В.В. Дегтярева
МИФОЛОГЕМА ВОДЫ / ОКЕАНА / РЕКИ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ МИРЕ В. П. АСТАФЬЕВА И Г. МЕЛВИЛЛА
Для современного исследователя все более очевидным становится тот факт, что одно из наиболее значимых произведений Виктора Петровича Астафьева — повествование в рассказах «Царь-рыба» (1976) — не стоит особняком в мировой литературе. В частности, глубокие типологические связи сближают его с романом классика американской литературы Германа Мелвилла «Моби Дик, или Белый Кит» (1851, русский перевод 1961). Несмотря на кажущуюся парадоксальность их сопоставления (разные культуры, языки, стили, литературные направления), с помощью сравнительного анализа можно обнаружить сходство не только этико-философских концепций, но и образных систем данных произведений.
Оба писателя раскрывают свое отношение к проблемам сосуществования человечества и природы через близкие друг другу мифологические образы (мифологемы), такие, как, например, мифологема реки / океана. Кроме того, в указанных произведениях легко обнаружить и другие параллельные образы, приобретающие в них ярко выраженную мифологическую окраску, в числе которых в первую очередь следует упомянуть мифологему рыбы / кита и мифологему охотника / рыболова. И это неслучайно. По мнению современных философов и экологов, «мифический» тип отношения к природе не отменен развитием технической цивилизации», более того, в их дискуссиях и размышлениях постоянно присутствует мотив «ностальгии по мифическому, т. е. восприятию природы через миф, гарантирующему органическую цельность, слитность человека с окружающим миром» [Гайденко 1995 : 43].
Поскольку вода является одной из фундаментальных стихий мироздания, комплекс вопросов, связанных с ее постижением, занимает особое место в человеческом сознании. Ряд современных исследователей полагает, что «основное назначение воды — быть информационной основой биологической жизни во Вселенной» [Плыкин 1985 : 10]. В космогонии многих народов вода знаменует собой начало и конец всего сущего, соединяя в себе мотив зарождения жизни и мотив потопа (ср. известное не только в славянской мифологии различение живой и мертвой воды). Как указывает Е.М. Букаты, «амбивалентность <...> стихии воды позволяет метафорически изображать жизнь как омут, кружение на поверхности воды, а смерть — опускание на дно или достижение берега, то есть обретение покоя в другой жизни» [Букаты 2005 : 79]. По мнению С.С. Аверинцева, именно «с мотивом воды как первоначала соотносится значение воды для акта омовения, возвращающего человека к исходной чистоте» [Аверинцев 1980 : 240]. Отсюда символика ритуального омовения как второго рождения, нового выхода из ма-
теринской утробы. «Вода живая, свежая, ключевая, нередко представляется образом всеоживляющего благословения Божия (Ис. XII, 3). Как в обрядовых омовениях Ветхого Завета вода служила образом нравственного очищения евреев, так крещение в Новом Завете служит образом таинственного очищения от грехов и духовного возрождения в жизнь новую, благодатную (Иоанн.Ш, 5, Ефес.У, 26 и др.)», - указывал архимандрит Никифор [Библейская энцикл. 1990 : 128].
Выступая средой и агентом «всеобщего зачатия и порождения» [Аверинцев 1980 : 240], мифологема воды может играть роль как женского, так и мужского начала. Так, у индоевропейцев весьма распространен мотив брачного союза неба (мужской стихии) с землей или водой как с женщиной. У В.П. Астафьева мифологема воды воплощает в себе преимущественно женские черты (подобно мифологеме царь-рыбы, как, впрочем, и природе в целом). Ю.Г. Бобкова указывает на проявление эросной символики воды в текстах русского писателя, в частности, в ранних его произведениях (образ стакана воды в повести «Звездопад», воплощение женского начала в образе ручейка в повести «Пастух и пастушка») [Бобкова 2004 : 28-29].
Иначе у Г. Мелвилла. В романе «Моби Дик» вода знаменует собой мужское начало, «плодотворящее мужское семя, заставляющее землю рожать» [Аверинцев 1980 : 240], небо же, наоборот, олицетворяет стихию женскую, гармонично соединяющуюся с мужской. (Заметим, что в данном произведении присутствуют все известные стихии: вода, огонь, воздух, земля.) Особенно ярко это проявляется тогда, когда вода конкретизируется в мифологеме океана. В главе «Симфония» мы так и читаем: «Своды воздуха и воды соединялись почти неприметно для глаза во всепронизывающей лазури; задумчивая высь была как-то по-женски прозрачна, мягка и чиста, а могучий мужественный океан вздымался долгими, сильными, медлительными валами, точно грудь спящего Самсона. В вышине взад и вперед скользили на незапятнанных крыльях легкие, белоснежные птицы; то были кроткие думы женственной лазури; между тем как в глубине, далеко в синей бездне, проносились туда и сюда свирепые левиафаны, меч-рыбы и акулы; и это были упорные, неспокойные, убийственные мужские мысли могучего океана. Но как ни велик был внутренний контраст между этими стихиями, снаружи он выступал лишь в оттенках и полутонах; вдвоем они составляли одно, как бы являя собой два начала: женское и мужское» [Мелвилл 1987 : 566-567].
В мифопоэтической традиции мировой океан «как пребывающее в хаотическом движении первовещество находится везде. Он безграничен, не упорядочен, не организован, опасен и ужасен, аморфен, безвиден (иногда отмечается его какофоничность, противопоставленная упорядоченному ритму моря)», - систематизирует В.Н. Топоров [Топоров 1982 : 249]. Являясь эквивалентом первобытного хаоса, водная бездна или персонифицирующее ее чудовище обычно выступают олицетворением смертельной опасности и даже метафоры смерти. В рассматриваемых нами произведениях ярчайший пример последнего нам дает Белый Кит Моби Дик. Однако и образ царь-рыбы у В.П. Астафьева несет аналогичную семантическую нагрузку.
По Г. Мелвиллу, власть океана (моря) над человеком безгранична. «Море не знает милосердия, не знает иной власти, кроме своей собственной. Храпя и фыркая, словно взбесившийся боевой скакун без седока, разливается по нашей планете самовластный океан» [Мелвилл 1987 : 31в] («No mercy, no power but its own control it. Panting and snorting like a mad battle steed that has lost its rider, the masterless ocean overruns the globe» [Melville 1984 : 270]). Мысль американского писателя соответствует традиционным представлениям, сложившимся у многих народов. В различных культурах также получила развитие концепция пребывания мирового океана до начала творения и неизбежной будущей гибели космоса в его водах, когда океан вновь наполнит собой все пространство и станет единственной стихией мироздания. Возможно, наиболее ярко и лаконично данная идея была воплощена в стихотворении Ф.И. Тютчева «Последний катаклизм» (1830):
Когда пробьет последний час природы,
Состав частей разрушится земных:
Все зримое опять покроют воды,
И Божий лик изобразится в них! [Тютчев 1990 : 59]
Нечто подобное мы находим и у В.П. Астафьева. В повести «Пастух и пастушка» Борис Костяев видит во сне эсхатологическую картину всемирного потопа: «Земля, залитая водою, без волн, без трещин и даже без ряби. <...> По воде идет паровоз, тянет вагоны, целый состав, след, расходясь на стороны, растворяется вдали. Море без конца и края, небо, неизвестно где сливающееся с морем. И нет конца свету. И нет ничего на свете. Все утопло, покрылось толщей воды. Паровоз вот-вот ухнет в глубину, зашипит головешкою, и коробочки вагонов ссыплются туда же вместе с людьми, с печами, с нарами и с солдатскими пожитками. Вода сомкнется, покроет гладью то место, где шел состав. И тогда мир этот, залитый солнцем, вовсе успокоится, будет вода, небо, солнце и ничего больше! Зыбкий мир, без земли, без леса, без травы. Хочется подняться и лететь, лететь к какому-нибудь берегу, к какой-нибудь жизни» [Астафьев 1997. Т. 3 : 79-80].
Однако, по Г. Мелвиллу, данная катастрофа окажется губительной для человечества, но отнюдь не для кита: «Он плавал по морям задолго до того, как материки прорезались над водою; он плавал когда-то там, где теперь находятся Тюильри, Виндзорский замок и Кремль. Во время потопа он презрел Ноев ковчег, и если когда-либо мир, словно Нидерланды, снова зальет вода, чтобы переморить в нем всех крыс, вечный кит все равно уцелеет и, взгромоздившись на самый высокий гребень экваториальной волны, выбросит свой пенящийся вызов прямо к небесам» [Мелвилл 1987 : 49в]. Пройдет немногим более ста лет, и В.П. Астафьев опишет убийственное влияние человека на казавшийся прежде столь неуязвимым водный мир: «Ревел порог. Шумел порог, как сотню и тысячу лет назад, но не плескалась, не вилась в его струях, не шлепалась на волнах, сверкая лезвием спины, стерлядь - живое украшение реки» [Астафьев 1997. Т. в : 29в]; «.я поразился пустынности реки Маны, ее какому-то сиротски-рас-терянному виду <...>. Богатая, свободная красавица, она выглядела бедной, бесприютной старухой» [Астафьев 1997. Т. 7 : 131].
Для Г. Мелвилла же потоп — перманентное состояние нашей планеты. Он напоминает человеку, утратившему в конце концов «первоначальное чувство ужаса, естественно вызываемого морем»: «Первый известный нам корабль плавал по океану, который с чисто португальской мстительностью залил весь мир, не оставив в живых ни единой вдовы. Тот же самый океан колышется вокруг нас и сегодня, тот же самый океан и в этом году разбивает наши корабли. Да, да, неразумные смертные, Ноев потоп еще не окончен, он и по сей день покрывает две трети нашего славного мира» [Мелвилл 1987 : 316] («...Yea, foolish mortals, Noah’s flood is not yet subsided; two thirds of the fair world it yet covers» [Melville 1994 : 270]).
Образ океана у Г. Мелвилла весьма многогранен. Как указывает Ю.М. Ковалев, автор создает его, «опираясь на верования, мифы, поэтические легенды — от религии древних персов и предания о Нарциссе до «Старого моряка» Колрид-жа и фантастических историй, авторами которых были нантакетские и нью-бед-фордские матросы» [Ковалев 1972 : 195]. В результате океан становится «сложным гносеологическим символом, соединяющим в себе вселенную, общество и человека» [Ковалев 1972 : 196] (Выделено мной. - В.Д.).
Таким образом, в «Царь-рыбе» выстраивается цепочка Бог - природа - Енисей - царь-рыба, подобная мелвилловской Бог - истина - океан - Моби Дик.
Библиографический список
1. Гайденко, В.П. Природа в религиозном мировосприятии / В.П. Гайденко // Вопросы философии. - 1995. - № 3. - С. 43.
2. Плыкин, В.Д. «В начале было Слово.», или След на воде / В.Д. Плыкин. - Ижевск: Изд-во Удмурт. ун-та, 1995. - С. 10.
3. Букаты, Е.М. Мотив гибели в воде в «Последнем поклоне» В.П. Астафьева / Е.М. Бу-каты // Феномен В.П. Астафьева в общественно-культурной и литературной жизни конца ХХ века: сб. материалов I Междунар. науч. конф., посвященной творчеству В.П. Астафьева. Красноярск, 7-9 сентября 2004 г. / отв. ред. Г.М. Шленская; Краснояр. гос. ун-т. - Красноярск, 2005.
4. Аверинцев, С.С. Вода / С.С. Аверинцев // Мифы народов мира: энциклопедия. В 2 т. Т. 1. / гл. ред. С. А. Токарев. - М.: Сов. Энциклопедия, 1980.
5. Библейская энциклопедия. - Репринт. изд. - М.: ТЕРРА, 1990.
6. Аверинцев, С.С. Указ. соч. - С. 240.
7. Бобкова, Ю.Г. Символика воды в текстах ранних произведений В.П. Астафьева / Ю.Г. Бобкова // Астафьевские чтения. - Вып. 2 (17-18 мая 2003 г.). - Пермь: Мемориал. центр истории полит. репрессий «Пермь-36», 2004.
8. Аверинцев, С.С. Указ. соч. - С. 240.
9. Мелвилл, Г. Собрание сочинений. В 3 т. Т.1. Моби Дик, или Белый Кит: роман / Г. Мелвилл ; пер. с англ. И. Бернштейн; вступ. ст., послесл. Ю. Ковалева; примеч. Е. Апенко, И. Бернштейн. - Л.: Худож. лит., 1987.
10. Melville, H. Moby Dick / H. Melville. Reading: Penguin Books, 1994 (Penguin Popular Classics).
11. Топоров, В.Н. Океан / В.Н. Топоров // Мифы народов мира: энциклопедия. В 2 т. Т. 2 / гл. ред. С. А. Токарев. - М.: Сов. Энциклопедия, 1982.
12. Тютчев, Ф.И. Сочинения. В 2 т. Т.1. / Ф.И. Тютчев. - М.: Правда, 1980. - (Б-ка «Огонек». Отечеств. классика).
13. Астафьев, В.П. Собрание сочинений. В 15 т. / В.П. Астафьев. - Красноярск: Офсет, 1997.
14. Ковалев, Ю. Герман Мелвилл и американский романтизм / Ю. Ковалев. - Л.: Ху-дож. лит., 1972.