CC BY
43
А.А. Тарковском», Выступление в редакции газеты «Правда», записанное А.В. Романовым). Так как в этой записке предложение не полное, автор статьи справилась о материале в статье П. Волковой, которая сохраняется в архиве «Мосфильма» без даты и подписи. См. Волкова П.Д. Дело об Андрее. - С. 365-367.
23 ГАВО (Государственный архив Владимирской области), ф. 830, оп. 67, д. 79, л. 15 (Письмо председателю комитата по делам кинематографии при Совете Министров СССР А.В. Романову от 17 июля 1969 г.).
24 ГАВО, ф. 830, оп. 67, д. 79, л. 16 (Письмо секретарю Владимирской обкома КПСС Сурни-ченко С.И. от 5 августа 1969 г.).
25 РГАНИ (Российский государственный архив новейшей истории), ф. 5, оп. 64, д. 133, л. 2.
26 Огнев Г. Андрей Рублев и «Андрей Рублев»:
заметки о фильме А. Тарковского // Комсомольская правда. - 1971. - 25 декабря. - С. 4.
27 Туровская М. Семь с половиной, или фильмы Андрея Тарковского. - С. 69.
28 Глазунов И. История народа - источник вдохновения// Советский экран. - 1984. - №22. - С. 18-19.
29 Солженицын А. Фильм о Рублеве // Вестник русского христианского движения. - 1984. -№1-2. - С. 134-141.
30 Шафаревич И. «Русская идея»: проблемы культуры - проблемы кинематографа // Искусство кино. - 1988. - №6. - С. 127.
31 ГАВО, ф. 422 (Воронин Н.Н.), оп. 2, д. 12, л. 1, 3-9 (рукопись статьи Н.Н. Воронина, «пасквиль в двух сериях (о фильме «Андрей Рублев»)» от 12 января 1971 г.)
32 РГАЛИ, ф. 3088 (Оболенский Л.Л.), оп. 1, д. 58, л. 5-9 (К спору о фильме «Рублев»).
Е.П. Ткачева
МИФОЛОГЕМА СУДЬБЫ В ЗНАКОВОМ ПРОСТРАНСТВЕ ТЮРЕМНОЙ СУБКУЛЬТУРЫ
Тюремная субкультура и свойственная ей «философия» являются интереснейшими социально-культурными феноменами. В отличие от других субкультур, возникающих и исчезающих в ответ на различные изменения общества, тюремная субкультура с ее особенностями запечатлена в человеческом сознании на уровне исторической памяти.
Несомненный интерес для исследования представляет обращение к этнокультурным условиям, повлиявшим на формирование и знаковое наполнение такого явления, как русская тюремная субкультура. Введение аспекта этнокультурных особенностей данного маргинального пласта общества обусловлено тем, что существенную роль в социально-культурном «портрете» тюремной субкультуры играют ментальные характеристики социума, в котором сформировалась данная субкультура. Анализ исследований зарубежных пенитенциаристов1 свидетельствует о том, что на Западе не сформировалось понятия тюремной субкультуры в том ментальном, философском и культурном восприятии, которое присуще отечественным научным исследованиям и художественным текстам. Так, путешествующий в XIX веке по Сибири американский журна-
лист Джордж Кеннан отмечал непохожесть русских осужденных на обитателей американских тюрем: «Лица большинства арестантов не выглядели такими суровыми, злыми и порочными, как лица американских преступников. Многие из них были милыми и добродушными, некоторые - довольно-таки неглупыми, и даже самые страшные казались мне скорее жалкими и несчастными, чем злыми и свирепыми»2.
Это обстоятельство, на наш взгляд, определило характер экзистенциальных универсалий в рамках «тюремной философии» и их закрепление в мировоззренческом комплексе данной субкультуры. Одним из знакообразующих компонентов в обозначенном контексте является категория судьбы.
Представления о судьбе характерно для мировоззренческих концепций мифологической, религиозной и философской систем общества. Возникшие на заре цивилизации, эти представления трансформируются, усложняются, проникая во все сферы социально-культурного пространства.
Осмысление судьбы как культурной универсалии в теории философской мысли представлено полярными интерпретациями. Так, например, Античность задала трактовку судьбы как рока и фатальной предопределенности. Позже эту кон-
© Е.П. Ткачева, 2008
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 4, 2008
315
цепцию восприняла европейская культура, воплотив ее в идеях провиденциализма, рассматривающего человеческую жизнь и весь ход истории как выражение Божественного промысла. Невозможность предусмотреть те или иные события, их детерминация какими-то внешними силами, внезапность и кардинальность происходящих перемен раскрывают концепт судьбы как несвободы, неволи в выборе или изменении назначенного. Противоположная трактовка сводится к детерминирующей роли человека в определении своего жизненного пути: от народной мудрости «Что посеешь, то и пожнешь» до философской концепции марксизма с определяющими человеческую жизнь конкретными факторами и объективно-идеалистического детерминизма Гегеля. Естественно, что в социально-культурном пространстве повседневности концепт судьбы формируется и существует рефлексивно, вбирая в себя ментальные особенности того или иного общества. Следствием этого является мифологизация обозначенной категории в обыденном сознании людей.
Маргинальные структуры общества также активно включены в конструирование мифологем судьбы, тем более что специфика субкультурного сознания предполагает освоение архе-типических элементов. В рамках обозначенной нами проблемы вызывает интерес функционирование этого понятия в контексте повседневности тюремной субкультуры.
Популярность образов судьбы в среде осужденных можно наблюдать в ходе исследования их фольклора, эпистолярных источников и изобразительного творчества. Как уже было сказано выше, концепт судьбы является одним из самых архаических элементов, функционирующих в современном обществе. Тюремная субкультура, как среда, сохранившая и постоянно воспроизводящая архаическую модель социума, сформировала и собственную мифологему судьбы, включив ее в свое мифосемиотическое пространство.
Понимание осужденными судьбы функционирует в нескольких аспектах. Во-первых, судьба как случайность, приведшая невиновного человека в заточение. Эта мифологема сформировалась еще в Древней Руси, когда осужденные вовсе необязательно были преступниками, а к лишению свободы могла привести клевета, наговор или случайное стечение обстоятельств3. Отсюда -популярная народная пословица «От сумы да от
тюрьмы не зарекайся» и одобряемый обществом образ осужденного как мученика:
Зачем мне это все? - спрошу я у себя. Спрошу у Господа: за что такие муки?
Зачем мне вместо воли лагеря?
Зачем наручники, где были твои руки?4
Во-вторых, можно выделить аспект интерпретации осужденными категории судьбы как неизбежности, зависимости человека от внешних обстоятельств. В тюремной субкультуре этими обстоятельствами является факт преступления и лишения свободы. Так, например, повествуя о знаменитых ворах, тюремный фольклор подчеркивает, что такая судьба была уготована им с детства, и их призванием стало «служение» криминальному миру, как на воле, так и в тюрьме:
Мне на бабки наплевать.
Не могу не воровать.
Так живу по жизни я,
Вор - профессия моя.5
Интерпретация судьбы также раскрывается в аспекте персонификации судьбы, что характерно для маргинального сознания осужденных. Судьба как проявление одухотворенной высшей, божественной силы устойчиво сформирована в тюремных фразеологизмах «Я раб судьбы, но не лакей закона»; «Бог не фраер - все простит» и др.
В традиционной культуре реализация представлений о судьбе всегда сопряжена с мотивом предсказания: «Не существует и не существовало в прошлом практически ни одного общества, в котором не сформировалась бы та или иная система предсказаний будущего, прорицаний, попыток при помощи каких-либо мантических способов определить возможный исход того или иного предпринимаемого действия.. ,»6 Наибольший интерес представляет индивидуальное предсказание судьбы, актуализируемое в специфических социокультурных контекстах. В этой связи можно рассмотреть мотив предопределения, предсказания судьбы в пространстве повседневности и фольклоре осужденных. Так, например, Е.С. Ефимова в своей работе, посвященной исследованию символического пласта тюремной субкультуры, отмечает сакральность, мистичность тюрьмы в сознании заключенных, а также нейтрализацию общекультурной оппозиции жизнь/смерть.1 Таким образом, переживание лишения свободы как ситуации пространственной и временной неопределенности требует смягчения зависимости от этих навязанных обстоятельств. Именно элемент предсказания судьбы
316
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 4, 2008
вносит в эмоционально хаотичную сферу повседневности аспект упорядочения: «предупрежден -значит вооружен». Интересен также распространенный в тюремном фольклоре мотив гадания на картах:
Цыганка говорит: «Накрутят срок и скоро», А значит, на этап по-новой будут гнать.
или:
Возле входа нашего вокзала,
Медяки прося на «Беломор»,
Мне цыганка в детстве нагадала,
Что я буду пьяница и вор.
Социально-культурные аспекты предсказания судьбы в тюремной субкультуре - отдельная тема, претендующая, как нам кажется, на самостоятельное исследование. Исходя из этого, мы затронули лишь контекст, в который вовлечен мотив гадания, что позволило акцентировать внимание на особенностях трактовки категории судьбы в данной субкультуре.
Таким образом, новые мировоззренческие ориентиры, оформленные в объективные универсалии, трансформируются, функционируют и развиваются в искусственно сконструированном социальном пространстве тюремной субкультуры.
Примечания
1 Пенитенциарный - (от латин. роепкеш -раскаивающийся, покаянный) прилагательное, по знач. связанное с тюремным заключением как исправительной мерой.
2 Кеннан Дж. Сибирь и ссылка. Путевые заметки (1885-1886 гг.): В 2 т. Т. 1. - СПб., 1999. - С. 135.
3 В XX эта интерпретация стала особенно актуальной в связи с осмыслением такого явления, как ГУЛАГ.
4 Здесь и далее материалы взяты с сайтов (см., например: http://www. ngavan. га^ап/а01/Ь00/ с0000М0000ЛМ^Ыт1), рукописных тетрадей осужденных, использованы материалы аудиозаписей.
5 См., также работу: Корецкий Д.А., Тулеге-нов В.В. Криминальная субкультура и ее криминологическое значение. - СПб., 2006. - 243 с. Авторы приводят истории знаменитых «воров в законе».
6 Михайлова Т.А. Витязь на распутье в пространстве и во времени // Понятие судьбы в контексте разных культур. - М., 1994. - С. 168.
7 См. подробнее: Ефимова Е.С. Современная тюрьма: Быт, традиции и фольклор. - М., 2004. -С. 22-25.
А.В. Трофимова
АКСИОЛОГИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ КАТЕГОРИИ «ПОДВИГ»
В ПРОСТРАНСТВЕ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ
Понятие «подвиг» представляет собой диалектическое взаимодействие социального и индивидуального, материального и идеального, объективного и субъективного начал и пр., однако все же имеет смысл говорить не о равноправии всех этих равнодействующих сил в динамической структуре этой категории, а о наличии в ней определенной доминанты, которая и обеспечивает единство столь разных сторон многомерного понятия «подвиг». Эта доминанта представляет собой комплекс ценностных и нравственных характеристик, которые и образуют понятийное ядро категории «подвиг». Какой бы социальной или политической значимостью не обладало то или иное свершение в глазах людей, подвигом его назовут лишь в том случае, если оно будет иметь определенную ценностную и нравственную значимость для окружающих. В то же время значительный ценностный и нравственный эффект в глазах людей может получить
деятельность или отдельный поступок человека, который вовсе не имеет какого-либо значительного социального или политического эффекта.
Все это предполагает примат аксиологического и этического подхода к определению сущности подвига. Категория нравственной деятельности, определяющая подвиг, включает следующие моменты: структура отдельного поступка и составляющие его элементы (мотив, выбор, решение, деяние, цели и средства, последствия), общая линия поведения индивида (в т.ч. нравственные привычки, навыки, склонности, убеждения, чувства); нормы поведения и нравы общества, составляющие в совокупности его нравственный образ жизни в целом.
Подвиг в этом смысле выступает, с одной стороны, как ценностное и нравственное мотивирование поступка в личной сфере индивидуума, а с другой стороны, как ценностная и нравственная оценка этого деяния с позиции окружения,
© А.В. Трофимова, 2008
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 4, 2008
317
