CC BY
28
Грицай Владимир Викторович
Миграционная политика Российской империи
в конце XVIII - начале XIX века
На основе анализа публикаций правовых документов предпринята попытка оценить уровень и направления миграционных процессов в Российской империи в указанный период, а также степень участия в них государства. Сделан вывод о том, что, несмотря на активное вмешательство государства в организацию переселения и колонизации, принятие нормативных актов, обеспечивающих паспортизацию и другие меры по упорядочению процессов перемещения населения, сохраняется довольно высокий уровень неконтролируемой миграции.
Ключевые слова: миграции населения, переселенческая политика, посельщики, колонизация, притрактовая полоса, письменный вид, плакатный паспорт, военно-казачья колонизация.
Migration policy of the Russian Empire at the end of the 18th and beginning of the 19th century
In the article, based on the analysis of publications of legal documents, an attempt is made to assess the level and direction of migration processes in the Russian Empire during this period, as well as the degree of state participation in this. It is concluded that, despite the active intervention of the state in the organization of resettlement and colonization, the adoption of normative acts that ensure certification and other measures to streamline the processes of population movement, a rather high level of uncontrolled migration remains.
Keywords: migration of the population, resettlement policy, rural workers, colonization, side-by-side strip, written form, poster passport, military ^ssack colonization.
С каждым днем становится все более очевидным, что миграционные процессы, их направленность, интенсивность, характер участия в них государственных органов становятся важнейшими факторами для дальнейшего развития как отдельных территорий и регионов, так и целых государств, определяя в конечном счете внешнеполитическую деятельность страны и международные отношения в целом. И только те государства, народы и правительства которых будут эффективно регулировать миграционные процессы и отношения, могут рассчитывать на поступательное развитие.
Для нашего государства вопросы колонизации и переселения были всегда актуальны, но правительство только в начале XIX в. стало на путь регулярного вмешательства в организацию и регулирование миграционных процессов на уровне государственной политики с вытекающими отсюда правовыми последствиями. Нужно отметить, что государственная переселенческая политика стала своеобразным продолжением внешней политики, успехи которой в части присоединения новых территорий не вызывают сомнения. И первые шаги в переселенческой политике были сделаны на военно-политической основе. Все территориальные приобретения империи должны были как можно скорее подвергаться заселению, чтобы раз
и навсегда снять вопрос об их государственной принадлежности. Это особенно актуально для территорий с очень низкой плотностью населения. То есть миграционная политика выступала одним из факторов, обеспечивающих прочность вхождения земель в состав империи, наряду с усилиями центральных властей по обеспечению лояльности автохтонного населения и его вождей.
Осознание необходимости хозяйственно-экономического освоения территорий появилось позднее, что вполне закономерно: хозяйственное освоение всегда следует за военным и сначала развивается для того, чтобы обеспечивать войска, находящиеся на новых рубежах.
Цель настоящей статьи - освещение основных географических векторов миграционной политики империи в указанный период, а также изучение некоторых нормативных правовых актов, которые в той или иной мере влияли на миграцию или непосредственно ее регулировали.
К концу XVIII - началу XIX в. Российская империя в общем уже приобрела те пространственные очертания, по которым мы легко узнаем ее на географических картах и по сей день. Особенно это верно, если рассматривать ее протяженность с запада на восток. И предстоящему веку было предрешено укрепить ее в этих пределах, раз и навсегда утвердив ее су-
107
веренитет по обе стороны Уральского хребта. И если к западу от него государство представляло собой территорию с достаточно высокой плотностью населения и соответствующим уровнем развития, то на восток раскинулись бескрайние неизведанные просторы. И власть, которая со второй половины XVIII в. лишь смутно догадывалась о необходимости и пользе грядущей колонизации, к середине XIX в. уже не мыслила дальнейшего развития державы без освоения этих богатств.
Основным направлением колонизационной политики империи становится восточное. Именно в сельскохозяйственном освоении Сибири и Дальнего Востока виделся выход из многих кризисных ситуаций. Авторы досоветского периода, оценивая нормотворческую деятельность царского правительства, указывают на то, что зарождение регулярного законодательного регулирования миграционной политики восточного направления следует отнести к Указу от 13 декабря 1760 г. «О приеме в Сибирь на поселение от помещиков, дворцовых, синодальных, архиерейских, монастырских, купеческих и государственных крестьян, с зачетом их за рекрут, и о платеже из казны за жен и детей обоего пола тех отправляемых крестьян, по назначенной в сем указе цене». Несмотря на то, что упомянутый указ носит своеобразный уголовно-исполнительный характер, в нем с первых строк идет речь о колонизационных положениях: «Понеже в Сибирской губернии и Иркутской провинции, в Нерчинском уезде, состоят к хлебопашеству и поселению удобные места, которых к заселению государственный интерес требует» [1, с. 496].
По сути, совершившие нетяжкие противоправные деяния крестьяне сдавались государству на безвозмездной основе, а если с рекрутами следовали их жены и дети, то государство выплачивало за них владельцу компенсацию денежными средствами по утвержденным расценкам.
Количество таких ссыльных, по-видимому, было весьма значительным. Исследователь русской колонизации указывает на то, что ссылка становится господствующим видом правительственной колонизации Сибири [2, с. 258] уже со второй половины XVIII в. При этом автор указывает, что в изучаемый период такая деятельность достигла пика своего развития, прочными корнями уходя в Петровскую эпоху, и являлась способом обеспечения не только интересов, связанных с заселением Сибири, но и «интересов безопасности и внутреннего благоустройства Европейской России» [2, с. 258].
Интересно то, что мы обнаруживаем уже на этом этапе развития миграционных отношений в России попытку решить с помощью переселения проблему социальной напряженности в обществе. Позднее, в начале XX в., аграрная реформа П.А. Столыпина видела одну из своих задач именно в этом.
Следующий нормативный акт государственно-правового регулирования процессов переселения - это Указ от 17 октября 1799 г. «О населении Сибирского края, принадлежащего к границам китайским, отставными солдатами, преступниками, подлежащими к ссылке и отдаваемыми от помещиков крепостными людьми с зачетом в рекруты, и о выгодах для сих поселенцев» [3, с. 19157]. В нем Император Павел I повелел переселить в Забайкалье таковых не менее 10000 душ в течение 10 лет, и на первый раз 2000 душ, на что было ассигновано 100000 рублей [4, с. 18].
Но переселение шло настолько туго, что в течение пяти последующих лет за Байкалом оказалось чуть более 600 душ.
Новый Император Всероссийский, известный своими усилиями на ниве реформ в сфере государственного управления, понимал, что переселенческая или колониальная политика государства в будущем может обеспечить его благосостояние и могущество. Подтверждением этому было формирование колониальных империй Европы.
Здесь мы не можем обойти вниманием Указ об отпуске помещиками своих крестьян на волю, по заключении условий, на обоюдном согласии основанных, более известный в литературе как Указ о вольных хлебопашцах, подписанный Александром I 20 февраля 1803 г. Несмотря на то, что по этому указу получили свободу за всю первую половину XIX в. немногим более 150 тыс. человек [5], для нашего исследования он весьма важен как документ, который заложил нормативные основы освобождения крестьян, т.е. правовые основы формирования категории миграционно активного населения. По мнению многих авторов, небольшое количество акторов миграционных отношений по этому указу объясняется тем, что далеко не все помещики готовы были расставаться со своей собственностью, движимой и недвижимой [6, с. 252]. Детальное исследование мотивационной составляющей, побуждающей к освобождению, позволило сделать вывод о том, что наиболее отзывчивыми к объявленной возможности освобождения крестьян были крупнопоместные дворяне [7, с. 1181]. Это, в свою очередь, позволяет предположить,
108
что инициатива такого освобождения исходила, по-видимому, сверху, что тоже является причиной столь неширокого ее распространения.
29 июня 1806 г. было объявлено новое положение для поселения в Сибири [8, с. 22189]. Этот документ внес революционные по своей значимости изменения в формирование системы законодательного регулирования миграционных процессов, в основе которых до сих пор лежали меры пенитенциарного характера. Дело в том, что указанное положение определило обязанности губернаторов по обеспечению переселения: обеспечение переселенцев продовольствием в пути следования, заготовление жилья, инструментов, семян для посева, закупка скота, освобождение от податей в течение пяти лет.
Этот закон был весьма передовым для своего времени и предусматривал практически все. Он определял, какие группы населения будут подвергнуты переселению, в какие области будут направлены те или иные группы в зависимости от условий местности вселения и качества контингента. Точно определялись демографические параметры мест вселения, плотность населения, что непосредственно влияет на качество приживаемости. Кроме прочего, закон вменял местным администрациям устраивать на местах вселения колодцы, заготовлять лес для усадебных построек, переселенцам даже обещались денежные пособия. И главное, в нем намечались основные векторы миграционной политики, указывались районы водворения: «окраины Европейской России: губернии Саратовская, Самарская, Астраханская, Северный Кавказ, Оренбургская, а также редконаселенные черноземные губернии: Воронежская, Тамбовская и Харьковская» [4, с. 19].
Важно еще и то, что применение этого законодательства сделало очевидной необходимость дальнейшей работы по совершенствованию системы обеспечения переселенческой политики, прежде всего в части ее формирования и планирования. Как пишет уже упоминавшийся нами автор, «из этого зерна развились в начале 20-х годов мероприятия графа Киселева» [4, с. 18].
Граф П.Д. Киселев приобрел особую известность своей реформой правового положения крестьян. Именно он руководил разработкой Положения об обязанных крестьянах, которое определило порядок выхода крестьян из крепостной зависимости по обоюдному согласию [9, с. 88], еще до своего назначения министром государственных имуществ, живо интересовался вопросами обустройства и организации жизни на новых местах, занимаясь этим для
нужд армии. В 1817 г. он предлагал предоставить пустующие казенные земли Таврической губернии переселенцам с территорий, находившихся под властью Османской империи, а также отставным солдатам и заслуженным чиновникам. Причем это не являлось прямым копированием системы военных поселений, к коей граф Киселев «относился весьма не сочувственно» [10, с. 50-51].
Кроме этого, для нашего исследования интересен тот факт, что граф Киселев, обращая внимание на проблемы обустройства в Новороссийском крае вюртембергских колонистов, рекомендовал учредить над ними попечительство об их безопасности, а вот раздачу денег колонистам не поощрял, считая это дело «малоэффективным и для казны разорительным» [10, с. 52].
Деятельность графа Киселева высоко оценена историками - исследователями его биографии и авторами всеобъемлющих курсов отечественной истории. «Удача устройства крестьян казенных должна была подготовить успех освобождения и крепостных крестьян. Для такого важного дела призван был администратор, которого я не боюсь назвать лучшим администратором того времени, принадлежащим к числу лучших государственных людей нашего века. Это был Киселев...» [11, с. 1146].
Из приведенных выше документов можно сделать вывод, что миграционная политика российского самодержавия имела ярко выраженное восточное направление и постепенно становилась хозяйственно-экономической по своим задачам. То есть переселение могло бы развиваться вполне самостоятельно, подчиняясь естественной природе экономических законов. Но в России того времени это было невозможно в силу не только крепостнического характера экономических отношений, но и наличия весьма значительного по своему объему законодательства, призванного обеспечивать незыблемость крепостного права. Приведем пример из законодательства первой половины XIX в., особенно его второй четверти, который позволит ответить на вопрос о степени контроля со стороны государства за перемещениями подданных. Речь идет об Уставе о паспортах и беглых 1833 г. [12, с. 1-222].
Это довольно любопытный документ, анализ содержания которого позволит подтвердить наши выводы как о направлении миграционных потоков, так и об их характере и методе правового регулирования.
Итак, в 1833 г. император подписывает указ об утверждении Устава о паспортах и беглых.
109
Не рассматривая подробно его структуру, отметим, что среди прочего он детально регламентировал процессы законного паспортного перемещения внутри государства, определял положение постоянного места жительства для различных категорий свободного населения империи в зависимости от их рода деятельности и национально-религиозной принадлежности.
Кроме того, паспорта как документы, дающие их обладателям право на перемещение, дифференцировались по сроку действия на срочные и бессрочные, также утверждался порядок применения других документов паспортного характера - письменных видов и билетов.
Помимо разрешения на перемещения с целями хозяйственно-экономического освоения новых территорий, указанный документ определял порядок упрощенного оформления паспортов для удельных крестьян, а также запрет на любые перемещения для переселенных крестьян до того момента, пока они не обзаведутся хозяйством [12, с. 34].
Устав о паспортах и беглых являлся передовым для своего времени документом, не имеющим аналогов, обеспечивающим в полном объеме процессы легального перемещения свободного населения в пределах империи. При этом устав являлся правовым актом ограничительного действия, который, с одной стороны, всячески поощрял перемещения населения с разного рода целями, но с другой -жестко регламентировал категории подданных, которые могли участвовать в таких перемещениях, дифференцируя их по национальному и религиозному признакам.
Поскольку в рамках нашего исследования затрагиваются вопросы военно-казачьей колонизации, остановимся подробнее на положениях Устава о паспортах и беглых, в которых непосредственно идет речь о казачьем сословии.
Например, давая правовое определение понятия «постоянное место жительства», законодатель указывает на то, что «Донские и Черноморские казаки не могут нигде иметь постоянного жительства, кроме войсковых округов...», «Людям, не вошедшим в состав Орен-
1. Российское законодательство Х-ХХ веков: в 9 т. Т. 5. Законодательство периода расцвета абсолютизма. М., 1987.
2. Любавский М.К. История русской колонизации, или Как возникала империя. М., 2021.
3. ПСЗ. Собр. 1. Т. 25. № 19157.
4. Исаев А. А. Переселение в русском народном хозяйстве. СПб., 1891.
бургского казачьего войска, запрещается иметь постоянную оседлость в землях оного.», «Лицам, не вошедшим в состав Сибирского Линейного казачьего войска, не дозволяется иметь постоянной оседлости в районе оного.», наконец, «Людям, не принадлежащим к казачьему сословию, воспрещается водворяться в землях Иркутского и Енисейского полков» [12, с. 75]. Приведенные положения дают основания говорить не только о дифференцированном подходе к формированию оседлого населения в казачьих областях, но и о жестком ограничительном характере рассматриваемого нормативного акта.
В заключение отметим, что в рассматриваемый период миграционная политика империи, находившаяся на раннем этапе своего развития, не могла в полном объеме обеспечить потребности государства в перемещении населения для обеспечения своих колонизационных устремлений.
Именно поэтому основные усилия государства в сфере миграции на этом этапе сосредоточены главным образом на организации военно-казачьего характера освоения территорий, географически локализованных на Северном Кавказе, в Средней Азии, в Западной и Восточной Сибири.
Разнонаправленность переселенческой политики империи и различная интенсивность миграционных потоков объясняется необходимостью скорейшего обеспечения безопасности и целостности собственных территорий в условиях чрезвычайной колониальной активности ведущих мировых держав, прежде всего западноевропейских монархий.
Давая оценку уровню нормативного и правового обеспечения этого процесса, можно сделать вывод, что оно вполне соответствовало текущему моменту и имело серьезный потенциал для своего развития, который и был реализован принятием Устава о паспортах и беглых -правового акта, обеспечившего дальнейшее поступательное развитие миграционных процессов как на внутреннем, так и на внешнем уровне управления ими.
1. Russian legislation of the X-XX centuries: in 9 vols. Vol. 5. Legislation of the heyday of absolutism. Moscow, 1987.
2. Lyubavsky M.K. The history of Russian colonization, or How the empire arose. Moscow, 2021.
3. Complete coll. of laws. Coll. 1. Vol. 25. No. 19157.
110
5. Сергеева Н.И. Анализ количественных показателей действия Указа о свободных хлебопашцах // Вопросы истории России XIX- начала XX века: межвуз. сб. Л., 1983.
6. Семевский В. И. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX века. СПб., 1888. Т. 1. С. 252-281.
7. Тимофеев Д. В. Практика освобождения крестьян в вольные хлебопашцы в царствование Александра I // Вестник Санкт-Петербургского университета. История. 2019. Т. 64. Вып. 4.
8. ПСЗ. Собр. 1. Т. 29. № 22189.
9. Готье Ю. Гоаф Павел Дмитриевич Киселев // Освобождение крестьян. Деятели реформы. М., 1911.
10. Заблоцкий-Десятовский А. Граф П.Д. Киселев и его время: материалы для истории императоров Александра I, Николая I и Александра II. СПб., 1882. Т. 1.
11. Ключевский В.О. Курс русской истории: в 5 ч. СПб., 1904-1922.
12. Устав о паспортах и беглых // СЗРИ. 1857. Т. XIV. Тетр. 1. С. 1-222.
4. Isaev A.A. Resettlement in the Russian national economy. St. Petersburg, 1891.
5. Sergeeva N.I. Analysis of quantitative indicators of the action of the Decree on free farmers // Questions of the history of Russia in the XIX - early XX centuries: interuniv. coll. Leningrad, 1983.
6. Semevsky V.I. The peasant question in Russia in the 18th and first half of the 19th centuries. St. Petersburg, 1888. Vol. 1. P. 252-281.
7. Timofeev D.V. The practice of freeing peasants as free farmers during the reign of Alexander I //Bulletin of St. Petersburg University. History. 2019. Vol. 64. Iss. 4.
8. Complete coll. of laws. Coll. 1. Vol. 29. No. 22189.
9. Gautier Yu. Count Pavel Dmitrievich Kiselev // Liberation of the peasants. Figures of the reform. Moscow, 1911.
10. Zablotsky-Desyatovsky A. Count P.D. Kiselev and his time: materials for the history of the emperors Alexander I, Nicholas I and Alexander II. St. Petersburg, 1882. Vol. 1.
11. Klyuchevsky V.O. Course of the Russian history: in 5 pts. St. Petersburg, 1904-1922.
12. Charter on passports and fugitives // Code of Laws of the Russian Empire. 1857. Vol. XIV. B. 1. P. 1-222.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Грицай Владимир Викторович, кандидат исторических наук, доцент, доцент кафедры теории и истории права и государства Краснодарского университета МВД России; e-mail: vla-fabio@ yandex.ru
INFORMATION ABOUT AUTHOR
V.V. Gritsay, Candidate of History, Associate Professor, Assistant Professor of the Department of Theory and History of Law and State of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: vla-fabio@yandex.ru
111
