CC BY
112
Литературоведение
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2013, № 4 (2), с. 142-146
УДК 821.161.1
МИФ О ЗОЛОТОМ И ЖЕЛЕЗНОМ ВЕКАХ КАК ОСНОВА КНИГИ СТИХОВ «СУМЕРКИ» Е.А. БОРАТЫНСКОГО
© 2013 г. С.В. Рудакова
Магнитогорский госуниверситет
Поступила в редакцию 23.03.2013
Анализируется своеобразие воплощения Е.А. Боратынским мифа о золотом и железном веках в его итоговой книге стихов «Сумерки», выявляются особенности авторского понимания мифологической истории человеческого общества.
Ключевые слова: миф о золотом и железном веках, «Сумерки», Боратынский.
Впервые в европейской литературе миф о золотом и последующих (вплоть до железного) веках зафиксировал Гесиод (8-7 вв. до н.э.) в своих «Трудах и днях» (ст. 106-201), а позже в древнеримской литературе его описал Овидий (43 г. до н.э. - 17 г. н.э.) в «Метаморфозах» (1 книга, ст. 89-162). Правда, стоит оговорить тот факт, что и первый автор, и второй не использовали в своих работах понятие «золотой век»; у Гесиода в тексте звучит определение «золотой род» (chryseon genos), у Овидия в качестве номинации выделяемого понятия используется словосочетание «золотое поколение» (аигеа aetas). Как отмечает Ю.Г. Чернышев, «само понятие «золотой век» (аигеа saecula) впервые в античной литературе фиксируется только во второй половине I в. до н.э., в «Энеиде» (VI, 792 и сл;. VIII, 324 и сл.) Вергилия» [1].
Золотой век в сознании литераторов и философов разных эпох ассоциировался со временем расцвета в культурной жизни человечества, когда все пребывало в гармонии: физическое и духовное, разум и чувства, земное и божественное (так, у Гесиода находим такое суждение о представителях этой эпохи: «Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою, /Горя не зная, не зная трудов» [2, с. 63]). И связывали этот период с мифологизированной античностью, эпохой небывалого взлета человеческих дарований, временем максимальной реализации творческих потенциалов человека.
Железный же век описывался как эпоха духовной деградации человечества, когда люди погружаются в суету каждодневного существования-выживания, забывая о высоком, нравственном, проявляя преступное равнодушие к любому другому и всему тому, что раньше было для всех духовно значимым. Гесиод так ха-
рактеризует «железных людей»: «Не будет /Им передышки ни ночью, ни днем от труда и от горя; / <...> / Чуждыми станут товарищ товарищу, гостю - хозяин; / <...> / Правду заменит кулак. Города подпадут разграбленью; / <...> / Где сила, там будет и право. / Стыд пропадет» [2, с. 64-65].
Если миф о золотом веке в европейской культуре был очень популярен, то миф о железном веке оказался не столь привлекательным. Особое значение, пожалуй, придавалось ему в древнем Риме [3]. В сознании литераторов последующих эпох редко появляющийся образ «железного века» стал соотноситься или со временем грядущим, или же с современностью. Активно обращаться к этому мифу стали именно романтики и поэты, вбирающие в свое творчество их опыт. В частности, как отмечает М.Н. Дарвин, «в русской лирике XIX века он встречается достаточно часто» [4, с. 105], можно вспомнить и стихотворения А.С. Пушкина «Разговор книгопродавца с поэтом» (1824) («Наш век — торгаш; в сей век железный / Без денег и свободы нет» [5, с. 174]), «Кто на снегах возрастил Феокритовы нежные розы?» (1829) («В веке железном, скажи, кто золотой угадал?» [6, с. 110]), и произведение П.А. Вяземского «Три века поэтов» (1829) («Поэт заснул в губительном чаду, / Тут на него напущен век железный» [7, с. 218]), и многие др.
Унаследованный от античности миф о золотом веке оказывается востребованным в европейской литературе почти во все времена, наполняясь индивидуально-авторским или своеобразным историческим содержанием, обусловленным общественными реалиями конкретной эпохи, в которую к нему обращаются. Так, уже в период Средневековья миф о золо-
том веке соединяется с христианским мифом об утраченном библейском рае, интересует этот миф поэтов эпохи Возрождения [8, 9] и Просвещения [10, 11], но особенно привлекателен он становится для романтиков. В истории существования этого мифа обнаруживается характерная особенность: чем дальше удаляется он от своего времени, тем все более он становится похожим на литературный мотив, ибо вера в божественные образы, в нем представленные, с годами утрачивается, остается лишь интерес к его сюжету.
Феномен же романтической литературы, помимо всего прочего, состоял и в том, что в ней мифы, превратившиеся в процессе бытования в литературе в мотивы, вновь сакрализируются, наполняясь иными смыслами и получая новую жизнь. Так, Ф.В. Шеллинг, чья философско-поэтическая концепция была очень популярна в России в 1820-1830-е гг. и чьими взглядами увлекался и Е.А. Боратынский, подчеркивал особое значение мифа в романтизме: «Она (мифология — С.Р.) есть мир и, так сказать, почва, на которой только и могут развиваться и произрастать произведения искусства. Только в пределах такого мира возможны устойчивые и определенные образы, через которые только и могут получить выражение вечные понятия» [12, с. 377].
Происходит подобное и в романтической поэзии Е.А. Боратынского. В контексте его итоговой книги стихов «Сумерки», опубликованной в 1842 г., миф о золотом и железном веках становится принципиально важным для авторской концепции. Художественное пространство «Сумерек», куда вошли 26 стихотворений, строится на соотнесении двух временных пластов - далекого, во многом идеализированного прошлого и настоящего, некой условной реальности, в которой пребывает лирический герой и сам автор, реальности, жестокой по отношению к человеку и его духовным ценностям. Как нам кажется, в основу этого произведения поэт положил переосмысленный им миф о веке золотом и веке железном. И нельзя не согласиться с мнением Гейра Хетсо, утверждавшего, что лирический герой Боратынского, представленный как «последний поэт», выступает как бы посланцем «золотого века» в «век железный» [13, с. 465]. На наличие мифа о золотом и железном веках в книге «Сумерки» обратила внимание в своей работе и И.Л. Альми, заметившая, что «тему “железного века” причудливо “перебивают” мотивы античных сюжетов. Афродита, Аполлон, Сапфо окружают Певца, его история озаряется отсве-
тами известнейших мифов, она вливается в их поток. В стране старых легенд рождается мир современный» [14, с. 183].
Образ «золотого века» в сознании Боратынского оказывается соотнесенным, с одной стороны, с миром далекой идеализированной античности, ассоциирующимся со временем, когда человек и природа, духовное и материальное, единичное и всеобщее пребывали в состоянии безусловной гармонии, когда процветало искусство и поэзия была востребована обществом. Однако наряду с этим привычным смысловым ореолом образ «золотого века» в контексте книги поэта наполняется и иным смыслом. Мир «золотого века» соотносится и с пушкинским временем, которое и для Боратынского, и для его современников ассоциируется с расцветом русской поэзии (это первая четверть XIX века), когда лирика выходит на авансцену не только литературной, но и культурной, политической жизни страны. Именно в этот период поэзия, как и в античности, воспринималась воплощением «гармонии святой», символом возвышенного, божественного мира мечты.
Национально специфичное наполнение мифологического образа «золотого» века уже в первом стихотворении «Сумерек» проявляется через использование метафоры «звезда разрозненной плеяды» [15, с. 178], призванной вызвать в сознании читателей конкретную ассоциацию, связанную с известным литературным миром - кругом Пушкина, Дельвига, Вяземского и др. И потому, обращаясь в посвящении «Князю Петру Андреевичу Вяземскому» (1834) к конкретному лицу (Вяземскому), становящемуся символом уходящей прекрасной поры расцвета искусства, автор, по сути, вводит тему «заката», чей отблеск скорее предвещает «сумерки» «золотого века» русской поэзии, чем дарит надежду на возможность возращения всего этого на круги своя. Именно в таком ракурсе воспринял содержание первого произведения «Сумерек» Е.Н. Лебедев [16, с. 138].
Лирический герой Боратынского, обладая особым творческим даром переноситься в разные эпохи, видеть сквозь толщу времен и остро ощущать настоящее, оказывается между двумя пространственно-временными полюсами: веком золотым и веком железным. На его глазах разворачивается катастрофа: уходит золотой век (время гармонии, процветания искусств, близости человека и природы.) и наступает век железный (чуждый мечтаниям, лишающий человека былой духовной красоты, разъединяющий его с другими людьми и с природой, девальвирующий былые ценности). По мнению
М.Н. Дарвина, образ железного века в книге Боратынского приобретает «корневой смысл»; «изначально мифологические представления, связанные с образом “железного века”, не только не исчезают из лирического строя» стихотворений «Сумерек», «но живут в нем своей активной жизнью, создавая новый ценностный план бытия» [4, с. 107].
Боратынский в «Сумерках» представляет мифологическую ситуацию не столько в диахроническом, сколько в синхроническом аспекте. Уже в первом стихотворении «Сумерек» Боратынского им пунктирно намечены контуры того поэтического мифологизированного пространства, в котором и будут разворачиваться основные события его книги, а также показано сложное взаимодействие времен. Мы видим какое-то удивительное переплетение прошлого и настоящего, настоящего и будущего, личного и исторического, линейного и мифологического времени.
Однако в результате этого взаимодействия рождается не конфликтное противостояние разных временных полюсов, а нечто особенное. Так, уже в первом тексте книги «Сумерек» появляется образ античной мифологической реки Леты. Для древних греков это река забвения, протекающая в царстве Аида, пересекая которую, души умерших очищаются от воспоминаний о прошлой земной жизни. Однако в контексте «Сумерек» данный образ наполняется совершенно иными смысловыми ассоциациями. В нём как будто происходит смыкание времени и пространства, которые, сливаясь, рождают ощущение некой бесконечности развернувшегося пространства и вневременности бытия. Река Лета у Боратынского, сохраняя связь (на уровне соотнесенности с мифологическим мировосприятием) со своим античным прототипическим образом, приобретает иной смысл. Лета в поэтическом мире Боратынского - это некое условное пространство, которое по-прежнему разделяет мир людей, но уже не на живых и мертвых, а на тех, кто хранит память о прошлой, лучшей, духовной жизни (ассоциативно соотносимой с веком золотым), и тех, кто об этом, погруженный в суету буден (связанных с веком железным), уже позабыл.
В стихотворении «Последний поэт» (1835) противостояние века железного веку золотому представлено во всей полноте и очевидности, лирический герой становится очевидцем катастрофических изменений, происходящих в жизни человечества: уход золотого века, как следствие - исчезновение гармонии, упадок культуры, процветание прагматизма и меркантильно-
сти, связанных с наступление жестокого железного века.
Чем больше лирический герой Боратынского обращается мыслями к своему прошлому, дорогому его сердцу, чем активнее фантазирует, переносясь в миры далекого прошлого, тем очевиднее для него становится ситуация дня сегодняшнего, стремительно удаляющегося от мира возвышенного идеала.
Однако, пристально вглядываясь в мир прошлого и оживляя его в своем воображении, лирический герой Боратынского вдруг обнаруживает: не все было так благополучно, идиллично в древности. Например, в стихотворении «Ал-кивиад» (1835) (воссоздающем, казалось бы, идеальную атмосферу античности, т.е. век золотой) обнаруживается скрытый, но очень напряженный конфликт Алкивиада, успешного полководца, великого стратега, красавца, с современниками. Действуя в одном направлении, они тем не менее оказываются друг другу совершенно непонятными, ибо пребывают как будто в разных системах координат, живя разными ритмами.
Прошлое и настоящее в понимании Боратынского удивительно связаны друг с другом. Прошлое не только предопределяет настоящее, оно растворяется в настоящем. Именно об этом размышляет автор в таких произведениях, входящих в книгу «Сумерки», как «Последний поэт» (1834), «Предрассудок» (1841) и др. На примере образа Сафо, появляющегося впервые в книге «Сумерки» в стихотворении «Последний поэт», Боратынский показывает, что прошлое, уходя, все же сохраняет свое влияние на жизнь человека, оставляет след в его судьбе. В произведении «Всегда и в пурпуре и в злате» (1840) Сафо предстает как осколок того мифологического прошлого, что связано с миром золотого века, но иногда может напомнить о себе и в миге настоящем и оказаться, несмотря на свою бестелесность, прекраснее тех земных воплощений красоты, что человек находит вокруг себя: «Ты сладострастней, ты телесней / Живых, блистательная тень» [15, с. 195].
Подобное постоянное напоминание о прекрасном мире прошлого дает надежду, что оно не безвозвратно, что рано или поздно оно, пусть и в новых формах, сможет «прорасти» во времени настоящем, определив будущее и человека, и человечества. Вслед за древними мыслителями (например, Геродотом, Фукидидом, Полибием) и философами Возрождения (М. Фичи-но, Д. Вико) и Просвещения (И. Гердером) Боратынский принимает идею цикличного развития истории (история имеет возможность вновь
и вновь повторяться, хотя и с некоторыми вариациями). И возможно, именно этим можно объяснить, почему мысли о потерянном рае (золотом веке) и осознание жестокой прагматичности идущего тяжелой поступью железного века ведут поэта не к духовному отчаянию и беспросветному пессимизму, а напротив, заставляют его, не принимая жестокости, растущей бездуховности дня сегодняшнего, оглянувшись в прошлое (как своё, так и человечества), осознать необходимость и возможность вернуть всё лучшее, что было, в современный мир. Тем более что в природе, как это, например, показано им в стихотворении «Приметы» (1839), ещё сохраняется определенная связь с «золотыми временами» [См. подробнее об этом: 17].
Наверное, именно с этой идейной установкой связано своеобразное движение лирического героя в поэтическом пространстве «Сумерек» из настоящего в прошлое, из прошлого в настоящее.
В «Рифме» (1840), последнем произведении книги стихов Боратынского, два временных плана как будто растворяются друг в друге. Поэт заставляет людей вспомнить и впитать в свой мир то лучшее, то было в далекие времена, и перенести всё это в настоящее, построив его в соответствии со старыми, высокими духовными принципами, но уже переосмысленными и обновленными.
Своеобразным образом воссоздавая историю европейской цивилизации в последнем стихотворении «Сумерек», Боратынский, по сути, обнаруживает не то, что она катится к своему закату, оставив позади свой расцвет - золотой век. Напротив, Боратынский, размышляя о духовной деградации, которую он обнаружил в позднейшие времена (в веке железном), осознает, что после спада всегда следует восхождение, за которым должен прийти новый расцвет. Если в поздней древнеримской античности равно далекими от идеала оказались и поэт, и толпа (как показывает Боратынский в целом ряде текстов своей книги), то в современном мире далеким от идеала осталась лишь толпа. Поэт железного века по своим духовным качествам напоминает образ «певца», «питомца муз», представителя мира Древней Греции (золотого века). А значит, можно предполагать, что скоро наступит время, когда в жизни вновь воцарится культурный и духовный рай. И залогом этого прекрасного будущего, в которое впервые за время своего «странствия» во времени поверил Последний Поэт, является «рифма». Она становится символом того прекрасного мира, к которому
устремлена душа Поэта и к которому рано или поздно должно приблизиться общество: «Своею ласкою поэта / Ты, рифма! радуешь одна. / Подобно голубю ковчега, / Одна ему, с родного брега, / Живую ветвь приносишь ты» [15, с. 196-197]. Рифма уподобляется «голубю ковчега», преображая настоящее (век железный), соединяя его с миром прошлого (веком золотым).
Список литературы
1. Чернышев Ю.Г. Гесиод и Овидий: опыт источниковедческого анализа античных описаний «Золотого века» // Источниковедческие проблемы всеобщей истории: Межвузовский сборник. Караганда: Изд. КарГУ, 1991. С. 15-35.
2. Гесиод. Труды и дни // Античная лирика. Греческие поэты. М.: РИПОЛ КЛАСИК, 2001. С. 59-84.
3. Чернышов Ю.Г. «Железный век» империи // Чернышов Ю.Г. Социально-утопические идеи и миф о «золотом веке» в древнем Риме: В 2 ч. Ч. 2: Ранний принципат. Изд. 2-е, испр. и доп. Новосибирск: Изд-во Новосибирского университета, 1994. С. 47-98.
4. Дарвин М.Н. Русский лирический цикл. Проблемы теории и истории. Красноярск: Изд-во Краснояр. ун-та, 1988. 137 с.
5. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977-1979. Т. 2. Стихотворения, 1820-1826. 1977. 399 с.
6. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977-1979. Т. 3. Стихотворения, 1827-1836. 1977. 495 с.
7. Вяземский П.А. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1958. 508 с.
8. Levin Н. The Myth of the Golden Age in the Renaissance. Oxford: Oxford U.P., 1970. 256 p.
9. Кудрявцев О.Ф. Миф о «золотом веке» в культуре Возрождения // Личность - идея - текст в культуре Средневековья и Возрождения. Иваново: Ивановский государственный университет, 2001. С. 84-92.
10. Абрамзон Т.Е. Миф о «золотом веке» в России: особенности мифопоэтического хронотопа // Абрам-зон Т. Е. Поэтические мифологии XVIII века: Ломоносов. Сумароков. Херасков. Державин: Дис. ... д-ра. фи-лол. наук. М., 2007. С. 71-82.
11. Попович А.В. Мифологема Золотого века в поэтической рецепции Н. Карамзина // Південний архів. Філологічні науки: [зб. наук. праць / наук. ред. Мішу-ков О. та ін.]. Херсон: Вид-во ХДУ, 2010. Випуск XLVIII. С. 74-81.
12. Философско-энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983. 840 с.
13. Хетсо Гейр. Евгений Боратынский. Жизнь и творчество. Oslo-Bergen-Tromso, 1973. 710 с.
14. Альми И.Л. Сборник Е.А. Баратынского «Сумерки» как лирическое единство // Альми И.Л. О поэзии и прозе. СПб.: Изд-во «Семантика-С» совместно с изд-вом «Скифия», 2002. С. 178-205.
15. Баратынский Е.А. Полное собрание стихотворений. Библиотека поэта. 3-е изд. Л.: Сов. писатель, 1989. 464 с.
16. Лебедев Е.Н. Тризна. Книга о Е.А. Бортынском. М.: Современник, 1985. 301 с.
17. Рудакова С.В. «Приметы» как один из композиционных центров книги стихов «Сумерки» Е.А. Бора-
тынского // Актуальные проблемы обучения русскому языку X. Sbormk praci pedagogicke fakulty mu С. 252. Rada jazykova a literami C. 45. Ceska republika, Bmo: Masarykova univerzita, 2012. S. 448-454.
THE MYTH OF THE GOLD AND IRON AGES AS THE BASIS FOR E.A. BORATYNSKY’S BOOK OF POEMS "THE TWILIGHT”
S. V. Rudakova
The originality of the implementation of the myth about the Golden and Iron Ages by E.A. Boratynsky in his concluding book of verses «The Twilight» is analyzed. Some features of the author's understanding of mythological history of the human society are revealed.
Keywords: myth about the Golden and Iron Ages, «The Twilight», Boratynsky.
