CC BY
438
116 УДК 165.9:7.046.4 ББК 82.3(0)
A.A. Бесков
МИФОЛОГИЯ МИФОЛОГИИ
Рассмотрены некоторые аспекты использования термина «мифология» в современной науке, философии и публицистике. Популярность этого термина позволяет автору говорить о «моде» на мифологию. Вместе с тем этот термин продолжает оставаться неясным в плане содержания, что провоцирует множество спекуляций на эту тему, тем самым нанося ущерб мифологии как специальной научной дисциплине, которая никак не может определиться, что и как она должна изучать. Прогресс в изучении мифа сам оборачивается мифом. Выходом из тупика может стать более строгое разграничение различных значений этого термина, а также выделение в том явлении, которое принято называть мифологией, трех хронологических пластов, отражающих ее историческое развитие. Это поможет сделать концепция мифа, предложенная И.М. Дьяконовым, выделившим эпоху первобытной (архаической) мифологии, когда миф был единственным способом выражения абстрактных понятий, и эпохи «вторичной» и «третичной» мифологии, когда миф стал необязательной, но востребованной формой бытования некоторых идей.
Ключевые слова:
мифология, мода в культуре, теория мифа, философия мифа.
Бесков А.А. Мифология мифологии // Общество. Среда. Развитие. - 2015, № 1. - С. 116-120.
© Бесков Андрей Анатольевич - научный сотрудник, Нижегородский государственный педагогический университет им. Козьмы Минина, Нижний Новгород; e-mail: beskov_aa@mininuniver.ru
О
3 ю О
Название этой статьи может показаться чрезмерно вычурным и малопригодным для заглавия научной работы. И все же я счел возможным озаглавить ее именно так, привлекая внимание читателя к особенностям употребления терминов «миф», «мифология» в российских научных и околонаучных текстах последних лет. Сейчас эти слова употребляются в науке, философии, публицистике значительно чаще, чем 20-30 лет назад. Но если раньше их использовали преимущественно историки, этнографы, филологи, то теперь все чаще употребляют философы, политологи, культурологи, журналисты. Какова причина популярности этих терминов? Для ответа на этот вопрос я рассмотрю особенности их употребления в работах как признанных специалистов в области изучения мифа, так и авторов, специалистами в этой сфере не являющихся, но активно использующих подобную терминологию.
Сегодня понятие «мифология» стало применимо буквально ко всему. Примером могут послужить названия статей из сборника «Мифология и повседневность», вышедшего под эгидой Института русской литературы РАН [9]. Мнение, что миф является важной составляющей нашей повседневной жизни, часто воспринимается как аксиома, а не как гипотеза. Свою лепту в формирование этой позиции внесли некоторые философы, например, Ролан Барт [1] и Курт Хюбнер [17]. Но, чтобы принять ее либо опровергнуть,
необходимо понять, что же такое мифология. Здесь и начинаются сложности.
Количество работ, посвященных теории мифа, столь велико, что заставляет сомневаться в возможности разработать универсальное определение мифа. Как отметил Н.Л. Сухачев, в XX в. миф «получил столько же определений, сколько насчитывается авторов, размышляющих над мифом, живописующих самые неожиданные его отражения в социуме» [13, с. 6]. Пусть эти слова выглядят некоторым преувеличением (не каждый автор, размышляющий над проблемой мифа, рискует дать ему опреде-ление1), они недалеки от истины - существует огромное количество трактовок мифа. Здесь нет необходимости производить их сравнительный анализ, тем более что, как справедливо заметил В.М. Найдыш, «в Х1Х-ХХ веков поле эмпирических и теоретических исследований мифа стало поистине необъятным. Охватить его - задача, посильная, по-видимому, лишь для целого исследовательского коллектива» [10, с. 6]. Существенно то, что общепринятой теории мифа не существует. Казалось бы, если нет общепринятого понимания мифа и мифологии, то эти термины следует использовать осторожно, оговаривая, что, собственно, мы ими обозначаем. Но обычно эти понятия не раскрываются, смешиваясь с понятиями «религия», «магия», «идеология» и т. п.
Прежде чем говорить о мифе, стоит присмотреться к истории становления это-
го понятия. В литературе часто упоминается, что греческое рибо; переводится как «слово». Это стало общим местом многих работ по мифологии, не получающим анализа в дальнейших рассуждениях авторов. Но так же переводится и «эпос» (епо;), и «логос» (Аоуо;), которые, однако, не были полностью синонимичны. Более того, они использовались преимущественно в разные исторические периоды: в языке Гомера «логос» встречается лишь трижды, но в сочинениях философов-стоиков IV-III веков до н. э., разрабатывавших учение о слове, почти не употребляется слово «миф», замененное «логосом». А.А. Тахо-Годи объясняет это тем, что «миф» выражал «обобщенно-смысловую наполненность слова в его целостности. «Эпос» указывает на звуковую оформленность слова, на сам процесс произнесения... Что же касается «логоса», то он предполагал первичную выделенность и дифференциацию элементов, переходящую затем в некую их собранность. Судя по всему, «логос» связан с развитием аналитического мышления и широко употребляется в греческой классике, не находя себе места в архаические времена, где господствовал «миф», выражая первичную нерасчлененность и обобщенную целостность жизненных представлений» [14, с. 7-8].
Существенным является указание на древность как самого термина «миф», так и его употребления. Если мы хотим приблизиться к пониманию сущности этого явления, нам необходимо изучать его исторические корни. Но далеко не все считают необходимым это делать. Как отмечает переводчик и комментатор русского издания «Мифологий» Р. Барта С.Н. Зенкин: «Барту не нужна академическая теория мифа, он предпочитает строить как бы на пустом месте свою "самодельную" концепцию, демонстративно уклоняясь от "истории вопроса"» [4, с. 18]. К. Хюбнер вопрос о происхождении мифа тоже обделяет вниманием. И это достаточно симптоматично. Многие авторы предпочитают не углубляться в анализ того явления, которое называлось мифом тысячелетия назад, а просто назвать этим словом те или иные явления сегодняшнего дня. Сейчас термины «миф», «мифология» очень часто употребляются в значениях «заблуждение», «стереотип», «пропаганда» и пр. Фактически эти термины употребляются в метафорическом, переносном смысле. В такой ситуации не было бы ничего примечательного, если бы эта метафоричность ясно осознавалась всеми, кто оперирует данными терминами. Но поскольку в современной гу-манитаристике не принято оговаривать это
обстоятельство, то большинство гуманитариев уже со студенческой скамьи начинают воспринимать мифологию как некое реально существующее, имманентно присущее человеческой природе свойство мышления.
Слово «миф» стало употребляться столь расширительно, что рискует вообще утратить свой первоначальный смысл, на что справедливо указывал В.М. Пивоев [11, с. 7]. Своеобразный историографический парадокс заключается в том, что термины «миф», «мифология» были в свое время заимствованы отечественной наукой именно в целях придания большей строгости понятийному аппарату зарождавшейся науки о мифах. Слово «миф», пришедшее на российскую почву в XVIII веке, стало постепенно вытеснять свой славянский аналог «басня», начавший со временем приобретать уничижительный смысл, но и в XIX веке эти два слова еще употреблялись в отечественном научном лексиконе как взаимозаменяемые [16, с. 24-28].
Почему же термин «мифология», бывший когда-то вполне однозначным и узкоспециальным, сейчас резко расширяет сферу своего применения? Еще Мирча Элиаде писал о «модах в культуре», говоря, например, о восприятии западными интеллектуалами фрейдизма или структурализма [19, с. 11-35]. Сейчас среди российских интеллектуалов существует мода на мифологию. Среди причин, ее породивших, следует выделить своеобразный «расцвет» соци-огуманитарных наук в России на рубеже ХХ-ХХ! веков, характеризующийся ориентацией на достижения западной науки и преимущественно на их практическое, а не теоретическое использование [20]. Этот тезис подтверждается тем, как в современной литературе используется понятие мифа. Оказалось, что теория мифа в трактовке некоторых философов (в частности Р. Барта) интересна уже не столько представителям академической науки, сколько политологам, маркетологам, PR-специалистам - словом, тем, кто занимается некой «практической» (коммерческой) деятельностью2.
Удобен этот термин и журналистам. Это слово популярно, потому что перешло в обыденный язык из языка науки. Стоит вставить это слово в статью, и она претендует на статус «аналитической».
Для ученых эта терминология удобна, потому что открывает перед ними поистине неисчерпаемые возможности для иссле-дований3. Можно изучать мифологию чего угодно, и, значит, специалисты в области мифологии (увы, более чем расплывчатое определение) всегда найдут, чем себя занять.
В свое время Марк Блок сравнил историка с людоедом: «Где пахнет человечиной, там, он знает, его ждет добыча». Сейчас гуманитарии находят добычу там, где пахнет мифом.
Явлением моды стало не только употребление «мифологической» терминологии, но и характер ее стилистического использования в русскоязычной научной периодике. «Мифы перестройки и мифы о перестройке», «Миф о власти и власть мифа», «Миф рекламы и реклама мифа», «Миф как реальность и реальность как миф» - обилие таких клишированных названий заставляет относиться к ним с некоторой долей иронии. Но коль скоро этот номинативный механизм стал едва ли не правилом хорошего тона в определенном сегменте российской науки, то рано или поздно должна была появиться публикация с названием «Миф о мифологии или мифология мифа».
Кроме неудержимого роста количества публикаций на тему мифа, есть еще один существенный момент, привлекающий внимание, - это нежелание многих исследователей мифа углубляться в историографию вопроса и знакомиться с работами своих коллег. С указанием конкретных примеров на это уже обращал внимание В.М. Пивоев, заметивший: «Причиной данной ситуации является отсутствие единого информационного пространства в российской науке, когда философы не знают и не интересуются, чем занимаются ученые в другом научном центре...» [11, с. 4]. Но, во-первых, не стоит считать, что такая ситуация характерна лишь для российской науки, - достаточно вспомнить упомянутые выше труды Р. Барта и Дж. Кэмпбелла, чтобы осознать, что это не так; во-вторых, сведение причин описанной ситуации лишь к недостаточной научной компетенции отдельных исследователей является упрощением проблемы. Имеются еще две веские причины, не позволяющие ученым в должной мере использовать опыт своих коллег по «мифологическому цеху».
Во-первых, «нельзя объять необъятное». Учитывая огромное количество работ на тему мифа, а также чрезвычайно высокие темпы их прироста, возможность ознакомиться с таким валом информации отсутствует.
Во-вторых, неопределенность термина «миф» делает невозможной продуктивную коммуникацию между учеными, так как авторы, оперирующие этим понятием, не понимают друг друга, а потому теряют интерес к работам коллег. (Да и можно ли назвать коллегами ученых, один из которых изучает генезис античных мифов о Геракле, а второй - мифотворческое сознание зрителей голли-
вудских кинофильмов?) Однако философы относятся к проблеме непонимания своих взглядов читателями поистине философски, ведь, как писал А.Ф. Лосев, описывая свое ощущение уходящей в пятки души: «Если вам это непонятно, ничего не поделаешь. Не все же всем одинаково понятно» [7, с. 105]. Но действительно непонятно, как может помочь его знаменитая «Диалектика мифа» ученому, занимающемуся, скажем, реконструкцией не дошедших до нас древнерусских мифов. Непонятно и то, что общего имеет реконструированный В.Н. Топоровым и В.В. Ивановым «основной миф» индоевропейской мифологии с «политическим мифом» или «мифологией портрета».
Размывание изначального значения слова «мифология» не является чем-то уникальным. Проблема в другом: зародившись в недрах филологии, породнившись с историей, этнографией и религиоведением, наука о мифах так и не обрела должной самостоятельности. Став в XX и XXI веках полем кипучей деятельности философов, она приобретает все более причудливые формы. Но, перемещаясь в область философии, мифология перестает быть собранием мифов или наукой о мифах. То ли она сама превращается в философию, то ли философия превращается в мифологию - непонятно. Остается лишь миф (в значении «неверное представление») о мифологии как о науке, о некой теории мифа, которая якобы существует. Сложилась парадоксальная ситуация, когда повышенный интерес к теме мифа вызывает стагнацию в области его изучения. Мифология никак не может определиться с тем, что и как она должна изучать: мировоззрение первобытных племен и древних цивилизаций, «современные мифологии» в трактовке Р. Барта (среди которых и стриптиз, и театральные постановки, и новые модели автомобилей), «политические мифологии» («псевдомифы», по выражению К. Хюбнера), восприятие торговых брендов потребителями или что-то еще.
Учитывая нынешнюю бессодержательность термина «миф», желательно при работе с ним давать четкое его определение. Странными выглядят попытки построить некую общую теорию мифа без опоры на исторический материал. И в этом отношении очень привлекательна концепция мифа, изложенная в книге известного востоковеда И.М. Дьяконова «Архаические мифы Востока и Запада» [3]. Хотя ее первое издание вышло еще в 1990 году, широкого распространения взгляды И.М. Дьяконова на миф не получили, что, возможно, связано с той модой на мифологию, о которой говорилось
выше. В условиях переориентации российской науки на иные философско-методоло-гические основы, ссылки на теоретическое наследие советских ученых-историков стали представляться анахронизмом.
Как полагал И.М. Дьяконов, миф - это «способ массового и устойчивого выражения мироощущения и миропонимания человека, еще не создавшего себе аппарата абстрактных обобщающих понятий и соответственной техники логических умозаключений» [3, с. 9]. Нехватка общих понятий из-за отсутствия способности к абстрагированию придавала мышлению и высказываниям архаических людей такое своеобразие. Человек еще не мог описать что-либо с помощью общих понятий, но мог передать другому какой-то конкретный чувственный образ, вызывающий у собеседника схожие психологические реакции: «миф в любом случае предназначен для обобщения феноменов, в целом одинаково воздействующих на сознание человека; задача обобщения - вызвать одинаковые эмоциональные и практические реакции» [3, с. 39]. При отсутствии сознательного аппарата абстрагирования главным способом обобщения являлись тропы (в особенности метафора и метонимия). Поэтому «всякое высказывание, содержащее в себе материал для абстрактных понятий, будет на уровне архаического общества и архаического языка неизбежно выражено только в форме тропа» [3, с. 28]. Эти положения И.М. Дьяконов подкрепил путем анализа общих понятий в ряде древних языков.
Подчеркну: такое понимание мифа у И.М. Дьяконова сложилось при анализе наиболее древних мифологических систем. Мифы, названные им архаическими, - это продукт первобытного общества. Они просты, элементарны, как древнеегипетские представления о том, что небо - это река (ведь по нему плывет солнце), роженица (ведь небо рождает солнце) и корова (ведь небо - это свод, опирающийся на четыре «ноги» - стороны света). «Это достаточно выражало представление, которое надо было передать, и никто не смущался тем,
Список литературы:
[1] Барт Р. Мифологии. - М.: Академический проект, 2008. - 351 с.
[2] Геращенко Л.Л. Мифология рекламы. - М.: Диаграмма, 2006. - 464 с.
[3] Дьяконов И.М. Архаические мифы Востока и Запада. - М.: Едиториал УРСС, 2004. - 248 с.
[4] Зенкин С. Ролан Барт - теоретик и практик мифологии // Барт Р. Мифологии. - М.: Академический проект, 2008. - С. 5-69.
[5] Кравченко И.И. Политическая мифология: вечность и современность // Вопросы философии. - 1999, № 1. - С. 3-17.
каким образом небо может быть одновременно коровой, женщиной и рекой, ибо все ясно чувствовали, что на самом деле небо - нечто иное, чем корова, женщина или река» [3, с. 45]. По мере развития языка и мышления, архаические мифы перестали быть единственной формой вербального отражения действительности, превращаясь в питательную среду для искусства и религии. Из архаических мифов вырастают мифы более сложные, художественно обработанные, но мифотворчество не тождественно художественному творчеству [3, с. 66-67]. Человек перестал быть обреченным на мифотворчество, однако массовое сознание еще очень долго оперировало мифологическими образами. Эту стадию И.М. Дьяконов назвал вторичной мифологией, отметив также, что в наше время мы нередко сталкиваемся с «третичной» мифологией, к которой он относил, например, миф об устроении царства божьего на земле или миф о жидомасонах [3, с. 62-63]. Автор не уделил особого внимания анализу вторичной и третичной мифологии, сосредоточив все свое внимание на архаической мифологии, которую в целях унификации им же предложенных терминов удобнее обозначить как первичную. Безусловно, здесь имеется простор для доработки и уточнения предложенных им идей. Но сейчас наиболее существенным представляется сам принцип разделения того необычайно разношерстного материала, который называется общим словом «мифология», на три типологические группы. Так, например, в предложенную ученым категорию третичной мифологии вполне можно включить современные мифологии, описанные Р. Бартом и другими авторами. Это позволит наконец вписать все возможные мифологии в общую систему координат4. При необходимости внутри этих трех категорий (в особенности внутри последней из них) возможно проведение более детальной классификации. Но самое главное - это понимание того, что явления, обозначаемые словом «мифология», могут иметь в корне различное происхождение, сущность и ареал.
3 ю О
