CC BY
51
СОЦИАЛЬНАЯ ПЕДАГОГИКА
Вестник ПСТГУ
Серия IV: Педагогика. Психология.
2020. Вып. 58. С. 35-45
БОГ: 10.15382МигГУ202058.35-45
Яковлева Мария Григорьевна, канд. пед. наук, кафедра социальной педагогики и психологии МПГУ Российская Федерация, 127051, г. Москва, Малый Сухаревский переулок, д. 6 petrinamg@mail. ги ОИСГО: 0000-0003-1335-5874
Микросоциум
КАК ФАКТОР ВИКТИМИЗАЦИИ ЧЕЛОВЕКА М. Г. Яковлева
Аннотация: В предлагаемой статье впервые дается характеристика микросоциума как фактора превращения человека в жертву неблагоприятных условий социализации. Приводятся статистические данные зарубежных и отечественных исследований, а также анализируются социально-психологические, социологические, урбанистические, криминологические и энвайронментальные теории, выявляющие непосредственную зависимость между условиями жизни в городских кварталах (т. е. пространствах, масштабы которых совпадают с границами микросоциума) и виктимизацией проживающих там людей. Выделяются и описываются признаки виктимогенности городских микросоциумов, а именно: актуальная криминогенная обстановка микросоциума; пространственные характеристики, увеличивающие риск превращения человека в жертву неблагоприятных условий социализации; низкое качество жизни и достатка членов микросоциума; низкий уровень коллективной эффективности; архитектурно-планировочные особенности застройки микросоциумов; нестабильность и ген-дерный дисбаланс; противоправный характер повседневной деятельности членов микросоциумов. Описываются первичные и вторичные последствия вик-тимизации человека в микросоциуме. В заключении делается вывод, согласно которому вышеперечисленные признаки прямо или косвенно влияют на здоровье людей, их психику, в частности на уровень агрессивности, стрессоустой-чивости, а также создают специфический социально-психологический климат, определяющий количество потенциальных и реальных жертв неблагоприятных условий социализации внутри микросоциумов. Настоящая статья дополняет существующие представления о микросоциуме как факторе социализации и будет полезна социальным педагогам, психологам, социологам и студентам.
Ключевые слова: социализация, социальная педагогика, социально-педагогическая виктимология, виктимизация, виктимогенность, жертвы неблагоприятных условий социализации, микросоциум, социальные девиации, преступность, первичные и вторичные последствия виктимизации.
* Публикация подготовлена при поддержке РФФИ. Проект № 20-013-00247.
35
В социальной педагогике микросоциум рассматривается как один из мощнейших факторов социализации человека, влияние которого особенно сильно в детском и подростковом возрасте. Согласно А. В. Мудрику, микросоциум представляет собой действующую на определенной территории общность, включающую в себя семью, соседство, группы сверстников, общественные, государственные, религиозные, частные и воспитательные организации, а также различные неформальные группы жителей1.
Вместе с тем различные микросоциумы могут характеризоваться наличием тех или иных опасностей, оказывающих негативное влияние на развитие человека. Поэтому объективно на уровне городских кварталов и микрорайонов появляются группы людей, которые становятся или могут стать жертвами неблагоприятных условий социализации.
В трудах отечественных и зарубежных ученых не существует масштабных исследований, посвященных виктимогенному потенциалу микросоциума в строгом значении этого понятия. Однако в социально-гуманитарном знании накопилось множество работ, исследующих влияние кварталов и городских районов (т. е. пространств, масштабы которых совпадают с границами микросоциума) на жизнь и здоровье проживающих в них людей. Огромный вклад в эти исследования внесла в первую очередь социологическая криминология, начало которой положили труды Адольфа Кетле и Эмиля Дюркгейма. Социологическая криминология рассматривает социально-экономические факторы в качестве первопричин криминального поведения человека. Она постулирует идею, согласно которой, если личность погружена в социальные условия, препятствующие ее нормальной жизни и развитию, она непременно поспешит преступить действующий социальный порядок.
Значительная роль в изучении виктимогенности городских районов принадлежит также урбанистической социологии, в особенности Чикагской школе социологии (Р. Э. Парк, Э. У. Бёрджесс, Л. Вирт и др.), в рамках которой исследуется зависимость между различными характеристиками городских кварталов (например, бедностью жителей) и уровнем существующей в них преступности. Многолетние масштабные исследования Чикагской научной школы доказывают, что социальные силы, действующие в кварталах городов, способны создавать предпосылки для совершения преступлений, превращая некоторые из них в «естественные среды» для насилия и убийств2.
Немалую лепту в изучение виктимогенности городских районов внесла социальная экология преступности, или энвайронментальная криминология (от англ. environment — окружение), — раздел криминологии, внимание которого приковано к элементам естественных и искусственных сред (особенностям ландшафта, архитектуры, дизайна и др.), определяющим мышление и поведение преступника. Примечательно, что изначально энвайронментальная криминология развивалась усилиями П. Дж. и П. Л. Брэнтингемов, Р. В. Кларка, Р. Старка, Р. Тэйлора, Дж. Ковингтон и других криминологов, анализирующих зависимость между преступностью и условиями жизни в городских кварталах. Частным на-
1 См.: Мудрик А. В. Социализация человека. М.; Воронеж, 2010. С. 335.
2 См.: Park R., Burgess E. W., McKenzie R. D. The City. Chicago, 1925.
правлением энвайронментальных исследований выступает социальная экология виктимизации, выявляющая элементы объективной реальности, которые создают такую среду, в которой человек с наибольшей вероятностью станет жертвой преступления. Наряду с изучением характеристик места преступления энвай-ронментальные работы акцентируют внимание на изучении времени, в которое наиболее вероятно совершение того или иного вида преступления. Так, нападения в городских кварталах обычно совершаются в публичных открытых зонах (на улицах и в парках), а также в коммерческих питейных заведениях (закусочных, барах и пабах) в дневные и ранние вечерние часы. Более серьезные преступления — изнасилования и убийства — происходят после 18:00. Примерно две трети всех сексуальных посягательств совершаются в период с шести вечера до шести утра. Менее тяжкие преступления, такие как воровство и карманные кражи, как правило, происходят в дневное время3.
Все вышеперечисленные отрасли научного знания тесно связаны и взаимно переплетены, а проведенные в их русле эмпирические исследования позволяют выделить ряд черт, характеризующих микросоциум как среду виктимизации человека.
Первым и наиболее очевидным признаком виктимогенности городских районов выступает их актуальная криминогенная обстановка. Чем выше частота преступлений в конкретном районе, тем выше вероятность виктимизации его жителей. При этом криминогенную среду района формируют не только тяжкие преступления (убийства, грабежи, изнасилования и др.), но даже незначительные нарушения общественного спокойствия: неубранные улицы, антисанитария в лифтах и подъездах, скабрезные граффити, пьянство и драки на улицах. На такую зависимость впервые обратили внимание Джеймс Уилсон и Джордж Келлинг, представив в 1982 г. теорию разбитых окон (broken windows theory). Разбитые окна использовались как метафора беспорядков и правонарушений в городских кварталах: «Если разбитое окно оставить неотремонтированным, то очень скоро в помещении будут разбиты все окна. Оставленное разбитое окно — это сигнал, что всем по большому счету все равно, а значит, можно бить и другие окна»4. По наблюдениям Дж. Уилсона и Дж. Келлинга, даже незначительные нарушения общественного спокойствия служат трамплином к более серьезным преступлениям, поскольку формируют у преступников восприятие разрозненности и отсутствия единства между соседями, а также уверенность в том, что, если кто-то из жителей станет очевидцем грабежа, вероятность его вмешательства или звонка в полицию крайне мала. Кроме того, нарушения общественного порядка сами по себе приносят многочисленные неудобства. Горожане, повседневная жизнь которых, как правило, протекает в присутствии незнакомцев, остро нуждаются в ощущении цивилизованности происходящего там, где они живут. В противном случае они просто перестают чувствовать себя в безопасности, испытывают постоянную тревогу и страх. Стресс является естественной реакцией на дискомфорт, способный усиливаться, если в микрорайоне проис-
3 См.: Siegel L. G. Criminology: The Core. Belmont, 2010. P. 63.
4 Wilson J. Q., Kelling G. L. Broken Windows. The Police and Neighborhood Safety // The Atlantic Monthly. 1982. № 249 (3). P. 29-38.
ходит тяжкое преступление. Согласно исследованиям Р. Тэйлор и М. Хейл, новость о том, что человек подвергся насилию в своем собственном доме, неизбежно пугает его соседей. Последующее муссирование жителями деталей трагедии эскалирует страх до масштабов всего района. Примечательно, что это правило справедливо не только для криминогенных районов, но и для районов, не обладающих высоким уровнем преступности, в которых, однако, недавно было совершено преступление5. Возникновение страха у всех жителей района, где недавно произошло преступление, следует рассматривать в качестве вторичных последствий виктимизации микросоциума.
Виктимогенный потенциал микросоциума связан также с его пространственными характеристиками: локацией, сообщением с другими частями города, близостью к транспортным узлам, промышленным зонам и т. д. Впервые изучением зависимости между расположением районов и уровнем царящей в них преступности занялись ученые Чикагской социологической школы, работавшие над теорией культурных девиаций (cultural deviance theory). Эта теория была крайне популярна на Западе в начале ХХ в., когда в северо-восточные и средние западные регионы США хлынул поток иммигрантов из Африки и Восточной Европы. Переселенцы искали работу в промышленных зонах Бостона, Чикаго, Нью-Йорка и Филадельфии, при этом многие из них были малообразованны, плохо ориентировались на рынке труда и почти не говорили по-английски. Чтобы приспособиться к резкому росту населения, крупные города стали расширять свои границы. Более состоятельные жители переехали в пригород, уступив беднякам и рабочим старые городские кварталы, в которых резко возросла преступность. Социальные трансформации и преступность в крупных городах привлекли внимание Клиффорда Шоу и Генри Маккейя. Они были убеждены, что соседство, в котором растет и воспитывается человек, и является причиной делинквентности. Поэтому вместо физиогномики и психологических черт преступников К. Шоу и Г. Маккей сосредоточились на изучении особенностей мест, создающих благоприятные условия для развития делинквентного поведения.
Условно разделив Чикаго на пять концентрических зон, они обнаружили, что уровень преступности снижается по мере удаления от центра города. Самый высокий уровень преступности был зарегистрирован в первых двух зонах — деловом центре Чикаго и прилегающей к нему промышленно-торговой зоне. Множество складов и фабрик делали промышленные кварталы наименее привлекательными для проживания, поэтому жилье здесь было дешевым. В результате в них заселялись мигранты, бедняки и бывшие уголовники, которым было сложно найти высокооплачиваемые трудовые места, поэтому поиск пропитания часто толкал их на преступный путь. Таким образом, пространственные характеристики промышленных кварталов и концентрация в них преступных элементов оказывались тесно связанными6. Теория распространения делинквентности в городе по концентрическим кругам по-прежнему находит подтверждение. Так, согласно Национальному виктимологическому опросу в США (The National
5 См.: Taylor R., Hale M. Testing alternative models of fear of crime // Journal of Criminal Law and Criminology. 1986. № 77. P. 151-189.
6 См.: Regoli R. M., Hewitt J. D., DeLisi M. Delinquency in Society. Burlington, 2016. P. 115.
Crime Victimization Survey), жители центральных частей современных американских городов чаще становятся жертвами грабежей и изнасилований, чем жители окраин7. Аналогичная ситуация наблюдается в российской столице. Хотя прокуратура города Москвы не отчитывается об уровне преступлений по каждому району, микрорайону, а тем более кварталу — только по административным округам, она все равно демонстрирует, что центр является самой виктимогенной частью города. Так, по данным на январь — февраль 2019 г., в Центральном административном округе зарегистрирован самый высокий уровень преступности (864 предварительно расследованных преступления)8. Эта ситуация довольно типична для моноцентричных городов мира, и особенно столиц, где все виды социальной активности сосредоточены в центре. Центральные микрорайоны ежедневно притягивают к себе миллионы человек, посещающих рабочие места, торговые центры, промзоны, культурные, досуговые и иные учреждения. Кроме того, центр сосредоточивает внутри себя большое количество гостей столицы: некоторые из них оказываются преступниками, а некоторые — плохо ориентирующимися в городе, а потому удобными жертвами преступлений. Однако не только центральное расположение и близость к промзоне делают микросоциум виктимогенным. Районы, располагающиеся вблизи крупных транспортных узлов, также являются одними из самых опасных урбанистических сред. Главным образом это связано с тем, что многолюдные вокзалы, авто- и железнодорожные магистрали позволяют преступникам быстро скрываться с места преступления. Неслучайно одними из самых криминогенных районов Москвы (по данным открытых источников) являются Гольяново и Северное Измайлово, на границе которых расположен большой Щелковский автовокзал. Кроме того, близость к крупным транспортным узлам и фабрикам сопряжена с вредными выбросами автомобилей, промышленными отходами, шумо- и светозагрязнением, что становится предпосылками развития болезней органов дыхания, врожденных аномалий среди детей, онкологических и прочих заболеваний у жителей таких районов.
Низкое качество жизни и достатка традиционно рассматривается как один из ведущих факторов виктимогенности социальных сред. Тезис о том, что бедность порождает преступность, был популярным в криминологии еще во времена Виллема Бонгера — голландского криминолога начала ХХ в., который в соответствии с расхожими в ту пору идеями марксизма связывал преступность с актуальными социально-экономическими процессами. К. Шоу и Г. Маккей подчеркивали, что жители малоимущих районов часто превращали порок в источник дохода, а преступления, проституция, большое количество незаконнорожденных детей были естественным следствием бедности их жизни9. Р. Э. Парк, Э. У. Бёрджесс и Р. Маккензи также отмечают, что в микрорайонах с высоким уровнем бедности роль традиционных институтов воспитания — семьи и шко-
7 См.: Gibson C., Morris Z., Beaver K. Secondary Exposure to Violence during Childhood and Adolescence: Does Neighborhood Context Matter? // Justice Quarterly. 2009. № 26. P. 30-57.
8 Прокуратура города Москвы. Статистика. URL: http://www.mosproc.ru/statistics/ (дата обращения: 25.03.2019).
9 См.: Regoli R. M., Hewitt J. D., DeLisi M. Op. cit.
лы, — как правило, отходит на второй план, в результате чего родители и учителя оказываются не в состоянии контролировать поведение молодой поросли, что автоматически ведет к росту преступности в таких районах10.
В 60-х гг. прошлого века мегаполисы по всему миру начали высвобождать центры от фабрик, переместив промышленные зоны на городские окраины. В результате последние часто приобретали характер неблагополучных. Ученые-урбанисты заметили, что в некоторых из таких районов уровень насилия оказывался ниже, чем можно было бы ожидать. Роберт Сэмпсон, исследуя это явление, установил, что в районах, где наблюдается сплоченность и взаимное доверие между жителями, отмечается низкий уровень преступности. Готовность вступиться за соседа во имя коллективного блага (например, для поддержания общественного порядка в квартале, безопасности на детских площадках и др.) Р. Сэмпсон назвал коллективной эффективностью (collective efficacy). Так, стихийное насилие в районе снижает коллективную эффективность, однако высокий и постоянно подкрепляемый уровень коллективной эффективности уменьшает количество преступлений в данной части города. Благодаря тщательному анализу 343 микрорайонов Чикаго, интервьюированию 8782 населяющих их граждан, переписи населения и полицейским рапортам исследовательская команда Р. Сэмпсона выявила, что в районах с высокой коллективной эффективностью уровень преступности на 40% ниже, чем в районах с низкой коллективной эффективностью. Жители сплоченных районов обычно характеризуют их следующим образом: «люди здесь всегда готовы помочь своим соседям», «это очень дружный район», «людям тут можно доверять» и т. д.11 Патрик Шарки также подчеркивает, что тинейджеры, проживающие в районах с высоким уровнем коллективной эффективности, реже прибегают к насилию или связываются со сверстниками-правонарушителями, чем подростки из менее сплоченных районов города12. Таким образом, низкий уровень коллективной эффективности членов микросоциума выступает серьезным основанием для его виктимогенности.
Пространство микросоциума неотъемлемо включает в себя уникальный предметный мир: дом человека, где он работает и отдыхает, предметы быта и природные объекты, создающие канву его повседневности. При этом натуралистически-предметное бытие вещей не существует само по себе. В норме человек всегда формирует к нему отношение сопричастности и ответственности («это мое», «хочу это сохранить или улучшить» и т. п.), в противном случае среда начинает восприниматься как враждебная. Так, в 60-х гг. прошлого столетия многие американские города подверглись реновации. Кварталы и микрорайоны стали массово застраиваться многоэтажными жилыми домами, способными разместить в своих стенах сотни семей. Власти искренне желали сделать жизнь граждан комфортабельной, но, на их удивление, обустроенные кварталы стали рассадниками насилия и преступлений. Злодеяния чаще всего совершались
10 Cm.: Park R., Burgess E. W., McKenzie R. D. Op. cit.
11 Cm.: Sampson R. J., Raudenbush S. W., Earls F. Neighborhoods and violent crime: A multilevel study of collective efficacy // Science. 1997. Vol. 277. P. 918-924.
12 Cm.: Sharkey P. T. Navigating Dangerous Streets: The Sources and Consequences of Street Efficacy // American Sociological Review. 2006. № 71. P. 826-846.
в новостройках, а именно в местах общего пользования: вестибюлях, коридорах, лифтах, лестничных клетках, подвалах и домовых прачечных. Архитектор и градостроитель Оскар Ньюмен попытался объяснить сложившуюся проблему, опубликовав в 1972 г. теорию обороняемого пространства (defensible space theory). Опираясь на почти десятилетнее наблюдение, он пришел к выводу, что высокая преступность в многоэтажных квартирных домах обусловлена тем, что сами жители отказываются контролировать территорию, на которой проживают, поскольку не чувствуют личную ответственность за место, занятое таким большим количеством человек. По убеждению О. Ньюмена, если бы архитекторы проектировали дома таким образом, что, помимо мест общего пользования, дома включали бы в себя некие частные или получастные коллективные пространства, которые пять-шесть семей воспринимали как собственные, преступность сократилась бы в несколько раз. Такие пространства он назвал «обороняемыми», подчеркивая личную ответственность и желание самих людей защищать место, в котором они живут13. Примечательно, что в России жители городских многоэтажек, никогда не слышавшие про теорию обороняемых пространств, так или иначе интуитивно к ней приходили, создавая на лестничных клетках предквар-тирные коридоры — площадки, контролируемые двумя-четырьмя квартирами, которые затрудняют проникновение на лестничную клетку посторонних лиц. В практическом отношении теория обороняемого пространства является крайне эффективной. Именно она позволила более чем в два раза снизить преступность в «Пяти дубах» (The Five Oaks neighborhood) — самом одиозном районе Дейтона, в котором проституция и наркоторговля разрослись до поистине колоссальных размеров. Опираясь на рекомендации архитектора, полицейский департамент самостоятельно организовал на территории района множество «обороняемых пространств», затрудняющих совершение анонимных преступлений. Изменения включали в себя установку лежачих полицейских, шлагбаумов, а также кирпично-металлических ворот, украшенных логотипом района. Через год объем трафика в районе сократился на 67%, а количество преступлений — на 26%14. Таким образом, одним из факторов виктимогенности микросоциумов является отсутствие в нем частных персональных или коллективных пространств, в отношении которых его жители испытывают личную ответственность.
В своей концепции О. Ньюмен также большое внимание уделял архитектурно-планировочным особенностям застройки кварталов. Он подчеркивал, что преступление с большей вероятностью совершится в квартале, застроенном многоэтажками, нежели частными домами. Поскольку в большом городе сложно соблюсти это условие, архитектор рекомендовал городским властям делать ставку на строительство малогабаритных домов для пяти-шести семей, а также устанавливать шлагбаумы и ворота на прилегающих к домам сквозных улицах. Архитектурно-планировочная застройка должна четко очерчивать границы квартала или микрорайона, так как преступнику, оказавшемуся
13 См.: Newman O. Defensible space. Crime Prevention through Urban Design. New York,
1973.
14 См.: Ruback R. B., Thompson M. R. Social and Psychological Consequences of Violent Victimization. London; New Delhi, 2001. P. 175.
в относительно изолированном пространстве, труднее совершить злодеяние, а жителям легче защищать себя и свою территорию. Функциональные характеристики дома, в свою очередь, должны давать человеку возможность видеть и знать, что происходит вокруг него. В противном случае, если архитектурно-планировочные особенности застройки района не удовлетворяют потребность жителей в укрытии и безопасности, риск виктимизации всего микросоциума неизбежно возрастает.
Подобно любой социальной системе, микросоциум обладает саморегуляцией и стремится к достижению равновесия. Согласно политологу Уэсли Скогану, чем более нестабилен район, тем выше в нем уровень преступности. Стабильность в районе достигается, если, во-первых, количество покидающих его жителей равняется количеству новоселов. Во-вторых, если новые жители обладают определенным сходством с «аборигенами» района (по социальному статусу, уровню образования, дохода и т. д.). В-третьих, если жилые дома ремонтируются и перестраиваются в соответствии с нуждами людей, а цены на жилье соответствуют их качеству. У. Скоган заметил, что в стабильных районах жители быстро решают проблемы нарушения общественного спокойствия, следят за чистотой улиц, контролируют точки продажи алкоголя и т. п. Во многом это связано с тем, что привычные контакты и знакомства не нарушены и соседям проще объединяться для решения проблем. В нестабильных районах, напротив, жители отказываются участвовать в общественной жизни и планируют скорый переезд. Старожилы таких районов в лице пожилых людей не торопятся заводить знакомства с временными соседями. В результате нестабильность контактов между жильцами становится питательной средой для совершения анонимных преступлений и, как следствие, фактором виктимогенности всего микросоциума15.
Гендерный дисбаланс также является условием роста насилия внутри микросоциума. В конце 1990-х гг. Д. Роуз и Т. Клир опубликовали статью, в которой обратили внимание на то, что вмешательство правоохранительных органов — арест и заключение в тюрьму преступников — не делают криминальные районы менее опасными, хотя, казалось бы, действия полицейских должны иметь прямо противоположный эффект. На основании статистических данных авторы пришли к выводу, что заключение преступников в тюрьмы неизбежно приводит к уменьшению мужчин в неблагополучных районах, где дети лишаются защиты отцов и братьев, а семейное имущество не охраняется должным образом. Совокупность этих факторов приводит к новому витку преступности, оставляя проблему неразрешенной16. Схожий эффект наблюдается при гендерном дисбалансе в сторону увеличения числа мужчин. Политика ограничения рождаемости в Китае привела к тому, что в настоящее время мужчин почти на 30 млн больше, чем женщин. Это способствовало росту преступности в отдельных провинциях, городах, районах и китайских кварталах: похищению женщин, финансовым мошенничествам, связанным с поиском невест, дракам, изнасилованиям и т. д.
15 См.: Skogan W. G. Disorder and decline: Crime and the spiral of decay in American neighborhood. New York, 1990. P. 12.
16 См.: Rose D. R., Clear T. R. Incarceration, social capital, and crime: Implications for social disorganization theory // Criminology. 1998. № 36. P. 441-480.
Наконец, заключительным фактором, определяющим виктимогенность микросоциума, является противоправный характер повседневной деятельности его членов. Как известно, люди предпочитают вступать в контакт с теми, кто обладает с ними определенным сходством. Если интересы человека схожи с интересами среднестатистического правонарушителя, риск его виктимизации достаточно высок17. Мелкие хулиганы и крупные преступники чаще, чем законопослушные граждане, становятся жертвами преступлений именно потому, что их привычки приводят к знакомству с другими преступниками, а часто сопутствующее этому употребление алкоголя и наркотиков снижает их способность защищать себя и свое имущество. Именно схожий образ жизни побуждает преступников селиться рядом, что содействует превращению целых районов в криминальные кластеры18. При этом четкая регистрация преступлений в этих частях города затруднена тем, что, подвергаясь насилию, преступники отказываются вызывать полицию из страха навлечь ненужное внимание правоохранительных органов к собственным злодеяниям, тем самым лишь усугубляя виктимогенную обстановку своего района.
Таким образом, вышеперечисленные признаки прямо или косвенно влияют на здоровье людей, их психику, в частности на уровень агрессивности, стрес-соустойчивости, а также создают специфический социально-психологический климат19, определяющий количество потенциальных и реальных жертв неблагоприятных условий социализации внутри микросоциумов.
Список литературы
Мудрик А. В. Социализация человека. М.; Воронеж, 2010.
Прокуратура города Москвы. Статистика. URL: http://www.mosproc.ru/statistics/ (дата
обращения: 25.03.2019). Gibson C., Morris Z., Beaver K. Secondary Exposure to Violence during Childhood and Adolescence: Does Neighborhood Context Matter? // Justice Quarterly. 2009. № 26. P. 30-57. Hindelang M. S., Gottfredson M., Garofalo J. Victims of personal crime. Cambridge, 1978. Newman O. Defensible space. Crime Prevention through Urban Design. New York, 1973. Park R., Burgess E. W., McKenzie R. D. The City. Chicago, 1925. Regoli R. M., Hewitt J. D., DeLisi M. Delinquency in Society. Burlington, 2016. Rose D. R., Clear T. R. Incarceration, social capital, and crime: Implications for social
disorganization theory // Criminology. 1998. № 36. P. 441-480. Ruback R. B., Thompson M. R. Social and Psychological Consequences ofViolent Victimization.
London; New Delhi, 2001. Sampson R. J., Lauritsen J. L. Violent victimization and offending: Individual-, situational-, and community-level risk factors // Understanding and preventing violence / Reiss A. J., Roth J. A., eds. Vol. 3. Washington, 1994. P. 1-114. Sampson R. J., Raudenbush S. W., Earls F. Neighborhoods and violent crime: A multilevel study of collective efficacy // Science. 1997. Vol. 277. P. 918-924.
17 См.: Hindelang M. S., Gottfredson M., Garofalo J. Victims of personal crime. Cambridge,
1978.
18 См.: Sampson R. J., Lauritsen J. L. Violent victimization and offending: Individual-, situational-, and community-level risk factors // Understanding and preventing violence / Reiss A. J., Roth J. A., eds. Vol. 3. Washington, 1994. P. 1-114.
19 См.: Мудрик А. В. Указ. соч. С. 599.
Sharkey P. T. Navigating Dangerous Streets: The Sources and Consequences of Street Efficacy //
American Sociological Review. 2006. № 71. P. 826-846. Siegel L. G. Criminology: The Core. Belmont, 2010.
Skogan W. G. Disorder and decline: Crime and the spiral of decay in American neighborhood. New York, 1990.
Taylor R., Hale M. Testing alternative models of fear of crime // Journal of Criminal Law and
Criminology. 1986. № 77. P. 151-189. Wilson J. Q., Kelling G. L. Broken Windows. The Police and Neighborhood Safety // The Atlantic Monthly. 1982. № 249 (3). P. 29-38.
Vestnik Pravoslavnogo Sviato-Tikhonovskogo gumanitarnogo universiteta. Seriia IV: Pedagogika. Psikhologiia. 2020. Vol. 58. P. 35-45 DOI: 10.15382/sturIV202058.35-45
Maria Yakovleva, Candidate of Sciences in Education, Department of Social Pedagogy and Psychology, Moscow State Pedagogical University, 6 Sukharevskiy pereulok, Moscow 127051, Russian Federation, petrinamg@mail.ru ORCID: 0000-0003-1335-5874
Micro-Society as a Factor in Victimisation of a Person
M. Yakovleva
Abstract: This article deals with the issue of micro-society (a term is created by A. Mudrik) as a factor of turning a person into a victim of unfavourable conditions of socialisation. It presents statistical data from foreign and national studies and analyses social and psychological, sociological, urban, criminological and environmental theories that reveal the relationship between living conditions in neighbourhoods (i. e. areas, which are identical to the boundaries of micro-society) and victimisation of people who live there. The article specifies and describes the signs of victimogeneity in urban micro-society, such as a criminal situation in the micro-society; spatial characteristics which increase the risk of becoming a victim of hostile socialisation; low quality of life and low income of people living in the micro-society; low level of collective efficacy; architectural and planning attributes of housing construction in a micro-society; instability and gender-based imbalance; unlawful nature of routine activities of members of the micro-society. The article also describes primary and secondary consequences of victimisation in the micro-society. In the final section, the article states that the above-mentioned characteristics directly or indirectly affect people's health and psychological condition (in particular, the level of aggression, level of stress tolerance, etc.); they also create a specific socio-psychological climate that determines the number of actual and potential victims of unfavourable socialisation in micro-society. This article supplements the mainstream discourse on micro-society as a factor of socialisation. The analysis of social deviations that are formed within victimogeneous neighbourhoods brings out the controversial nature of socialisation as
a social phenomenon. The material of the article will be useful to social care teachers, psychologists, sociologists, as well as to all those who are interested in the issues of human socialisation in the present-day world.
Keywords: socialisation, social pedagogy, social-pedagogical victimology, victimisation, victimogeneity, victims of adverse socialisation, micro-society, social deviations, criminality, primary and secondary consequences of victimisation.
References
Gibson C., Morris Z., Beaver K. (2009) "Secondary exposure to violence during childhood and adolescence: Does neighborhood context matter?". Justice Quarterly, 26, p. 30—57.
Hindelang M. S., Gottfredson M., Garofalo J. (1978) Victims of personal crime. Cambridge.
Mudrik A. (2010) Sotsializatsiia cheloveka [Human socialisation]. Moscow; Voronezh (in Russian).
Newman O. (1973) Defensible space. Crime prevention through urban design. New York.
Park R., Burgess E. W., McKenzie R. D. (1925) The City. Chicago.
Regoli R. M, Hewitt J. D., DeLisi M. (2016) Delinquency in society. Burlington.
Rose D. R., Clear T. R. (1998) "Incarceration, social capital, and crime: Implications for social disorganization theory". Criminology, 36, p. 441—480.
Ruback R. B., Thompson M. R. (2001) Social and Psychological Consequences of Violent Victimization. London; New Delhi.
Sampson R. J., Lauritsen J. L. (1994) "Violent victimization and offending: Individual-, situational- and community-level risk factors", in: Reiss A. J., Roth J. A. (eds) Understanding and preventing violence. Washington, vol. 3, p. 1—114.
Sampson R. J., Raudenbush S. W., Earls F. (1997) "Neighborhoods and violent crime: A multilevel study of collective efficacy". Science, 277, p. 918—924.
Sharkey P. T. (2006) "Navigating dangerous streets: The sources and consequences of street efficacy". American Sociological Review, 2006, 71, p. 826—846.
Siegel L. G. (2010) Criminology: The core. Belmont.
Skogan W. G. (1990) Disorder and decline: Crime and the spiral of decay in American neighborhood. New York.
Taylor R., Hale M. (1986) "Testing alternative models of fear of crime". Journal of Criminal Law and Criminology, 77, p. 151—189.
Wilson J. Q., Kelling G. L. (1982) "Broken windows. The police and neighborhood safety". The Atlantic Monthly, 249 (3), p. 29-38.
