CC BY
118
2013
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 2
Вып. 4
ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ
УДК 94(37).08
А. В. Банников, Г. А. Шмидт
MILES QUONDAM SCRIPTOR RERUM: ПРОБЛЕМА ДОСТОВЕРНОСТИ СВЕДЕНИЙ ПО ВОЕННОЙ ИСТОРИИ У АММИАНА МАРЦЕЛЛИНА
Источники по истории позднеримской военной организации, имеющиеся в нашем распоряжении, традиционно делятся на литературные, юридические, эпиграфические, нумизматические, папирологические и археологические. Степень достоверности данных, содержащихся в каждой из этих групп, по-разному оценивается исследователями.
Бесспорно, наиболее точная и подробная информация о римской военной системе заключена в источниках, современных описываемой эпохе. Однако и в отношении них не существует единой общепризнанной оценки. Т. Моммзен, например, весьма скептически относится к сочинениям античных авторов и больше полагается на эпиграфические свидетельства, а также на данные такого документа, как Notitia Dignitatum. Многие современные исследователи, напротив, ставят на первое место литературные тексты, объясняя это тем, что, несмотря на неизбежную субъективность нарративных источников, они имеют два преимущества перед другими: во-первых, они достаточно многочисленны, во-вторых — просты для понимания. При этом сочинения позднеантичных авторов зачастую более точны, чем труды писателей периода Ранней империи [1, р. 11].
Вопрос о том, какая группа источников по позднеримской военной организации представляет наибольший интерес, немаловажен, поскольку характер источников и их состояние таковы, что выводы иной раз приходиться делать, основываясь на диаметрально противоположных свидетельствах. Это заставляет порой придерживаться индивидуального подхода к отдельному источнику каждого типа.
Наиболее обширный и подробный из литературных источников по позднеримской армии и военной организации — Res gestae1 Аммиана Марцеллина. Его значение невозможно переоценить. Римская историография IV в. фактически замыкалась на малых жанрах, бревиариях и эпитомах, представлявших собой собрания выдержек из сочинений предшественников [2, с. 7]. На подобном фоне труд Аммиана Марцеллина выглядит чем-то из ряда вон выходящим.
Банников Андрей Валерьевич — кандидат исторических наук, доцент, Санкт-Петербургский государственный университет; e-mail: [email protected]
Шмидт Глеб Александрович — студент, Санкт-Петербургский государственный университет; e-mail: [email protected]
1 Дословно — «Деяния», в русском переводе — «Римская история». В точности неизвестно, какой смысл вкладывал сам Аммиан в название своего труда: res, quas ego gessi (деяния, совершенные мною) или res gestae populi romani (деяния римского народа). Большинство современных исследователей склоняются ко второму варианту [18, с. 131, примеч. 1]. © А. В. Банников, Г. А. Шмидт, 2013
Что нам известно о жизни Аммиана Марцеллина?
Основные сведения о личности Аммиана, которыми мы располагаем, сообщаются в тексте «Истории» самим автором. Завершая свое сочинение, Аммиан пишет, что он «бывший солдат и грек» (Amm., XXXI, 16, 9)2. Отдельные замечания, сделанные Амми-аном по ходу изложения, действительно позволяют утверждать, что будущий историк достаточно долгое время служил в армии, следовательно, практически, а не понаслышке, был знаком с различными сторонами военного дела.
Аммиан родился около 333 г. Дата может быть установлена лишь приблизительно, основываясь на том факте, что в 353 г., когда магистр Урзицин был отозван в Медио-лан, Аммиан был одним из самых молодых офицеров, находящихся в его свите (Amm., XVI, 10, 21)3. Это означает, что ему едва ли было намного больше 20 лет. Место рождения Аммиана точно неизвестно. Наиболее убедительной представляется точка зрения, согласно которой он был уроженцем Антиохии-на-Оронте [3, р. 1 et sq.].
Некоторые обстоятельства указывают на то, что Аммиан происходил из знатной семьи. Сам он называет себя «человеком благородного звания» (Amm., XIX, 8, 6)4. Еще один аргумент в пользу данной гипотезы — служба Аммиана в корпусе протекторов-доместиков (Amm., XV, 5, 22). Причем Аммиан состоял в этом элитном воинском подразделении с самого юного возраста, что было возможно только для тех, чьи отцы добились высоких постов на военной или гражданской службе [4, р. 17-18]. Хорошее знание латинского языка — факт весьма необычный для восточного грека, выбор военной карьеры и служба доместиком заставляют видеть в отце будущего историка военного, вероятно, офицера высокого ранга. Существует гипотеза, что Аммиан был сыном ко-мита Востока (comes Orientis) по имени Марцеллин, к которому адресовано несколько законов Кодекса Феодосия [5, р. 2].
Аммиан вступил в корпус protectores domestici около 350 г. (Amm., XIV, 9, 1; XI, 5, 22; XVI, 10, 21) и был прикомандирован к штабу магистра конницы Урзицина. В 356/357 гг., когда армия под командованием Юлиана вела боевые действия против аламаннов, Урзицин находился в Галлии (Amm., XVI, 2, 8). Несомненно, Аммиан по-прежнему оставался при нем, что заставляет воспринимать его рассказ об этих событиях как слова очевидца. В 357 г. в свите Урзицина будущий историк следует на Восток, где принимает самое деятельное участие в войне против персов (Amm., XVI, 10, 21; XVIII, 8, 11). В 363 г. Аммиан находится в составе армии Юлиана, отправившейся вглубь персидских владений (Amm., XXIV, 1, 5). После гибели императора Аммиан, очевидно, оставляет военную службу. В 80-е годы он переезжает в Рим, где приступает к написанию своей «Истории». Согласно установившемуся мнению, она была создана в период между 383 и 397 гг. по ранее составленным историком заметкам [6, с. 5]. Возможно, Амми-ан закончил работу над книгой около 390 г. В доказательство данного предположения приводится тот факт, что, описывая александрийский Серапиум, он ничего не говорит о его разрушении в 391 г. [7, с. 19].
2 «Miles quondam Graecus».
3 «... Adulescentes eum sequi iubemur...».
4 «.. .Iam superarer ut insuetus ingenuus».
Был ли Аммиан продолжателем Тацита?
В зарубежной научной литературе уже давно была высказана идея, что Аммиан задумал Res Gestae как непосредственное продолжение исторических трудов Тацита. В отечественной историографии эта гипотеза была принята на веру и, кажется, никогда не подвергалась переосмыслению (см., напр.: [8, с. 45; 9, с. 39]).
В действительности вопрос о том, был ли Аммиан продолжателем Тацита, не имеет однозначного ответа. Гипотеза, согласно которой он ставил своей целью написать продолжение «Истории» Тацита была впервые выдвинута немецкими учеными второй половины XIX в. [10, р. 557-560; 11, р. 627-636], которые, исследуя текст Res Gestae, пришли к выводу, что в нем содержится множество прямых заимствований из сочинений Тацита [12, р. 222]. Полный список параллелизмов текстов двух авторов был составлен Г. Б. А. Флетчером [13, р. 378-395]; всего в нем насчитывается 32 позиции, т. е. больше, чем число остальных выявленных заимствований из всех прочих авторов, вместе взятых. Это, по мнению ученого, позволяло утверждать, что Аммиан сознательно подражал своему великому предшественнику. Еще одним аргументом в пользу данного предположения считается упоминание самого Аммиана о том, что он начал «Историю» с правления императора Нервы, т. е. с тех событий, до которых довел свое повествование Тацит.
Тем не менее Л. Э. Уилшир считает, что веских оснований видеть в Аммиане продолжателя Тацита у нас нет. Филологические доказательства неубедительны, так как полный список заимствований из Тацита у Аммиана в Res Gestae не существенен, если принимать во внимание общий объем исторических трудов обеих историков. К тому же многие из этих параллелизмов можно списать на логику латинского языка, которая, несмотря на произошедшие в нем колоссальные изменения, и в IV столетии оставалась той же, что в период «серебряного века» [12, р. 221].
Л. Э. Уилшир не считает серьезным аргументом в пользу теории «продолжатель-ства» то обстоятельство, что Аммиан начал свое повествование с правления Нервы. Во-первых, Аммиан, ни разу не упоминает ни самого Тацита, ни своего намерения продолжить его труд. Во-вторых, известно, что историк-биограф III в. Марий Максим начал серию своих биографий также с Нервы, однако в этом случае разница в жанрах исключает возможность говорить о нем как о продолжателе Тацита.
Согласно утверждению Аврелия Виктора, правление императора Нервы было последним в своем роде. После него у власти находились не уроженцы Рима и Италии, а выходцы из провинций (Aurel. Vict., Caes., 11, 12-13). Поэтому вполне вероятно, что, принимаясь за свое сочининение, Аммиан выбрал отправной точкой царствование императора Нервы вовсе не потому, что на этом событии остановился Тацит, а по той причине, что с этим императором заканчивалась вполне определенная эпоха римской истории.
Говорить о композиционном сходстве трудов Тацита и Аммиана можно опять-таки с большой натяжкой. На первый взгляд Аммиан, подобно Тациту, следует хронологическому принципу изложения [8, с. 49]. Однако у Аммиана явно проступает стремление к биографическому методу изложения, поэтому гораздо более логично было бы сравнить Res Gestae с сочинением Светония или «Писателями истории Августов» [12, р. 225].
В целом аргументация Л. Э. Уилшира выглядит вполне убедительной. Анализ текста Res Gestae действительно показывает, что Аммиан очень часто прибегал к прямым
заимствованиям из сочинений классических римских историков, в том числе и Тацита [14, р. 433 et sq.]. Однако употребление одних и тех же языковых клише еще ни о чем не говорит. Не будем забывать, что Аммиан писал на неродном языке, и нет ничего странного в том, что он использовал при этом целые выражения из латинских исторических трудов, оставаясь при этом самобытным и оригинальным автором.
«История» состояла первоначально из 31 книги; до наших дней сохранились лишь последние 18 (с XIV по XXXI). В них подробно описаны события того самого периода, который был для Аммиана современностью; этот временной отрезок охватывает всего 25 лет (353-378 гг.). Вместе с тем в первых 13 книгах излагалась история империи с 96 г. до 352 г. Соответственно первая не сохранившаяся часть Res Gestae должна была очень сильно отличаться по манере изложения материала от второй и более походила на бре-виарии, столь популярные в IV столетии, нежели на труды Тацита.
По всей видимости, Аммиан видел свою основную задачу не в том, чтобы продолжить дело Тацита, а скорее в том, чтобы написать о своем времени и о своих современниках, тех людях, кого он знал и с кем, возможно, был близко знаком. События двух с половиной веков стали для Аммиана лишь преамбулой к основному содержанию его сочинения.
Таким образом, у нас нет оснований видеть в Аммиане продолжателя Тацита. Вместе с тем нельзя не признать, что он многое почерпнул из тацитовского наследия, вероятно, намного больше, чем полагает Л. Э. Уилшир. Не исключено, что на написание исторического труда Аммиана подвиг именно пример Тацита, который, выставляя напоказ недуги своего времени, стремился заставить современников задуматься о происходящем. Поэтому было бы уместнее назвать Аммиана не столько продолжателям, сколько преемником Тацита.
Источники Аммиана
Некоторые исследователи полагают, что сохранившаяся до нашего времени часть «Истории» была написана Аммианом преимущественно на основании его личных впечатлений [15, р. 102-103], и этот факт будто бы весьма негативно отразился на достоверности сообщаемой им информации [8, с. 42]. Подобная точка зрения не выдерживает критики. Не возникает никакого сомнения в том, что Аммиан полагался не только на собственные воспоминания и заметки о событиях, участником которых ему довелось быть, многое было записано им со слов других очевидцев (Amm., XV, 1, 1; 9, 6; XXII, 8, 1) [16, с. 135]. Кроме того, историк широко привлекал разнообразные литературные источники (Amm., XVI, 7, 8)5. Так, например, уже Г. Дельбрюк считал, что рассказ Аммиана о битве при Аргенторате основан на собственных мемуарах Юлиана [17, с. 191]6. Дополнительную информацию о персидском походе 363 г. Аммиан мог почерпнуть из труда историка Магна [6, с. 6].
Долгое время находясь при штабе офицеров, Аммиан, несомненно, по долгу службы имел доступ к самым различным документам, стекавшимся в ставку Урзицина [16, с. 135; 137, примеч. 30]. Отсюда те уникальные сведения, которые он, например, сооб-
5 «.. .Аntiquitates replicando conplures invenire non potui».
6 То, что Аммиан пользовался сочинениями Юлиана не вызывает сомнений: ср., например, описание катафрактариев у Аммиана (XVI, 10, 8) и в письме Юлиана Констанцию II (Iul., Аd Const., 30, 15-39).
щает о секретном письме нотария Прокопия, отправленного в Персию для заключения мирного договора (Amm., XVII, 14, 3; XVIII, 6, 17). Оно было составлено тайнописью на куске пергамента, который был спрятан в ножнах меча, а затем передано в город-крепость Амиду, где находился Урзицин. Аммиан не только сообщает о самом факте получения письма, но и дословно приводит его содержание (Amm., XVIII, 6, 18; 19).
В тексте Res Gestae неоднократно встречаются ссылки на источники официального характера (Amm., XVI, 7, 8; XXVIII, 1, 15) [16, с. 137]. Поэтому не исключено, что Аммиан имел возможность использовать и различные документы из императорских архивов (tabularii principis publicii).
Некоторые исследователи допускают, что Аммиан мог пользоваться заметками современников, так и не ставшими полноценными историческими сочинениями. Одним из таких источников мог быть так называемый меморандум личного врача Юлиана Оривазия, составленный им в помощь молодому историку Евнапию [18, p. 188 n. 56]. К такому выводу подводит сравнение описания персидского похода в труде Аммиана, во фрагментах «Истории» Евнапия и в «новой истории» Зосима [18, p. 187-188]. Во всех трех источниках сообщается об одних и тех же фактах, для более детального рассказа избраны одни и те же события.
Что порождает сомнения?
Казалось бы, сведения, которые использовал Аммиан, были им тщательно подобраны и проверены, поэтому на них вполне можно положиться [7, с. 20]. Однако спор о том, следует ли безоговорочно доверять Аммиану, не утихает до сих пор.
В последние три десятилетия исследователи вновь поставили под сомнение достоверность информации Аммиана, особенно его компетентность в военном деле и его намерение показать армию такой, какой она была на самом деле [19, р. 38]. Критики Аммиана полагают, что в рассказах о сражениях при Аргенторате или Адрианополе, а также осаде Амиды нет исторической реальности, и в их основе лежат описания, извлеченные из Гомера или Вергилия [20, р. 275, n. 3]. Сам Аммиан будто бы был дилетантом, знакомство которого с военным делом было поверхностными и кратковременным, поэтому он умышленно избегает деталей и технических терминов, а в тех случаях, когда пытается дать своему читателю какие-то развернутые объяснения, делает это путано и неясно.
Аммиана уже давно упрекают в неясности военной терминологии, а порой даже в противоречивости. В своем сочинении он постоянно упоминает о легионах, нумерах, когортах, центуриях, манипулах, турмах и ауксилиях. Однако при внимательном анализе выясняется, что очень часто он не делает различий между этими терминами и использует их совершенно произвольно. Аммиан, например, не видит особой беды в том, чтобы называть легионами подразделения, которые в Notitia Dignitatum не имеют этого статуса. Так, он упорно называет легионами Иовиев и Викторов (Amm., XXV, 6, 3; XXVI, 7, 13; XXVII, 8, 7), упоминает даже об их орлах, которые были штандартами исключительно легионов (Amm., XXVI, 7, 17); тем не менее Notitia идентифицирует эти подразделения как auxilia palatina7. Превенторы (Preventores) у Аммиана тоже ле-
7 Iovii: ND, Or., XXXIX. 21; Oc., V, 23=168=VII, 16; V, 36=184=VII, 42; Oc., V, 64=212=VII, 76; Víctores: ND, Or., XXXIX. 21; Ос., V, 22=63; 18; Ос., VII, 17, V, 37=185=VII, 126.
гион, а по данным Notitia данное подразделение имело статус milites (ND, Oc., XL, 19). Более того, однажды Аммиан называет легионом даже кавалерийский отряд: рассказывая о побеге в 374 г. армянского царя Папа, он сообщает, что римляне тут же бросили в погоню за беглецами «легион», который быстро настиг армянских всадников (Amm., XXX, 1, 7).
Каким же образом можно объяснить все эти особенности «Истории» Аммиана, кажущиеся многим специалистом подозрительными? Был ли Аммиан человеком, хорошо знавшим военную среду и предмет, о котором писал, или же его знакомство с армией было поверхностным и краткосрочным?
Деятельность Аммиана на военной службе
По мнению многих исследователей, Аммиан несомненно был военным, а неточности и ошибки, встречающиеся в тексте его труда, есть всего лишь отражение специфики его деятельности. Выше уже отмечалось, что, согласно одному из указаний самого историка, он входил в состав корпуса протекторов-доместиков. В современной историографии нет единой точки зрения относительно того, каковы были обязанности офицеров, носивших это звание. Предполагается, что protectores domestici, или просто domestici, выделились из корпуса протекторов (protectores), создание которого приписывается императору Галлиену (253-26S гг.). Очевидно это разделение произошло при Аврелиане (270-275 гг.) или его ближайших преемниках. По крайней мере, согласно данным литературных источников, уже Диоклетиан до своего прихода к власти был командиром доместиков (Aur. Vict., 39, 1; SHA, Carin., 13, 1).
Р. Гроссе полагает, что разница между доместиками и протекторами состояла в том, что в ряды первых зачислялись главным образом сыновья новой военной знати, и поэтому доместики в соответствии со своим более аристократическим составом были выше протекторов [21, S. 140]. Само название этого корпуса указывало на его принадлежность к императорскому двору.
Подобно протекторам, доместики исполняли роль штабных офицеров при военачальниках (Amm., XV, 5, 22) или при командирах отдельных воинских подразделений. По прошествии нескольких лет службы доместики могли стать командирами воинских частей. Однако основная часть доместиков, вероятно, несла службу при дворце императора или состояла в штабах при высокопоставленных офицерах [6, с. 111]. Их роль в армии В. И. Холмогоров сопоставил с ролью некоторых полков русской гвардии XVIII в., в частности кавалергардов, которые первоначально были небольшим корпусом, охранявшим императора [6, с. 112, примеч. 2]. Именно эта штабная деятельность и наложила особый отпечаток на характер материала, собранного Аммианом.
Н. Остин видит наглядное доказательство штабной деятельности автора Res Gestae в подробном описании наступательной операции, спланированной Юлианом против персов (Amm., XXIII, 3, 4). По мнению исследователя, сделать его мог только человек, хорошо понимавший суть проводимого маневра и обладавший информацией, которая позволила бы ему составить представление об общем ходе кампании [22, p. 12-17]. Полевому офицеру было гораздо сложнее даже приблизительно изложить ход кампании, так как он был бы озабочен другими, более частными проблемами.
Так был ли Аммиан кадровым военным, или же его знакомство с армейской средой было кратковременным и поверхностным? Ответ на этот вопрос для нас очевиден:
Аммиан был потомственным военным и провел на службе около 10 лет. В тексте Res Gestae присутствуют многочисленные личные свидетельства Аммиана, оказавшегося по воле случая в эпицентре исторических событий. Он знает точные звания и титулы офицеров и военачальников, приводит весьма ценные детали, касающиеся отдельных воинских частей. Война для него — живая и повседневная реальность, офицеры — товарищи по оружию, и он часто называет имена тех из них, кто отличился в сражении или пал на поле боя [23, p. 389]. Аммиан никогда не стремится подробно рассказать об иерархии воинских званий или структуре подразделений: для него, в отличие от нас, подобные детали представлялись очевидными и не заслуживающими особого внимания. Вместе с тем деятельность будущего историка носила, как правило, штабной характер. Поэтому он мог быть некомпетентным во многих вопросах, непосредственно связанных со строевой службой.
Что скрывается за «расплывчатостью» военной терминологии Аммиана?
На расплывчатость позднеантичной военной терминологии указывал уже В. И. Холмогоров: «Те приемы исторического исследования, которые приводили к таким плодотворным результатам в отношении армии ранней империи, когда термины "легион", "когорта", "ала" являлись понятиями вполне определенными и неизменными, приводят к сомнительным выводам и часто несомненным натяжкам, когда эти приемы с той же последовательностью применяются и к армии IV в.» [6, с. 38 сл.].
В отношении Аммиана мы можем допустить, что в некоторых случаях историк, старавшийся придерживаться образцов классической латыни, нарочито избегал употребления каких-то современных ему технических терминов и умышленно прибегал к архаизмам [1, p. 12]. Подобное предположение позволяет нам объяснить, что заставило его назвать кавалерийский отряд, отправленный в преследование за Папом, легионом. Как известно, греческие авторы периода принципата именовали римские легионы тагмами (тйуцата). В более поздний период термин «тагма» в этом значении выходит из употребления. Согласно Созомену, «легионы» (тйуцата) в его время стали называться просто «отрядами» (ар10цоис;) (Soz., I, 8)8. По всей видимости, это и ввело в заблуждение Аммиана, который воспользовался в данной части своего повествования каким-то греческим источником и, будучи прекрасно знаком с греческой исторической литературой, сохранил за греческим тйуца устаревшее уже в его эпоху значение legio [подробнее см.: 24, с. 168-173].
Отмечая все эти терминологические изменения, не будем вместе с тем забывать, что Аммиан посвящал Res Gestae прежде всего своим современникам, в том числе и профессиональным военным. Поэтому он должен был писать на понятном для них языке и использовать те термины, которые не вызвали бы возражения, насмешек или открытой критики. Таким образом, нельзя решительно все списать на особенности стиля Аммиана. Ведь терминологическая сбивчивость или, скорее, то, что мы ею считаем, характерна не только для его «Истории», но и для других источников этого периода. Не только Аммиан, но и другие современные ему историки охотно употребляют
8 «.. .тй 'Pw|iciiwv тйуцата а vuv dpi9|ioüc; каХоиаил..». — Юлиан называет пешие отряды аритмами («...dpi9|ioüc; tov кршаат^ ne^wv»), в то время как кавалерийские — тагмами («...'mrewv тйуцата 5üo»). (Jul., Ad Ath., 280d). Эти значения закрепились за данными терминами и в византийской армии VI в.
термины и выражения, ставшие уже архаизмами, но считавшиеся более уместными для использования их в литературной речи [1, p. 67].
Следовательно, нам остается предположить, что неразборчивость Аммиана в отношении терминов порождена не только и не столько его стилистическими приемами, сколько объективными реалиями IV в.
Заключение
Бесспорно, образованный и воспитанный на образцах классической литературы грек очень часто одерживал в Аммиане верх над холодным рационализмом римского офицера. Сам Аммиан видел главную задачу историка не только в том, чтобы правдиво изложить произошедшие события, но и в том, чтобы это было сделано подобающим языком и в надлежащей манере. Именно поэтому он призывает своих возможных продолжателей «дать своей речи более высокий полет» (Amm., XXXI, 16, 9)9. Вместе с тем долголетний опыт военной службы и непосредственное участие в военных действиях — вполне надежное доказательство того, что Аммиан не был дилетантом в военном деле, и сведения, сообщаемые им, могут считаться достоверными и надежными. В тех случаях, когда Аммиан не имел возможности составить описание по собственным воспоминаниям или сделанным ранее записям, он использовал только тщательно проверенные источники. Но не следует забывать, что будущий историк был штабным офицером. Его представление и знания о войне должны были заметно отличаться от тех, которыми обладал полевой офицер. Для Аммиана важна прежде всего «армейская кухня», функционирование внутренних пружин военной машины. Отсюда его интерес к организационным изменениям в армиях, вопросам снабжения и логистики.
Не нужно требовать от Аммиана детальных описаний элементов вооружения, построений армий, тактических приемов и сражений, свидетелем которых он не был. Позднеримская военная система была настолько сложным и многогранным организмом, что слово miles (воин), которым называет себя Аммиан, могло обозначать не только участника прямых столкновений с противником, но и человека, связанного с армией, обладавшего узкоспециальными знаниями и не принимавшего непосредственного участия в боях.
Литература
1. Le Bohec Y. L'armée Romaine sous le Bas-Empire. Paris: Picard, 2006. 256 p.
2. Кареев Д. В. Позднеримская историография перед вызовом времени: Евтропий и его «Бревиа-рий от основания Города» / науч. ред. И. В. Кривушин. СПб.: Алетейя, 2004. 250 с.
3. Seyfarth W. Einführung // Ammianus Marcellinus. Römische Geschichte / W. Seyfarth. Darmstadt: Wissenshaftliche Buchgesellschaft. 1968. S. 9-51.
4. Trombley F. Ammianus Marcellinus on fourth-century warfare: a protector's approach to historical narrative // Late Roman World and Its Historian: Interpreting Ammianus Marcellinus / ed. D. Hunt, J. W. Dri-jvers. London; New-York: Routlege, 1999. P. 19-29.
5. ttompson E. A. "fte Historical Work of Ammianus Marcellinus. London: Cambridge University Press, 1947. 141 р.
6. Холмогоров В. И. Диоклетиано-константиновская военная реформа и римская армия IV века н. э. // Архив СПб ИИ РАН. Русская секция. Ф. 276. Оп. 2. Ед. хр. 49 (отдельная нумерация).
9 «.. .Quos id, si libuerit, adgressuros, procudere linguas ad maiores moneo stilos».
7. Лукомской Л. Ю. Аммиан Марцеллин и его время. Вступ. статья // Аммиан Марцеллин. Римская история. СПб.: Алетейя, 1994. С. 5-21.
8. Соколов В. С. Аммиан Марцеллин как последний представитель античной историографии // Вопросы древней истории (ВДИ). 1959. № 4. С. 43-62.
9. Удальцова З. В. Мировоззрение Аммиана Марцеллина // Византийский временник. 1968. Т. 28. С. 38-59.
10. Wilfflin E. Stilistische Nachahmer des Tacitus // Philologus. 19 (1870). Р. 557-560.
11. Wirz H. Ammianus Beziehungen zu seinen Vorbildern Cicero, Sallustius, Livius, Tacitus // Philologus. 35 (1877). Р. 627-636.
12. Wilshire L. E. Did Ammianus Marcellinus Write a Continuation of Tacitus? // The Classical Journal. 1973. Vol. 68, N 3. P. 221-227.
13. Fletcher G. B. A. Stylistic borrowings and parallels in Ammianus Marcellinus // Revue de philologie de litterature et d'bistorie anciennes. 11 (1937). Р. 378-395.
14. Fornara C. W. Studies in Ammianus Marcellinus: II: Ammianus' Knowledge and Use of Greek and Latin Literature // Historia: Zeitschrift für Alte Geschichte. 1992. Vol. 41, N 4. P. 420-438.
15. Crump G. A. Ammianus Marcellinus and the Late Roman Army // Historia. 1973. 22. P. 91-113.
16. Ермолова И. Е. Отношение Аммиана Марцеллина к труду историка: теория и практика // ВДИ. 2008. № 4. С. 131-143.
17. Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории: в 4 т. Т. 2. Германцы / пер. Л. Гринкруга, В. Авдиева. СПб: Наука; Ювента, 1994. 280 с.
18. Liebeschuetz J. H. W. G. Pagan historiography and the decline of the Empire // Greek and Roman Historiography in Late Antiquity: Forth to Sixth Century A. D. / ed. Gabriele Marasco. Leiden: Brill, 2003. P. 177-218.
19. Sabbah G. L'armée romaine de Dioclétien à Valentinien I. Les sources littéraires // L'armée romaine de Dioclétien à Valentinien I. Actes du Congrès de Lyon (12-14 septembre 2002), rassemblées et édités par Y. Le Bohec et C. Wolf. Lyon: De Boccard, 2004. Р. 31-42.
20. O'Brien P. Ammianus Epicus: Virgilian Allusion in the «Res Gestae» // Phoenix. 2006. Vol. 60, N 3/4. Р. 274-303.
21. Grosse R. Römische Militärgeschichte von Gallienus bis zum Beginn der byzantinischen Themenverfassung. Berlin: Weidmannsche Buchandlung, 1920. 346 S.
22. Austin N. J. E. Ammianus on Warfare: An Investigation into Ammianus's Military Knowledge. Bruxelles: Latomus, 1979. 171 p.
23. Vogler Ch. Les officiers de l'armée romaine dans l'oeuvre d'Ammien Marcellin // La hiérarchie (Rangordnung) de l'armée romaine sous le Haut Empire. Actes du Congrès de Lyon (15-18 septembre 1994) rassemblés et édités par Yann Le Bohec. Paris: 1995. P. 389-404.
24. Банников А. В., Шмидт Г. А. Военная терминология у Аммиана Марцеллина: проблемы интерпретации // Studia Historica. 2012. XII. C. 168-173.
Список сокращений
Amm. — Аммиан Марцеллин. «Римская история».
Aur. Vict. Caes. — Аврелий Виктор. «О цезарях».
Iul., Ad Ath. — Юлиан. «Послание к сенату и народу афинскому».
ND, Oc., Notitia Dignitatum in partibus Orientis — «Расписание должностей в восточных провинциях».
SHA, Carin. — «Писатели истории Августов», «Кар, Карин и Нумериан».
Soz. — Созомен. «Церковная история».
Статья поступила в редакцию 17 апреля 2013 г.
