dieu», «Знамение Храма, или О Божественном присутствии» (1942), где описал свою богословскую систему. Кроме того, он выступил организатором издательства «Sources chretiennes», «Христианские источники», главной целью которого стала публикация трудов святоотеческого наследия. В одном и том же году с изданием Лосским «Очерка мистического богословия...» (1944) Даниэлу публикует исследование «Платонизм и мистическая теология: очерк духовного учения св. Григория Нисского», рассматривающее в качестве основной линии мистическое богословие Григория Нисского, а в 1945 году - «подготовил для «Sources chretiennes» сочинение того же святого отца «Жизнь Моисея» (опубликовано в 1945 г.) - фундаментальный труд по теме апофатизма» [Ларше, 2019, 207]. На этом духовно-биографические параллели между Лосским и Даниэлу не заканчиваются: во время войны Даниэлу становится одним из организаторов «Кружка св. Иоанна Крестителя», ставящего перед собой цели, близкие миссионерским задачам Братства Святого Фотия; в 1943 году Даниэлу включается в образовательный процесс Парижского католического института (формы сотрудничества с которым обсуждались и в Институте святого Дионисия и в Свято-Сергиевском институте) в качестве профессора истории христианской литературы и истории на богословском факультете. Известны были Даниэлу и сложности полемики, аналогичные ситуации, в которой оказался Лосский в результате спора о Софии: в 1950 - е годы Ж. Даниэлу активно участвует в определении концепции «нового богословия», вызвавшего множество критических нареканий, в результате чего некоторые его книги и исследования были убраны из католических библиотек, а он сам уволен с должности редактора издательства «Христианские источники». Вместе с тем в 1969 году Даниэлу был возведен в сан кардинала-диакона, умер в 1974 году по той же причине, что и Лосский, - сердечный приступ. Жан Даниелу, прошедший близкий Лосскому духовный путь, оказался тем человеком, который помог Лосскому войти во французские теологические круги и, видимо, совпадая с Лосским в синхронности представлений о Боговидении, стал одним из тех теологов, которые восприняли
Научные конференции
мистическое богословие Лосского как возможный импульс к дальнейшему развитию христианского богословия в целом.
Не менее важным для становления мистического богословия Лосского и его презентаций в ино - славных форматах сыграли собрания, организованные Марселем Морэ, на которые встречались крупнейшие представители французской теологии 1940-1950-х годов. Создание результативных богословских площадок, продуктивных форматов по обсуждению теологической тематики является одним из важнейших условий продвижения и презентации конкретной богословской системы. И Лосскому, промыслительно оказавшегося в кругу французских теологов, удалось уловить потребность теологической мысли в активации темы мистического богословия. Именно на семинарах М. Морэ Лосскому была предоставлена возможность обозначить основные контуры своей богословской системы, в которой самым интересным для слушателей семинара Морэ являлось мистическое богословие и апофатика. [подр. о собраниях Морэ и участия в них Лосского см. More, 1998; Fouilloux, 2015; Coman, 2019].
Для того, чтобы понять причины, повлиявшие на возрастание интереса у теологически подготовленной аудитории Франции 1940-х годов к православной апофатике, необходимо хотя бы в самых общих чертах обозначить спектр теологических интересов тех, кто приходил на лекции Лосского, посвященные мистическому богословию Восточной Церкви. При этом нельзя забывать, что эти лекции происходили в условиях оккупированного Парижа, что за стенами комнаты, где звучали определения «Божественного мрака», «нетварных энергий», «пира Царствия» и другие, представали совсем иные исторические реалии военного времени. Поэтому семинары Морэ в годы войны необходимо рассматривать и в контексте духовно-психологического состояния участников, а после освобождения Парижа - в контексте изменившихся исторических, а, следовательно, и просопо-биографических ожиданий. Рассуждения Лосского о мистическом богословии - с верой в «жизненную и организационную самостоятельность Церкви», с особым пониманием промыслительности истории в ее «харизматических дарах», с надеждой на продуктивную роль богословски выверенного анахорет-ства (фраза из «Очерка мистического богословия...» может рассматриваться в качестве эпиграфа-лозунга глубинного смысла собраний Морэ: «Духовный подвиг живущего вдали от мира киновита или анахорета, даже если он и останется для всех невидимым, имеет значение для всего мира» [Лосский, 2006, 121]) в истории, - накладывались на историческую реальность, преображая ее и настра-
Научные конференции
ивая слушателей на преображение истории. Духовно - мистические тональности лекций Лосского оказались созвучными, синхронными с духовно-религиозными настроениями участников собраний Морэ, несмотря на то, что их участниками становились теологи, имеющие самые разные концептуальные воззрения.
Так, в члены семинара Морэ входил Морис де Гандильяк (Maurice de Gandillac), французский богослов и философ, написавший под руководством Э. Жильсона, одного из учителей Лосского, диссертацию о богословии Николай Кузанского, где рассматривал, в том числе, и инфинитивно-теологические аспекты метода «мудрого незнания» («De docta ignorantia» (1440), «О мудром незнании» и «De deo abscondito» (1444/45), «О сокрытом Боге» - ключевые богословские трактаты Николая Кузанского). Характерно, что основополагающая работа Гандильяка носила название «Николай Кузанский как предшественник картезианского метода», тем самым, соединяя традицию мистического богословия с основополагающей научной методологией современности. Стремление прозреть в современности ее мистические и апофатические основания - и есть то единое методологическое поле, которое объединяло Гандильяка и Лосского, а потому обращение Лосского к мистическому богословию Восточной Церкви оказалось весьма интересным ля Гандильяка. В годы войны Гандильяк рассматривал взаимосвязи теологии Николая Кузанского с такими четко выраженными мистическими богословами, как Дионисий Ареопагит (чьи «Ареопагитики» являлись для Лосского важнейшим материалом для раскрытия апофатического метода) и Экхарт Мейстер (диссертации о котором Лосский посвятил последние годы своей жизни). Прямые параллели, существующие в духовно-интеллектуальном росте Гандильяка и Лосского, показывают насколько синхронизированы были их представления в области мистического богословия и насколько тема мистического богословия была актуальна для духовно-интеллектуальной атмосферы Франции 1940-х годов.
Другим видным представителем французской теологии, участвовавшим в собраниях М. Морэ, был представитель старшего поколения Луи Массиньон (18831962), Louis Massignon, который способствовал большей открытости французской теологии иным религиозным традициям - прежде всего мусульманской мистической теологии. Еще в 1908 году Массиньон испытал мистическое состояние Божественного присутствия во время экспедиции в Месопотамию, которое определило его последующую жизнь. Результатом становится появление развернутой монографии «Страдания ал-Хусайна ибн Мансура ал-Халладжа, мистического мученика ислама» (1922), где детально рассматриваются аспекты мистического
Научные конференции
богословия суфизма. Л. Массиньон - профессор Сорбонны, президент Института иранистики, авторитетный академик различных научных сообществ, в частности, член-корреспондент Академии наук СССР с 1924 года (до сих пор представлен на сайте РАН академиком отделения исторических наук и филологии (по разряду восточной словесности исламоведение)), терциарий католического ордена францисканцев (1931) под именем Ибрагим - во многом способствовал становлению диалога между христианством и мусульманством, открывая французскому католичеству новые ино-религиозные горизонты. В 1934 году Масиньон и люди, близкие ему по духу, которых было в дальнейшем достаточно много (и это тоже показатель результативности открытости в религиозных воззрениях), создали молитвенную группу Бадалия в Каире, призванную изучить мистический опыт мусульманства. В годы войны продолжается изучение Массиньоном арабской мистической культуры (работа «Введение в инвентарь арабской герметической литературы» (1942) стала результатом проведения научно-богословских мероприятий в Швейцарии), а после войны исследование мистического богословия было продолжено Массиньоном в рамках утверждения молитвенного общества Бадалия (1947) и на материале уже европейских мистиков, в частности, святой Лидвины из Схидама.
Показателен интерес Массиньона к мусульманской «адалии» - мистическому действу духовного замещения одного другим, подразумевающее активацию жертвенно-мистического христианского опыта по отношению к иным религиозным традициям. Позднее ученики Масиньона, в частности, Дж. Дж. Ваарденбург, сформулировали принципы его богословской системы: Бог свободен открывать Себя, когда и как Он хочет; действие Бога осуществляется в мире благодати, в мистических проявлениях; религиозное открытие имеет экзистенциальный характер, религиозный объект имеет значение для ищущего; теология - это мистическое открытие благодати (подр. см. [Waardenburg, 1963]), что в определенной степени перекликается с теорией Боговидения Лосского. Диалогичность Боговидения и экзистенциальная встреча с Божественным, ставшие концептуальными для теологических взглядов Массиньона (и развернутых его последователями, например, в сборнике «Присутствие Луи Массиньона» (Présence de Louis Massignon, Paris, Maisonnneuve et Larose, 1987) и многих других), необходимо рассматривать как условие созвучности взглядов Лосского о мистическом богословии православия со взглядами Массиньона, что придавало продуктивность диалогу Лосского с французскими духовно-интеллектуальными кругами.
Научные конференции
Не менее важным для становления богословской системы Лосского являлся и его контакт с представителями французской религиозной философии. Одним из известных участников собраний Морэ был Габриэль Марсель (1889-1973), автор впоследствии знаменитых трактатов «Иметь или быть», «Трагическая мудрость философии» и других. В годы войны, одновременно с выходом «Очерка мистического богословия Восточной Церкви» Лосского, Марсель выпускает работу «Homo viator. Prolégomènes a une métaphysique de l'esperance, «Человек-посланник. Пролегомены к метафизике надежды» (1944), в которой обозначил свое видение «сумеречной невидимости Бога», что показывает еще одну грань созвучности высказываний Лосского духовной атмосфере Франции 1940 - х годов.
К числу французских философов, приходивших на семинары Морэ в 1940-х годах, надо отнести и Эммануэля Мунье (1905-1950), активного участника Сопротивления, который был арестован фашистскими властями, а издаваемый им журнал «Esprit» («Дух») был закрыт в годы парижской оккупации. Идеи христианского персонализма Мунье синхронны воззрениям Лосского на апофатическую диалогичность Встречи, причем лисностно-персональный аспект этой Встречи, несомненно, был концептуален и для богословия Лосского и для богословия Мунье, который писал: «Концепция Троицы... приводит к идее о Высшем Существе, внутри которого осуществляется диалог личностей» [Мунье, 1993, 45]. Духовно-мистический характер христианского персонализма Мунье, выраженный в его четкой уверенности в результативности Богообщения - «Христианский персонализм идет здесь до конца: все ценности для него группируются вокруг единственного в своем роде призыва, исходящего от высшей Личности» [Мунье, 1999, 461], - был близок Лосскому, и эту духовно-интеллектуальную созвучность также необходимо рассматривать как условие резонанса выступлений Лосского на семинарах Морэ.
Форматы вхождения во французскую духовно - интеллектуальную среду Лосского не ограничивались исключительно собраниями Морэ. Осознавая востребованность и важность богословско-миссионерского действования в условиях возрастающего интереса французской духовно - интеллектуальной сферы к проблеме мистического Боговидения, Лосский в 1940 - е годы последовательно расширяет присутствие темы мистического богословия Восточной Церкви и на иных интеллектуальных площадках. Одной из таких площадок стала Практическая школа высших исследований, Пятую секцию религиозных наук которой Лосский посещал с 1945 по 1951 годы. В Практической школе высших исследо-
Научные конференции
ваний преподавал, в частности, католический богослов, авторитетный медиевист Мари-Доминик Шеню (Marie - Dominique Chenu (1895 - 1990)), один из инициаторов неотомистского движения во Франции. В 1940-х года Шеню сконцентрировал свое научно-богословское внимание на погружении в теологические аспекты Средневековья, поступательно рассматривая этапы духовно-религиозного становления, в том числе, и мистической (мистериальной) теологии XIII и XII веков, что, очевидно, и привлекало Лосского на его курсы.
К числу западных религиозных философов, оказавших значительное влияние на формирование богословской системы Лосского, необходимо отнести и Анри де Любака (1896-1991), чьи книги «Католицизм: Социальные аспекты догмата» (Catholicisme: Les aspects sociaux du dogme) (1938), «О познании Бога» (De la connaissance de Dieu) (1941), «Corpus mysticum: Евхаристия и Церковь в средние века: Историческое исследование» (Corpus mysticum: L'Eucharistie et l'Église au Moyen-Âge: Étude historique) (1944) и другие оказали серьезное влияние на общий вектор развития французской теологии и нашли отражение в богословских исканиях Лосского. Особое внимание А. де Любак, под кураторством генерала Ордена иезуитов Владимира Ледуховского, уделял определенное внимание положению русских эмигрантов (Ледуховскому принадлежит изданное в 1930 году письмо «О весьма печальном положении религии в России и о том, что с нашей стороны надлежит предпринять»), поэтому области пересечения Лосского и де Любака были и богословски и исторически обоснованы. Вместе с Ж. Даниэлу Анри де Любак принимал участие в издании серии «Христианские источники», тем самым, задавая практический формат теологическим изысканиям, что не могло не интересовать Лосского. Не менее важно обращение А. де Любака к святоотеческому наследию, ведь «де Любак внедрил в их сознание идею о том, что именно возвращение к Отцам придаст энергию и вдохновение для фундаментального преобразования католического богословия» [Проспери, 2006, 76]. Его концепция единения с Богом, впоследствии подвергшаяся резкой критики со стороны Ватикана в виде энциклики Пия XII «Humani generis» (1950), предлагает близкую по тематике Боговидения позицию, в которой активируется взгляды святых отцов на Богооткровенность, апофатику, христианского мистицизма. Необходимо отметить «близость концепции де Любака методу апофатического богословия восточной христианской традиции» [Дзоффоли, 2015, 35], что позволяет говорить об А. де Любаке как об одном из тех французских теологов, которые задавали конфигурацию богословским построениям Лосского.
Научные конференции
И, конечно же, в числе тех представителей западной теологии, кто оказывал влияние на становление богословской системы Лосского нельзя не назвать Ганса Урса фон Бальтазара (1905-1988), чьи работы неоднократно цитируются Лосским. Практически ровесник Лосского, Бальтазар оказывался в своем богословском развитии перед теми же проблемами, которые вставали и перед Лосским. Интерес Бальтазара к мистической теологии представал в виде создания, например, совместно с визионеркой Адриенн фон Шпайр (духовником которой он являлся с 1940 года) «Общины Иоанна Богослова», где Бальтазар стремился воплотить близкие с целями «Братства Святого Фотия» принципы, в рамках которых строгая христианская жизнь по евангельским заповедям сочеталась с пребыванием в миру. Показателен интерес духовной «сестры» А. фон Шпайр к русской религиозной культуре: она выучила русский язык для того, чтобы прочесть романы Ф.М. Достоевского, причем восприятие русской духовной культуры накладывалось на личный мистический опыт А. фон Шпайр. Ей принадлежат книги, созданные в редакторской обработке У фон Бальтазара, о мистических видениях католических святых (перевод «Истории души» Терезы из Лизье (1944)), «Служанка Господа» («Magd des Herrn» (1948)) и другие тексты, посвященные тем или иным аспектам мистической теологии. Сам У. фон Бальтазар являлся автором ряда богословских трактатов, во многом затрагивающих темы, актуальные для богословской системы Лосского. Еще в 1928 году Бальтазар защитил докторскую диссертацию «История эсхатологической проблемы в современной немецкой литературе», и с этого периода интерес Бальтазара к различным аспектам мистической теологии не ослабевал. В 1940-е годы он издает книги «Сердце мира» («Das Herz der Welt») (1945), позднее им написаны трактаты «Разрушая бастионы» («Schleifung der Bastionen») (1952), «Молитва» («Das betrachtende Gebet») (1955), «Вопрос о Боге и современный человек» («Die Gottesfrage des heutigen Menschen») (1956), которые в той или иной степени нашли свое отражение в работах Лосского.
Но взаимодействие В.Н. Лосского с религиозно-интеллектуальными кругами Франции не ограничивалось исключительно теоретическими дискуссиями. Исходя из опыта миссионерско-практической деятельности братства Святого Фотия, он активно участвует в совместных с французской духовно-интеллектуальной элитой проектах, направленных на расширение влияния религиозной сферы на окружающую реальность. Показательным становится участие Лосского в редакционной коллегии журнала «Живой Бог: религиозные и философские перспек-
Научные конференции
тивы» («Dieu Vivant: perspectives religieuses et philosophique»), первый номер которого вышел в 1945 году. Знаковым являлся состав организаторов журнала и его редакционной коллегии: Морис де Гандильяк, Луи Массиньон, М. Морэ, Г. Марсель, Жан Ипполит - профессор Сорбонны, автор трудов по религиозной философии, и другие видные представители французской духовно-интеллектуальной сферы. Сама идея журнала возникла из заседаний семинаров М. Морэ, и мистическое богословие Лосского органично вошло в тематический план журнала. Участие в журнале предполагало обращение к самым разным аспектам: «"Dieu Vivant" предлагает искать свои духовные, богословские и экзегетические корни у отцов, заново открыть христианскую культуру, сосредоточенную на Писании и вместе с тем открытую современным течениям» [Уильямс, 2009, 36]. Статья Лосского о паламизме была опубликована уже в первом номере журнала, что показывает высокий уровень авторитета, которым пользовался Лосский в теологических кругах Франции: «Первый номер содержал статьи Моншанена (Monchanin) о духовности пустынножительства, фон Бальтазара о Кьеркегоре и Ницше и Лосского о паламизме; были также эссе Даниэлу, перевод одной проповеди Ньюмена, обзор де Любака «Corpus Mysticum» и французский перевод работы Барта» [Уильямс, 2009, 36-37].
Необходимо отметить широкий конфессиональный спектр журнала «Живой Бог», где были представлены самые разные догматически-религиозные взгляды, а Лосский являл фигуру представительства православного богословия, что показывает его возросший профессиональный авторитет. Вместе с тем Лосский продолжал сохранять верность православию и Московского Патриархату, что сказалось на его участии в работе журнала: когда в 1948 году в Москве прошло Всеправославное совещание, посвященное празднованию 500-летия автокефалии Русской Церкви, Лосский соответственно отреагировал на решения Всепра-вославного совещания. Учитывая, что на данном совещании были высказаны ряд антиватиканских взглядов, в частности, в выступлении Святейшего Патриарха Алексия говорилось: «Путем политических интриг и исключительно мирскими средствами римское папство старается повсюду разложить православное единство» [Деяния совещания глав, 1949, 89], - французские католики, которые входили в состав редколлегии «Живого Бога», «в том числе Даниэлу и де Любак, убеждали его (Лосского) публично отмежеваться от этих заявлений, но верность Московскому патриархату не позволяла ему сделать это. Результатом стало заметное охлаждение их отношений с Даниэлу, де Любаком и другими; после 1948
Научные конференции
г. Лосский уже не участвовал в "Dieu Vivant"» [Уильяме, 2009, 38]. Участие в проекте журнала становится невозможным из-за принципиальной верности Лос-ского позиции Московского Патриархата, однако это не означало разрыва личных связей со всеми участниками проекта, Лосский продолжает участвовать в различных богословских мероприятиях и дискуссиях.
Примером таких мероприятий можно считать проведение ежегодной конференции англикано-православного содружества имени св. Албания и преп. Сергия в Абингдоне. В историческом очерке Н. Зернова и М. Зерновой сохранилось упоминание об участии Лосского в дискуссионных площадках конференции: «В. Н. Лосский (1903-1958), автор "Мистического богословия Восточной церкви", ввел в дискуссию между Востоком и Западом паламитское богословие. Он регулярно участвовал в послевоенных конференциях Содружества, и его споры с д-ром Эриком Маскалем, представлявшим неотомистскую точку зрения, в течение нескольких лет придавали этим встречам характер блестящего интеллектуального поединка» [Зернов, Зернова, 1998, 22]. Упомянутый Эрик Лайонел Масколл (Eric Lionel Mascall) (1905-1993) являлся видным английским томистом, профессором исторической теологии в Королевском колледже Лондонского университета, всего написавшим более 20 трудов на богословскую тематику. Дискуссия с Э. Ма-сколлом как раз и является подтверждением активного участия Лосского в рассмотрении богословских тем на самых разных дискуссионных направлениях.
Самые разные форматы взаимодействия с представителями различных конфессиональных взглядов - теоретические исследования, издательские проекты, участие в представительных мероприятиях и конференциях, личные и публичные дискуссии - все это представляет богословскую деятельность Лосского в миссионерском направлении. Богословие для Лосского означало миссионерское призвание, направленное на донесение православной истины до всех, кто желал услышать его в качестве создателя православной богословской системы. И одновременно научно-богословское миссионерство становилось импульсом к расширению и укреплению профессионального богословского авторитет Лосского. Участие во внешних богословских дискуссиях формировало внутренний каркас богословской системы, и Лосский являет пример органичного сочетания полемического и академического богословия, неразрывно связанного с миссионерской задачей. Именно такой взаимосвязанный подход и необходимо рассматривать в качестве условия продуктивности и практической результативности богословской системы.
Ж.-К. Ларше определял миссионерский аспект богословия Лосского следую- мир и богословие: аспекты богословского наследия
в.н. лосского
Научные конференции
щим образом: «Дело Лосского нельзя понять вне зависимости от общего замысла — представить православие собеседникам-католикам. Ради этой цели Лосский, чтобы быть понятнее, всячески акцентирует богословскую и духовную идентичность православия по контрасту с богословской и духовной идентичностью католицизма, которую он тоже решительно подчеркивает. В обоих случаях он несколько сгущает краски. Это побуждает к тому, чтобы внести поправки или нюансы в некоторые из его утверждений. Но это же объясняет и особенную силу его изложения, которая вызывала уважение и восхищение у всех его собеседников — католиков, англикан и протестантов, восприимчивых к его искренности, ясности, цельности и строгости. Некоторых из собеседников эта сила убедила также сблизиться с Православной церковью и даже присоединиться к ней» [Лар-ше, 2019, 217]. Параметры богословской системы Лосского - строгость, цельность, ясность - складывались под воздействием миссионерского опыта, и богословское миссионерство необходимо рассматривать как важнейшее условие выверенности богословских построений.
При этом Лосский продолжает активно участвовать в православной приходской жизни, его усилиями и усилиями членов Братства Святого Фотия создается еще до второй мировой войны первый франкоязычный православный приход на улице Сент-Женевьев в Париже, и даже семейная жизнь Лосского приобретала определенный миссионерский аспект: его жена, Магдалина Исааковна Лос-ская, урожденная Малькиель-Шапиро (1905-1968), принимала активное участие в основании Скорбященского прихода на ул. Монтань-Сент-Женевьев, где была псаломщицей.
Тем самым, во взаимоотношениях Лосского с иноконфессиональными богословскими системами вырабатывался важный результат, дающий возможность отточить и отшлифовать собственные богословские воззрения, а уже усилия по совершенствованию своей богословской системы вывели Лосского в первый ряд православных богословов за рубежом - а потому мнение Р. Уильмса о том, что «можно без всякого преувеличения сказать, что во многих английских экуменических кругах Лосский занял то положение, которое Булгаков занимал перед войной, - положение главного выразителя православного миросозерцания» [Уи-льямс, 2009, 38], можно считать вполне обоснованным. Опыт спора о Софии в дискуссиях с представителями иных религиозных взглядов оказался профессионально оправданным и результативным, оказал положительное влияние на рост богословского авторитета Лосского среди зарубежных теологов.
Научные конференции
Однако во взаимоотношения с соотечественниками, с эмигрантским сообществом, у Лосского в 1940-е годы выстраиваются непростые отношения - в том числе и в свете прошедших споров с софиологией. Одной из основных площадок, где происходили дискуссии с эмигрантами из России, являлись встречи в городе Кламар в доме у Н.А. Бердяева, с которым у Лосского был ряд принципиальных разногласий по вопросам современного устройства церковной жизни. Бердяев, как и Лосский, к 1940-м годам стремился выстроить свои отношения с французскими духовно-интеллектуальными кругами, в частности, был организован ряд встреч, на которые приглашался, в том числе и Лосский. Л.Ю. Бердяева вспоминала, что после окончания обсуждения книги «Дух и реальность» в 1940 г. на съезде, «устроенном французами в одном chateau вблизи Парижа с участием Г. Марселя, В. Лосского, Н. Полторацкого и др., Бердяев произнес: «Критикуют и обсуждают не по существу, а по мелочам. И, кроме того, чувствую, что меня плохо понимают. Не понимают того, что вся моя философия основана на христианстве» [Бердяева, 2002, с. 202-203].
Вообще положение Бердяева во Франции можно рассматривать как отражение изменений, происходящих в интеллектуальной атмосфере эпохи. Опыт взаимодействия с интеллектуалами Франции для Бердяева начинается сразу после его приезда в страну, в 1930-х годах он стремился принимать активное участие в организации журнала «Esprit», созданного Э. Мунье, при этом «философская доктрина Бердяева оказала значительное влияние на создание журнала "Esprit", а также содержание и стиль публикуемых в нем материалов» [Pavlov, 2013, 313]. В начале 1940-х годов Бердяев стремился выстраивать свое присутствие в интеллектуальном поле Франции, исходя из христианских установок: «Все сознавали, что мы представляем собой христианский оазис в безрелигиозной пустыне, в мире, христианству враждебном. На этих собраниях выяснилось основное единство во Христе и вместе с тем различие типов религиозной мысли и характеров духовности» [Бердяев, 2015, 307]. Но в целом говорить об особом успехе проектов, видимо, не приходится, что признавал и сам Бердяев. О результатах «воскресений в Кламаре» сохранились воспоминания: «Впечатление у Ни (Н.А. Бердяева) такое, что его доклад французам не понравился, некоторым показался опасным, т. к. Ни говорил, что мир вступает в ночь, а французы хотят видеть все в свете, т. е. в победе. Его слова о том, что Германия стоит под знаком фатума, а союзники под знаком разума, они поняли так, что победа будет на стороне Германии» [Бердяев, 2015, 194-195]. Определенная двойственность, присущая концептуальным
Научные конференции
взглядам Бердяева, не находила поддержки. Во время оккупации Бердяев, как и большинство русских эмигрантов, находился в сложной ситуации выбора и обрушившихся бытовых неурядиц, а после окончания войны был близок даже к позитивным оценкам советского строя: «После опубликования Бердяевым в 1946 году книги «Русская идея» (написанной еще в 1943-м, а опубликованной YMCA-Press только после войны) советское посольство прислало Николаю Александровичу официальное приглашение на прием в связи с празднованием 24-й годовщины Октябрьской революции!» [Волкогонова, 2010, 378] . Но эйфория в оценках Советского государства, связанная с освобождением Франции, достаточно быстро прошла, и уже в конце 1940-х Бердяев записывал: «Мечты о возрождающейся России рассеялись как дым. Жизнь потекла дальше, хотя после постигшего Николая Александровича разочарования он записал: «47 год был для меня годом мучения о России» [Бердяев, 1998, 327]. Колебания и сомнения, резкие развороты в определении исторических и политических событий - это то, что характеризовало эмигрантскую жизнь в Париже, и Бердяев следовал в духе этого меняющегося потока.
Подобные колебания, конечно, отражались на отношении Лосского как конкретно к Бердяеву, так и к другим эмигрантам, проходящим похожий путь поиска своей позиции. Остававшиеся разногласия в эмигрантской среде по поводу критики софиологии, неприятие Лосского в Свято-Сергиевском богословском институте, в который его ни разу не приглашали до конца его жизни, неоднозначные оценки деятельности братства Святого Фотия (например, П.Е. Ковалевский, даже дистанцировавшийся от участия в Братстве к 1940-м годам, продолжал получать упреки: «На Подворье - неприятная сцена с о. Киприаном, который продолжает укорять меня участием в деятельности "Иудина братства", как он называет фо-тианцев, тогда как я непричастен к их деятельности. Видимо, все мои неприятности на Подворье исходят из той предвзятой мысли, что я принадлежу к "стану врагов"» [Пасхальный свет, 2014, 390]. Понятно, что отношение к В.Н. Лосскому было еще жестче) - не могли служить улучшению отношений между Лосским и русской эмиграцией в Париже.
Со стороны эмиграции во второй половине 1940-х оценка общественно-богословской деятельности Лосского была преимущественно негативной. Так, в 1947 году отрицательная тональность звучала в эмигрантских кругах, даже в прошлом доброжелательно относящихся к инициативам Лосского: «В русских газетах очень тусклая и бесполезная статья - декларация, подписанная В. Лосским и
Научные конференции
Пьяновым, и плохая, с передержками фактов, статья священников, которые побоялись себя назвать» [Пасхальный свет, 2014, 507]. Особенно неприемлемой для эмиграции была положительная позиция Лосского в отношении Московского патриархата, и в свете таких отношений негативно оценивались и проекты Лосско-го, например, все то же Братство Святого Фотия. Например, в день 26-летия основания Братства П.Е. Ковалевский писал: «Сегодня 25 лет с нашего посвящения в стихарь и иподиакона и с основания митрополичьего штата, но Владыки нет, и о нас никто не вспомнил. Был на литургии, которую служил о. Афанасий. Много событий прошло за эти четверть века, и когда оглядываешься назад, то радуешься, что создалось и воспиталось так много церковных работников. Грустно, что нет только в них солидарности. Вчера, хотя мы об этом сговорились, никто не назвал ни меня, ни одного из наших в кандидаты в совет, а сегодня Саша Шмеман принес мне проект уничтожения братства, которое должно быть заменено почему-то иным объединением и разделиться на прислуживающих и не прислуживающих. К счастью, все бумаги куда-то Сашей затеряны. Я не хотел отказывать тем, кто хочет сделать что-то новое, но было бы нелепым губить наше дело» [Пасхальный свет, 2014, 512]. Все это означало закат прежних проектов взаимодействия Лосского с русской эмиграцией и приводило к большей открытости Лосского в отношении французских духовно-интеллектуальных кругов.
Таким образом, можно констатировать, что общественно-историческая ситуация 1940-х годов выводила Лосского в развитии своей богословской системы к построению научно-богословского вектора в сторону миссионерского воздействия прежде всего уже не на тех, кто выехал из России вместе с ним в 1920-х годах, кто был рядом в 1930-х годах, но преимущественно на тех, кто представлял уже новую родину для Лосского (надо постоянно помнить, что с 1939 года он - гражданин Франции). На фоне меняющейся исторической, политической, общественной ситуации Лосским и будет создаваться свой богословский проект, включающий элементы миссионерского воздействия на французскую духовную элиту. В 1940-е годы у Лосского формируется особое отношение и понимание богословского пути, способного компенсировать утрату связей с бывшими соотечественниками, позволяющего преодолеть сложную экзистенциальную ситуацию в годы оккупации и последующего вхождения в мирную жизнь, дающего возможность сформировать свой мир, свою систему ценностей, которые становятся важнее преходящих исторических катаклизмов и общественного недопонимания.
Метафизический опыт войны, духовное преображение истории, соположен-
Научные конференции
ность истории и христианской совести, реализация проектов духовного образования, раскрытие миссионерского потенциала мистического богословия, расширение связей с французской духовно-интеллектуальной элитой, результативное повышение авторитета православия в западных религиозных кругах, издательские проекты, поиск новых форм взаимоотношений с соотечественниками - все это становилось фоном и условиями построения богословской системы Лосского в 1940-е годы. Несомненно, что построение данной системы можно рассматривать как противостояние давлению внешних обстоятельств, поиск мира без войны, поиск подлинно реального, не заглушаемого историческими потрясениями. Конфигурация богословской системы Лосского стремилась включить и внешний исторический опыт и внутреннюю работу по обретению целостного христианского мировидения. И важнейшим моментом в создании четкой системности богословских взглядов для Лосского являлось определение позиции в отношении самого системного подхода, на каких принципах выстраивать саму систему богословского мировидения.
Литература
Бердяев, 2015 - Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. Опыт оправдания человека. - М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2015. - 522 с.
Бердяева, 2002 - Бердяева Л.Ю. Профессия: жена философа. - М.: Молодая гвардия, 2002. - 262 с.
Блейн, 1995 - Блейн Э. Жизнеописание отца Георгия / Георгий Флоровский: священнослужитель, богослов, философ. - М.: Прогресс, 1995. - 416 с.
Деяния совещания глав, 1949 - Деяния совещания глав и представителей автокефальных Православных Церквей. Т. I. - М.: Издание Московской Патриархии, 1949. - 446 с.
Зернов, Зернова, 1998 - Зернов Н., Зернова М. Содружество святого мученика Албания и преподобного Сергия (исторический очерк). - М.: ББИ, 1998. - С.10-37.
Ларше, 2019 - Ларше Ж.-К. О некоторых проблемах, связанных с характеристикой наследия Владимира Лосского // Вопросы теологии. 2019. Т. 1, № 2. С. 199-220.
Лосский, 2006 - Лосский В.Н. Боговидение. - М.: АСТ, 2006. - 759 с.
Мунье, 1993 - Мунье Э. Персонализм. - М.: ИНИОН, 1993. - 129 с.
Научные конференции
Мунье, 1999 - Мунье Э. Манифест персонализма. - М.: Республика, 1999. -559 с.
Пасхальный свет, 2014 - Пасхальный свет на улице Дарю: дневники Петра Евграфовича Ковалевского 1937-1948 годов. - Нижний Новгород: Христианская библиотека, 2014. - 702 с.
Уильямс, 2009 - Уильямс Р. Богословие В.Н. Лосского: изложение и критика. -Киев: ДУХ I Л1ТЕРА, 2009. - 336 с.
Хоружий, 2014 - Хоружий С.С. Идея неопатристического синтеза как недошедшее послание // Вопросы философии, 2014, № 7. - С. 154-160.
Fouilloux, 2015 - Fouilloux E. Christianisme and eschatologie: Dieu Vivant (19451955). Paris: CLD editions, 2015.
More, 1998 - More M. Dix seances de vie spirituelle // Digraphe. 1998. No. 86-87. P. 35-49.
