CC BY
251БЕЗОПАСНОСТЬ
Миграция китайцев и дискуссия о «желтой опасности» в дореволюционной России*
Виктор Дятлов
Массовое и стремительное проникновение китайцев в современную Россию, формирование постоянной диаспоры, превращение ее в весомый фактор экономической, социальной, отчасти и политической жизни страны — и все это в сочетании со взлетом экономической, политической и военной мощи КНР и системным кризисом нашего общества — возродили широко распространенный до революции синдром «желтой опасности».
При первом же взгляде на отечественные публикации начала и конца века бросается в глаза их несомненное сходство в жанрах, оценках, подходах и эмоциональной окрашенности. Очень часто можно говорить даже не о сходстве, а о дословных совпадениях и повторах. При этом, если исключить специалистов, современные авторы дореволюционных почти не читают, а то и не подозревают об их существовании. Есть правда и исключения, иногда весьма любопытные. Так, в 1996 году во Владивостоке вышла небольшая, прекрасно изданная книга, озаглавленная просто и со вкусом — «Желтая опасность» (кавычки отсутствуют) \ Под обложкой с изображением дракона, изрыгающего нескончаемый поток китайцев, содержатся перепечатки достаточно известных специалистам текстов С. Д. Меркулова и В. К. Арсеньева. О чисто пропагандистском предназначении книги свидетельствуют как комментарии ее составителя, так и полное отсутствие научно-справочного аппарата. Не указано даже откуда перепечатывались тексты. Это одна из первых, если не первая попытка ввести современные дискуссии в исторический контекст, опереться на авторитеты для обоснования своей позиции.
Виктор Иннокентьевич Дятлов, профессор исторического факультета Иркутского государственного университета, Иркутск.
* Статья подготовлена при финансовой поддержке, предоставленной в рамках конкурса индивидуальных исследовательских проектов по глобальной безопасности и устойчивому развитию Фонда Джона Д. и Кэтрин Т. Макартуров.
Как для массового сознания, так и для публицистов, журналистов, политиков напряженные дискуссии по «желтой проблеме» начала века — явление не просто забытое, а как бы не бывшее. Это некая Атлантида, о существовании которой остались в лучшем случае неясные легенды и предания. Проблема осмысливается как совершенно новая, уникальная, и потому реакция на нее отличается почти первозданной свежестью. Именно поэтому переклички и совпадения в оценках людей различных эпох так важны для адекватного понимания темы.
На наших глазах формируется новая диаспора, мы являемся наблюдателями уникального и глобального по возможным последствиям явления. Реакция принимающего общества — важнейшая составная часть проблемы, тот контекст, в котором она возникает и развивается. Поэтому изучение дореволюционных текстов — занятие не только увлекательное в интеллектуальном отношении, но и чрезвычайно важное практически. По большей части они так или иначе введены в научный оборот, известны специалистам, однако в контексте рассматриваемой проблемы почти не анализировались. В какой-то мере изучен сам миграционный процесс, динамика формирования китайской
<_> <_> тч <_> <_>
и корейской диаспор на востоке Российской империи, их место в экономике региона2. Споры же о «желтой опасности» только начинают становиться предметом научного рассмотрения3.
Между тем стоит еще раз повторить, что «желтый вопрос», «желтая опасность» чрезвычайно активно обсуждались общественностью и представителями властей того времени. Поражает широкий диапазон жанров (от апокалипсических пророчеств до скрупулезного научного описания и анализа) и оценок (по мнению черносотенца В. Пуришке-вича — смертельная опасность для России4, по мнению социал-демократа С. Тавокина — всего лишь «призрак, созданный или расстроенной фантазией, или неблаговидными намерениями»5). Дискуссии сопровождались соответствующими (и, как правило, взаимоисключающими) призывами и требованиями к властям. В свою очередь, представители властей, вынужденные принимать решения в обычных условиях борьбы ведомственных и региональных интересов, разнонаправленного лоббирования, дефицита информации, зачастую включались в эти дискуссии или использовали их в процессе принятия управленческих решений. Кроме того, на них влияла общая идейно-политическая атмосфера в стране, те идеи, которые витали в воздухе. Комплекс представлений о «желтой опасности» занимал среди них не последнее место.
Слово комплекс возникло здесь не случайно — речь идет о чрезвычайно сложном явлении. В нем выделяются несколько проблемных пластов, и каждому отвечает особый взгляд на проблему. Статья посвящена китайской трудовой миграции и представлениям о создаваемых ею угрозах безопасности России, остальные аспекты и подходы будут, по существу, только перечислены.
Обложка книги «Желтая опасность».
В основу оформления положена аллегорическая картина
В. Ульянова «Желтая опасность»
Глобальный аспект ярче всего представлен в знаменитых работах В. С. Соловьева «Панмонголизм» и «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории»6. По жанру это скорее пророчество о «предстоящем страшном столкновении двух миров», «о панмонголиз-ме и азиатском нашествии на Европу».
От вод малайских до Алтая Вожди с восточных островов У стен поникшего Китая Собрали тьмы своих полков.
Как саранча, неисчислимы И ненасытны, как она,
Нездешней силою хранимы,
Идут на Север племена.
О Русь! забудь былую славу:
Орел двуглавый сокрушен,
И желтым детям на забаву Даны клочки твоих знамен.
В чем-то эти пророчества перекликаются с современными построениями С. Хантингтона о «столкновении цивилизаций», выполненными, конечно, в другом жанре. Представления эти прямо, а чаще косвенно, через вторые-третьи руки, оказали огромное воздействие на общественное мнение и наложили неизгладимый отпечаток на ход дискуссий о «желтой опасности».
Достаточно почитать хотя бы «Заветные мысли» Д. И. Менделеева, чтобы увидеть: пророчества В. С. Соловьева, при всем сдержанноскептическом отношении к ним, служат для Менделеева неким камертоном, точкой отсчета. Подчеркнутый пиетет перед китайским народом, неверие в возможность «покорения Европы массами сынов желтой расы», которую «стал проповедовать... чуткий мой покойный друг В. С. Соловьев», сочетается у него с пассажами о давней, «с незапамятных месопотамских времен» враждебности этой расы «всем белолицым». И все же представления о «желтой опасности» лежат у Д. И. Менделеева в другой плоскости: агрессивная и напористая Япония может попытаться оттеснить Россию от Тихого океана, «где началась ярмарка новой мировой жизни, а впереди виден ее разгар», и с этой целью толкнуть и Китай к конфликту с Россией — хотя вряд ли у нее это получится7.
Г“\ <_> __ <_> __ /■“' <_> /■—'
Здесь намечается второй пласт, второй проблемный блок дискуссии. Он более конкретен, приземлен и рационален. Условно его можно назвать геополитическим. Обсуждается не глобальное столкновение несовместимых рас, не угроза для существования всей европейской
цивилизации или даже России. Предметом опасений, особенно в связи с русско-японской войной, становятся конкретные государства — экспансионистская Япония и «просыпающийся Китай». И угрожают они не судьбам России, а ее конкретным интересам на Дальнем Востоке.
Участники дискуссии, ведущейся в этом ключе, по-разному оценивают характер интересов России и уровень угроз. Соответственно различаются тон выступлений, накал алармизма у тех, кто считает угрозы реальными, и набор предлагаемых рекомендаций.
Агрессивно-наступательной линии придерживается знаменитый путешественник и высокопоставленный военный Н. М. Пржевальский. К Китаю и китайцам он относится презрительно-снисходительно, полагая, что империя слаба в политическом и военном отношениях, а «на всей духовной стороне человеческой природы здесь лежит одинаковая печать вялости, нравственной разнузданности и коснос-ти»8. В угрозу со стороны Китая он не верит, но иногда на нее ссылается дабы обосновать необходимость захвата части его территории. Впрочем, особенной потребности в такого рода ссылках он не испытывает — ему достаточно и того, что, «по верному выражению профессора Мартенса, международное право не может быть приложимо в сношениях с полудикими народами. Им нужна видимая сила, которую только и признают и уважают они». Опасно, скорее, «наше двухвековое заискивание перед Китаем», пассивность на этом направлении. В общем, «высокомерие и наглость китайцев растут с каждым годом. Возможно даже, что Китай... сам объявит нам войну при первом удобном случае. Час такого события, быть может, не за горами. Особенно его опасаться нет резона ни со стороны наших шансов победы, ни со стороны подрыва нашего положения в Азии вообще, а в Китае в особенности. Как ни дурна война сама по себе, но худой мир тоже не сладок... Волей-неволей нам придется свести здесь давние счеты и осязательно показать своему заносчивому соседу, что русский дух и русская отвага равно сильны — как в сердце Великой России, так и на далеком Востоке Азии»9.
Более поздние продолжатели этой линии дискурса уже серьезнее относятся к Китаю. В их работах постоянно присутствует мысль, что Китай «просыпается», что и последствия его пробуждения могут быть самыми ужасными и, пока еще не поздно, надо действовать. Наиболее крайнюю программу действий предложил Ф. Духовецкий10: «единственным исходом, устраняющим для России опасность желтого террора и разрешающим желтый вопрос, является поглощение Китая Россией». Это трудно, но в несколько присестов «проглотить такой кусок» все-таки можно. Тем самым завершится и наше постоянное движение на Восток: когда дойдем до моря и Гималаев, то и границы
не будет. «Опасность “окитаяния” при таком исходе не должна нас пугать: не отатарилась же малая по размерам Москва, покорившая обширное царство Казанское, а напротив, последнее обрусело, не ополячилась Русь, не онемечилась, не окиргизилась, а спокойно поглотила или еще поглощает все иноземные элементы, переваривает их потихоньку и вырабатывает из них единый по духу стойкий и выносливый тип русского человека».
О подобных прожектах саркастически писал в своем дневнике военный министр генерал А. Н. Куропаткин (16 февраля 1903 г.): «...у нашего государя грандиозные в голове планы: взять для России Маньчжурию, идти к присоединению к России Кореи. Мечтает взять под свою державу и Тибет. Хочет взять Персию, захватить не только Босфор, но и Дарданеллы... Поэтому каждый Безобразов, который поет в унисон, кажется государю более правильно понимающим его замыслы, чем мы, министры» 11.
Сам А. Н. Куропаткин считал, что основная задача на Дальнем Востоке — оформление удобных для защиты границ. Прагматизм государственного и военного деятеля, трезво оценивавшего ресурсы и возможности страны, не позволял ему предаваться маниловским мечтаниям о Гималаях как естественной границе русской экспансии. В то же время он считал крайне неудобными для обороны сложившиеся рубежи империи, тем более что надо было еще и охранять КВЖД. Военное ведомство, по его оценке, было против строительства этой дороги, «но всесильный Витте настоял на своем и мы вонзили железную полосу в живое тело Китая на протяжении 1200 верст... Этого насилия... Китай никогда не простит России»12. Но коль скоро она построена — то должна быть под эффективным контролем русских. Все это в целом диктует необходимость отторжения у Китая северной Маньчжурии, Монголии и Синьцзяна и либо создания на их территориях неких буферных образований, либо включения их в состав России13. Идти дальше — нерационально и опасно, так как вновь сформируются растянутые и труднозащитимые границы. Да и включение в состав империи огромного количества китайских подданных тоже не принесет ничего хорошего.
Большинство военных, анализировавших проблему, разделяло ту же точку зрения: надо создать буфер из северных территорий Китая, ни в коем случае не допустить их заселения китайцами, заодно спасти этим монголов, уйгур и другие народы региона14. Мнения, что «Монголия, как и Северная Маньчжурия должны стать русскими колониями» придерживался и член Государственного Совета В. И. Денисов15. Но у него, как у человека гражданского и специалиста по финансовоэкономическим проблемам, была своя аргументация. Северная Маньчжурия невероятно богата ресурсами, она необходима России с точки
зрения экономической. Сюда уже вложены огромные средства, которые при нынешней политике и статусе территории не дают надлежащей отдачи. Необходимо интенсивно заселять ее русскими и препятствовать вторжению иностранных капиталов, прежде всего японских. Все это возможно только после аннексии, причем Китай сопротивляться не сможет, а японцы не захотят, удовлетворенные нашим признанием их прав на Южную Маньчжурию.
Иная позиция у будущего лидера «белого движения» А. И. Деникина, уже тогда имевшего репутацию видного военного специалиста16. Он считает, что европейцы принесли на Восток вообще и в Китай в частности эксплуатацию, порабощение и войны. «Какие-либо этические, просветительские побуждения в этих взаимоотношениях отсутствовали совершенно». Это плохо само по себе и чрезвычайно опасно, ибо рождает протест и сопротивление. Что и стало, в частности, причиной «пробуждения Китая» — явления грозного и опасного. «России, граничащей с Поднебесной Империей на протяжении свыше 9000 верст, предстоит первой вынести на своих плечах удар желтой волны». То будет расплата за авантюристическое и насильственное по отношению к Китаю решение построить КВЖД. Экспансия в Маньчжурию поссорила Россию с Китаем как государством и китайцами как народом. Исходя из опыта нескольких лет службы там и участия в русско-японской войне, он заключает, что в Маньчжурию тысячами потянулись люди, «не стеснявшиеся в способах и средствах к достижению своего благополучия... Черная сотня кулаков, подрядчиков, рядчиков, за редкими исключениями, давила беззащитных манз (манзы — от слова «маньчжуры», распространенное на Дальнем Востоке жаргонное название русскими китайцев. — В. Д.), выжимала из них все соки, обесценивая труд». Воровство, грабеж и эксплуатация китайцев приняли гигантские масштабы. И в то же время Китай стремительно развивается, усиливается, в том числе в военном отношении. В сочетании с ростом вражды к России это приближает войну.
Переходя к военно-стратегическому аспекту проблемы, А. И. Деникин констатирует, что в Маньчжурии русские войска стратегически уязвимы, а российский Дальний Восток почти не заселен, беззащитен в военном отношении и «висит на нитке» Сибирской железной дороги. Отсюда вывод — все силы бросить на заселение и укрепление дальневосточных рубежей, никаких посягательств на чужое достояние. «Оборона и только оборона составит для России задачу текущего политического момента».
Во взглядах А. И. Деникина интересно сочетание морального осуждения колониальной экспансии с прагматическим пониманием ее опасности. Уже в эмиграции он вновь пишет о бесчисленных людских волнах, грозящих затопить «беззащитный и пустынный Амур-
ский край... Они несут с собой ненависть к иностранцам и своеобразный большевизм, привнесенный Советами и преломленный сквозь проснувшееся национальное чувство. Тот китайский большевизм, который, быть может, страшнее московского»17.
Взгляд на «пробуждение Китая» как на явление грозное, в целом нежелательное — преобладающий, но не единственный в дискуссиях тех лет. Были авторы, которые оценивали его сочувственно и даже восторженно. Упоминавшийся уже социалист С. Н. Тавокин писал: «...пробуждение и возрождение Китая не предвещает никакой опасности и угрозы культурному Западу», «“желтые народы” силою своих орудий и штыков стремятся лишь отразить нашествие “белого” Запада... спасти свою независимость, свое самостоятельное дальнейшее развитие государственной, экономической и умственной жизни». «...Теория “желтой опасности” разбивается еще более значительным фактом, который в последнее время выступает на арену политической и духовной жизни Дальнего Востока... постепенно вырастает, поднимается новая несокрушимая сила — пролетариат, зарождается и развивается новое течение — социализм»... «И разве может еще подниматься вопрос о “желтой опасности”, о варварском нашествии Азии, о диком насилии — там, где эта новая сила заявила уже о своем существовании, где громкий голос социализма призывает уже к братству, к свободе, к равенству, где пролетарские общечеловеческие лозунги являются критерием внешней и внутренней политики в среде самой передовой и самой сильной части общества»18.
С менее восторженных и более рациональных позиций оспаривал наличие «желтой опасности» известный путешественник, ученый и общественный деятель Д. Клеменц. Он считал, что у азиатских стран и народов настолько разные интересы, что объединение их против Европы невозможно. Земельных и других ресурсов у них достаточно, чтобы избежать массовой миграции. Если все же она будет, то основным ее направлением будет Юг, более привычный китайцам. Война России с Японией была вызвана не противостоянием рас, а столкновением государственных интересов. Этот конфликт решаем, более того, у обоих государств есть общие интересы, возможно их плодотворное сотрудничество. Соседство индустриально развитой Японии может облегчить освоение Дальнего Востока. Война поставила предел дальнейшему расширению России — и это хорошо, так как «колонизационная сила русской национальности близка к пределу», новые земли отвлекают от освоения старых. «Мы должны, во что бы то ни стало, стать вровень с культурой европейской, не щадя ни сил, ни издержек, оставляя в стороне всякие иные соображения честолюбия и жажды славы. Роль наша в центре континента становится особенно серьезной и важной ввиду культурного воскрешения Востока.
Не сегодня, так завтра нам необходимо будет подготовиться к этой роли»19.
Можно и дальше приводить мнения философов, ученых, публицистов, военных, чиновников, политиков, но все они в тех или иных сочетаниях повторяют идеи и позиции, изложенные выше. Огромное количество таких публикаций и общественный вес вовлеченных в дискуссию людей свидетельствует о важности проблемы для российского общества того времени. Любопытно, что в ходе дискуссии выявилась некая динамика, постепенный сдвиг интереса от одних проблем к другим. Представление о глобальном столкновении желтой и белой рас осталось, но как некий фон, констатация общепринятого. На этом фоне обсуждаются геополитические проблемы и, чем дальше, тем активнее, сюжеты, связанные с китайской диаспорой в России. Постепенно именно они становятся главными, вызывают наибольшую тревогу.
II
Попытка хотя бы кратко охарактеризовать темпы и формы китайской (а также и корейской) иммиграции, дать характеристику ее роли в экономической жизни региона увела бы данную работу далеко в сторону. Благо, что все это, как уже отмечалось, сравнительно неплохо исследовано. Более важной и интересной представляется другая задача: выявить реакцию современников, основные причины их настороженности и страхов.
Одна из таких причин заключается в самом факте иммиграции. Дальний Восток был присоединен к России недавно, почти не освоен русскими в экономическом и политическом отношениях. Рядом — «просыпающийся» Китай с его гигантским населением и победоносная, экспансионистская Япония. На этом фоне приток десятков, а то и сотен тысяч «желтолицых», тотальная зависимость края от их труда большинством наблюдателей расценивались как несомненная угроза целостности страны и ее национальным интересам.
Жутковатую картину «китайской толпы» — нескончаемой, однородной, безликой, пожирающей все на своем пути, «одинаково равнодушной и к голоду, и к холоду, и к смерти», толпы, которая «скрытно молчит и расползается, плодится, множится», перехлестывает через российские границы, — рисует публицист «Современника» А. Вереж-ников20. Текст, несомненно, впечатляющий: он весь пронизан сложным чувством пренебрежения, страха, некоторой жалости и брезгливого отчуждения, нет только интереса к китайцам. Это отношение не
к людям, а к саранче или к инопланетянам — и не случаен пассаж о том, что у них «вид людей совсем с другой планеты».
То был распространенный, даже преобладающий взгляд, выражавшийся иногда осознанно и открыто, иногда бессознательно и имплицитно. Ощущение, что китайцев «слишком много», и реальное представление о том, что «желтое» население российского Дальнего Востока растет намного быстрее русского, накладывали мощный отпечаток на взгляды большинства наблюдателей.
Представителей властей беспокоила неупорядоченность и стихийность процесса миграции, огромные масштабы нелегального проникновения. Это было свидетельством слабости администрации, да и приносило ощутимые убытки казне. Китайцы образовывали совершенно непроницаемое сообщество, живущее по своим, а не по российским законам, подчиняющееся китайским чиновникам. Это убедительно, на конкретных фактах и документах, доказал выдающийся писатель, путешественник и военный разведчик В. К. Арсеньев21. Фактическая экстерриториальность многочисленной, этнически, расово и культурно чужеродной общности подданных соседней империи справедливо расценивалась им как угроза тому, что сейчас мы назвали бы национальной безопасностью России.
Рассматривая Дальний Восток как вероятный театр военных действий, В. К. Арсеньев и другие военные и администраторы видели в китайцах, говоря опять-таки современным языком, потенциальную «пятую колонну» — шпионов, проводников, диверсантов. Они практически не ассимилируются, от них невозможно ждать лояльности России и русским. Приамурский генерал-губернатор Н. Л. Гондатти сформулировал это так: «что же касается политической стороны вопроса, то, будучи непоколебимо стойки в своей национальной культуре, не теряя духовной связи со своей родиной, оставаясь на чужой стороне верными сынами своего отечества и не чувствуя потому решительно никакой потребности ассимилироваться с окружающим его населением, китайцы и с этой стороны представляются элементом прямо враждебным»22.
Отказ китайцев от сотрудничества с властями создавал благоприятные условия для действий китайских бандитов, так называемых хунхузов. Хунхузничество чрезвычайно волновала общественность и администрацию края. В специальном обзоре А. Надарова приводились многочисленные факты разбойных действий хунхузов — вплоть до разорения целых русских селений, — их чудовищной жестокости, а также указывалось на трудности борьбы с ними23. Признавалось, что основная масса китайцев страдала от грабежей, поборов и зверств хунхузов, но не осмеливалась противодействовать им, отказывать в
помощи. Проблема состояла не только в бандитизме как таковом, но и в фактическом существовании параллельной структуры власти.
Редкий наблюдатель, описывавший китайцев на Дальнем Востоке, забывал упомянуть о том, что они приносили с собой чудовищную антисанитарию. Беженцы из Кореи и сезонники из Китая были в массе своей чрезвычайно бедны и экономили на всем. Поэтому и жили они в условиях невероятной скученности, грязи и вони. По словам Л. Богословского, санитарные нормы гигиены были «чужды неразвитому уму китайцев», а при дороговизне квартирной платы — и недостижимы. Это было характерно не только для ночлежных домов, но и для лавок. Отсюда болезни, высокая смертность, постоянная угроза эпидемий. Все это наблюдения человека, настроенного к китайцам доброжелательно, протестующего против их дискриминации и унижения, предлагающего реальные меры по улучшению их положения24. При преобладающем же негативном отношении все происходящее изображалось в исключительно черных тонах. Неудивительно, что любые сообщения о признаках начала эпидемий обязательно сопровождались комментариями о виновности в них китайцев, а то и соответствующими административными мерами25.
Обвиняли их — и в общем небезосновательно — в том, что в край, не отличавшийся строгими нравами, они приносят свои пороки. Часто упоминаются, а иногда и подробно описываются26 опиумокурильни, игорные дома как некие центры китайских трущоб. Большую тревогу вызывал массовый беспошлинный ввоз из Китая ханшина (китайской водки). Он наносил огромный ущерб казне, подрывал отечественную промышленность, способствовал деградации переселенцев. Обозреватель «Сибирских вопросов» отмечал не без доли черного юмора: «Мы топили китайцев в волнах Амура, они топят нас в бочках водки»27. Проблема настолько беспокоила власти, что Надаров посвятил ей специальный очерк. С большим знанием дела он описывает вкусовые качества ханшина, последствия его применения, технологию производства, масштабы контрабанды и т. д.28. С его точки зрения, ханшин — напиток отвратительный, но все же не отрава, употреблять его можно без особого ущерба для здоровья в разумных, естественно, количествах. Так что главные составляющие проблемы — экономические и социальные, а не медицинские.
Китайцев часто обвиняли, что они хищнически грабят природные богатства уссурийской тайги (истребляют редкие породы зверей, уничтожают запасы таких ценнейших и редких растений как женьшень), незаконно добывают и контрабандой выносят огромное количество золота.
Надарова, а особенно Арсеньева возмущала эксплуатация китайскими торговцами, браконьерами, хунхузами коренного населения
края. Первый спокойно констатирует, а второй буквально с яростью описывает, какие чудовищные формы принимала эта эксплуатация, которую Надаров прямо называет рабской. Приводятся многочисленные примеры насилий, пыток, убийств непокорных или несостоятельных туземцев, масштабов и форм кабалы. Правда, в позициях этих авторов имеются и некоторые оттенки: Надарова больше беспокоит, что таким образом подрывается власть российской администрации, Арсеньеву же просто очень жалко туземцев29.
III
Для дискуссий того периода характерно, что большая часть проблем, связанных с китайской и корейской иммиграцией, рассматривалась в категориях «желтого труда». Такова была общемировая тенденция — достаточно привести суждение немецкого экономиста Сарториуса фон-Вальтерсгаузена: «В общественной жизни стран, подверженных сильному наплыву китайцев-переселенцев, возникает вопрос, каким образом государство и общество должны оградить местное население от опасностей, проистекающих или могущих в будущем проистечь от переселения китайцев. Это и называется вопросом о труде китайцев. Подлежащая разрешению задача, глубоко затрагивая народное хозяйство, имеет в то же самое время большое национальнополитическое и общественно-нравственное значение и основано на различии рас, различии, не всегда заметном, но, тем не менее, не лишенном большого значения»30.
Опасность виделась в том, что Китай мог поставлять на рынок труда неограниченное количество рабочей силы по демпинговым ценам, что делало конкуренцию со стороны местных белых рабочих практически невозможной. Китайская рабочая сила отличалась не только дешевизной, но и дисциплинированностью, умением быстро осваивать новые профессии и сферы деятельности. С другой стороны, китайцы не ассимилировались, были замкнутым и непроницаемым сообществом, что при большом их количестве и организованности не могло не беспокоить принимающее общество.
В России по этому поводу также испытывали немалую тревогу, о чем свидетельствуют многочисленные публикации того времени. В них содержится весьма квалифицированный анализ отраслевой и региональной динамики применения китайской и корейской рабочей силы, уровня ее оплаты, структуры расходов, масштабов вывоза рублевой массы из страны и т. д.31 Но повышенное внимание к «желтому труду» определялось все-таки несколько иными факторами. Основная коллизия состояла в том, что «желтая» рабочая сила была жизненно
необходима для освоения недавно присоединенного и слабо заселенного Дальнего Востока. Без ее использования не могло быть и речи о создании экономической и военной инфраструктуры господства России в регионе, интеграции его в качестве неотъемлемой части империи. С другой стороны, привлечение неограниченного количества сверхдешевого «желтого труда» препятствовало заселению региона русскими, вело к его окитаиванию, а в перспективе — к поглощению его Китаем. Отсюда ожесточенность дискуссий, постоянное столкновение ведомственных и иных интересов, принятие ограничительных мер и их немедленное блокирование.
Отчетливо выделяется крайняя алармистская позиция. Ее занимал крупнейший дальневосточный предприниматель, общественный деятель и публицист С. Д. Меркулов. В своих статьях и выступлениях, в том числе прямо адресованных высокопоставленным чиновникам и государственным деятелям32, он доказывал, что официальные оценки численности китайцев в крае занижены, что их полное засилье в экономике стало непреодолимым препятствием для русской колонизации. «Русское дело на Дальнем Востоке в настоящее время представляет из себя военный лагерь, удаленный, оторванный от сердца России, подкрепленный лишь жалким по количеству русским населением, окруженный как извне, так и внутри со всех сторон китайцами, не обеспеченный сколько-нибудь удовлетворительно ни в каком отношении, кроме как военными крепостями и снарядами»... «В смысле поддержания и развития русских экономических и колонизационных интересов в Приамурье, мы летим в пропасть»... «Если не вмешается Господь Бог, катастрофа неизбежна».
Основные доводы Меркулова таковы: китайцы слишком многочисленны; русские переселенцы не могут конкурировать с китайцами (ибо в отличие от первых, вторые неприхотливы, согласны на любую работу за крайне низкую оплату и не пьют); вывоз китайцами основной части заработанных денег в Китай подрывает финансовую стабильность в регионе. В результате, «желтый труд» создает непреодолимый барьер для притока русских переселенцев. Другие авторы добавляют еще, что крайняя дешевизна китайской и корейской рабочей силы консервирует техническую отсталость производства, особенно в добывающей и обрабатывающей промышленности. У предпринимателей нет стимула внедрять новые технологии. Отмечается также, что русские крестьяне и казаки сдают свои земли в аренду китайцам, предпочитая пьянствовать и вести паразитический образ жизни. Вдобавок, китайские рабочие становятся источником социальных конфликтов — мелких стычек и более масштабных драк с русскими рабочими. В последних, как правило, возникавших по причине конкуренции на рынке труда, участвовали иногда сотни людей.
Как часть проблемы «желтого труда» рассматривались и конкурентные отношения в сфере торговли. Благодаря своей энергии, предприимчивости, трудолюбию, корпоративности, китайцы за сравнительно короткое время заняли значительную часть сферы мелкой и средней розничной торговли. На эту тему имелись соответствующие обследования, впечатляющие количественные оценки. Естественно, что большинство наблюдателей это обстоятельство не радовало, но и острой тревоги не вызывало. Пожалуй, только перед мировой войной стали появляться публикации, где эта проблема рассматривалась отдельно. Причина довольно спокойного отношения к «засилью» китайцев в торговле, возможно, в том, что они заняли ту нишу, где конкуренция с русскими дельцами была минимальной.
Соглашаясь в принципе с тезисом об опасности «желтого труда», многие исследователи и публицисты одновременно подчеркивали, что труд этот несет с собой немало позитивного, а зависимость региона от его применения не позволяет ограничить его или вовсе исключить. Без него невозможно в кратчайшие сроки и с минимальными затратами построить города и морские порты, протянуть шоссейные и железные дороги, поднять сельскохозяйственное и промышленное производство, завести горные промыслы. Даже Меркулов признавал, что нельзя сразу отказаться от услуг китайцев, что их трудом в значительной мере обеспечивается нормальное существование, а значит и приток русских переселенцев. Неосвоенный же в экономическом, военном, политическом отношении и слабо заселенный край неизбежно будет потерян для России.
Не исключено, что к таким признаниям Меркулова вынудила аргументация его постоянного оппонента А. А. Панова33. У него мы находим трезвый и далеко идущий вывод о том, что «китайский поток вовсе не имеет того стихийного характера, который ему обычно придается. Это не то несокрушимое стремление, с которым движутся глетчер, оползающая гора, морское течение или поток лавы и с которым воля человеческая не в силах бороться. Это самое естественное экономическое явление, регулируемое, как и всякое другое, спросом и предложением, а стало быть, и бороться с ним возможно и необходимо также на экономической почве — путем изменения условий рабочего рынка».
М. Ковалевский вообще считал, что «пока китайский труд носит характер отхожего промысла, он не грозит прочным поселением китайцев в нашей восточной окраине, а следовательно, и не способен внушить серьезных политических опасений». Ковалевский жестко критиковал позицию Меркулова как нереалистичную, препятствующую освоению региона 34. Наиболее же ярко ноналармистский подход представлен в отчете уполномоченного Министерства иностранных дел
В. В. Граве35. Вообще, по глубине анализа, профессионализму и стремлению непредвзято разобраться в существе дела, а также по объему и качеству привлеченного фактического материала работе Граве до сих пор нет равных. Это редкий случай удачной попытки комплексного анализа. Основной вывод Граве — применение «желтого труда» несет с собой массу проблем и опасностей, тем не менее оно неизбежно и необходимо. Следовательно, надо регулировать и направлять процесс использования «желтого труда», создавать и совершенствовать для этого законодательную базу и необходимые государственные институты, готовить для последних квалифицированные кадры.
IV
Таким образом, хотя алармизм и преобладал, было немало авторов, воспринимавших присутствие китайцев (и корейцев) на Дальнем Востоке, как необходимую и неотъемлемую часть жизни региона. Они же сочувственно описывали тяжелейшие условия жизни и труда иммигрантов, явно неодобрительно характеризуя высокомерно-пренебрежительное отношение к ним со стороны властей и значительной части общества, протестуя против широко распространенных злоупотреблений.
Анонимный автор «Сибирского сборника» считает преувеличенной и небеспристрастной точку зрения, в соответствии с которой «китайское население края оказывалось какой-то общею многотысячною шайкою разбойников, хищников, разоряющих естественные богатства края и вносящих своей распущенностью, опиомокурением, азартными играми и прочим полную деморализацию в среду русского элемента. За манзами не оставлялось ни одной светлой черты; в жизнь края они вносили только одно зло — и нравственное, и экономическое, и политическое, плодили бесправие — словом, являлись таким отбросом, против которого нужны были самые строгие меры, и чем скорее избавился бы край от такого элемента, тем было бы лучше». Он прямо пишет о психологических мотивах подобного отношения: «в силу исконной враждебности сибирского населения к инородцам и традиционной привычке считать их ниже себя, не допускать до себя, а ставить лишь объектом всевозможной эксплуатации, русское население, не имевшее в своем характере, ни в образе жизни и культуре ничего общего с китайцами, смотрит на манз, по простонародному выражению, как на тварь, не имеющую даже души и стоящую отчасти даже вне закона. Различия столь несхожих гражданских традиций, религий, цивилизаций и характеров, как русский и китайский, всюду, во всех
странах, сопровождались самыми резкими осложнениями и всюду с ними приходилось считаться очень сильно». И вывод: «нужно... снять с китайцев излишние нарекания и показать, что они также люди и имеют такое же право, как и все, на покровительство законов, что они постольку же равноправны, поскольку то допущено основными законами, а не произволом массы; короче, нужно было вывести манзу из ложного положения как ради него самого, так и ради правильного те-
<_> <_> "З/С
чения жизни в русской дальневосточной колонии» .
Социал-демократы вообще не признавали наличия «желтой опасности», отрицали ее принципиально. «Пробуждение Китая» воспринималось ими одобрительно, даже восторженно. По словам Тавокина, «если же “желтая опасность” и существует, если она и представляет некоторую реальную силу, то угрожает она не человечеству, не культурному миру, а единственно той “белой” буржуазии, которая питалась дальневосточными рынками. Если призрак “желтой опасности” страшен, то не Европе и европейской цивилизации, а исключительно лишь современному капитализму стран Старого и Нового Света». Развитие рабочего движения на Дальнем Востоке «служит верным залогом того, что в самом недалеком будущем весь “желтый” пролетариат примкнет к “белому” и создаст одно целое, могущественное и великое, от голоса которого содрогнется весь мир». Депутат Государственной Думы Н. П. Чхеидзе заявил на заседании одного из ее комитетов, что проблема «желтого труда» может быть решена только как часть рабочего вопроса в целом37, то есть проблеме отказывается в самостоятельном значении, и она намеренно переводится в идеологическую, пропагандистскую плоскость.
Примерно то же самое — только с противоположных позиций — делается П. Ухтубужским и написавшим послесловие к его книге Пу-ришкевичем. Логика первого проста: «Известно, что желтые народы питают органическую ненависть к европейцам, а к нам, русским, в особенности... Они мечтают... о завоевании всего мира... Нашествие желтых на богатые области Сибири уже началось. Правда, это, как выражаются у нас, “мирное”, экономическое нашествие, но и при этом мирном нашествии русские вытесняются желтыми, которые захватывают торговлю, промыслы, заработки и т. д.»... «Сибирь должна иметь выход в океан... Мы заняли Порт-Артур и Дальний потому, что они были нам необходимы». Из-за неудачной войны мы потеряли их, поэтому «война 1904—1905 годов осталась незаконченной и должна быть возобновлена». Иначе «Япония повторит нашествие монголов на Русь». Предотвратить опасность может только заселение Сибири, мощное переселенческое движение. И апофеоз: «Народами правит Бог. Побеждают те народы, которые защищают Добро и Истину. Если в Азии столкнется Россия, несущая народам свет Православия, с желтыми
народами, погрязающими во тьме язычества, то в исходе этой борьбы не может быть сомнений. Крест одержит победу над Драконом, олицетворяющим “князя мира сего”»38.
Пуришкевич развивает тему дальше. Борьбе с «желтой опасностью» и заселению Сибири мешает «шайка русских революционеров, кадетов и жидов», стремящихся к «преступной цели — к захвату власти в России». «Пользуясь “свободою печати”, евреи подняли поход против великого дела русского государственного строительства в Сибири. Всякое начинание правительства в Сибири, ведущее... к упрочению государственной безопасности наших азиатских границ от надвигающейся на нас несметной орды желтолицых... встречается на страницах левой жидовской печати криками негодования»39. Налицо новый и довольно оригинальный поворот проблемы — «еврейский заговор» как часть «желтой опасности».
Еще один поворот, при котором «манзы» переводятся в сугубо объектное состояние, открывается в писаниях И. Левитова. Дальний Восток должен стать не интегральной частью России, а ее колонией — «Желтороссией». Предназначение колонии — давать доходы метрополии, поэтому необходимо широко открыть двери для китайских переселенцев и всячески эксплуатировать их. «Амур и Уссурийский край превратятся в русскую Индию. Если Бог дал нам египетских рабов, которые охотно предлагают нам свои услуги, так почему же нам не воспользоваться ими. Я не вижу ни малейшей опасности от китайцев, при условии, если только ни один из них не будет пропущен через Байкал»40.
И уж совершенно замечательный проект использования труда китайцев был предложен анонимным автором изданной в Курске брошюры «Китай или мы»41. Основная его идея такова: схватка не на жизнь, а на смерть с желтой расой неизбежна. Пока Китай слаб, надо разгромить его и аннексировать часть территории. Китайцев оттуда надо вывозить в Европейскую Россию и продавать семьями крестьянам и вообще землевладельцам в качестве рабов. Очень тщательно расписано, кому, сколько, на каких условиях и почем надо продавать «китайских илотов», во что обойдется их перевозка по железной дороге, как их содержать и т. д. Освободившиеся же китайские территории заселить русскими переселенцами. «Да, это будет рабство, но не пора ли нам перестать смотреть на это слово, как на жупел». Все так делают. А то «покоренные народы сели нам на шею», «рабство физическое у нас заменяется рабством жидовского капитала».
Россия всегда была богата на социальные прожекты и прожектеров, удивить нас в этом смысле очень трудно. Но иногда все-таки получается, и приходится поражаться, каких только «собственных Платонов» да «быстрых разумом Невтонов» не встретишь на россий-
ской земле! Правда, и по тем временам эта наивно-откровенная утопия выглядела слишком уж экстравагантной. Власти, во всяком случае, не оценили провинциального мироустроителя по достоинству — его брошюра была изъята цензурой из обращения.
Оставим, однако, в стороне замыслы в отношении китайцев, столь же экзотические, как у безымянного курянина, либо чересчур глобальные, как у социал-демократов, и обратимся к планам более практического свойства. Тогда видно, что по отношению к «желтому труду» предлагались следующие стратегии действия: депортация, выдавливание, административные ограничения, использование, регулирование и упорядочение.
Сторонников немедленного очищения края от «желтолицых» было сравнительно немного. Наиболее аргументирована в этом смысле статья Л. Болховитинова42, считавшего, что опасность от пребывания китайцев, корейцев и японцев на Дальнем Востоке намного превышает выгоды от использования их труда. «Мы уже стали лицом к лицу с несомненным систематическим и упорным завоеванием нашего Дальнего Востока желтыми соседями: как ни полезны для края желтые, по мнению их поклонников, но когда реальные факты говорят, что эти желтые приникают в край в три раза быстрее русских, когда на одного русского рабочего приходится не менее чем по одному желтому, когда напор их все возрастает, мы вправе утверждать, что такое соотношение сил не совпадает ни с интересами государства, у которого во внутренних губерниях есть сотни тысяч рабочих рук, не имеющих приложения, ни тем более с интересами окраины, которая во всяком случае должна быть русской, но которая благодаря нашему попустительству, в сущности уже стала полукитайской». Поэтому мы вправе и должны выселить их как можно скорее.
По сравнению с Болховитиновым, даже Меркулов был менее решителен. Объясняется это двойственностью его положения. Как политик и общественный деятель, он был категорически против применения «желтого труда». Однако в качестве предпринимателя, он прекрасно понимал, что в случае депортации китайцев вся экономика края и его собственный бизнес немедленно рухнут. Поэтому чисто административные ограничения он считает не лишними, но неэффективными. Выход, с его точки зрения, в том, чтобы уравнять «желтый» и русский труд в конкурентоспособности: установить для «желтых» минимум заработной платы, ограничить рабочий день, запретить работу в праздники и т. д. С другой стороны, надо принудить китайцев тратить на жизнь столько же, сколько тратят русские рабочие. Под предлогом борьбы с антисанитарией запретить им снимать убогое и, следовательно, дешевое жилье, жить в скученности. Под предлогом общественной нравственности запретить работать полуголыми и
ходить в грязной и старой одежде. Запретить ввозить из Китая одежду, продукты, ханшин, табак, обложив их огромными пошлинами. Резко увеличить плату за оформление паспорта, паспортный сбор, фотографирование и т. д. Запретить использование «желтого труда» на казенных работах. Решительно подавлять всякие проявления социального недовольства, особенно стачки. Легализовать и обложить высоким налогом китайские опиумокурильни и игорные дома. Экономические потери от повышения стоимости китайской и корейской рабочей силы компенсируются тем, что эти средства останутся в крае и будут потрачены здесь. Этот курс приведет, в конечном счете, к выдавливанию «желтых» рабочих и замене их русскими.
Как и следовало ожидать, Панов относится к меркуловскому плану скептически, посчитав его отчасти декларативным и в целом неэффективным. Прежде чем принимать радикальные меры, следует тщательно изучить вопрос. Давно назрела необходимость реформировать систему административного управления краем, нужен целый комплекс мер по развитию рынка труда, по экономическому стимулированию формирования конкурентоспособной российской рабочей силы. «Вопрос может быть разрешен почти исключительно на почве мирной борьбы в сфере экономических отношений»... «При правильной организации рабочего класса в Приамурье острота желтого вопроса будет парализована». А «борьба с желтым засильем в торговле возможна только на почве общих экономических мероприятий, каковы: устройство банков мелкого, дешевого и доступного кредита, улучшение путей сообщения, удешевление фрахтов и проч.»43
Панов выдвигает также идею привлечения американского капитала — как инструмента развития края и противовеса «желтой опасности». Трудно избавиться от впечатления, что тут мы имеем дело с обычным лоббированием отдельных инвестиционных проектов. Например, строительства на американские средства железной дороги от Берингова пролива до Канска44.
Еще более конкретны и прагматичны соображения Граве и Арсеньева. «Китайский труд» для них нежелательное, но неизбежное явление. А коли так, то необходимо конкретно, по отраслям, профессиям и территориям посмотреть где он безусловно вреден и потому должен быть искоренен немедленно, где необходим и пока безальтернативен и, значит, его придется терпеть, а где его можно относительно безболезненно вытеснять. В зависимости от этого и строить государственную политику — продуманную, целенаправленную и долговременную. В ней должны сочетаться меры административные и экономические. В любом случае миграционный процесс должен быть поставлен под жесткий контроль властей, нелегальное проникновение сведено к минимуму. Необходимо искоренить фактическую экстерриториальность
китайцев, добиться, чтобы власти могли эффективно контролировать и направлять процессы пребывания китайцев в крае и использование их труда. Необходимо, чтобы власть и общество имели реальное представление о проблеме, чтобы чиновники разбирались в ней профессионально — и не случайно Граве дает подробную характеристику востоковедного образования в крае. Для Арсеньева же предмет особых забот — защита аборигенов от эксплуатации и насилий со стороны китайских торговцев и браконьеров. Подчеркивает он и то, что Уссурийский край — вероятный театр военных действий. Это тоже должно учитываться при выработке и проведении соответствующей политики. В целом это прагматичный, но и гибкий, разносторонний подход к сложнейшей проблеме. В его основе — стремление не к идеальному, а к оптимальному результату, к минимизации негативных и максимизации позитивных последствий проводимой политики.
Ожесточенно споря о том, что лучше — депортация, выдавливание китайской рабочей силы или ее использование, почти все участники полемики сходятся в конечной цели. Все желают укрепления державы, скорейшей и наиболее эффективной интеграции, освоения ее «восточной окраины». На фоне такого единодушия особенно редкими звучат голоса тех, кто сомневается в достижимости цели.
Весьма показательна с этой точки зрения логичная, хорошо аргументированная книга П. Головачева44. Ее пафос последовательно направлен против дальнейшей экспансии России на Дальнем Востоке, прежде всего в Маньчжурии. Он считает, что на уже присоединенных дальневосточных территориях колонизационная политика зашла в тупик — огромные затраты и жертвы породили примитивное и убыточное переселенческое общество. Даже получая поддержку от государства, оно не в состоянии конкурировать с «желтой расой, которая, несмотря на все внешние препятствия, легко и быстро проникает в Приамурье, потому что встречает там полное тождество физических условий со своей родиной». Вывод пессимистичен: для искусственной иммиграции русских бесполезны все тепличные меры, а естественную, стихийную иммиграцию китайцев не смогут остановить никакие внешние препятствия. Хотя автор и не призывает бросить Приамурье, но каких-либо позитивных мер по его защите и интеграции он тоже не предлагает.
Активное участие в дискуссии весьма крупных штатских и военных чиновников свидетельствовало о серьезной озабоченности властей «желтой опасностью», об интенсивных поисках ими адекватной политики. Этот вопрос возникал и в Государственной Думе при обсуждении тем, касавшихся Дальнего Востока: переселенческого дела, ассигнований на полицию, эпидемий чумы, призыва в армию, добычи
золота, порто-франко Владивостока, взаимоотношений с Китаем и Японией и т. д.
Особенно любопытен следующий эпизод законодательного процесса. В 1909 году по инициативе приамурского генерал-губернатора П. Ф. Унтербергера Министерство внутренних дел представило в Думу законопроект «О мерах против наплыва в Приамурский край китайцев и корейцев, а равно лиц иностранного подданства». Он был с порога отвергнут уже на стадии обсуждения в комиссиях, поскольку упор на чисто административные меры (прежде всего, повышение паспортного сбора) думцы расценили как совершенно неэффективные. Взамен Дума разработала собственный законопроект, принятый ею практически без обсуждений сразу в трех чтениях, но отвергнутый Государственным Советом. По думскому проекту запрещалась сдача иностранцам казенных земель, предоставление им казенных работ и подрядов. Но ключевым пунктом был запрет на прием иностранцев, прежде всего китайцев и корейцев, на казенные работы. Именно он встретил ожесточенное сопротивление ряда могущественных ведомств, прежде всего военного, и стал причиной негативной реакции Госсовета. Только после того, как Дума внесла в проект поправку о том, что Совет министров имеет право при необходимости и в виде исключения разрешать прием иностранцев, причем не ограничивая это право определенным сроком, документ прошел через Госсовет и был Высочайше утвержден в 1910 году. Таким образом, и эта попытка административного вытеснения «желтого труда» была фактически выхолощена. Побочным и весьма важным результатом думских дебатов стало решение о необходимости выработки и принятия общего миграционного законодательства. В полном объеме это не сделано до сих пор46.
«Желтая проблема» всплыла и при принятии решения о строительстве Амурской железной дороги. Выступая в Государственной Думе, П. А. Столыпин очень четко сформулировал позицию правительства: Дальний Восток может отсохнуть, отвалиться. Есть «опасность мирного завоевания края чужестранцами»... «Природа не терпит пустоты... Отдаленная наша суровая окраина, вместе с тем, богата... При наличии государства густонаселенного, соседнего нам, эта окраина не останется пустынной. В нее просочится иностранец, если раньше не придет туда русский, и это просачивание, господа, уже началось. Если мы будем спать летаргическим сном, то край этот будет пропитан чужими соками и, когда мы проснемся, может быть, он окажется русским только по названию»... «Амурская железная дорога должна строиться русскими руками, ее должны построить русские пионеры... Эти русские пионеры построят дорогу, они осядут вдоль этой дороги, они вдвинутся в край и вдвинут вместе с тем туда и Россию»47.
В заключение посмотрим на практическую политику местных властей. Она не отличалась последовательностью и во многом зависела от личности того или иного генерал-губернатора, его взглядов, умения находить баланс интересов региона и центра, различных ведомств и социально-профессиональных групп. Некоторые губернаторы стремились выявить основные подходы к ключевым проблемам края, аргументацию и интересы сторон. Для этого собирались так называемые Хабаровские съезды — совещания виднейших чиновников, предпринимателей, ученых, специалистов-практиков по различным проблемам, журналистов и т. д. Сценарий их был примерно таков: генерал-губернатор, предупредив, что съезд имеет чисто совещательные функции, формулировал для обсуждения несколько проблем. Затем шли свободные дискуссии, где имели возможность высказаться все желающие участники съезда. Из отчетов видно, что высшие сановники края активно участвовали не только в парадном открытии и заключительном банкете, но и во всех обсуждениях. После дискуссии по каждой проблеме генерал-губернатор резюмировал итоги и формулировал свое решение. Оно и становилось окончательным48. Однако многие правители края считали возможным обходиться и без подобного мероприятия.
Следует заметить, что, несмотря на смену губернаторов, в политике властей по отношению к «желтому труду» проявлялись, пусть не всегда явно, некоторые устойчивые особенности. На первых порах администрация относилась к привлечению рабочих-иммигрантов равнодушно-снисходительно или даже доброжелательно. Оно и понятно: шло обустройство края и альтернативы «желтому труду» не было. Страхи и враждебность усиливались по мере расширения масштабов иммиграции и усиления экономической зависимости от нее. Большую роль сыграла проигранная война с Японией. Не следует сбрасывать со счетов и усиления синдрома «желтой опасности» в обществе в целом, в имперских кругах в особенности. К настроениям в «высших сферах» местная администрация относилась, как правило, весьма трепетно. Поэтому период между японской и мировой войнами характеризовался нарастанием антииммиграционных мер в политике властей.
Еще одна особенность — стремительность перехода от равнодушно-спокойного отношения к показному административному рвению с небогатым набором мер: запретами, ограничениями, репрессиями. Затем — слабая просчитанность последствий от этих мер, прежде всего в сфере экономики. Наконец, типично бюрократическая цикличность: после бурного начала — спад, а затем постепенное угасание
активности. В общем же всегда получалось то, что вошло в нашу жизнь под названием «кампанейщина».
Типичны в этой связи антикорейские мероприятия генерал-губернатора П. Ф. Унтербергера. Надо сказать, что местные наблюдатели и представители властей по-разному относились к китайцам и корейцам, видя в них представителей во многом противоположных типов иммиграции. Китайцы — временные сезонники, «перелетные птицы», в массе своей не стремящиеся к постоянному оседанию, а потому плохо поддающиеся аккультурации и тем более ассимиляции. Они приезжают без семей, зарабатывают какие-то деньги и возвращаются с ними на родину. Другое дело — корейцы. Это безвозвратные переселенцы, в чем-то даже беженцы. Они не раз демонстрировали, что предпочтут смерть депортации на историческую родину. Отличные земледельцы, лояльные подданные, охотно, хотя и поверхностно, принимающие христианство и изучающие русский язык. Это обеспечивало им симпатии большинства наблюдателей.
Но П. Ф. Унтербергера обеспокоило как раз стремление к постоянному оседанию. Он считал, что «край нами занят не для колонизации его желтыми, а для того, чтобы его сделать русским»... «Для нас опаснее корейцы, оседающие на землю, чем китайцы, приходящие без семей на заработки»49. Не раз цитировались его слова о том, что он предпо-
<_> <_> _ <_> <_> СП Т'Ъ
читает видеть край русской пустыней, чем корейским раем50. В развитие этих идей последовали административные притеснения корейцев и запрет на использование их труда на казенных работах и в золотопромышленности. Последствия не замедлили сказаться. «...Общее смятение, неуверенность в завтрашнем дне, необеспеченность приисков рабочими силами, затруднения в необходимых оборотных средствах, и золотопромышленность, сыгравшая громадную роль в деле колонизационного развития края, имеющая большое государственное значение, представляется подорванной»51. Под мощным давлением из разных кругов, но в первую очередь из-за протестов золотопромышленников, лихо начатая кампания довольно быстро ушла в песок.
Следующий поход против «желтых» связан с именем генерал-губернатора Гондатти. В своем послании председателю Совета министров И. Л. Горемыкину (1914 год) он расценил масштабы проникновения китайцев как «угрожающие». Аргументация типична: «Китайская эмиграция, высасывающая государственные и народные средства, ничего, кроме вреда, не приносит; ввиду же того обстоятельства, что к нам стремится из Китая исключительно люд, которому терять решительно нечего и который, благодаря своим чисто расовым свойствам и принципам, смотрит на многие вопросы совершенно иначе, чем русские и вообще европейцы, они во время своего пребывания в наших пределах являются элементом в высшей степени незакономерным,
совершающим самые тяжелые преступления, и затем источником всевозможных инфекционных болезней...» И далее — «будучи непоколебимо стойки в своей национальной культуре, не теряя духовной связи со своей родиной, оставаясь на чужой стороне верными сынами своего отечества...» (см. выше с. 72).
Затем испрашивается санкция на продолжение уже начатой анти-китайской кампании. Ее яркое описание содержится в статье обозревателя влиятельных и информированных «Сибирских вопросов»52. В целях борьбы с нелегальными иммигрантами было решено переписать всех китайцев и «надеть им на одну из рук металлический браслет» с пломбой. «Последнее постановление, — пишет журналист, — по всей вероятности, станет историческим, и китайцы вряд ли забудут его». На беспаспортных устраивались облавы — и полицейские, хватая всех китайцев без разбора, связанными по несколько человек за косы, с руганью тащили их на специально зафрахтованные корабли. Там держали в трюмах без воды и продовольствия до тех пор, пока не выяснили, что у половины есть русские паспорта. Депортации, сопровождаемые многочисленными издевательствами, злоупотреблениями и насилиями, вызвали огромное озлобление в Китае, взрыв антирусских настроений в Маньчжурии. Эффект же был, как водится, минимален. Количество китайцев в крае, в том числе и нелегальных, не уменьшилось.
* *
*
Мировая война, оттянувшая человеческие и материальные ресурсы с Дальнего Востока, сняла накал страстей, бушевавших вокруг «желтой опасности». Всем стала очевидна полнейшая зависимость региона от рабочей силы, продовольствия и потребительских товаров из Китая. Количество ввозимых китайских рабочих резко увеличилось, их труд стал широко применяться и в Европейской России. Ну а затем революция и все, что за нею последовало, вообще вывели проблему в другую плоскость...
Ирония судьбы: наследники социал-демократов на практике осуществили то, о чем самые ярые «желтофобы» не могли и мечтать —
<_> <_> /'"'Ч 1 <_><_>
депортировали китайцев и корейцев. Офицер императорской российской армии барон Р. Унгерн фон Штернберг попытался организовать новое монгольское нашествие на «прогнившую Европу». А самый страстный и идейный борец против «желтой опасности» Меркулов в годы гражданской войны возглавил марионеточное прояпонское правительство во Владивостоке...
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Желтая опасность. Владивосток, 1996.
2 См., например: Соловьев Ф. В. Китайское отходничество на Дальнем Востоке России в эпоху капитализма (1861—1917 гг.). М., 1989; Пак Б. Д. Корейцы в Российской империи. Иркутск, 1994; Рыбаковский Л. Л. Население Дальнего Востока за 150 лет. М., 1990; Волохова А. Китайская и корейская иммиграция на российский Дальний Восток в конце XIX — начале XX в. // Проблемы Дальнего Востока, 1996. № 6; Хроленок С. Ф. Китайские и корейские отходники на золотых приисках русского Дальнего Востока (конец XIX — начало XX в.) // Восток, 1995. № 6; Алепко А. В. Китайцы в Амурской тайге. Отходничество в золотопромышленности Приамурья в конце XIX — начале XX в. // Россия и АТР, 1996. № 1; Зиновьев В. П. Китайские и корейские рабочие на горных промыслах Сибири и Дальнего Востока в конце XIX — начале XX в. // Вопросы экономической истории России XVIII—XX вв. Томск, 1996.
3 См.: Лукин А. Образ Китая в России (до 1917 года) // Проблемы Дальнего Востока, 1998. № 5—6; Волохова А. Китайская и корейская иммиграция...; Ма1оzетоff А. Russian Far East Policy, 1881—1904. With Special Emphasis on the Russo-Japanese War. Berkely, 1958; Stephan J. J. The Russian Far East. A History. Stanford, 1994.
4 Пуришкевич В. Послесловие // Ухтубужский П. Русский народ в Азии. 1) Переселение в Сибирь. 2) Желтая опасность. СПб., 1913. С. 93.
5 Тавокин С. Н. К вопросу о «желтой опасности». Санкт Петербург — Киев, 1913. С. 19.
6 Соловьев Вл. Панмонголизм // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. М., 1993. С. 233; Соловьев В. С. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории // Сочинения в двух томах. Т. 2. М., 1990. С. 635—762. См. также: Кобзев А. И. О противоречивом образе Китая у В. С. Соловьева // Пятнадцатая научная конференция «Общество и государство в Китае». Тез. докладов. Ч. 1. М., 1984. С. 189—191; Лукин А. Образ Китая в России...
7 Менделеев Д. И. Заветные мысли. Полное издание. М., 1995. С. 193, 201—207.
8 Пржевальский Н. М. От Кяхты на истоки Желтой реки, исследование северной окраины Тибета и путь через Лоб-Нор по бассейну Тарима. СПб., 1888. С. 495.
9 Там же. С. 532-536.
10 Духовецкий Ф. Желтый вопрос // Русский вестник, 1900. № 12. С. 737-748.
11 Дневник А. Н. Куропаткина. Н. Новгород, 1923. С. 36.
12 Русско-японская война. Из дневников А. Н. Куропаткина и Н. П. Линевича. Л., 1925.С. 5.
13 Куропаткин А. Н. Русско-китайский вопрос. СПб., 1913. С. 195.
14 См., например: Кушелев Ю. Монголия и монгольский «вопрос». СПб., 1912.
15 Денисов В. И. Россия на Дальнем Востоке. СПб., 1913. С. 147.
16 Деникин А. И. Русско-китайский вопрос. Военно-политический очерк. Варшава, 1908.
17 Генерал А. И. Деникин. Русский вопрос на Дальнем Востоке. Париж, 1932. С. 22.
18 Тавокин С. Н. К вопросу о «желтой опасности»... С. 8, 21-22.
19 Клеменц Д. Беглые заметки о желтой опасности // Русское богатство, 1905. № 7. С. 36-56.
20 Вережников А. Китайская толпа // Современник, 1911. № 4. С. 124-134.
21 Арсеньев В. К. Китайцы в Уссурийском крае. Очерк историко-этнографический. Хабаровск, 1914.
22 Цит по ст.: Движение китайцев в Россию принимает угрожающие размеры // Источник, 1997. №1. С. 69-71.
23 Надаров И. Хунхузы в Южно-Уссурийском крае (очерк) // Военный сборник, 1896. № 9. С. 183-204.
24 Богословский Л. Крепость-город Владивосток и китайцы // Вестник Азии, 1913. № 13. С. 20-33.
25 Черное бедствие // Сибирские вопросы, 1911. № 4. С. 18-20; Аронов М. Сибирская жизнь в запросах III Государственной Думы // Сибирские вопросы, 1911. № 30-31. С. 38-46.
26 Шрейдер Д. И. Наш Дальний Восток. СПб., 1897.
27 Л. К. Очерки сибирской жизни // Сибирские вопросы, 1911. № 1. С. 40.
28 Надаров И. Материалы к изучению Уссурийского края. Владивосток, 1886.
29 Надаров И. Северно-Уссурийский край. СПб., 1887; Арсеньев В. К. Китайцы в Уссурийском крае...
30 Вальтерсгаузен С. Вопрос о труде китайцев // История труда в связи с историей некоторых форм промышленности. СПб., 1897. С. 250.
31 См., например: Л.Г. Желтый труд на Дальнем Востоке по данным 1914 года // Вопросы колонизации, 1916. № 19. С. 140-171; Междуведомственное совещание по делам Дальнего Востока. Справка по вопросу о мерах борьбы с китайской торговлей в Приамурье. [Б.м., б.г.]; Граве В. В. Китайцы, корейцы и японцы в Приамурье. СПб., 1912; Мацокин П. Г. Оценка данных производств в японских, китайских и европейских ремесленно-промышленных заведениях за 1910-1911 гг. // Вестник Азии, 1911. № 10. С. 1-20; Панов А. Желтый вопрос в Приамурье // Вопросы колонизации, 1910. № 7. С. 53-116; Предварительные итоги бюджетного обследования рабочих и служащих Дальнего Востока в марте 1924 г. Хабаровск, 1924.
32 Меркулов С. Д. Вопросы колонизации Приамурского края. II. (Статьи, письма, заметки). СПб., 1911; его же: Вопросы колонизации Приамурского края. III. Желтый труд и меры борьбы с наплывом желтой расы в Приамурье. Владивосток, 1911; Русское дело на Дальнем Востоке. Доклад С. Д. Меркулова Его Императорскому Высочеству Великому Князю Александру Михайловичу. СПб., 1912.
33 Панов А. Желтый вопрос в Приамурье. С. 53-116; его же: Борьба за рабочий рынок в Приамурье // Вопросы колонизации, 1912. № 11. С. 241-282; его же: Желтый вопрос и меры борьбы с «желтым засильем» в Приамурье // Там же. С. 171-184.
34 Ковалевский М. Порто-франко во Владивостоке // Вестник Европы, 1909. Т. 255.
С. 423-437.
35 Граве В. В. Китайцы, корейцы и...
36 Л-н. Капитуляция русского труда и капитала в Приамурье (к желтому вопросу) // Сибирский сборник за 1904 год (Приложение к газете «Восточное обозрение»). Иркутск, 1904. С. 77-108.
37 Тавокин С. Н. К вопросу о «желтой опасности»... С. 24; Стенограмма заседания бюджетной комиссии 8 декабря 1915 г. по смете Переселенческого Управления на 1916 г. // Вопросы колонизации, 1916. № 19. С. 267.
38 Ухтубужский П. Русский народ в Азии... С. 64-65, 75, 85.
39 Пуришкевич В. Послесловие... С. 93, 97.
40 Желтая опасность. Желтая Россия. Доклад И. Левитова // Русский вестник, 1901, июль. См. также: Левитов И. Желтая раса. СПб., 1900; его же: Желтороссия как буферная колония. СПб., 1905.
41 Китай или мы. Курск, 1904.
42 Болховитинов Л. Желтый вопрос на русском Дальнем Востоке // Военный сборник, 1910. № 2. С. 161-174; №3. С. 181-196.
43 Панов А. А. Желтый вопрос в Приамурье... С. 105-116.
44 Панов А. А. Грядущее монгольское иго. Открытое письмо Народным Представителям. СПб., 1906.
45 Головачев П. Россия на Дальнем Востоке. СПб., 1904.
46 См.: Государственная Дума. Третий созыв. Стенографические отчеты. 1909 г. Сессия вторая. Ч. IV. СПб., 1909. С. 3115-3117, 3208-3209, 3348; Сессия третья. Ч. IV. СПб.,
1910. С. 2646—2647; Сессия V. СПб., 1912. С. 2003; Обзор деятельности Государственной Думы третьего созыва. Часть вторая. Законодательная деятельность. СПб., 1912; Унтер-бергер П. Ф. Приамурский край. 1906—1910 гг. СПб., 1912. С. 74—82; Русское дело на Дальнем Востоке... С. 62—63.
47 Столыпин П. А. Нам нужна Великая Россия... Полн. собр. речей в Государственной Думе и Государственном Совете, 1906—1911 гг. М., 1991. С. 122, 127, 166.
48 См.: Надаров И. Второй Хабаровский съезд 1886 года. Владивосток, 1886.
49 Унтербергер П. Ф. Приамурский край... С. 419.
50 Stepan J. J. Ор. cit. P. 71.
51 Из комментария сенатора Денисова. См.: Денисов В. И. Россия на Дальнем Востоке... С. 22-25.
53 Новые приемы борьбы с китайцами в Приамурье // Сибирские вопросы, 1911. № 17. С. 25-31.
