CC BY
39А. Г. БУКИНА A. G. BUKINA
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ НА ЧЕРНОФИГУРНОЙ КЕРАМИКЕ ИЗ ТИРИТАКИ
MYTHOLOGICAL PAINTINGS OF THE BLACK FIGURE POTTERY FOUND IN TYRITAKE
В материалах раскопок 2002 - 2019 годов на городище Тиритака имеется свыше 250 фрагментов аттической чернофигурной керамики [см. подробнее Петракова, Букина, 2021]. Их можно датировать в пределах второй четверти VI - середины V в. до н. э. Большая часть ваз, фрагменты которых собраны в Тиритаке (и синхронные им по времени аттические чернолаковые сосуды) - это столовая посуда, характерная для греческого симпосия (пирушки в конце более или менее торжественного обеда, когда пили вино; греч. оицлооюу). Там найдены обломки кратеров, амфор, ольп, ой-нохой, скифосов, киликов и чаш для питья других форм, а также лекан, блюд разных типов, пиксид и иных столовых сосудов. Характерно, что именно винные чаши (ки-лики, скифосы) значительно преобладают в числе.
Сюжеты изображений на большинстве сосудов из Тиритаки, где их можно достоверно и определенно интерпретировать, носят мифологический характер. Это характерно для иконографии чернофигурной вазописи Афин в целом. Поскольку среди выявленных форм преобладают сосуды для вина, то в росписях особенно многочисленны сюжеты дионисийского круга [подробнее об этой корреляции Heinemann, 2016; см. также Carpenter, 1986; Hatzivassiliou, 2010].
Вероятно, сам Дионис в нарядной одежде с широкими красными и орнаментальными полосами, сидящий на дифре (греч. 81фрод, «скамейка, табурет»; DNP, Bd. 8, 322), был представлен в росписи килика, от которого сохранилась лишь часть медальона, украшавшая центр этой чаши изнутри (рис. 1,1). В пользу такой трактовки говорят целые аналогичные изображения [см. подробнее Петракова, Букина, 2021, с. 99 - 100, кат. 21.1]. Дионис, пирующий на подушках в окружении лоз, был изображен еще на нескольких винных чашах других форм последней трети VI - первой четверти V в. до н. э. [Петракова, Букина, 2021, с. 150, кат. 43.36; с. 155 - 156, кат.43.48, с. 163, кат. 45.2]. Лучше других сохранилась композиция на обломке килика первой четверти V в. до н. э. [Петракова, Букина, 2021, с. 118 - 119, кат. 34.4]. Там бог возлежит среди виноградных лоз с гроздьями и к нему подходит сатир. Между двумя фигурами изображен ритон (греч. pwôv, puxoç; сосуд в виде рога для питья вина).
Кроме картин пира встречаются изображения Диониса вместе с его разнообразными спутниками в фиасе (греч. Biaooç, «священнодействующая братия, гурьба, шумно веселящаяся толпа») (рис. 1,2 - 2,2, 4,1- 4,3). Фиас - важней-
ший феномен дионисийской мифологии и религии, который символизирует таинственное единение с Дионисом его последователей-фиасотов (греч. Вшоютш.) [ThesCRA, vol. II, p. 331-332; см. также Schöne, 1987]. Участники фиаса, как принадлежащие к божественной свите Диониса (сатиры, силены, нимфы-фиаситиды (греч. 9iaom5sg), менады, вакханки), так и реальные люди - почитатели Диониса, согласно общим представлениям античного времени должны были пребывать в священном экстазе. Это, в частности, выражалось в бурном и шумном движении, в танце-комосе (греч.кюцод) [ThesCRA, vol. II, p. 332]. Поэтому для изображений этих персонажей на афинских чернофигурных вазах VI-V вв. до н. э. характерны эксцентричные позы, которые указывают на такие действия, которые демонстративно нарушают социальную норму. Часто представленное имеет эротический подтекст, но может быть и просто пьяным безобразием. Одна из чаш, обломок которой найден в Тиритаке, была украшена изображениями как раз такого характера [Петракова, Букина, 2021, с. 156, кат. 43.49] (рис.5,1). Там изображен сатир, то ли уже просто слишком пьяный и потому ползущий на четвереньках, то ли крадущийся среди лоз, задумав нападение на некий сексуальный объект (скорее всего, менаду, или животное, или подобного себе сатира), который мог быть изображен на другой стороне чаши. Подобные этому сатиру полулюди-полуживотные принадлежат к числу именно тех спутников Диониса, для которых подобная иконография характерна в высшей степени [LIMC, vol. VIII, р. 1108-1109; см. подробнее Hedreen, 1992; Lissarrague, 2013].
Фрагментированные фигуры, которые определенно представляют фиасотов, не всегда можно интерпретировать однозначно в качестве изображений людей (то есть как часть сцены из реальной религиозной жизни афинян) или в качестве изображений окружающих Диониса нимф и сатиров (то есть как часть мифологической сцены). Подобных, недостаточно сохранных изображений на фрагментах из Тиритаки немало [ср. Петракова, Букина, 2021, кат. 8.18, 24.4, 35.2, 43.16, 43.41, 43.55, 43.59, 59.24, 59.40]. Однако есть много и таких, в которых можно узнать именно участников мифологического фиаса [ср. Петракова, Букина, 2021, кат. 2.4, 4.37, 22.1, 27.1, 38.1, 41.8, 43.9-10, 59.20-21, 59.39, 59.41, 59.43, 59.60, 60.9]. Фигура танцующей в окружении двух фиасотов менады в нарядной одежде украшает почти целую ольпу - редкий пример вазы хорошей сохранности в материалах из Тиритаки [Петракова, Букина, 2021, с. 124-125, кат. 36.1] (рис. 4,1). Роспись на фрагменте чаши типа ма-стоида [Петракова, Букина, 2021, с. 168, кат. 54.2] сохранила часть крупа мула и ноги всадника в длиннополой складчатой одежде (рис. 2,2). Это, очевидно, было изображение самого Диониса на муле или осле; такие мотивы встречаются как отдельно, так и в многофигурных композициях и, очевидно, изображают божество, прибывающее на пир [LIMC, vol. III, p. 503].
К тому же ряду, очевидно, принадлежит роспись цилиндрического лекифа так называемой погребальной формы [Петракова, Букина, 2021, с. 52-53, кат. 4.7]. Изображений дионисийского фиаса на подобных лекифах сохранилось так много,
что этот феномен даже стал предметом отдельной дискуссии. С одной стороны, его интерпретируют в том смысле, что будто бы в позднеархаическое время афиняне (конечно, мужчины-граждане, равные среди равных) считали воспоминания о пирах и общем для всех застольном веселье наилучшим, что можно взять с собою в могилу - дескать, так чуждые загробной сфере дионисийские мотивы и попадали на исключительно погребальные предметы, каковыми являются цилиндрические лекифы [Put, 2009]. С другой стороны, возникает мысль, что лекифы с изображениями Диониса и его фиаса, очевидно, вполне могли быть вписаны в контекст реального симпосия. Небольшие цилиндрические сосуды подходили, чтобы подавать их каждому гостю как с благовонным маслом (для умащения), так и с пряным соусом (для еды). Их украшали росписи на ту же тему и в том же стиле и качестве, что и на поздних чернофигурных чашах первой четверти V в. до н. э. Это единый массовый ассортимент нескольких афинских гончарных мастерских того времени. И те и другие сосуды нетрудно представить рядом, на одних и тех же столах перед пиршественными ложами. Также и находки в жилых кварталах Афин свидетельствуют о прижизненном, домашнем использовании таких сосудов [Lynch, 2011, р.135-140]. Иными словами, изображение фиаса на лекифе, обломок которого найден в Тиритаке, нужно интерпретировать как любое дионисийское изображение на сосудах для симпосия, не нагружая его дополнительными эзотерическими или политико-психологическими аллюзиями [ср. Put, 2009, р. 44].
Особое место в ряду фрагментов с росписями дионисийской тематики, судя по всему, занимает обломок чашевидного кратера [Букина, 2021; Петракова, Букина, 2021, с. 115, кат. 31.1] (рис. 1,2). Аналогичные сосуды, сохранившиеся полностью, позволяют предположить, что здесь рядом с Дионисом могла быть представлена и просто менада, и его супруга Ариадна. Священный брак (греч. ispog уацод, ispoya^ia; то же «брак богов, божественный брак», греч. 0еоуац1а) Диониса и Ариадны имел важное значение как в общегреческой мифологии, так и в религиозной практике архаических и классических Афин. В этот период [Аристотель, Афинская полития, II.3.5] весной, очевидно, во второй день праздника Анфестерий (AvBsox^pia) жрица (греч. PaaiMwa, PaaiAaaaa, «царица»), супруга архонта-базилевса (греч. apx<av Paa^sug) вступала в брак с Дионисом [ThesCRA, vol. VI, p. 86]. «Подробности обряда неизвестны, а значение его объясняется различно; проще и естественнее всего принять, что «царица», как представительница страны, соединялась брачными узами с богом возрождающейся весною растительности в знак того, что страна вполне предана его служению и надеется на его защиту и помощь; или, быть может, эта церемония совершалась в воспоминание брака Диониса с Ариадною» [Латышев, 1889, с. 145]. Предполагая, что на чашевидном кратере из Тиритаки могла быть представлена пара Диониса и Ариадны, необходимо иметь в виду утилитарно-символические особенности самого сосуда [см. подробнее Букина, 2021]. Раскопки в Афинах (на Агоре и на Акрополе) показывают, что чашевидные кратеры употребляли реже, чем сосуды для смешивания вина с водой других форм. В VI в. до н.э. преобладали кра-
теры с колонками, а позже - колоколовидные. Сохранившиеся чашевидные кратеры последней трети VI - IV вв. до н. э. расписаны лучшими художниками афинского Керамика. Как правило, они имеют большой размер. Их часто снабжали дополнительной вставкой-псиктером. Чернолаковые экземпляры (очевидно, более простые, повседневные, по сравнению с расписными) исключительно редки. Иными словами, чашевидные кратеры с росписью могли быть частью нетривиальных наборов для пира. Возможно, они предназначались преимущественно для особо торжественных и ритуальных симпосиев, не исключено, что и для таких, которые происходили в рамках важнейших календарных праздников.
Из Тиритаки происходят и другие фрагменты, сюжеты изображений на которых при определенных особенностях иконографии (несохранившихся частей изображений) также могли быть связаны с мифами о бракосочетании богов. Это фрагменты с частями композиций на тему торжественного выезда на колеснице [Петракова, Букина, 2021, кат. 9.3, 23.9, возможно, кат. 60.34]. Аналогичные полностью сохранившиеся росписи, как правило, включают квадригу, на которую восходит (или которой правит) основной участник действа, в то время как еще несколько фигур сопровождают колесницу, очевидно, в торжественном шествии. В целом такие росписи могут отражать как мифологические, так и жанровые сюжеты (свадьба, прощание воина), но все же, возможно, что преимущественно они отсылают зрителя именно к эпизодам мифа и эпоса. Иногда атрибуты основных персонажей на колеснице ясно указывают на Геракла и Афину, причем богиня часто правит колесницей. В этом случае, очевидно, что речь может идти об изображении апофеоза Геракла [LIMC, vol. V, р. 126-132]. Тем не менее чаще, если представленные в таких росписях центральные фигуры снабжены атрибутами, в них можно узнать брачные пары богов. Кроме Диониса и Ариадны, это чаще других Зевс и Гера, Посейдон и Амфитрита, также Фетида со своим смертным супругом Пелеем и др. Как и в случае с Дионисом и Ариадной, браки разных божественных пар регулярно совершались в храмах архаической и классической Греции в надежде на процветание и плодородие в самом широком смысле [ThesCRA, vol. VI, p. 86]. Часто изображенные на аттических чернофигурных вазах брачные пары не снабжены ясно определяемыми атрибутами, однако их колесницы все так же сопровождает шествие богов (чаще всего можно узнать Аполлона, Гермеса, Диониса, Афину). Такие изображения, очевидно, тоже нужно трактовать как сцену брака - священного или реального, в котором жених и невеста сопоставляются с некими божественными прообразами [Jurriaans-Helle, 1999; Tuukkanen, 2001].
Возвращаясь к изображениям на темы дионисийского мифа и культа, характерным для архаических Афин, мы можем отметить уникально редкое для причерноморских раскопок изображение на фрагменте крупного скифоса, также обнаруженного в Тиритаке [Петракова, Букина, 2021, с. 128, кат. 39.4] (рис. 2,4). На этой чаше, возможно, была представлена сцена реального ритуала с участием Диониса (его заместителя-жреца или статуи [ср. Paleothodoros, 2012, р. 59, note 40]), который
прибывает в город морским путем. Это могло происходить во время Анфестерий [ср. Nilsson, 1908; Lehnstaedt, 1970, S. 92-93; Simon, 1983), p. 93-94; ThesCRA, vol. VII, p. 108] или Великих Дионисий (Aiovúoia xa év Aoxsi, Aiovúoia xa Msyá^a) [cp. Frickenhaus, 1912; LIMC, vol. III, p. 502; ThesCRA, vol. VII, p. 108]; менее вероятно, что шествие с кораблем-колесницей приходилось на зимние Леннеи (A^vaia) [Smith, 2021, p. 149].
Как правило, в связи с путешествием Диониса по морю упоминают миф о первоначальном появлении этого божества в Элладе: «Чудесный корабль Диониса, на котором могущественное присутствие бога заставляет плющ и лозы расцветать вокруг мачты, ставят на колеса в Афинах, Смирне и Массилии <Массалии> и передвигают по городу» [Nilsson, 1908, S. 399]. Эпизод, собственно, мифологической истории проиллюстрирован в росписи 530-х гг. до н. э. на чернофигурном килике с коралловым лаком работы Экзекия [BAPD 310403] (рис. 3,1). Внутри на этой чаше изображены лозы, оплетающие мачту, и дельфины, в которых превратились финикийские пираты после того, как попытались пленить Диониса, севшего на их судно. На чернофигурном килике первой четверти V в. до н. э., атрибутированном Безлистной группе [BAPD 331868] (рис. 3,2), можно проследить взаимосвязь изображения на ту же тему внутри и изображений тиаса снаружи. В медальоне - Дионис с ритоном в руках плывет на маленьком корабле, а на стенках снаружи тот же Дионис уже окружен менадами, то есть почитателями, которые радуются явлению божества, прибывающего морским путем, к какому бы празднику ни был приурочен реально существовавший в Афинах ритуал такого рода.
Предполагается, что сохранившийся у Афинея отрывок из комедии драматурга второй половины V в. до н. э. Гермиппа «Носильщики» позволяет понять, чего именно афиняне ожидали от ритуала с кораблем Диониса. Гермипп подробно перечисляет «сколько и грузов каких, решив промышлять судоходством, в город привез Дионис по винноцветному морю» [Афиней, Пир мудрецов 1.49е; пер. Н. Т. Голинкевича]. Среди множества упомянутых вещей - как насущно необходимые «скумбрия из Геллеспонта», финикийская «мучица для булок отборных», «толпы рабов» и «богам стволы кипариса», так и нужные только «для лежебок» карфагенские ковры и подушки цветные [там же]. Скрупулезно составленный перечень Гермиппа производит впечатление заклинания с элементами симпатической магии, направленной на обеспечение афинян всем перечисленным.
Примечательно, что известные в настоящее время росписи крупных скифосов с изображением корабля-колесницы атрибутированы одному и тому же вазописцу - Мастеру Тезея. Предположительно, их исполняли в одной мастерской, в которой он работал; к продукции этой мастерской рубежа VI-V вв. до н. э. был отнесен и фрагмент из Тиритаки [Петракова, Букина, 2021, с. 128]. С другой стороны, немаловажно, что как раз этими скифосами известная сейчас иконография корабля-колесницы Диониса в целом и ограничивается [ср. Smith, 2021, р. 149-150]. Возможно, это связано с особенно зрелищной организацией такого рода шествий в 500-е годы
до н. э., когда, как считается, и работал Мастер Тезея [Paleothodoros, 2012, р. 58-59].
Кроме многочисленных сюжетов, связанных с мифологией и религией Диониса, мифологическая тематика изображений на чернофигурных фрагментах из Тиритаки включает еще целый ряд мотивов. Все эти росписи, с другими богами и богинями, героями и демонами, тоже давали значительную пищу для ума и для разговора на пиру.
Так, обломок медальона килика (рис. 5,2) сохранил изображение головы бородатого мужчины в широкополой шляпе-петасе (греч. летаоо^), характерной принадлежности путника [Becker 1878, S. 263]. Это атрибут Гермеса [LIMC, vol. V, р.383-384], одного из величайших олимпийских богов, сфера влияния которого (и в жизни, и в смерти) была чрезвычайно широка. Основное в характере Гермеса -постоянное движение; он вестник, посредник, проводник и покровитель всех, кто передвигается (по реальным дорогам и по дорогам между мирами). Гермес более всех других богов «привык и всех более любит смертному спутником быть» [Гомер, Илиада XXIV.234-235; пер. В. В. Вересаева]. Судя по аналогиям [см. Петракова, Букина, 2021, с. 92, кат. 18.8], Гермес был представлен в позе коленопреклоненного бога, и этот пластический прием, характерный для архаического искусства и передающий динамику в неподвижном, как нельзя лучше выражает саму суть образа изображенного божества. Когда чаша на пиру пустела и на дне становилась видна круглая эмблема с фигурой бегущего Гермеса, это вызывало у симпосиаста (какое бы место в обществе он ни занимал) свои, глубоко личные ассоциации, поскольку Гермесу принадлежали многие важные и разнообразные роли - как в мифе и эпосе, так и в частной и общественной культовой жизни афинян VI-V вв. до н. э. [Shapiro, 1989, р. 135-132; LIMC, vol. V, р. 285-381].
Что же касается фрагмента поздней чаши-скифоса [Петракова, Букина, 2021, с. 187-188, кат. 59.33] (рис. 6,1), на которой изображен сидящий музыкант со струнным инструментом из семейства лир (греч. ^upai), то здесь интерпретация не так однозначна. Силуэт лиры (как и вообще все детали композиции) передан очень суммарно. Это может быть любой из похожих инструментов - лира, фор-минга (греч. фбрцгу^,), какая-то из кифар (греч. Ki9apa и кгбарц; [см. Sarti, 1992]), хелис (греч. х^ид), барбит (греч. ßapßuov, ßapßuog) [ThesCRA, vol. II, p. 348]. Все они относятся к числу атрибутов Аполлона [Rutherford, 2020, 25-28], но также и нескольких связанных с ним героев-музыкантов (Орфея, Лина, Музея [см. Sarti, 2020, р. 62-66]), и может быть принадлежностью реального музыканта (если здесь изображена сцена повседневной жизни, например пира). Провести в данном случае строгое сопоставление нельзя.
Еще более проблематична атрибуция совсем маленького обломка стенки гидрии с частью изображения одной или двух женщин, хотя качество работы вазописца здесь неизмеримо выше (рис. 6,3). Эта частица вполне может относиться к композиции, которая представляет вереницу женщин с гидриями у источника [Петракова, Букина, 2021, с. 139-140, кат. 43.8], но также она напоминает элемент изображения ряда степенно ступающих муз, сопровождающих Аполлона [ср. Горбунова, 1983, кат. 88].
Как в случае с фигурой музыканта, манера изображения женской фигуры в длинной подпоясанной одежде на фрагменте еще одного скифоса из Тиритаки тоже не способствует точной иконографической атрибуции [Петракова, Букина, 2021, с. 103-104, кат. 23.10] (рис. 6,2). Возможно, голова изображенной покрыта шлемом, а в правой руке она держит копье. Тогда в росписи представлена воительница Афина. Если же очертания головы обусловлены тем, что изображен тяжелый узел волос или чепчик, а предметы в руках богини - это лук и стрела, то изображена охотница Артемида [LIMC, vol. II, р. 738-740]. Главное божество афинского полиса (Афина) и одна из величайших и древнейших богинь Греции (Артемида) были почитаемы в Аттике в архаический период, и обе они также занимают важное место в иконографии изображений на чернофигурных вазах [см. Shapiro, 1989, р. 18-47, 64-66; Hatzivassiliou, 2010].
Еще один фрагмент также дает возможность для целого ряда иконографических гипотез (рис. 7,3). Это обломок чаши с изображением ряда фигур во фризе снаружи. По бокам были представлены юные всадники (в силу симметричного устройства композиции и благодаря сохранившимся аналогиям [см. Петракова, Букина, 2021, с. 55-56, кат. 4.10] можно с уверенностью предполагать, что всадников было двое). Они скачут в разные стороны, кони гарцуют. В центре изображена крылатая женщина, к которой обращаются двое окутанных плащами мужчин (так называемых «зрителей» [см. Stansbury-O'Donnell, 2006]). Вероятнее всего, на чаше были изображены выходящие на состязание всадники и их наставники и сторонники, которые простирают руки в знак мольбы, обращенной к божеству. Вероятно, это богиня Ника. В афинской мифологической иконографии известны и другие крылатые женские божества [см. Isler-Kerenyi, 1969, р. 34-38; Brijder, 1983, р. 116-117; Shapiro, 1993, р. 53-61; Thomsen, 2011, S. 161-262; см. также об иконографии Ники LIMC, vol. VI, 850-904; об иконографии Ириды LIMC, vol. V, p. 741-760; об иконографии крылатой Афины LIMC, vol. II, p. 1019]. Однако наиболее естественно будет предположить, что это именно Ника и «зрители» призывают ее на помощь, прося победы каждый для своего всадника [Heesen, 2011, р. 116]. Хотя общий смысл этой сцены восходит в большей степени к событиям повседневной жизни людей, представление о том, что частью жизни афинян было присутствие, зримое явление и вмешательство божества, несомненно, связывает изображение на фрагменте из Тиритаки с областью мифологии.
Среди изображений на темы сказаний о греческих героях, которые встречаются на обломках чаш и кувшинов из Тиритаки, несколько связано с эпизодами мифов о Геракле. Нужно отметить, что именно ему посвящено вообще наибольшее (по сравнению с другими героями) число сохранившихся чернофигурных аттических росписей архаического периода [Shapiro, 1989, р. 157-163].
На фрагменте ойнохои (рис. 8,2) сохранилась, очевидно, часть сцены битвы Геракла с Немейским львом. Это его первый подвиг, и это наиболее часто воспроизводимая мифологическая сцена античного времени, большинство изображений
которой приходится на аттическую вазопись [LIMC, vol. V, р. 30]. Скорее всего, на кувшине, обломок которого найден в Тиритаке, была представлена геральдическая равновесная композиция, в которой Геракл изображен широко шагающим вправо и прижимающим голову льва к груди. Лев, приподнятый таким образом мощной рукой героя, одной задней лапой едва касается земли, а другой почти достает до колена Геракла. Эта самая характерная для чернофигурной вазописи второй половины VI в. до н. э. схема, принятая для изображения сюжета о Немейском льве. Особенно часто она встречается в росписях закрытых сосудов, таких как амфоры и ойнохои [см. подробнее Петракова, Букина, 2021, с. 113, кат. 28.2].
Для чаш также зафиксировано несколько часто повторяющихся композиционных вариантов [LIMC, vol. V, р. 17-29 с библиографией]. Одна из таких стандартных схем изображения Геракла с Немейским львом могла быть использована в росписи чаши-скифоса из Тиритаки [Петракова, Букина, 2021, с. 151, кат. 43.38], на которой сохранился силуэт верхушки финиковой пальмы. Это дерево произрастает в чужих для греков странах, и потому подходит для изображения самых разных мифологических событий, происходивших где-то за пределами Эллады [Eichberger et. al., 2007, p. 118-119]. Таковы все сюжеты с участием варваров (амазонок, скифов, негров и тому подобных) и часть изображений фиаса Диониса (который вначале, до победного пришествия в Грецию, странствовал на Востоке). То же самое можно сказать о событиях троянского похода, таких, например, как игра в шашки или кости (греч. rcsaaoi, tcsttoi, «камушки» [см. Kurke, 1999]) между Ахиллом и Аяксом Теламонидом или самоубийство Аякса [см. Shapiro, 1989, р. 154-157]. Тем не менее на скифосах и чашах-скифосах также встречаются сцены схватки Геракла со львом под пальмой или приготовления к этой схватке, когда герой и лев приближаются друг к другу с разных сторон пальмового дерева [LIMC, vol. V, p. 25-26].
Седьмой подвиг Геракла, возможно, был изображен во фрагментированном клейме, располагавшемся на тулове еще одной ойнохои, обломки которой найдены в Тиритаке [Петракова, Букина, 2021, с. 132-133, кат. 41.7] (рис. 9). Это битва героя с Критским быком [LIMC, vol. V, p. 59-66]. Характерно, что почти в той же самой иконографии могло быть представлено сражение Тезея с Марафонским быком [LIMC, vol. VII, 949-950], тем более что речь идет об одном и том же сверхъестественном животном: «Одолев быка, Геракл доставил его Эврисфею, показал ему и затем отпустил на свободу. Бык пересек область Спарты и всю Аркадию, затем, перейдя Истм, прибыл в Аттику к Марафону и стал опустошать поля местных жителей» [Аполлодор, Мифологическая библиотека II.5.7; пер. В. Г. Боруховича]. В Аттике несколько позже Тесей убил его [там же, Эпитома 1.5] или же изловил и отвел в Афины, на Акрополь, где быка принесли в жертву Афине [Павсаний, Описание Эллады, 1.27.9]. Отличия между атрибутами двух героев в сценах сражения с быком на аттических чернофигурных вазах недостаточно разительны, чтобы можно четко узнать того или другого [Servadei, 2005, р. 69]. Фрагменты же из Тиритаки, в свою очередь, не дают целого ряда важных в этом отношении деталей.
Девятый подвиг Геракла стал темой росписи килика редкой формы [Петракова, Букина, 2021, с. 53-54, кат. 4.8] (рис. 8,1). На фрагменте этой чаши сохранилась часть многофигурной сцены битвы Геракла с амазонками. Можно различить части написанной темным лаком фигуры героя в короткой одежде, бедра которого опоясаны львиной шкурой. Видны также части фигур двух женщин-воинов (открытые части их ног покрыты белой краской; на ногах красным выделены поножи; виден край щита, который держит одна из амазонок). Этот эпизод связан с тем заданием Ефрисфея, которое Геракл исполнял в стране амазонок. Он победил воительниц из этого племени в бою в их столице Темискире [LIMC, vol. V, p. 71-73].
Сюжет изображения на другом фрагменте килика [Петракова, Букина, 2021, с. 56-57, кат. 4.12] (рис. 10,1), где также изображено преследование мужчиной женщины в коротком красном хитоне нельзя интерпретировать с той же степенью точности. Это обусловлено, с одной стороны, недостаточной сохранностью росписи, а с другой - значительным разнообразием сюжетов, которые изображали в медальонах аттических чернофигурных киликов с использованием подобной композиционной схемы. В данном случае, определенно, представлено преследование мужчиной (воином, вакхантом, силеном, сатиром) женщины (амазонки, менады) [Петракова, Букина, 2021, с. 57]. В той же схеме преследования могло быть изображено и преследование Персеем Медузы Горгоны [Букина 2020, с. 52]; (см. о Персее и Горгоне ниже).
Два фрагмента чаш из Тиритаки позволяют узнать изображение на тему предсвадебной битвы Пелея и Фетиды [LIMC, vol. VII, p. 268-269; vol. VIII, 6-14]. На одном обломке чаши-скифоса, судя по аналогиям [Петракова, Букина, 2021, с. 210-211, кат. 61.10], был представлен герой, преследующий богиню в длиннополой одежде (рис. 7,1). В другом случае на обломке киафа [Петракова, Букина, 2021, с. 125-126, кат. 37.1] сохранилась фигура маленького кошачьего хищника (льва, пантеры), который терзает спину героя в коротком хитоне, склонившегося вперед (рис. 7,2). Это обычный для афинской вазовой иконографии способ изображения Пелея, который наклоняется, чтобы обхватить руками могучий стан своей божественной нареченной: «Фетида превращалась то в огонь, то в воду, то в зверя» (Аполлодор, Мифологическая библиотека III.13.5, пер. В. Г. Боруховича), «в третий ты раз приняла пятнистой тигрицы обличье, и, устрашен, Эакид разомкнул вкруг тела объятье» [Овидий, Метоморфозы, IX.245-246, пер. С. В. Шервинского].
Кроме росписей на известные по письменным источникам сюжеты, такие как история Пелея и Фетиды и другие, фрагменты чернофигурных ваз из Тиритаки дают такие мотивы, о мифологическом содержании которых можно судить только в общем плане. Прежде всего, это относится к изображениям животных - как реальных, так и фантастических чудовищ, составленных из частей (тератоморфных - из звериных частей; миксантропических - из звериных и человеческих частей).
В греческой традиции образы животных имели большое символическое значение в качестве эмблем благосостояния и могущества (домашние животные) или олице-
творения демонических сил дикой природы (дикие звери, изображения терзания хищником травоядного, звериной охоты), а также в качестве атрибутов разных богов, которые и сами могли принимать облик этих животных. Одно из них - пантера, изображенная на обломках чаш из Тиритаки [Петракова, Букина, 2021, с. 96, кат. 19.1; с. 165, 49.1] (рис. 11,1). «Дионис любит это животное, так как из всех зверей пантера наиболее смела, легко прыгает и подобна вакханке» [Филострат Старший, Картины, 1.19.4; пер. С. П. Кондратьева].
Изображения тератоморфных и миксантропических существ в силу необычной выразительности пластики их тел буквально завораживали, а потому им придавали магическую значимость. Они удерживали на себе и потому «отвращали» посторонний взгляд, служа апотропеями (греч. алшролшод, «отвращающий»),
Апотропеическое значение некоторых миксантропических изображений обосновано известными мифами. Таков, например, горгонейон, фронтально изображенная голова Медузы Горгоны, которую отсек Персей (см. также выше). Три фрагмента киликов из Тиритаки [Петракова, Букина, 2021, с. 70, кат. 6.5-6; с. 135-136, 42.3] (рис. 10,2) сохранили части внутренних тондо с горгонейоном. Зафиксированный у множества авторов миф о подвигах Персея приписывает трем сестрам Горгонам способность обращать в камень всех, кто встречался с ними взглядом: «Горгоны, в косах — змеи, в сердце — яд. Кто им в глаза заглянет, в том остынет жизнь!» [Эсхил, Прикованный Прометей, 799-800; пер. А.И.Пиотровского]; «каждый, взглянувший на них, превращался в камень» [Аполлодор, Мифологическая библиотека, 11,4,2; пер.В. Г. Боруховича]. Как это обычно для тондо в афинских чернофигурных киликах [см. Фри^Аяд, 2010; см. также LIMC, vol. IV, р. 317-319], элементы изображения соответствуют описанию, известному от Аполлодора: «Головы Горгон были покрыты чешуей драконов, у них были клыки такой же величины, как у кабанов» [там же; пер. В. Г. Боруховича]. На обломках из Тиритаки мы видим овальные чешуйки на головах Горгон, подчеркнутые накладным пурпуром, и белые клыки.
На фрагментах керамики из Тиритаки также сохранились изображения сфинксов и сирен. Фигуры сидящих сфинксов большей частью располагались по бокам фигурных фризов на скифосах и киликах [Петракова, Букина, 2021, кат. с. 41, 1.7; с. 42-43, кат. 1.10; с. 92-93, кат. 18.9; с. 106, кат. 24.3; с. 118, кат. 34.3; с. 119, кат. 34.5; с. 151-152, кат. 43.39], но могли быть и их центральным элементом (рис.11,2). Части фигур сирен, очевидно, входили в анималистические фризы на обломках крышек лекан [Петракова, Букина, 2021, с. 87, кат. 16.1; с. 104-105, кат. 23.11; с.109-110, кат. 26.1]. Крыло сирены или сфинкса сохранилось на фрагменте, вероятно, ойнохои [Петракова, Букина, 2021, с. 67-68, кат. 6.2]. В случае с этими существами их роль апотропеев объясняется общей опасностью этих существ, связанных с хтонической стихией и сферой смерти.
В самом деле, мифологическое чудовище Сфинкс, крылатую женщину-львицу в архаическое время связывали прежде всего с мифом об Эдипе [LIMC, vol. VIII, р.1164]. Тем не менее о том, что Сфинкс - это демон смерти [LIMC, vol. VIII,
р. 1165], ясно говорит, собственно, основная мифологема, отраженная в истории о встрече Эдипа и Сфинкса: она умерщвляла всех, кто не мог отгадать загадку о стадиях человеческой жизни. Известны многочисленные фигуры сфинксов на погребальных стелах и саркофагах архаического и классического времени из разных областей Греции, а в ионийской вазописи последней четверти VII в. до н. э. зафиксирован такой мотив, как сфинкс, удушающий птицу (греч. £ф!у£„ очевидно, означает «Душительница», от аф!уую, «сжимать, душить») [см. также Winkler-Horacek, 2015. S. 76-176]. Тем не менее фигуры сфинксов в греческой традиции расценивались в качестве подходящих для украшения ювелирных изделий, одежды, текстиля и обстановки домов. Возможно, постоянное присутствие этих символов смерти, а значит постоянное ее осознание, представлялось полезным для освежения чувств и восприятия жизни вообще. Это очень хорошо подходило и для симпосиальных сосудов, таких как чаши, обломки которых найдены в Тиритаке.
То же самое можно сказать об изображениях сирен [LIMC, vol. VIII, p. 1094, 1103-1104; см. также Hofstetter, 1990; Winkler-Horacek, 2015, S. 182-202]. Части фигуры сирены рядом с человеческой фигурой (очевидно, равной ей по высоте) сохранились на фрагменте раннего аттического диноса, который можно связать с мастерской вазописца Софилоса [Петракова, Букина, 2021, с. 173-174, кат. 59.1] (рис. 11,3). Для росписей этого мастера характерны повторяющиеся изображения такого рода, в которых сопоставлены фигуры мужчины в длиннополой одежде и одной-двух сирен той же высоты, что и он. В последнем случае человеческая фигура часто буквально стиснута массивными телами демонов. Это прекрасно передает активный характер сирен, которых никто «без того не минует, чтоб не послушать из уст ... льющихся сладостных песен», в то время как вокруг поющих демонов «огромные тлеют груды костей человечьих, обтянутых сморщенной кожей» [Гомер, Одиссея, XII.187, XII.46; пер. В.В. Вересаева].
Части фигур сирен сохранились и на обломках чаш-фиал, расписанных накладными красками по лаку в так называемой технике Сикса [Петракова, Букина, 2021, с. 166-167, кат. 53.1; с. 186-187, кат. 59.30] (рис. 12.1). Судя по сохранившимся аналогичным фиалам, сирены на них во многих случаях изображены с лирами в руках, то есть музицирующими. Хотя в оригинальной философской аллегории Платона (Государство, 618Ь) сирены отвечают за музыку небесных сфер, подавляющее большинство античных источников связывают их совершенно с другой стихией. Нет сомнений в том, что музыкальные дарования сирен помогают им убивать. Сирены всегда служили Персефоне: «Когда собирала цветы Прозерпина вешние, были вы с ней, сирены ученые, вместе.., после по миру всему ее вы напрасно искали» [Овидий, Метаморфозы, V.554-563; пер. С. В. Шервинского]. Сиренам адресовали молитвы следующего содержания: «Сюда, о сирены, на стон песни надгробной, девы ... Пусть Персефона примет от нас в темном чертоге своем жертву рыданий для милых, милыхусопших» [Еврипид, Елена, 169-178; пер. И. Ф. Анненского].
Отметим, что обломки с частями фигур сирен, найденные в Тиритаке, принад-
лежали фиалам - сосудам для возлияния. Поэтому можно предположить, что выбор изображений для их украшения связан с функцией этих чаш, например, в рамках симпосия. Согласно известному сообщению Плутарха (Римские вопросы, 270а) «эллины в новолуние почитают богов, а на другой день воздают должное героям и демонам; так и на пиру второе возлияние совершают они героям и героиням», то есть мертвым, обитателям подземного царства Аида и Персефоны, выдающимся покойным предкам - реальным или мифологическим.
Отдельно в ряду изображений, которые выглядят как мифологические, нужно рассмотреть часть медальона на фрагменте килика из Тиритаки, на котором сохранился хвост петуха [Петракова, Букина, 2021, с. 72-73, кат. 7.5] (рис. 12.2). Вероятно, как показывает сравнение с подобными целыми чашами [см. Brijder, 1983, р. 173; Brijder, 2000, р. 655], здесь могла быть изображена фигура всадника на гиппалек-трионе (греч. шла^ектришу, от шлод, «лошадь» и а^ектриюу, «петух) [LIMC, vol.V, р. 427-432]. Письменные источники относительно гиппалектриона ограничены упоминаниями его в комедиях Аристофана. Причем в «Лягушках» в оживленной беседе между Дионисом, Еврипидом и Эсхилом собеседники пытаются выяснить, что же он собой представляет: «Да, видит Зевс, вот так же и я промучился без сна всю ночь! Понять старался, что значит рыжий конь-петух. Ну что это за птица?» -«Невежда! Знак на кораблях такой изображают». - «Я ж коне-петухом считал павлина Филоксена». - «А ты, посмешище богов, какие пишешь драмы?» - «Да не про коне-петухов, не про козлов-оленей, как любишь ты, как чертят их на завесах ми-дийских» [Лягушки, 930-938, пер. А. И. Пиотровского]. Как видно из этого отрывка, необъяснимая фигура гиппалектриона, с одной стороны, напоминает собеседникам о восточных тканях («завесах мидийских»), В самом деле, многие миксантропиче-ские мотивы и даже, возможно, сам принцип создания таких фигур пришли в искусство греческой Архаики именно с Востока. С другой же стороны, и в этой пьесе Аристофана, и в других [Мир, 1175-1178; Птицы, 800] сравнение с гиппалектрионом служит для выражения насмешки над выскочкой или хвастуном. Эти ассоциации, вероятно, становились особенно забавными во время симпосия, когда кому-нибудь из пирующих доставался килик с изображением всадника, скачущего на гиппалек-трионе. Издевкам над тем, кто «был ничем, а нынче ходит рыжим коне-петухом!» [Птицы, 800; пер. С. К. Апта], вероятно, не было конца. Тут-то и разрешалась загадка «личности всадника, которая остается не ясной» [Brijder, 2000, р. 655] для современных исследователей, желающих открыть в данном случае определенное мифологическое содержание.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ АполлодорАфинский. Мифологическая библиотека / Изд. подгот. Борухович В.Г.; АН СССР.
Л., 1972. (Литературные памятники). Аристотель. Афинская полития / Пер., прим. Радцига С. И.; 2-е изд. М., 1937. Аристофан. Избранные комедии / Пер., коммент. Пиотровского А.; предисл., коммент.
Ярхо В. М., 1974. (Библиотека античной литературы: Греция).
Афиней. Пир мудрецов : В 15 кн. / Подгот. Голинкевич Н. Т. и др.; РАН. Кн. 1-8. М., 2004. (Литературные памятники).
Букина А. Г. Мифологические изображения на чернофигурной керамике из Тиритаки // XXI Боспорские чтения. Боспор Киммерийский и варварский мир в период Античности и Средневековья. Объекты искусства в археологическом контексте: Тезисы конференции. Симферополь; Керчь, 2020. С. 52-58.
Букина А. Г. Фрагменты аттических чашевидных кратеров из Тиритаки // Материалы конференции «XXII Боспорские чтения. Боспор Киммерийский и варварский мир в период Античности и Средневековья: Новые открытия, новые проекты». Керчь, 2021. С. 51-54.
Гомер. Илиада/Пер. ВересаеваВ. М.-Л., 1949.
Гомер. Одиссея / Пер. Вересаева В., примеч. Поляковой С., словарь мифол. имен и геогр. названий Феленковской И. М., 1953.
ГорбуноваК. С. Чернофигурные аттические вазы в Эрмитаже : Каталог. Л., 1983.
Еврипид. Трагедии: 2 т./ Пер. Анненского П., изд. подгот. Гаспаров М. Л., Ярхо В. Н.; РАН М., 1999. (Литературные памятники)
Латышев В. В. Очерк греческих древностей : Пособие для гимназистов старших классов и для начинающих филологов / 2-е изд., перераб. Ч. 2 : Богослужебные и сценические древности. СПб., 1889.
Петракова А. Е., Букина А. Г. Аттическая чернофигурная и чернолаковая керамика Тиритаки. СПб.-Керчь, 2021.
Плутарх. Застольные беседы / Подгот. Боровский Я. М. и др.; примеч. Ковалева И. М. и др.; АН СССР. Л., 1990. (Литературные памятники).
Публий Овидий Назон. Метаморфозы / Пер. Шервинского С. В., прим. Петровского Ф. А. М., 1977.
Филострат (старший и младший). Картины. Каллистрат. Статуи / Прим., пер. и введ. Кондратьева С. П. М.-Л., 1936.
Эсхил. Орестея: Агамемнон. Плакальщицы. Эвмениды; Прикованный Прометей : Трагедии / Пер. Иванова В., Пиотровского А.; примеч. Ярхо В. Н. Калининград, 2001. (Библиотека ликея).
Z.Xdóvia ropyóva: О дп0о<; cxqv eü^viKq керащк^. ТршоХ^, 2010.
Becker W. A. Charikles: Bilder Altgriechischer Sitte, zur genaueren Kenntniss des griechischen Privatlebens / Neubearb. von Goell H. Bd. 3. Berlin, 1878.
Brijder H. A. G. Siana Cups [Part] I and Komast Cups. Amsterdam, 1983. (Allard Pierson series; vol. 4).
Brijder H. A. G. Siana Cups [Part] III : The Red-black Painter, Griffin-bird Painter and and Siana Cups resembling Lip-Cups. Amsterdam, 2000. (Allard Pierson series; vol. 8).
Carpenter Т. H. Dionysian imagery in Archaic Greek art : Its development in black-figure vase painting. Oxford (UK), 1986. (Oxford monographs on classical archaeology).
Eichberger C., Sigl M., Rühfel H. Trees and shrubs on classical Greek vases // Proceedings of the XI OPTIMA meeting. Palermo, 2007. (Bocconea: Supplementary volumes of Flora Mediterránea, International Foundation pro Herbario Mediterráneo; OPTIMA [Organization for the phyto-taxonomic investigation of the Mediterranean area]; vol. 21). P. 117-130.
FrickenhausA. Der Schiffskarren des Dionysos in Athen// Jahrbuch des Deutschen Archäologischen Instituts. 1912, Bd. 27. S. 61-79
Hatzivassiliou E. Athenian black-figure iconography between 510 and 475 ВС. Rahden/Westf.,
2010. (Tübinger archäologische Forschungen ; Bd. 6).
Hedreen G. Silens in Attic black-figure vase-painting : Myth and performance. Ann Arbor (MI), 1992.
Heesen P. AthenianLittle-Master cups. Amsterdam, 2011.
Heinemann A. Der Gott des Gelages : Dionysos, Satyrn und Mänaden auf attischem Trinkgeschirr des 5. Jahrhunderts v. Chr. Berlin, 2016. (Image & context ; vol. 15).
HofstetterE. Sirenen im archaischen und klassischen Griechenland. Würzburg, 1990. (Beiträge zur Archäologie ; Bd. 19).
Isler-Kerényi C. Nike : Der Typus der laufenden Flügelfrau in Archaischer Zeit. Erlenbach-Zürich, 1969.
Jurriaans-Helle G. The bride, the goddess, the hero and the warrior : Chariot-scenes on Attic black-figure vases // Archaeology towards the third millennium : Reflections and perspectives : Proceedings of the XVth International Congress of Classical Archaeology / Ed. by Docter R. F., Moormann E. M. Amsterdam, 1999. (Allard Pierson series ; vol. 12). P. 206-208.
Kurke L. Ancient Greek board games and how to play them // Classical Philology. Vol. 94, 1999. P. 247-267.
LehnstaedtK. Prozessionsdarstellungenaufattischen Vasen. [München], 1970.
Lissarrague F. La cité des satyres : Une anthropologie ludique : Athènes VIe-Ve siècles avant J.-C.). Paris, 2013. (Histoire et ses représentations ; vol. 8).
Lynch K. The symposium in context : Pottery from a Late Archaic house near the Athenian Agora. Princeton(NJ), 2011. (Hesperia. Supplement ; [vol.] 46).
Nilsson M. P. Dionysos im Schiff // Archiv für Religionswissenschaft. Bd. 11, 1908. S. 399-402.
Paleothodoros D. Dionysos in late archaic Athens // ELECTRA : A publication of the Centre for the study of myth and religion in Greek and Roman antiquity, Department of philology, University ofPatras, Greece. 2012, no 2. P. 51-67.
Put W. D. J.van de. Dionysos on lekythoi : A surprising presence? // Shapes and images : Studies on Attic black-figure and related topics in honour of H. A. G. Brijder / Ed. by Moormann E. M., Stissi V. V Leuven, 2009. (BABESCH. Supplement ; vol. 14). P. 37-44.
Rutherford I. Apollo and music // A companion to ancient Greek and Roman music / Ed. by Lynch T., Rocconi E. Hoboken, 2020 (Blackwell companions to the ancient world). P. 25-36.
Sarti S. Gli strumenti musicali di Apollo // Annali : Dipartimento di studi del mondo classico e del Mediterráneo antico : Archeologia e storia antica / Istituto universitario orientale. Vol. 14, 1992. P. 95-104.
Sarti S. Musical heroes // A companion to ancient Greek and Roman music / Ed. by Lynch T., Rocconi E. Hoboken, 2020 (Blackwell companions to the ancient world). P. 61-74.
Schöne A. Der Thiasos : Eine ikonographische über das Gefolge des Dionysos in der attischen Vasenmalerei des 6. und 5. Jhs. v. Chr. Göteborg, 1987. (Studies in Mediterranean archaeology and literature ; pocket-book 55).
Servadei C. La figura di Theseus nella ceramica attica : Iconografía e iconologia del mito nell'Atene arcaica e classica. Bologna, 2005. (Université di Bologna, Dipartimento di archeologia ; Studi e scavi : Nuova serie ; vol. 9).
Shapiro H. A. Art and cult under the tyrants in Athens. Mainz am Rhein, 1989.
Shapiro H.A. Personifications in Greek art : The representation of abstract concepts, 600-400 BC. Zürich, 1993. (Akanthus crescens ; [vol,] 1).
Simon E. Festivals of Attica: An archaeological commentary. Madison (WI), 1983.
Smith T. J. Religion in the art of Archaic and Classical Greece. Philadelphia (PA), 2021.
Stansbury-O'Donnell М. Vase painting, gender, and social identity in Archaic Athens. New York (NY), 2006.
ThomsenA. Die Wirkung der Götter: Bilder mit Flügelfiguren auf griechischen Vasen des 6. und 5.
Jahrhunderts V. Chr. Berlin, Boston (MA), 2011. (Image & context; vol. 9). Tuukkanen T. A goddess mounting a chariot on black-figured lekythoi // Ceramics in context: Proceedings of the Internordic colloquium on ancient pottery / Ed. by Scheffer Ch. Stockholm, 2001. (Acta Universitatis Stockholmiensis: Stockholm studies in classical archaeology; vol. 12). P. 139-143.
Winkler-Horacek L. Monster in der frühgriechischen Kunst: Die Überwindung des Unfassbaren. Berlin, Boston (MA), 2015. (Image & context; vol. 4).
REFERENCES
АполлодорАфинский. Мифологическая библиотека / Изд. подгот. Борухович В.Г.; АН СССР. Л., 1972.
Аристотель. Афинская политая / Пер., прим. Радцига С. И.; 2-е изд. М., 1937. Аристофан. Избранные комедии / Пер., коммент. Пиотровского А.; предисл., коммент.
Ярхо В. М., 1974. (Библиотека античной литературы: Греция). Афиней. Пир мудрецов: В 15 кн. / Подгот. Голинкевич Н. Т. и др.; РАН. Кн. 1-8. М., 2004.
(Литературные памятники). Букина А. Г. Мифологические изображения на чернофигурной керамике из Тиритаки // XXI Боспорские чтения. Боспор Киммерийский и варварский мир в период Античности и Средневековья. Объекты искусства в археологическом контексте: Тезисы конференции. Симферополь; Керчь, 2020. С. 52-58. Букина А. Г. Фрагменты аттических чашевидных кратеров из Тиритаки // Материалы конференции «XXII Боспорские чтения. Боспор Киммерийский и варварский мир в период Античности и Средневековья: Новые открытия, новые проекты». Керчь, 2021. С. 51-54. Гомер. Илиада/Пер. ВересаеваВ. М.-Л., 1949.
Гомер. Одиссея / Пер. Вересаева В., примеч. Поляковой С., словарь мифол. имен и геогр. названий Феленковской И. М., 1953. ГорбуноваК. С. Чернофигурные аттические вазы в Эрмитаже: Каталог. Л., 1983. Еврипид. Трагедии : В 2 т. / Пер. Анненского И., изд. подгот. Гаспаров М. Л., Ярхо В. Н.; РАН
М., 1999. (Литературные памятники) Латышев В. В. Очерк греческих древностей: Пособие для гимназистов старших классов и для начинающих филологов / 2-е изд., перераб. Ч. 2: Богослужебные и сценические древности. СПб., 1889.
Петракова А. Е., Букина А. Г. Аттическая чернофигурная и чернолаковая керамика Тиритаки. СПб.-Керчь, 2021.
Плутарх. Застольные беседы / Подгот. Боровский Я. М. и др.; примеч. Ковалева И. М. и др.;
АН СССР. Л., 1990. (Литературные памятники). Публий Овидий Назон. Метаморфозы / Пер. Шервинского С. В., прим. Петровского Ф. А. М., 1977.
Филострат (старший и младший). Картины. Каллистрат. Статуи / Прим., пер. и введ. Кондратьева С. П. М.-Л., 1936. Эсхил. Орестея : Агамемнон. Плакальщицы. Эвмениды; Прикованный Прометей : Трагедии /
Пер. Иванова В., Пиотровского А.; примеч. Ярхо В. Н. Калининград, 2001. (Библиотека ликея).
ФрлфХад Z.Xdóvia Fopyóva: О цибо^ cxqv eü^viKq керащк^. ТршоХ^, 2010.
Becker W. A. Charikles: Bilder Altgriechischer Sitte, zur genaueren Kenntniss des griechischen Privatlebens / Neubearb. von Goell H. Bd. 3. Berlin, 1878.
Brijder H. A. G. Siana Cups [Part] I and Komast Cups. Amsterdam, 1983. (Allard Pierson series; vol. 4).
Brijder H.A. G. Siana Cups [Part] III : The Red-black Painter, Griffin-bird Painter and and Siana Cups resembling Lip-Cups. Amsterdam, 2000. (Allard Pierson series; vol. 8).
Carpenter Т. H. Dionysian imagery in Archaic Greek art : Its development in black-figure vase painting. Oxford (UK), 1986. (Oxford monographs on classical archaeology).
Eichberger C., Sigl M., Rühfel H. Trees and shrubs on classical Greek vases // Proceedings of the XI OPTIMA meeting. Palermo, 2007. (Bocconea: Supplementary volumes of Flora Mediterránea, International Foundation pro Herbario Mediterráneo; OPTIMA [Organization for the phyto-taxonomic investigation of the Mediterranean area]; vol. 21). P. 117-130.
FrickenhausA. Der Schiffskarren des Dionysos in Athen// Jahrbuch des Deutschen Archäologischen Instituts. 1912, Bd. 27. S. 61-79
Hatzivassiliou E. Athenian black-figure iconography between 510 and 475 ВС. Rahden/Westf., 2010. (Tübinger archäologische Forschungen; Bd. 6).
Hedreen G. Silens in Attic black-figure vase-painting : Myth and performance. Ann Arbor (MI), 1992.
Heesen P. Athenian Little-Master cups. Amsterdam, 2011.
Heinemann A. Der Gott des Gelages : Dionysos, Satyrn und Mänaden auf attischem Trinkgeschirr des 5. Jahrhunderts v. Chr. Berlin, 2016. (Image & context; vol. 15).
HofstetterE. Sirenen im archaischen und klassischen Griechenland. Würzburg, 1990. (Beiträge zur Archäologie ; Bd. 19).
Isler-Kerényi С. Nike : Der Typus der laufenden Flügelfrau in Archaischer Zeit. Erlenbach-Zürich, 1969.
Jurriaans-Helle G. The bride, the goddess, the hero and the warrior : Chariot-scenes on Attic black-figure vases II Archaeology towards the third millennium : Reflections and perspectives : Proceedings of the XVth International Congress of Classical Archaeology / Ed. by Docter R. F., Moormann E. M. Amsterdam, 1999. (Allard Pierson series ; vol. 12). P. 206-208.
Kurke L. Ancient Greek board games and how to play them II Classical Philology. Vol. 94, 1999. P. 247-267.
LehnstaedtK. Prozessionsdarstellungenaufattischen Vasen. [München], 1970.
Lissarrague F. La cité des satyres : Une anthropologie ludique : Athénes VIe-Ve siécles avant J.-C.). Paris, 2013. (Histoire et ses représentations ; vol. 8).
Lynch K. The symposium in context: Pottery from a Late Archaic house near the Athenian Agora. Princeton(NJ), 2011. (Hesperia. Supplement; [vol.] 46).
Nilsson M. P. Dionysos im Schiff II Archiv für Religionswissenschaft. Bd. 11, 1908. S. 399-402.
Paleothodoros D. Dionysos in late archaic Athens II ELECTRA: A publication of the Centre for the study of myth and religion in Greek and Roman antiquity, Department of philology, University ofPatras, Greece. 2012, no 2. P. 51-67.
Put W. D. J.van de. Dionysos on lekythoi: A surprising presence? II Shapes and images : Studies on Attic black-figure and related topics in honour of H. A. G. Brijder / Ed. by Moormann E. M.,
Stissi V. V Leuven, 2009. (BABESCH. Supplement; vol. 14). P. 37-44. Rutherford I. Apollo and music // A companion to ancient Greek and Roman music / Ed. by Lynch
Т., Rocconi E. Hoboken, 2020 (Blackwell companions to the ancient world). P. 25-36. Sarti S. Gli strumenti musicali di Apollo // Annali : Dipartimento di studi del mondo classico e del Mediterráneo antico : Archeologia e storia antica / Istituto universitario Orientale. Vol. 14, 1992. P. 95-104.
Sarti S. Musical heroes // A companion to ancient Greek and Roman music / Ed. by Lynch Т.,
Rocconi E. Hoboken, 2020 (Blackwell companions to the ancient world). P. 61-74. Schöne A. Der Thiasos : Eine ikonographische über das Gefolge des Dionysos in der attischen Vasenmalerei des 6. und 5. Jhs. v. Chr. Göteborg, 1987. (Studies in Mediterranean archaeology and literature ; pocket-book 55). Servadei C. La figura di Theseus nella ceramica attica : Iconografía e iconologia del mito nell'Atene arcaica e classica. Bologna, 2005. (Universitá di Bologna, Dipartimento di archeologia ; Studi e scavi: Nuova serie ; vol. 9). Shapiro H.A. Art and cult under the tyrants in Athens. Mainz am Rhein, 1989. Shapiro H.A. Personifications in Greek art: The representation of abstract concepts, 600-400 ВС.
Zürich, 1993. (Akanthus crescens ; [vol,] 1). Simon E. Festivals of Attica: An archaeological commentary. Madison (WI), 1983. Smith T. J. Religion in the art of Archaic and Classical Greece. Philadelphia (PA), 2021. Stansbury-O'Donnell M. Vase painting, gender, and social identity in Archaic Athens. New York (NY), 2006.
ThomsenA. Die Wirkung der Götter : Bilder mit Flügelfiguren auf griechischen Vasen des 6. und 5.
Jahrhunderts V. Chr. Berlin, Boston (MA), 2011. (Image & context; vol. 9). Tuukkanen T. A goddess mounting a chariot on black-figured lekythoi // Ceramics in context : Proceedings of the Internordic colloquium on ancient pottery / Ed. by Scheffer Ch. Stockholm, 2001. (Acta Universitatis Stockholmiensis : Stockholm studies in classical archaeology ; vol. 12). P. 139-143.
Winkler-Horacek L. Monster in der frühgriechischen Kunst : Die Überwindung des Unfassbaren. Berlin, Boston (MA), 2015. (Image & context; vol. 4).
Резюме
Большая часть мифологических сюжетов росписей на чернофигурных фрагментах из Тиритаки связана с фиасом Диониса. Также встречаются отдельные фигуры других богов (Аполлона, Афины, Ники). Героическая мифология представлена подвигами Геракла (с Не-мейским львом, с амазонками, Критским быком). Имеются изображения Горгонейона и, возможно, Персея с Горгоной; Пелея и Фетиды, сфинксов (фигуры, обрамляющие сюжетные фризы); сирен (в том числе, очевидно, музицирующих); возможно, гиппалектриона.
Ключевые слова: аттическая чернофигурная вазопись, мифология Древней Греции, античная мифологическая иконография, Тиритака, Боспор Киммерийский, Северное Причерноморье.
Summary
Mythological subjects on the black-figure fragments from Tyritaka are mostly related to the thiasus of Dionysus. There are also figures of other gods (Apollo, Athena, Nike). Among subjects with heroes there are Labours of Heracles (battles with Nemean lion, Amazons and Cretan bull) as
well as fighting of Peleus and Thetis. There are also Gorgoneions (and, possibly, Perseus with the Gorgon); sphinxes (figures framing the figure friezes); sirens (obviously, playing music); possibly hippalectryon.
Key world: Athenian black figure vase painting, Greek mythology, Classical mythological iconography, Tyritake, Cimmerian Bosporus, North Black Sea.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ Букина Анастасия Геннадьевна, доктор искусствоведения, научный сотрудник, Государственный Эрмитаж, Отдел античного мира, Россия, 190000, Санкт-Петербург, Дворцовая набережная, 34.
INFORMATION ABOUT THE AUTHOR
Anastasia Bukina, Professor Dr.,
The State Hermitage Museum,
Greek and Roman Department,
34, Dvortsovaya emb., Saint Petersburg,
190000, Russia.
Рис.1,1-2. Изображения Диониса и его спутников.
Рис.2,1-4. Изображения Диониса и его спутников.
Рис. 3,1 - МишсИ, Ап1!кеп8атт1и^еп, КМ3179; 3,2 - ВегНп, Antikensammlung, ЗсЫовв Charlottenburg, 2961.
Рис. 6,1 - Аполлон (или Орфей), играющий на лире; 6,2 - Афина (или Артемида), бросающая копье; 6.3 - Муза (?).
