CC BY
111
УДК 821(091)
Н. Н. Мельникова
МИФ О ВОЗРОЖДЕНИИ ГРЕШНИЦЫ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКА
Представлен процесс формирования в русской литературе XIX - начала XX в. национального мифа о возрождении грешницы, который можно условно разделить на три этапа. Первый этап - создание мифа, основанного на «первичном» сюжете об Иисусе Христе и Марии Магдалине и воплотившегося в традиционной модели «спаситель/жертва» в творчестве Н. В. Гоголя, Н. А. Некрасова, Н. Г. Чернышевского (1830-1860-е гг.). Второй этап - развенчание мифа в произведениях А. И. Левитова, А. П. Чехова (1860-1880-е гг.). И, наконец, третий этап - порождение неомифа о Спасительнице в романах Ф. М. Достоевского, Л. Андреева.
Ключевые слова: русская литература, миф, неомиф, женские образы.
Порождение литературных мифов, связанных с художественными образами или биографиями литераторов, стало в русской литературе своеобразной визитной карточкой символистов (во главе с Вяч. Ив. Ивановым). Однако мифотворчество как феномен мировой культуры возникло еще в архаический период истории и являлось своеобразным символическим языком, в терминах которого человек моделировал мир, общество и самого себя. Постепенная эмансипация человеческого Я от природы и социума привела к утрате мифом своей аутентичности. Процесс демифологизации русской (и зарубежной) литературы окончательно завершился примерно к XVШ-XIX вв. [1], но уже в начале XX в. «быстро менявшиеся экономические условия как в самой России, так и в мире в целом, и острые социальные процессы, и мощный подъем религиозной проблематики как в традиционной православной мысли, так и в “новых мехах” теософии и антропософии, общее усиление эсхатологических настроений» [2, с. 59] - все это послужило толчком к началу литературной «ремифологизации». Данное явление актуализировалось в творчестве крупнейших классиков XX в.: А. Блока, Д. С. Мережковского, Д. Джойса, Ф. Кафки, Г. Гарсиа Маркеса и др., что позволяет говорить о воссоздании в XX в. так называемого «национального мифа», точнее, «национального неомифа», «возникающего в результате мифологизации явлений национальной истории, культуры, литературы» [3, с. 215]. Нельзя не согласиться, что литература указанного периода наиболее показательна в этом отношении.
В то же время встает закономерный вопрос: создавались ли «национальные неомифы» во второй половине XIX в. или же господствующие тогда позитивистские умонастроения полностью подавляли стремление художника обращаться к традиционным мотивам и сюжетам, считая их не более чем вымыслом? А. И. Журавлева в статье «Новое мифотворчество и литературоцентристская эпоха русской культуры» убедительно доказала, что классическая русская литература Золотого века, будучи
средоточием умственной жизни нации, создала свою «мифологию». В частности, это было обусловлено интересом к проблеме типов и типизации, которая первоначально нашла художественное решение в творчестве писателей натуральной школы. «Герои русской литературы становились постепенно особым, виртуальным, как сказали бы мы теперь, сообществом, неким параллельным реальному народом, миром, с которым русский человек нередко соизмерял, соотносил свою повседневность, переживания и поступки» [4, с. 36]. Итак, в русской литературе XIX в. мифотворчество присутствовало. Однако, как предлагает считать М. И. Ибрагимов, «в отличие от исторически ранней мифологии, новые мифы не обладают исторической устойчивостью и надэпохальной стабильностью» [3, с. 216]. Кроме того, в литературе нередко возникает процесс, обратный созданию мифа, - его развенчание.
На наш взгляд, одним из наиболее ярких мифов, созданных и позже развенчанных, в русской литературе XIX - начала XX в. можно считать сюжет о возрождении грешницы, который органично вписывается в «мифологическую традицию» русской литературы, впитавшую в себя идеи христианского вероучения. Среди наиболее известных мифов можно назвать, например, Миф о великом грешнике [5]. Иными словами, данный сюжет реализовался в литературе не как оригинальный авторский миф, а как трансформация образов «ранней» мифологии, в данном случае мифологии христианства. Подчеркнем, что правомерность отнесения сюжета о спасении блудницы именно к русской «национальной мифологии» обусловлена совокупностью следующих признаков: частотностью; систематичностью воспроизведения (часто в творчестве одного писателя); сознательным обращением к нему литераторов, нередко со ссылками на предшественников в форме аллюзий, цитат и т. д.; четко прослеживаемым изменением в оценках первоначальной идеи, основанным на том, что писатели не просто заимствуют сюжет, но и полемизируют с предыдущим его толкованием. В конечном итоге
Вестник ТГПУ (TSPUBulletin). 2011. 11 (113)
это предстает как некий интертекст о спасителе и грешнице.
Исследовательница Л. Н. Воеводина указывала на то, что «с мифом связывают основные проблемы человеческого сознания и бытия, поиск первоначала культуры, ее истоков и основ. С обращением к мифу связано и выделение уникального элемента культуры - архаичного ритуала и придание ему высокого культурного статуса» [6]. Спасение блудницы можно также расценивать как «ритуал», но для этого необходимо обратиться к «первичному» мифу. С его определением возникают некоторые трудности, потому что если образ Спасителя однозначно восходит к Иисусу Христу, то первообраз блудницы выявить сложнее. Традиционно он связан с именем Марии Магдалины, но, во-первых, она не единственная библейская блудница (можно вспомнить также Марию Египетскую, вавилонскую блудницу, Раав), во-вторых, сам образ блудницы отсылает нас к Еве - первой грешнице, в-третьих, представление о Марии Магдалине как о кающейся падшей женщине отражено не во всех ответвлениях христианства (например в православной традиции Магдалина почитается только как равноапостольная святая мироносица, а для гностиков она - любимая ученица Христа и получает откровения), в-четвертых, в Библии образ блудницы распространяется на социум (Израиль) и, наконец, в-пятых, в учении катаров отношения между Христом и Магдалиной трактуются как богосупружеский союз. Представляется, что можно говорить о сложившейся в русской литературе мифологеме падшей женщины (или архетипе, в соответствии с терминологией К. Г. Юнга), вобравшей главные характеристики христианского прообраза блудницы, представленного в библейской мифологии сразу несколькими персонажами. Что же касается ритуальности, то, понимая под этим некое священнодействие, осуществляемое с помощью магического слова или жеста (в широком смысле) для восстановления гармонии человека с природой или самим собой, мы вправе считать, что «изгнание бесов», «воскрешение», «спасение души» -все эти ритуальные по сути обряды, выполняемые «спасителем» в отношении блудницы словесно и акционально, отражены и в литературе.
Существование литературного мифа о спасении блудницы ограничено временными рамками. Он возникает в творчестве Н. В. Гоголя, а последние отзвуки слышны в произведениях М. Криницкого, причем вектор отношения к женщине меняется с упоения ее неземной красотой до ненависти и презрения к ней.
Первый этап (1830-е - начало 1860-х гг.) - формирование мифа - отражен в произведениях Н. В. Гоголя («Невский проспект»), Н. А. Некрасо-
ва («Когда из мрака заблужденья»), Н. А. Добролюбова (цикл стихотворений о Машеньке), Н. Г. Чернышевского («Что делать?»). Художники слова фактически используют «первичный» миф как форму, наполняемую ими национальным содержанием. Модель отношений между падшей женщиной и спасителем строится строго в соответствии с религиозным прообразом. Падший ангел Гоголя и «дитя несчастья» Некрасова представляют собой абстрактные, аморфные существа, обуреваемые «бесами» и не осознающие своей греховности, но нуждающиеся в спасении. Возможность спасения открывается только героине романа
Н. Г. Чернышевского «Что делать?» Насте Крюковой через слово (ср.: «иди и не греши более») и действие (покупка швейной машинки, свадьба).
Второй этап (1860-1880-е гг.) - собственно развенчание мифа - представлен в творчестве Ф. М. Достоевского («Записки из подполья», «Идиот»), А. И. Левитова («Погибшее, но милое созданье»), А. П. Чехова («Слова, слова и слова», «Припадок»). В начале XX в. эту тему еще раз затронул Л. Андреев в рассказе «Христиане». «Наивные планы» литераторов, создавших этот миф, претворенные читателями и ими самими в реальную жизнь, потерпели крах. Новоявленные «спасители», отпуская грехи, в отличие от Иисуса, ставили условия для спасения, не желая прилагать подлинные усилия для исцеления жертвы порока. Андреевская героиня проститутка Круглова, повествуя о том, как один студент пытался ее «спасти», цитирует самого «спасителя»: «Вот тоже, как вы, начал говорить и о моем детстве, и о прочем, и до того меня довел, что заплакала я и взмолилась: господи, да унеси ты меня отсюда! А студент говорит: “Вот теперь ты человеком стала, и могу я теперь с тобою любовное занятие иметь”» [7, с. 89]. С помощью пародирования происходит травести-рование мифа.
Третий этап - создание неомифа - нашел отражение в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» и в рассказе Л. Андреева «Тьма». Суть неомифа заключалась в инверсии ролей блудницы и спасителя и в появлении образа Спасительницы, символизирующей женское начало: с одной стороны, вечная мудрость Матери-земли (Сонечка Мармеладова), с другой - темная стихия непостижимой женской инфернальности (андреевская Люба).
Подводя итог всему вышеизложенному, хотелось бы отметить, что в России трансформация мифа о спасении блудницы вписывается в парадигму более широкой культурной проблемы - женской эмансипации, которая в свою очередь тесно связана с изменением гендерных ролей мужчины и женщины в обществе. Женская способность к деторождению, соблазны, которыми она опутывает
мужчину, ее искушающие взгляды, движения, зем- над женщиной. Создание мифа, на наш взгляд, явное, природное начало - все эти качества придают ляется своеобразной защитной реакцией, некой ил-
женщине ореол демонизма. В русской православ- люзией превосходства: не желая «потерять лицо»,
ной культуре мужчина, защищаясь от женской чув- мужчина пытается выступить в роли благодетеля,
ственности, создал Домострой. Но в XIX в. с нача- избирая в качестве объекта самую слабую, деклас-
лом женского движения он утрачивает свою власть сированную часть женского пола.
Список литературы
1. Мелетинский Е. М. Аналитическая психология и проблема происхождения архетипических сюжетов // Вопросы философии. 1990. № 10. С. 41-47.
2. Чех А. Символ и миф: к проблеме генезиса // Образ человека в картине мира. Новосибирск, 2003. С. 58-66.
3. Ибрагимов М. И. «Национальный миф» как теоретическая проблема // Сопоставительная филология и полилингвизм: сб. науч. тр. / под ред. А. А. Аминовой, Н. А. Андрамоновой. Казань: КГУ, 2003. С. 214-218.
4. Журавлева А. И. Новое мифотворчество и литературоцентристская эпоха русской культуры // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Литературоведение. 2001. № 6. С. 35-43.
5. Климова М. Н. «Миф о великом грешнике» в русской литературе (этапы эволюции и некоторые особенности бытования) // Вестн. Томского гос. пед. ун-та (Tomsk State Pedagogical University Bulletin). Вып. 1 (33). 2003. С. 54-58.
6. Воеводина Л. Н. Мифотворчество в XX столетии // http://www.fact.ru/www/arhiv9s4.htm
7. Андреев Л. Н. Собр. соч.: в 6 т. Т. 2. Рассказы. Пьесы. 1904-1907 гг. М.: Худож. лит., 1990. 557 с.
Мельникова Н. Н., аспирант.
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова.
Ленинские горы, ГСП-1, Москва, Россия, 119991.
E-mail: [email protected]
Материал поступил в редакцию 14.01.2011.
N. N. Melnikova
A MYTH ABOUT SINFUL WOMAN IN THE RUSSIAN LITERATURE OF THE 19TH - BEGINNING OF THE 20TH CENTURIES
In the paper we depict the process of forming the national myth about revival of sinful woman in the Russian literature of the 19th - beginning of the 20th centuries. The three stages are examined in series. The first is the creation of the myth based on the “initial” motive about Jesus the Christ and Mary Magdalene and realized embodied in the traditional model “male redeemer/female victim” in the works by N. V. Gogol’, N. A. Nekrasov, N. G. Chernyshevsky (the 30-60s). The second is the myth’s destruction in the works by A. I. Levitov, A. P. Chekhov (the 60-80s of the nineteenth century). And finally, the third is creation of the neomyth about female redeemer in the works by F. M. Dostoevsky and L. Andreev.
Key words: Russian literature, myth, neomyth, women in literature.
Lomonosov Moscow State University.
Leninskie gory, GSP-1, Moscow, Russia, 119991.
E-mail: [email protected]
