Л.А. Позднякова Барнаул
МИФОЛОГЕМА СЕМЬИ В РАССКАЗЕ А.П. ГАЙДАРА “ЧУК И ГЕК”
Творческое наследие А.П.Гайдара, собранное в трехтомное собрание сочинений писателя, выделяется не только своим художественным совершенством, но и силой воздействия на читателя. Тем более удивительно, что в последние десять-пятнадцать лет - годы активного изучения советской литературы - работ о нем (А.Гайдаре) практически не появилось [1]. Основной корпус имеющейся литературы о Гайдаре - мифологизирующие тексты советской эпохи, во многом дублирующие и развивающие мифологемы, созданные самим писателем в рамках художественных текстов и собственной биографии.
Обращение к теме семьи в литературе явилось закономерной потребностью эпохи социалистического реализма. В середине 30-х годов государство активно искало пути укрепления единичной семьи. Семья представлялась помощником государства и ее обязанность по воспитанию детей определялась необходимостью произвести хороших граждан.
Рассказ “Чук и Гек” (1939) написан в лучших традициях советской прозы 30-х годов. В центре повествования жизнь частной семьи Homo Soweticus, спроецированная по модели, навязанной государством. Система персонажей-Взрослых строится на характерных для писателя аллегориях: Отец (глава семейства: далекий, почти недосягаемый идеал мужественности, образ лишенный индивидуальных черт и недостатков); геолог-строитель Новой жизни, начальник разведывательной партии, наделенный демиургической функцией. Мать выступает в роли психопомпа (медиатора), принадлежа к миру взрослых, сопровождает детей в путешествие [2].
Мир детей - “история малышей-братьев”, воспринимающих жизнь через призму собственных ощущений и впечатлений, так, например: “Если над Геком светило солнце, то он был уверен, что и над всей землей ни дождя, ни туч нету. И если ему было весело, то он думал, что и всем людям хорошо и весело тоже” [3].
Тема братьев достаточно освещена в мировой литературе: от библейских Кая и Авеля, шиллеровских братьев-разбойников до братьев К.Федина и Ю.Олеши.
Несмотря на годичную разницу в возрасте, братья непримиримые антагонисты.
Со старшим Чуком связан мотив коллекционирования. Коллекционирование в эпоху тоталитаризма считалось забавой. В полу-виртуальном мире своей коллекции коллекционер неизбежно становился диктатором. Стремление к овеществлению человека пронизывает весь советский тоталитарный космос, воплощаясь полно в центральной его персоне. Сталин - главный коллекционер социалистической державы: на этом фоне коллекционирование не могло не стать массовым феноменом в 1930-х гг. Советский мир - мир собирателей особого рода: здесь коллекционируются предметы, не имеющие практической ценности, идеологически значимые портреты вождей, вымпелы и знаменны, труды классиков марксизма-ленинизма, выступающие для советского обывателя в функции исключительно символической [4]: “ У запасливого Чука была плоская металлическая коробочка, в которой он хранил серебряные бумажки от чая, конфетные обертки, галчиные перья для стрел, конский волос для китайского фокуса” (2, 124). Всякое коллекционирование предполагает подбор однородных предметов, собирают обычно дети и старики; первые, данным действием, создают свой собственный микрокосм, вторые - “иллюзию мира". Коллекция Чука по своему составу эклектична, так “в картонке из-под ботинок Чук хранил и три цветных значка и деньги-сорок шесть копеек; карманы полны, как мусорный ящик”, создание капитала персонажем позволяет нам говорить о наличии у последнего комплекса Плюшкина “мир которого стянут в коробочку”. С Плюшкиным героя роднит и его андрогинность, то есть “сплав мужского и женского”. При первой встрече с Плюшкиным Чичиков “долго не мог распознать, какого пола была фигура: баба или мужик... “Ой, баба! -подумал он про себя и тут же прибавил: - Ой, нет!” [5]. Чук помогает матери по хозяйству: принимает участие в приготовление пищи, ходит за водой.
В коллекции Чука оказывается и столь важная бумага-телеграмма, имеющая значение для взрослых, но не актуальная для детей. Интересным представляется тот факт, что первоначально рассказ, опубликованный в 1939 году в журнале “Красная новь” назывался “Телеграмма”. В том же году Детиздат выпустил рассказ “Чук и Гек” отдельной книжкой. Заглавие является важным компонентом литературного произведения; “это стянутая до двух-трех слов книга” [6]. Вынесение в заглавие антропонимов, свидетельствует об особой функции имени собственного, оно не только является составной частью персонажа, но и формулирует произведение, задает ему тему повествования.
Критик-биограф творчества А.Гайдара В.Смирнова писала: “Гайдар умел хорошо выбирать имена своим детям: лучшие из его произведений названы поэтично, выразительно, звучно... А когда книга прочитана, смысл названия расшифровывается, и открывается второе значение, более глубокое, над которым нельзя не задуматься” [7]. Известно, что писатель с ранних лет отличался словотворчеством, особо выразительными являются необычные, оригинальные, собственно гайдаровские имена типа Иртыш, Бумбараш, Чук, Гек. Относительно семантики обозначенных имен в гайдароведении существует несколько трактовок. Так, имя Чук приближено к диалектному слову “чука-вый”, означающему, по В.И.Далю, “сметливый, догадливый, хитрый”
[8]. Исследовательница Л.Климкова отмечает, что вышеперечисленные антропонимы выступают одним из приемов романтизации стиля: имя ставится в прямую связь с духом времени, времени преобразований
[9].
Предложенная характеристика имени близка младшему брату. Гек - чуток душой, ему кажется нечто таинственно-страшное в природе, он видит тревожные сны (его образ близок к “зачарованным казакам” из ранних повестей Гоголя): “У младшего Гека такой коробочки не было. Да и вообще Гек был разиня, но зато он умел петь песни” (2, 125). Исполнение песни считается ритуальным действием, приравненным к ивокации и наречению. По одной из версий, закрепленной в мифопоэтическом сознании, создание Вселенной произошло посредством пропевания. Таким образом, героем творится собственный микрокосм. Модель “детской Вселенной” строится по “макету взрослой”, но с собственными установленными правилами: “дети играют в жизнь”, ставя под сомнения “ценности” взрослых. Так интересным представляется ночной разговор братьев о волшебниках-жуликах:
- Помнишь, во дворе, в подвале, где живет Мишка Крюков, жил какой - то хромой. То он торговал баранками, то к нему приходили всякие бабы, старухи, и он им гадал, кому будет жизнь счастливая и кому несчастная.
-Так он, наверное, был не волшебник, а жулик. Ты как думаешь?
-Конечно, жулик, - согласился Чук. - Да, я так думаю, и все волшебники должны быть жуликами (2, 140-141).
Показательно, что последней фразой ставится под сомнение “правильность” мира взрослых с его запрограммированностью, в котором нет места выдумке и фантазии.
Антагонизм братьев усиливается при выборе оружия. В детской литературе сложилось определенное отношение к оружию, точ-
нее личному оружию, с которым нельзя расставаться. Оружие, согретое теплом героя, мыслилось, такой же его частью, как рука - нога, или способность гневаться. Гайдар, будучи человеком военным, лучше других знал, как сила оружия незаметно становится частью человека. Многие дети в книгах писателя - будущие воины, ушли добровольцами в “придуманные войска”. В связи с этим любопытным представляется подбор орудий малышами: “Чук смастерил себе кинжал из кухонного ножика, а Гек разыскал себе гладкую палку, забил в нее гвоздь и получилась пика, до того крепкая, что если бы чем - нибудь проколоть шкуру медведя, а потом ткнуть этой пикой в сердце, то, конечно, медведь сдох бы сразу” (2, 124). Орудие Чука менее воинственно, оно “вторичный продукт”, окультуренная вещь его коллекции, кроме того, она связана с кухней, а это пространство женщины. Орудие Гека архаично и отсылает к древнему пласту истории. Личное имя персонажа вызывает ассоциации с именем античного героя Гектора, наделенного значением “вседержателя, хранителя”. Персонаж Гайдара несет миссию поэта - пророка. Его мучают жажда и бессонница, характерные для воина. Обе составляющие являются биологическими потребностями человека. Жажда в таком случае прочитывается, как “мучительное желание открыть - (ся) тайну”, бессонница - типичное состояние часового - стражника. Для спящего человека опасность представляют не только внешние враги, но и внутренний “вредитель”. В “Военной тайне” (1935) Сергей Ганин засыпает в машине и видит сначала “хороший сон”, в котором агрессия направлена на врагов и предателей. Но потом в идеологически выдержанное сновидение врывается немотивированная злоба в отношении спасенных красными детей - беженцев: “Это хороший конь! - гневно и нетерпеливо повторил Сергей и посмотрел на глупых ребятишек недобрыми глазами”. Настоящий коммунист, который никогда не перестает себя контролировать, спасается из царства сна бегством: “Довольно! - с тревогой подумал он, потому что хороший сон уже круто и упрямо сворачивал туда, где было темно, тревожно и опасно’’ (1, 370 - 371). В рассказе Геку снится тревожный сон, сон - предчувствие, который успешно гасит мать. Происходит смена ролей - Взрослый (в данном случае мать - хранительница очага) становится на стражу детства.
Противоположность братьев обусловлена не только обустройством личного пространства, но и организацией времени. “Проблемы времени имеют важнейшее значение в коллекционерстве”, -подчеркивает Ж.Бодрийяр, так как коллекция “является в буквальном смысле “времяпрепровождением”. Она попросту отменяет время” [10]. В рассказе Гек является “стражем времени”. Он торопит время, с по-
мощью игры, “он придумывает”, Чук время замедляет (он хранитель) “именно он предлагает Геку “не выскакивать вперед с рассказом о телеграмме”, и тем самым создается казусная ситуация.
Семья Homo Soweticus - социальный институт, соответствующий требованиям и нормам советского мироустройства, в которой намеченные оппозиции: взрослые - дети; мужчина - женщина; Чук -Гек реконструируются до устройства “ советского Космоса”: отношения между Мужчиной и Женщиной нивелируются, то есть из области сакральной переходят в профанную, так если Муж - добытчик, строитель Нового мироустройства, Женщина (Жена) становится “общим достоянием” и отношения из “интимной в коллективную”. Отношения Взрослых - Детей, намеченные в начале рассказа, как два противоположных лагеря, к концу объединяются в (пропевания песни). Чук -Гек разрушают традиционные представления о культурном герое и трикстере, так как на протяжении повествования примеривают обе функции; скорее каждому присуща демиургическая ипостась, Чук создает мир “вещный”, соответственно Геку принадлежит “вечный”.
Примечания
1. Чудакова М. Сквозь звезды к терниям. Смена литературных циклов//Новый мир. 1990. № 4. С. 242-244.
2. Подобную функцию выполняет и сторож.
3. Гайдар А.П. Собр. соч.: В 3 т. М.,1986. Т.2. С.139. Далее цитируется по этому изданию. Номер тома и страницы указывается в круглых скобках после цитаты.
4. См. об этом: Куляпин А.И., Скубач О.А. Собиратели хаоса: коллекционирование по-советски//Мифы железного века: семиотика советской культуры 1920-1940 гг. Барнаул, 2005. С.68.
5. Гоголь Н.В. Мертвые души// Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 6 т. Т. 6. М., 1959. С.118-119.
6. Кржижановский С.Д. Поэтика заглавий. М., 1931. С. 29.
7. Смирнова В.А. Гайдар: Критико-биографический очерк. М.,1961. С. 93.
8. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М.,1991. Т. 4. С. 614.
9. Климкова Л. Номинация персонажей в рассказе А.П. Гайдара “Чук и Гек” как средство раскрытия семейной темы/ Рус. яз. в школе. М., 2001. N° 5.
10. Бодрияр Ж. Система вещей. М.,1998. С.80 - 81.