CC BY
53
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №6 (92) 2010
%
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
УДК 168 Л. А. МАКСИМЕНКО
Омский государственный педагогический университет
МИФОЛОГИКА СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ
В философии, по-видимому, завершилась эпоха безудержной демаркации между наукой и не наукой, признав безуспешность исторических попыток выделить в едином Ratio привилегированную систему координат. На этом фоне чрезвычайно важным для науки представляется пройти между всепоглощающей Харибдой релятивизма и чудовищной одномерностью Сциллы догматизма. Оборотная сторона представлений о рациональности мифа — представления о мифологичности оплота рациональности — науки. На некоторые основания такого «оборотничества» указывает отчетливо улавливаемый в современном естествознании холистическо-имагинативный дух, «роднящий» его с мифом. Мир в науке, как и в мифе, по-прежнему предстает непознанной тайной. Обоснование этой мысли составляет содержание данной статьи.
Ключевые слова: миф, наука, микромир, познание, имагинация.
Необычайная эвристичность мифологических образов и идей, богато представленных в современном естествознании, не раз обращала на себя внимание. Достаточно упомянуть о систематике элементарных частиц М. Гелл-Манна и восмиричном пути индийской философии. Метафору сети Индры — огромной жемчужной сети, нависающей над дворцом Индры, Ф. Капра назвал первой моделью адронного бутстрапа, порожденной вопрошающим человеческим разумом за два с половиной тысячелетия лет до начала ядерной физики [1]. Парадоксально звучащее утверждение академика М. Маркова о том, что «наше понимание физики не очень далеко ушло от понимания древних» [2], разделяют многие известные физики и философы. В. Гейзенберг неоднократно
подчеркивал, что современная физика, затрагивая «весьма древние тенденции мышления», на их основе приближается к решению древнейших проблем [3]. Примерно о том же говорил К. Вейцзеккер, указывая, что большой прогресс точного естествознания оплачивается не просто определенным сужением постановки вопросов, но «прогрессирующим забыванием бытия» [4]. Забыванием уже ранее открытого. И только фундаментальная предельность научных проблем с необходимостью возвращает научную мысль оглянуться в прошлое. По-видимому, данное обстоятельство является одним из оснований, позволяющих делать заключения, что «научное мышление — это продолжение донаучного». В основе этой преемственности даже не сам факт наличия мифологических
образов в науке, а наличие неразрывно «сцепленной» с ними особой мифо-логики, неявно присутствующей в научном мышлении.
В современной науке широко используется представление о «трехэтажности» мироздания — мега-, макро- и микромире. В любых материальных системах (физических, химических, биологических, социальных) на основании пространственно-временных масштабов, специфических закономерностей и степени относительной сложности выделяют структурные уровни, конкретизирующие организацию, формы движения и виды материи.
Отдаленный прообраз такого членения мира уходит корнями вглубь тысячелетий, теряясь в архаичных пластах мифологическо-религиозного сознания. Он уже четко обозначился в ветхозаветных текстах (Исх. 20, 4). Трехъярусный космос сиял на выкованном и «изукрашенном» Г ефестом огромном щите Ахиллеса (Гомер, Ил. XVIII, 483 — 489).
Переход между мирами-ярусами в мифах всегда сопряжен со сложностями и преодолениями. Хитроумный Сизиф покинул царство мертвых лишь изворотливостью и обманом. Орфей смог в него попасть, очаровав своим пением и игрой на лире Аида. Геракл — благодаря физической силе, укротив Кер-бера, Одиссей — не без волшебства Кирки. Никто из смертных среднего мира не был в обители богов — на Олимпе. Исключение — полубоги Диоскуры — образец воинской доблести. После гибели Кастора близнецы стали бессмертно-смертными и могли пребывать и в верхнем мире блистательного Олимпа, и в нижнем мире мрачного Аида.
С точки зрения современной науки, являющейся наследницей античных традиций, переход от одного яруса к другому связан с усложнением и увеличением многообразия факторов, обеспечивающих целостность систем. В неживой природе — это гравитационные, ядерные, электромагнитные силы. В живой — к ним добавляются различные биотические связи в системах живых организмов. У позвоночных и некоторых общественных насекомых наблюдаются особые типы визуального и акустического взаимодействия, позволяющего породить новый круг явлений, недоступный одиночным, изолированным животным [5]. Очевидно, у людей подобные взаимодействия (членораздельная речь, язык) привели к появлению культуры. Однако даже наличие формальных «признаков человека» еще не делает его человеком. В человеке и человеческом обществе, как в сложной системе, к взаимодействиям на уровне неживой и живой природы, добавляются многообразные надприродные отношения.
Преодоление границ миров в науке — задача более чем сложная. В нижний микромир «не пускают» возрастающие с уменьшением масштаба ядерные силы, в верхний мегамир — конечность скорости света. Странное несоответствие между сознанием человека и его «посредственной» телесностью — мощный катализатор познавательной активности. Гипертрофированный мозг рождает сверхизбыточ-ную в сравнении с другими представителями животного мира познавательную потребность. Но несовершенная телесность не позволяет ее в полной мере удовлетворить. Техника не просто значительно расширила перцептивные возможности человека, обслуживая эту потребность. Глаз, вооруженный прибором, смотрит на мир уже не через узкую щель оптического диапазона, а видит весь спектр электромагнитных излучений, улавливая даже первые фотоны, рожденные во Вселенной. В электронный микроскоп
атомы можно пересчитывать, как яблоки. Техника приобрела космогоническое значение. Оказалось возможным сконструировать целый мир — новую техническую нанореальность с наноавтомобилями, нанороботами и в перспективе — с «наночеловеком», правда при этом трудно отделаться ощущения, что все же «есть злая власть в душе предметов, рожденных судорогой машин...» (М. Волошин).
Вместе с познавательными амбициями человека растут и трудности в их реализации. Для проверки новейших теорий микромира уже не достаточно мощностей самых больших земных ускорителей, включая большой адронный коллайдер. В качестве лаборатории может сгодиться только вся Вселенная. Познание микро- и мегамира буквально потребовало вернуть человека с его сознанием и бессознательным в почти мифологическую по своей структуре модель мира. П. Дэвис во введении к своей книге «Новая физика»1 осторожно отметил, что «проблемы физики очень малого и очень большого трудны, но, может быть, именно здесь проходит граница — своего рода интерфейс между духом и материей, — граница, которая окажется наиболее много обещающим достоянием Новой Физики». Трудности «Новой Физики» не только технические. В бутылке спрятан джинн. Что будет, если его выпустить?
С одной стороны подобные непреодолимости можно расценить в духе Г ете — Мефистофель просит душу Фауста в обмен на тайны мироздания. Это наивный Вагнер полагал, что «человек дорос, чтоб знать ответ на все свои загадки». Фауст, хоть и «рвется в бой, и любит брать преграды», тем не менее озабочен вопросом «что значит знать?», справедливо полагая, что «на этот счет не все у нас в порядке».
Многие современные ученые и философы не без оснований указывают, что примат эффективности и полезности научного знания над еще античным его девизом, отражавшим основную интенцию науки как познавательного феномена — «истина — ради истины», может иметь серьезные последствия не только для науки, но и для самого человека. Человек вторгается в мир, абсолютно несоразмерный не только своей «посредственной» телесности, но и своему гипертрофированному мозгу с его сознанием и даже бессознательным. Об этом еще в середине ХХ в. очень ясно выразился Л. Ландау. Он, во-первых, отметил [6], что микромир с его принципами «противоречит всему тому, во что мы привыкли верить на основании своих ощущений». Но это не только вызов эмпиризму. Потому что второе, что он отметил, в некотором роде и вызов рационализму, и звучит так: «чело-век в процессе познания природы может оторваться от своего воображения, он может открыть и осознать даже то, что ему не под силу представить».
Эту цитату обычно приводят, желая подчеркнуть величие человеческого разума. Но возникает вопрос: как же можно открыть то, что не поддается чувству, разуму и даже воображению?! И буквально фаустовское «что значит знать?» то, что открыли? Сейчас уже очевидно, что знать и понимать — не одно и то же. Физиологи хорошо знают, как устроен мозг, но никто не понимает до конца, что такое сознание, которое он продуцирует. Один из самых ярких физиков ХХ в. Р. Фейнман, дидактически виртуозно объясняя квантовую механику, при этом утверждал: «Я смело могу сказать, что квантовой механики никто не понимает.» [7].
В современной ситуации все чаще «знать — значит уметь использовать». Э. Ферми — один из создателей первого атомного реактора честно признавался:
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №6 (92) 2010 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №6 (92) 2010
«Мы больше умеем, чем знаем». Мы теперь умеем расщеплять атом, но что мы знаем о нем? В попытке ответить на этот вопрос, сразу на ум приходят строки В. Брюсова: «Еще быть может каждый атом, миры, где тысячи планет.». Это стихотворение написано в 1922 году. Годом ранее П. Флоренский в лекции «Знамения эпохи», посвященной новому миросозерцанию, высказал ту же мысль [8], отметив, что «.простейшие элементы — не тупик, а вход в новые миры, в другое царство, которое заставляет нас удивляться все больше и больше». Спустя почти столетие, удивление не исчезло, а понимание не появилось. На этом фоне особенно заметна смена познавательных приоритетов, превращающих знание из ценности в товар. Ради блага человека создаются новые технологии и техника, но на основе теорий, которые «никто не понимает». Где же логика? Как и почему это происходит? Может быть, потому, что они, как говорил бессмертный Мефистофель, «часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» ? Как известно, «благими намерениями выстлана дорога в ад», а завтра начинается сегодня. И футуристы уже рисуют «будущее, которое уже здесь, только оно мало распространено» (У. Гибсон) в духе рассказов Г. Уэллса. Это действительно похоже на джинна в бутылке. Но ведь человек, как точно и образно выразился М. Хайдеггер [9], не господин сущего. Он — пастух бытия.
С другой стороны, на познавательный штурм науки «небоскреба из трех этажей» и его отмеченные выше особенности можно взглянуть иначе. Редукционизм до недавних пор он демонстрировал не вызывающую сомнения эффективность своей исследовательской стратегии. Она обеспечивается, очевидно, некоторыми онтологическим предпосылками. Мир — это Великая лестница Природы. В истории науки без труда прослеживается укорененность подобных представлений о структуре мира. Начиная с Аристотеля, все последующие поколения ученых «любили» строить такие лестницы как для живой, так и для неживой природы. В гносеологическом плане из такой онтологии, подкрепленной христианскими убеждениями о том, что природа не обладает самостоятельностью и создана не иначе как propter nos, с одной стороны, вытекали индуктивный метод и эксперимент. С другой — дедуктивно-аналитический метод Декарта. Раз природа — лестница, значит, разумно изучать ее по отдельным ступеням, а потом собрать их вместе.
При всей привлекательной ясности и эффективности такой методологии, у онтологии, лежащей в ее основе (а значит, и у самой методологии) имелся явный изъян, в духе Гегелевской «дурной бесконечности». Вещество состоит из молекул, молекулы — из атомов, атомы — из нуклонов, нуклоны — из кварков, кварки — из струн. А дальше? Логика редукционизма и идея континуальности подсказывают, что «дальше» должно существовать. Современная физика столкнулась с этой проблемой еще на уровне нуклонов, когда выяснилось, что имеет место «дефект масс» — масса целого ядра, почему-то оказалась больше массы составляющих его частей. Это даже научились использовать в практике, но полное понимание отсутствовало. В. Гейзенберг указывал [10], что понятие «состоит из» в микромире теряет свой привычный смысл, относящийся к срединному макромиру — миру человека. Отношения между частью и целым уже не подчиняются элементаристской логике здравого смысла, питающей редукционизм, и утверждающей примат части над целым. Свободный нейт-
рон распадается на протон, электрон и электронное антинейтрино. Однако трактовка того, что нейтрон «состоит из этих частей», уже в середине ХХ в. была осознана как проблематичная.
Стали говорить о «превращениях» элементарных частиц. Термин почти сказочный, мифологический. С точки зрения редукционизма, дух которого противоположен тайне, превращение — это противоестественная, алогичная операция. Сложное должно дробиться на части, которые не способны удивлять. Как отметил П. Флоренский [8], наука спешила подвести к тупику: физика к атомам, биология — к протоплазмам, химия — к элементам. В процессе химической реакции превращение веществ вполне объяснимо логикой редукционизма — это всего лишь механическое перераспределение,перестановка частей с образованием новых химических связей между ними. Части те же, их суммативное целое — другое. Часть определяет целое. В физике микромира все иначе. Там превращение имеет не метафорический, а буквальный смысл, отсылающий нас к мифу.
В мифах превращение (выворачивание, оборотни-чество) героев, предметов — явление хоть и загадочное, но весьма распространенное. «Миф и загадочность мира, — пишет Я. Г олосовкер [11, с. 101], — для нас соотношение естественное. В этих случаях разум охотно пользуется словом «иррациональный»». Такая оценка в «век столь глубокого проникновения в мир микрокосмоса» — следствие поверхностного прочтения, когда «внимание скользит по мифологической фабуле и мифологическим образам, как по чему-то давно знакомому, улавливая только явную и весьма прозрачную аллегорию или «сюжет»». В мифе — своя логика. Алогичная, с точки зрения «формального» разума, многомерная логика воображения. Та самая, которую рационально-логичный и гениальный Ландау неявно следуя наблюдению Паскаля о том, что воображение иссякает прежде Природы («L'imagination se lassera plutot de concevoir que la nature de fournir»), признал за капитуляцию воображения! Напротив, это торжество воображения, ибо воображением познают.
Между мифологическим предметом и предметом микромира существует наряду с различием (как между выдумкой и реальностью) определенное сходство. Объект мифа — смыслоообраз, обладающий имаги-нативной реальностью. У него есть все признаки вещи: он пространственен, осязаемым или неосязаемым, может быть волшебным предметом или воплощением символа (рог изобилия), он — субстанционален. Микрообъект — тоже смыслообраз, смысл которого заимствован у мифа через тысячелетия благодаря воображению. В отличие от мифообъекта он асубстанционален. У него, пребывающего только во времени-действии, нет признаков вещности, чувственной предметности [11, с. 200 — 201].
С точки зрения общепринятой в научном сообществе копенгагеновской интерпретации квантовой механики, микрообъект как реальный объект науки и волновая функция, описывающая его бытие, и первоначально трактуемая вполне субстанциально («волны материи де Бройля»), существует только в связи с процедурами измерения. Объектявление микромира — это «якобы вещь», к которой к тому же не применима категория причинности. Объект мифа и объект науки в этом плане — плоды имагинации. «Тело тени» Евридики, ее видимый образ, который хочет удержать Орфей, также имагинативен, как и статистический образ позитрона. Мир античного космоса в аспекте мифомышления и микромир в аспекте
современной научной мысли в разрезе логики совпадают [11, с. 169— 170].
Смысл микрообъекта может быть раскрыт через языковые символы античного «ansipov» (беспредельного) и понятия немецкой классической философии «die Tiefe» (глубины). «ansipov» — предвидение воображения бесконечно малого всех элементарных частиц, которые выбрасывает наука на поверхность научной истины [11, с. 202]. Микрообъект — это бесконечно-глубинно-малое. Заметим, что сам термин «элементарность», в котором изначально полагался буквальный смысл, приобрел существенную условность, уточняющую, что существуют истинно элементарные частицы. Хотя истина, несмотря на амбивалентную корпускулярно-волновую природу микрообъектов, по-прежнему мыслится в рамках традиции элементаризма-редукционизма.
«Die Tiefe» — предвидение воображения бесконечно вглубь расщепляемого атома. На что расщепился атом? В терминологии Анаксимандра — на «апей-рон», на бесконечно малое, в терминологии романтической философии он расщепился вглубь, «in die Tiefe». Дальше — другие бесконечно малые, только якобы частицы микроцелого, но которые суть только импульсы или волны, т.е. колебания «чего-то» без какого бы то ни было «какого-то» (субстрата). Дальше формально-логический, сцепленный с редукционизмом путь кончается, идти некуда. Дальше — возможна только «интеллектуальная мифология» (Голосов-кер), в которой формальная логика Аристотеля терпит крушение. В научно-мифологическом мире конструктов работает диалектико-имагинативная логика, превращающая асубстанциальное в суб-станцию2 имагинативную реальность мифа в транссубъективную реальность науки.
Физики на самом деле неявно используют логику мифа. Достаточно ярко об этом свидетельствует история открытия и наименования кварков. Почему в научном сообществе за ними не закрепилось название «туз», предложенное, исходя из ясной формальной аналогии с карточной игрой Г. Цвейгом, а вос-тожествовала сюрреалистическая логика Дж. Джойса, которой, по-видимому, руководствовался М. Гел-Манн, называя таинственные частицы?!
Подобные вопросы — отсылка в прошлое. Еще первобытная магия, исходя из идеи целостности связанности всего в мире, придавала большое значение названию. Потому что «название — это свойство вещи, которое должно быть произнесено человеком; его тайна и сила заключена именно в совпадениях этих перцептивных циклов» [12]. В последующее время видимая разграниченность бытия либо создавалась, либо преодолевалась похожим ритуалом. Библейский Бог, сотворив мир, разграничил все тварное на части, дав наименование всем тварям-частям.
Для современного человека, имеющего имя и отчество, в последнем присутствует в снятом виде момент перенесения. Иметь отчество — не только в буквальном смысле иметь в себе гены, переданные отцом. «Родная кровь» — метафора, имеющая более глубокий онтологический смысл. Имя — неотъемлемое свойство человека. Отсюда тайна имени и горечь забвения. Иметь отчество — значит перенести на себя не только имя отца, но и его «свойства», которые делают его не просто родителем, а родным. Также с Родиной, Отечеством. Также в молитве, когда верующие обращаются к Богу: «Отче наш». Так же в науке, когда речь идет о метафизически-предельных проблемах, все имеет глубокое значение. Даже название.
Не случайна римская поговорка «назвать — значит узнать» (Nomen est numen). Названия объектов скрывают онтологический аспект, ведь «язык — это дом бытия» (М. Хайдеггер). В плане гносеологии отсюда вывод очень простой. Как говорил известный мультипликационный персонаж, «как лодку назовешь, так она и поплывет». Б. Мандельброт, чувствуя себя первооткрывателем неведомого ранее необъятного мира дробных размерностей (фракталов), по-видимому, руководствовался подобными соображениями в поисках подходящего неологизма. Он писал: «Дайте чудовищу какое-нибудь уютное, домашнее имя, и вы удивитесь, насколько легче будет его приручить!» [13].
«Прирученные» кварки, с одной стороны, полностью подтверждают это правило. В немецком языке слово «quark», часто встречающееся в кулинарных книгах, означает мягкий, протертый домашний творог [14]. С другой стороны, даже «одомашненные» кварки (в их реальности уже никто не сомневается), зловеще «предназначенные» Джойсом «для мистера Марка», выглядят таинственно. У них дробный (по отношению к заряду электрона) электрический заряд. Они индивидуальны, каждый из трех кварков обладает цветом. Но в то же время они вечные коллективные пленники (это свойство называется конфайн-мент (от англ. сonfinement)), их коллективное бытие бесцветно. Метафоричные названия кварков вошли в язык науки как научные термины. Кварк может быть ароматным, нижним, очарованным, даже странным или правдивым. Конечно, это некие условности, за которыми вполне рационалистические физические свойства (заряды, спины и пр.). Но, с точки зрения обычной логики здравого смысла, все же странно, что кварк может быть странным! Ведь здравый смысл утверждает, что кварк — чепуха, ерунда (разговорное значение немецкого «quark»)! С точки зрения логики мифа, наличие в природе очарованных, странных, ароматных кварков и подобной экзотики микромира — вполне закономерно, потому что в мифе тропы и фигуры — суть материальные реальности. Они — конкретные существа и предметы или свойства и качества вещей [11, с. 128].
Наличие и востребованность современной наукой когнитивных потенций мифа — более чем очевидны. Мифомышление — это мышление образами и смыслами, впоследствии дискурсивно оформляемыми, отображаемыми в науке. Объяснения этому факту, по-видимому, в «устройстве» самого человека — функциональной асимметрии мозга, рождающей «демонов» правого полушария, в воображении, являющем собой не просто познавательную способность человека, а основание конституирующее культуру в целом и науку в частности. «Познанная тайна» — с позиции формальной логики — оксюморон. С позиции современной «мифомыслящей» науки, он означает, говоря словами А.Эйнштейна, что «самое непостижимое в этом мире то, что он постижим».
Примечания
1 Daveis, P. The New Physics: a Synthesis. — In : The New Physics. Ed. P. Davies. — Cambridge : Cambridge University Press, 1989. — P. 67. Цит. по Пригожин И. Р. Стенгерс И. Время. Хаос. Квант. К решению парадокса времени / И. Р. Пригожин, И. Стенгерс. — М. : Издательская группа «Прогресс», 1999. — С. 132.
2 Академик И. Е. Тамм в отношении проблемы единства мира отметил, что «у современных ученых еще силен искус решения этой проблемы в субстанциалистическом духе. Однако не исчерпал ли себя этот подход?» (Цит. по Владимиров, Ю. С. Метафизика / Ю. С. Владимиров. — М. : БИНОМ, Лаборатория базовых знаний, 2002. — С. 379.
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №6 (92) 2010 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №6 (92) 2010
Библиографический список
1. Капра, Ф. Дао физики : Исслед. параллелей между современной физикой и мистицизмом Востока / Ф. Капра. — СПб. : ТОО «Орис» : ТОО «ЯНА-принт», 1994. — С. 147.
2. Марков, М.А. Будущее науки (Ускорители элементарных частиц следующих поколений) / М.А. Марков // Успехи физических наук. — 1973. — Т. 111, вып. 4. — С. 732.
3. Гейзенберг, В. Физика и философия. Часть и целое /
В. Гейзенберг. — М. : Наука. Гл. ред. физ.-мат. лит., 1989. — С. 118.
4. Weizsacker, C. F. Die Einheit der Natur / C. F. Weizsacker. — Munchen, 1971. - S. 439.
5. Матурана, У. Древо познания / У. Матурана, Ф. Варела. — М. : Прогресс-Традиция, 2001. — С. 169.
6. Ландау, Л. Д. Теория квант от Макса Планка до наших дней / Л. Д. Ландау // Макс Планк.—М. : Изд-во АН СССР, 1958.—С. 102.
7. Фейнман, Р. Характер физических законов / Р. Фейнман. — М. : Наука, 1987. — С. 117.
8. Флоренский, П. А. Культурно-историческое место и предпосылки христианского миропонимания : сочинения. В 4 т. Т. 3 (2) / П. А. Флоренский //. — М. : Мысль, 1999. — С. 396.
9. Хайдеггер, М. Письмо о гуманизме / М. Хайдеггер // Бытие и время. — М. : Республика, 1993. — URL : http://www.philo sophy.ru/library/heideg/humanism.html.
10. Гейзенберг, В. Что такое элементарная частица / В. Гейзенберг // Шаги за горизонт. — М. : Прогресс, 1987. — С. 173.
11. Голосовкер, Я.Э. Имагинативный абсолют / Я.Э. Голосов-кер // Избранное. Логика мифа. — М.; СПб. : Центр гуманитарных инициатив, 2010. — 496 с.
12. Найссер, У. Познание и реальность : Смысл и принципы когнитивной психологии / У. Найссер. — М. : Прогресс, 1981 —
С. 179.
13. Мандельброт, Б. Фрактальная геометрия природы / Б. Мандельброт. — М. : Институт компьютерных исследований, 2002. - С. 18.
14. Рымашевская, Э.Л. Современный немецко-русский и русско-немецкий словарь / Э.Л. Рамышевская. — М. : НИК, 1995. — С. 285.
МАКСИМЕНКО Людмила Александровна, кандидат философских наук, доцент кафедры философии. Адрес для переписки: е-таіі: [email protected]
Статья поступила в редакцию 12.03.2010 г.
© Л. А. Максименко
УДК 113/119 В. Г. МУШИЧ-ГРОМЫКО
НОАНО «Межрегиональный центр изучения диалектикоматериалистической космологии», г. Новосибирск
ТРУДНОСТИ В ОПРЕДЕЛЕНИИ ГРАНИЦ ТАКОЙ ДИСЦИПЛИНЫ,
КАК КОСМОЛОГИЯ______________________________________
Целью статьи является необходимость дать некоторый обзор тех трудностей, которые связаны с определением границ космологии как дисциплины, с одновременным указанием на идеи в части обозначения указанных границ для последующего гносеологического анализа фактора феномена под именем Вселенная.
Ключевые слова: космология, мышление, Вселенная, анизотропия, функциональное, мировоззренческое.
При определении границ космологии как дисциплины необходимо обращаться к самым различным сторонам самой дисциплины, а также к различным онтологическим аспектам Вселенной, которая определяет и объект, и предмет космологии. Когда человек произносит слово «космология», то в зависимости от академической, философской подготовленности, а также общекультурной, гуманитарной эрудированности субъектов, представления, связанные с этим словом, будут разными. Объект в имени Вселенная, как и сама дисциплина космология, как мы считаем, являются мерцающими объектами, так как в зависимости от выделенных теоретических основ объяснения Вселенной посредством космологии будут разными. Следовательно, необходимо ставить вопрос о выработке предельных инвариантов космологических как дополнительных к имеющимся, благодаря
которым разнообразие трактований Вселенной можно было бы сузить до предельно минимальных контуров.
Наиболее достоверные трактования понятию Вселенная даёт физическая космология — давшая научному знанию и общецивилизационному знанию наиболее глубокие представления о Космосе. Но физическая космология, изучая макрообъекты космоса, а также его микропроцессы, не отвечает на вопрос: как включить в общетеоретические космологические модели такое уникальное явление как человек? Человеческая цивилизация находится на той стадии развития, когда она существенным образом может проникать в различные области мироздания и, конечно, влиять на эти области, как влияет она, собственно, на экологию своего Дома, своей Земли-матушки!
