CC BY
71
УДК 81'42
МЕЖЪЯЗЫКОВЫЕ ЭМОТИВНЫЕ ЛАКУНЫ В ПЕРЕВОДЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
Г.С. Сырица
Даугавпилсский университет (Даугавпилс, Латвия)
Аннотация: Рассматриваются межъязыковые лакунарные эмотивы задор, надрыв, отрада, представленные в художественном дискурсе, в частности в романах Ф.М. Достоевского, и их перевод на немецкий язык. Для анализа привлекались разные переводы одного и того же произведения, а также примеры использования лакун в поэтическом дискурсе и их переводы. Как показал анализ, семантика эмотивных лакун характеризуется расплывчатостью, неясностью, их значение истолковывается с помощью синонимов. Анализ фразеологизмов и паремий, а также контекстов их использования в художественном дискурсе позволяет в той или иной степени конкретизировать значение и коннотативный фон эмотивов. Перевод лексем на немецкий язык в художественном тексте осуществляется с помощью транслитерации, а также квазисинонимов, неизбежно приводящих к потере значимых смыслов. Семантика транслитерированных лакун уточняется с помощью комментария в конце текста. О лакунарности эмотивов свидетельствует также их пропуск в переводе. Перевод текста позволяет не только выявить лакуны, но и определить способы их компенсации.
Ключевые слова: эмотивные лакуны, семантика, перевод, художественный дискурс, немецкий язык.
Для цитирования:
Сырица Г.С. Межъязыковые эмотивные лакуны в переводе художественного текста // Коммуникативные исследования. 2016. № 4 (10). С. 120-132.
Сведения об авторе:
Сырица Галина Стефановна, доктор филологии, ассоциированный профессор кафедры русистики и славистики
Контактная информация:
Почтовый адрес: 5403, Латвия, Даугавпилс, ул. Виенибас, 13 E-mail: galina.sirica@du.lv
Дата поступления статьи: 30.11.2016
© Г.С. Сырица, 2016
Универсальный в основе своей мир эмоций имеет специфические особенности вербализации в каждой лингвокультуре. Показателем востребованности того или иного эмотива является широта его семантической структуры, степень вовлеченности во фразеологическую и паремио-логическую систему, использование в различного рода дискурсах. Кроме того, базовые эмоции поддерживаются широкой системой синонимичных номинаций, часть из которых может отсутствовать в другом языке. И в этом смысле эмотивная лакунарность связана с системой лексем, репрезентирующих эмоциональную сферу человека. А. Вежбицка отмечает, что «способ интерпретации людьми своих собственных эмоций зависит, по крайней мере до некоторой степени, от лексической сетки координат, которую дает им их родной язык» [Вежбицкая 2001: 18]. Лакуны подобного рода выявляются в межкультурной коммуникации, при переводе художественных текстов и являются сигналом наличия в тексте оригинала культурно-специфичных особенностей. Эмотивные лакуны переводятся на другой язык, как правило, с помощью квазисинонимов, лишь приблизительно передающих их значение, в них есть семы непереводимости. Перевод художественного текста направлен на максимальную степень близости к оригиналу и расширяет синонимические ряды.
Материалом для исследования явился язык романов Ф.М. Достоевского и их переводы на немецкий язык. В ряде случаев для анализа привлекался также поэтический дискурс - стихотворения русских поэтов, в которых встречается рассматриваемая лакунарная эмотивная лексика, и их переводы. Н.Д. Арутюнова, описывая «слова, словечки и стилистические ходы, несущие особую функциональную нагрузку», «синтаксис неуправляемых действий» [Арутюнова 1996: 61, 76], пишет о том, что «в текстах Достоевского стилеобразующую функцию приобретают профилирующие черты русского языка, отражающие некоторые свойства национального характера и менталитета» [Арутюнова 1996: 85]. К ним она относит прежде всего две категории - «неопределенность и неагентивность», которые «составляют яркие типологические характеристики русского языка» [Арутюнова 1996: 82]. В эмоционально насыщенном художественном мире романов Ф.М. Достоевского особое место занимают эмотивы.
В книге «История слов» В.В. Виноградов пишет: «Для выражения душевных переживаний, психических состояний, внутренних качеств характера, индивидуальных своеобразий личности в русском языке служат не только отвлеченные славянизмы и литературно-книжные словообразования, но и многие народные слова. Эти народные слова, первоначально обозначавшие конкретные, бытовые процессы, явления и вещи, постепенно развивают, чаще всего в языке художественной литературы, на основе аналогических соответствий переносные, отвлеченные значения, относящиеся к духовной деятельности и организации человека» [Виноградов 1994: 183]. Одним из лакунарных эмотивов, восходящих к народному
языку, является лексема задор («горячность, пыл»], которая на основе этимологической связи с глаголом задрать (задранный] развивает переносное значение «задиристость, запальчивость» [МАС 1981, 1: 517], связанное с описанием качеств характера. Первоначальное значение этого слова - действие по глаголу задрать в значении «содрать», «загнуть кверху», а затем результат этого действия: «задранное место, место с задориной или задоринами, задорина» [Виноградов 1994: 184]. Этимологически связанным является фразеологизм ни сучка ни задоринки. Лакунарные эмотивы, как уже отмечалось, отражают культурно-специфичные черты и часто связаны с этнонимами: русский задора ждет [Даль 1998, 1: 488].
Лакунарные эмотивы часто характеризуются неоднозначностью, расплывчатостью, их семантика носит стохастический характер, для их истолкования в словаре избирается синонимический способ. Значимые компоненты значения эмотива и его коннотативный фон могут быть выявлены на основе анализа фразеологизмов и паремий, а также особенностей их функционирования в рамках того или иного дискурса. Так, паремия задор забывает, что силы не хватает, дающая большое количество вариантов (задору много, да силы нет; задор того не знает, что мочи нет; задор берет, да мочи нет], устанавливает связь с возрастом, здоровьем. Одновременно значимой является сема безрассудства: задор силы не спрашивает; раззадорится воробей, так и кота не боится. Связь с возрастом поддерживается поговоркой у пожилых - опыт, у молодых - задор. Паремии не прямота бранится, а задор; задорливых всегда бьют; на задорном Буяне век шкура в изъяне; когда рак черен, он куслив и задорен, а когда красен, никому не опасен в большей степени характеризуют стиль поведения и связаны с указанием на ссоры, брань, драчливость. Одновременно ак-туализованной является сема смелости: Черен, да задорен, бел, да не смел [Даль 1998, 1: 488]. В создании коннотативного фона эмотива играет роль цветовая лексика (черен]. Выражение у всякого есть свой задор восходит к «Мертвым душам» Гоголя, где автор описывает семь видов «задора»: У всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы прой-титься на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, - словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего не было. И в этом смысле отсутствие «задора» предстает как значимый душевный изъян, отсутствие личностного начала, как характеристика рода
людей, известных под именем: люди так себе, ни то ни се, ни в городе Богдан ни в селе Селифан. Одновременно иронический стиль описания видов «задора» изначально устанавливает коннотативно-сниженный фон контекста.
Перевод лексемы на немецкий язык также фиксирует два значения: «1. Übermut, Eifer; Feuer 2. herausforderndes Verhalten» [LH 2009: 167], при этом основное значение передается с помощью трех квазисинонимов: баловство (озорство), усердие (рвение), пылкость, - в большей степени характеризующих стиль поведения. О размытости семантики лексемы свидетельствует и тот факт, что в переводе эмотива в художественном тексте появляются новые синонимы.
• В самом деле, я, пожалуй, пуще для своего собственного задора тогда это говорил, как и угадал Раскольников (Ф. Достоевский. Преступление и наказание].
В переводе используется глагол aufstacheln (зажечь, раззадорить]: Stimmt, das habe ich damals wohl gesagt, um vor allem mich selber aufzustacheln (F. Dostojewskij. Verbrechen und Strafe].
• - Пани Агриппина! - начал было маленький пан, весь красный от задора, как вдруг Митя, подойдя к нему, хлопнул его по плечу (Ф. Достоевский. Братья Карамазовы].
В одном из переводов используется лексема Trotz (упрямство, упорство]: "Pani Agrippina!" begann der kleine Pole, puterrot vor Trotz (F. Dostojewskij. Die Brüder Karamazow 2004], в другом - Angriffslust (задиристость, желание напасть; ср.: аngriffslustig - «задиристый»]: "Pani Agrippina!" begann der kleine Pole, hochrot vor Angriffslust (F. Dostojewskij. Die Brüder Karamazow 2008].
• Рассказы англомана заключали в себе, должно быть, что-нибудь и веселое, потому что старичок начал, наконец, смеяться желчному задору рассказчика (Ф. Достоевский. Идиот].
В обоих переводах романа лексема задор является опущенной: der Alte begann endlich über die giftigen Einfälle zu lachen (F. Dostojewskij. Der Idiot]; der alte Herr begann schließlich über dessen galligen Witz zu lachen (F. Dostojewskij. Der Idiot 2010].
• Но живет в нем задор прежней вправки / Деревенского озорника (С. Есенин. Исповедь хулигана].
В переводе используется лексема Übermut (баловство, озорство]: Doch in ihm sind noch die alten Streiche, | der Dorfschule Übermut (S. Jessenin. Gerdichte].
Лексема задорный переводится двумя прилагательными: angriffslustig (задиристый], widerborstig (упрямый, строптивый].
• Он вошел к Кириллову, имея вид злобный и задорный (Ф. Достоевский. Бесы]. В переводе: Als er bei Kirillow eintrat, war seine Miene boshaft und angriffslustig (F. Dostojewskij. Böse Geister].
• это тип, это бессмертной памяти Гоголева Коробочка, но только злая Коробочка, задорная Коробочка и в бесконечно увеличенном виде (Ф. Достоевский. Бесы].
В переводе: ein Typus, sie ist Gogols Korobotschka seligen Angedenkens, nur eine bösartige Korobotschka, eine widerborstige Korobotschka in unendlich vergrößertem Maßstab (F. Dostojewskij. Böse Geister].
К лакунарным эмотивам относится лексема надрыв: «3. Чрезмерное мучительное физическое напряжение, чрезмерное усилие. 4. Резкое ослабление душевных и физических сил в результате какого-л. переживания, потрясения, надлом» (ср. также: надрываться - «мучительно страдать, изнемогать от чего-л.»] [МАС 1981, 2: 345]. Ее семантический объем достаточно широк и представлен семами «болезненное проявление», «чрезмерное усилие», «истощение физических и духовных сил», «действие через силу». Значение утраты, потери закреплено в целом ряде синонимически соотнесенных устойчивых сочетаний: надрывать глотку, надсаживать горло / глотку, надрывать / надсаживать грудь, кричать во всю ивановскую и др. Утрата цельности и целостности устанавливает ассоциативную связь с семантикой смерти. Фразеологизм сердце надрывается со значением «охватывает чувство горести, жалости, тоски» связан с передачей смешанных чувств, тягостного душевного состояния. Любопытно отметить, что устойчивое сочетание надрывать сердце, передающее предельно напряженное состояние внутреннего мира лирического героя, встречается в словаре языка А. Пушкина всего один раз: Визгом жалобным и воем / Надрывая сердце мне. Это последняя строка стихотворения «Бесы». Надрыв - один из частотных эмотивов романов Ф.М. Достоевского. И.Б. Левонтина в статье «Достоевский надрыв» пишет, что «именно Достоевский насытил его богатством смыслов и ассоциаций» [Левонтина 2005: 250], отмечая при этом, что «корень -рыв- (-рв-) вообще дал в русском языке много слов, описывающих эмоциональную жизнь человека: порыв, разрыв, срыв - вплоть до современного отрыв» [Левонтина 2005: 248]. Лексема надрыв встречается в авторском описании и в речи персонажей, используется в разных синтаксических конструкциях. Эта лексема является одной из ключевых в романе Ф. Достоевского «Братья Карамазовы». Она выступает в сильной позиции заглавия книги четвертой (Надрывы], где форма множественного числа призвана указать на всеохватность состояния, его глобальность, и одновременно на разный характер его проявления у разных героев. Лексема маркирует разные пространства (ср. названия глав: Надрыв в гостиной; Надрыв в избе; И на свежем воздухе], встречается в описании голоса героев, а также их чувств и состояний, становится характеристикой мира в целом как мира хаоса, противоречий, глобального беспорядка. Она устанавливает связи с важнейшими доминантами художественного мира Ф. Достоевского - страданием и состраданием. Расширению семантического объема лексемы способствует широкий деривационный ряд (ср.: над-
рыв, надорванный и др.]; авторская валентность: Но есть горе и надорванное (метафорический эпитет]; Я не хочу сидеть подле надрыва... (номинация лица]; Дмитрия надрывом любите... (наречие]. Лексема характеризует отношения между героями (ср.: что между ними теперь, происходит (...) это, я вам скажу, надрыв], передает чувство, с трудом поддающееся описанию (боль и наслаждение от боли, собственное мучение и мучительство другого, игра, обман и самообман и др.]: Катерина Ивановна любит брата Ивана и только сама, нарочно, из какой-то игры, из «надрыва», обманывает себя и сама себя мучит]. Неопределенное местоимение какой-то, поддерживающее семантику недифинируемости, невыразимости чувств и состояний, является частотным при описании надрыва: произнесла она с каким-то надрывом какого-то бледного вымученного восторга и др. На расширение семантического объема лексемы направлено то, что она используется не только в прямой речи разных героев, но и в характеристике их речи: с горестным надрывом в голосе воскликнул Илюша и др.
Один из наиболее авторитетных современных переводчиков романов Ф. Достоевского С. Гайер относит лексему надрыв к единицам, не имеющим эквивалентов в немецком языке, и передает это слово в переводе с помощью транслитерации. В примечаниях к роману «Братья Карамазовы» она пишет: Da die deutsche Sprache kein Äguivalentfür den russischen Ausdruck bietet, bleibt das Wort Nadryw in der vorliegenden Ausgabe unübersetzt (F. Dos-tojewskij. Die Brüder Karamazow 2008]. Следует отметить, что в другом переводе романа Ф. Достоевского «Братья Карамазовы» используется лексема Überspanntheit. В переводном словаре эта лексема предстает как многозначное слово с тремя значениями: «1. эксцентричность 2. чрезмерность, непомерность 3. иллюзорность»; одно из значений глагола überspan^n -«слишком сильно натягивать / тянуть» [DRW 1991: 771]. В семантической структуре многозначного адъектива überspannt, отраженного в толковом словаре, есть семы, указывающие на чрезмерность, ненормальность: «a] über das Maß des Vernünftigen hinausgehend; b] übermäßig erregt, lebhaft und dabei verschroben; eхaltiert». В качестве синонимов выступают bizarr, exzentrisch, närrisch, verrückt [Duden 2010: 958]. Их квазисинонимами в переводе на русский язык являются странный, эксцентричный, дурацкий (шутовской), сумасшедший, сумасбродный, исступленный, экзальтированный и др.
Рассмотрим некоторые примеры из двух переводов романа «Братья Карамазовы».
• Книга четвертая. Надрывы. Надрыв в гостиной. Надрыв в избе.
В переводе: Viertes Buch. Überspanntheit. Überspanntheit im Salon. Überspanntheit in der Hütte (F. Dostojewskij. Die Brüder Karamazow 2004].
Viertes Buch. Nadryw. Nadryw im Salon. Nadryw in der Bauernstube (F. Dostojewskij. Die Brüder Karamazow 2008].
• И если бы вы только поверили, что между ними теперь происходит, - то это ужасно, это, я вам скажу, надрыв, это ужасная сказка, которой поверить ни за что нельзя: оба губят себя неизвестно для чего, сами знают про это и сами наслаждаются этим.
В переводе: Und wenn Sie es nur glauben wollten, was jetzt zwischen ihnen vorgeht - es ist schrecklich, das ist, sage ich Ihnen, so etwas Überspanntes, das ist eine so grausige Geschichte, daß man unter keinen Umständenan sie glauben möchte (F. Dostojewskij. Die Brüder Karamazow 2004].
Oh, es ist nicht zu glauben, was zwischen den beiden jetzt vorgeht - es ist entsetzlich, es ist, sage ich Ihnen, ein Nadryw, eine entsetzliche Phantasie, die völlig unbegreiflich ist (F. Dostojewskij. Die Brüder Karamazow 2008].
• Слово «надрыв», только что произнесенное г-жой Хохлаковой, заставило его почти вздрогнуть, потому что именно в эту ночь, полупроснувшись на рассвете, он вдруг, вероятно отвечая своему сновидению, произнес: «Надрыв, надрыв!»
В переводе: Bei dem Wort „überspannt", das Frau ChoMakowa soeben erst ausgesprochen hatte, wäre er fast zusammengefahren (... ) wahrscheinlich auf einen Traum hin, plötzlich ausgerufen hatte: «Überspannt, überspannt!» (F. Dostojewskij. Die Brüder Karamazow 2004].
Das Wort „Nadryw", soeben von Mme. Chochlakowa ausgesprochen, ließ ihn beinahe zusammenzucken (... ) plötzlich, wahrscheinlich als Antwort auf seinen Traum, vor sich hin gesprochen hatte: «Nadryw, nadryw!» (F. Dostojewskij. Die Brüder Karamazow 2008].
• «Надрыв» произнесено теперь! Но что он мог понять хотя бы даже в этом надрыве?
В переводе: „Überspanntheit" - dieses Wort war jetzt gefallen! Doch was verstand er von dieser Überspanntheit (F. Dostojewskij. Die Brüder Karamazow 2004].
Jetzt war auch das Wort„nadryw"gefallen! Aber wußte er überhaupt, was dieser Nadryw bedeutete (F. Dostojewskij. Die Brüder Karamazow 2008].
Лакунарный эмотив отрада истолковывается с помощью синонимов «удовольствие, радость» [МАС 1981, 3: 966] (ср. также паремию: Слава сына - отцу отрада]. В словаре Даля приводится более широкий ряд синонимов: «утеха, услада, утешенье, успокоенье, наслажденье; на чем или чем душу отводят, что покоит, услаждает, облегчает бремя, скорбь» [Даль 1981, 2: 749], - позволяющий выявить значимые семы «чувство, приходящее на смену тяжести, обретаемое после страданий» (ср.: лексемы с префиксом у-, указывающие на полноту проявления действия - утеха, усла-да,утешенье,успокоенье], «приносящее облегчение в страданиях, утешающее» (ср.: что покоит, услаждает, облегчает бремя, скорбь]. Устойчивое сочетание на чем или чем душу отводят (ср. фразеологизм отводить / отвести душу - «Находить для себя утешение, разрядку, удовлетворение в чём-либо»] указывает на желание сбросить тяжесть, облегчить состоя-
ние. Об обретении желанного покоя предельно утомленному человеку, бредущему «жизненной тропой», идет речь и в известном стихотворении Ф. Тютчева: Пошли, Господь, свою отраду / Тому, кто в летний жар и зной / Как бедный нищий мимо саду / Бредет по жаркой мостовой. Здесь важным становится контекст молитвенного обращения к Господу о ниспослании этого состояния и определение свой (свою отраду]. Указание на предельную степень духовного изнеможения, страдания, на смену которому приходит неземная радость, связано с мимолетностью этого чувства, его кратковременностью. Высшее начало, неземной характер утешения, близкое значению слова благодать, отражает субстантив отрадное и в другом стихотворении Ф. Тютчева: Когда в кругу убийственных забот / Нам все мерзит - и жизнь, как камней груда, /Лежит на нас, - вдруг, знает бог откуда, / Нам на душу отрадное дохнет, /Минувшим нас обвеет и обнимет /И страшный груз минутно приподнимет.
Лексика с семантикой боли, страдания является частотной в контекстах с эмотивом отрада: Принимаю - приди и явись, / Все явись, в чем есть боль и отрада... (С. Есенин. Синий май]; Ты одна мне помощь и отрада (С. Есенин. Письмо матери] (ср. в этом же стихотворении: Слишком раннюю утрату и усталость / Испытать мне в жизни привелось]. Ассоциативный фон, связанный с указанием на любовную муку, страдание и обретение вожделенной радости, закрепляется в номинации лица в русской народной песне: Живет моя отрада / В высоком терему. Рядоположенность лексем мука - отрада наблюдается в известных строках А. Пушкина: Но в чем он истинный был гений, / Что знал он тверже всех наук, / Что было для него измлада/ И труд, и мука, и отрада, / Что занимало целый день, / Его тоскующую лень, - / Была наука страсти нежной... (А. Пушкин. Евгений Онегин]. Семантика удовлетворения, выстраданной радости актуали-зована в слове отрада в стихотворении М. Лермонтова: С отрадой, многим незнакомой, /Я вижу полное гумно, / Избу, покрытую соломой, / С резными ставнями окно (М. Лермонтов. Родина]. Оксюморонное сочетание мучайся с отрадой встречается в прозе В. Распутина: И какой бы хороший, теплый получился вечер, который потом вспоминай да вспоминай во дни нового одиночества, грейся возле него, тревожа и утешая душу, мучайся с отрадой его полной и счастливой завершенностью (В. Распутин. Что передать вороне].
Эмотив отрада переводится на немецкий язык с помощью двух синонимов - Freude, Trost (радость, утешение] [LH 2009: 380]. Как показал анализ, лексема отрада, вбирающая в себя семы радости, утешения в страданиях, ее кратковременности, указывающая на неземной характер этого чувства, является лакунарной и передается в переводах на немецкий язык группой квазисинонимов. В переводе стихотворения Ф. Тютчева «Пошли, Господь, свою отраду...» используются синонимы Trost und Gnade (утешение, милость], указывающие на высшее начало, неземной характер утеше-
ния: Herr, schenk dem Wandrer Trost und Gnade (F. Tjutcev. Im Meeresrauschen klingt ein Lied]. В переводе стихотворения Ф. Тютчева «Когда в кругу убийственных забот...» лексема отрадное оказывается опущенной: Нам на душу отрадное дохнет - Uns glückliche Erinnerungen kommen (F. Tjutcev. Im Meeresrauschen klingt ein Lied]. В переводе строки М. Лермонтова С отрадой, многим незнакомой используется слово Wonne (наслаждение, блаженство]: Mit Wonne, die nur wenige kennen (M. Lermontow. Einsam tret ich auf den weg, den leeren]; в переводе строки С. Есенина Ты одна мне помощь и отрада приводятся две лексемы - Trost und Freude (утешение, радость]: Du allein bist Hilfe, Trost und Freude, /du allein mir unsagbares Licht (S. Jessenin. Gedichte].
С. Гайер в переводе романа Ф. Достоевского «Идиот» воспроизводит внутреннюю форму топонима Отрадное (деревеньки, в которой Тоц-кий навещает Настасью Филипповну] в комментарии к роману.
• В этом небольшом поместье оказался тоже, хотя и небольшой, только что отстроенный деревянный дом;убран он был особенно изящно, да и деревенька, как нарочно, называлась сельцо Отрадное.
Топоним Отрадное в переводе транслитерируется: und das kleine Dorf trug ausgerechnet den Namen Otradnoje (F. Dostojewskij. Der Idiot 2010]. В комментарии к роману в конце текста указывается на этноним «русское» - Otradnoje: Otrada, russ. Herzenslust, Herzensfreude, etwa „Mon plaisir" (F. Dostojewskij. Der Idiot 2010]. Оба синонима включают лексему Herz (сердце] - сердечная, духовная радость.
В другом переводе романа «Идиот» рядом с топонимом Отрадное в самом тексте в скобках дается его неточный перевод - Das Erquickende (освежающее, подкрепляющее]: auch das Dorf selbst trug den passenden Namen «Otradnoje» (Das Erquickende) (F. Dostojewskij. Der Idiot].
• Но мало отрадного могли вывести Дуня и муж ее по этим известиям, особенно вначале (Достоевский. Преступление и наказание].
Субстантив отрадное переводится с помощью лексемы Erfreuliches (радостное]: Aber nur wenig Erfreuliches konnten Dunja und ihr Mann diesen Nachrichten entnehmen, zumal am Anfang (F. Dostojewskij. Verbrechen und Strafe].
Лексема безотрадный, актуализирующая семы «безрадостное, беспросветное, безблагодатное, безутешное состояние, связанное с утратой связи с высшими силами», характеризует внутреннее состояние князя Мышкина в последней сцене романа:
• Новое, грустное и безотрадное чувство сдавило ему сердце; он вдруг понял, что в эту минуту, и давно уже, всё говорит не о том, о чем надо ему говорить, и делает всё не то, что бы надо делать; и что вот эти карты, которые он держит в руках, и которым он так обрадовался, ничему, ничему не помогут теперь (Ф. Достоевский. Идиот]. Контекстуальным
синонимом является эмотив тоска (ср. в этом же контексте: Какое-то совсем новое ощущение томило его сердце бесконечною тоской).
В одном из переводов романа используется слово trostloses (безутешное): Ein neues, trauriges, trostloses Gefühl krampfte ihm das Herz zusammen (F. Dostojewskij. Der Idiot), в другом - hoffnungsloses (безнадежное): Ein neues, trauriges und hoffnungsloses Gefühl legte sich schwer um sein Herz (F. Dostojewskij. Der Idiot 2010). Оба перевода не только сужают ассоциативный фон лексемы оригинала, но и утрачивают связь с эмотивом радость (ср. внутреннюю форму лексемы: без-отрадный).
Таким образом, эмотивы задор, надрыв, отрада оказываются широко востребованными в русском художественном дискурсе. Неполнота истолкования их значения в толковых словарях предопределила необходимость обращения к анализу их функционирования в составе фразеологизмов, паремий, в художественном тексте. Это позволило выявить семантический и эстетический потенциал рассматриваемых лексем. Лакунарность эмотивов стала особенно очевидной в ходе анализа переводов художественных текстов. Культурно-специфичные компоненты смысла во многом оказались утраченными в переводе. Основными видами элиминирования лакун в переводе являются транслитерация и квазисинонимия. Транслитерация, с одной стороны, позволяет сохранить близость к оригиналу, с другой - в тексте перевода транслитерированные лексемы предстают как некий чужеродный элемент, затрудняющий целостное восприятие текста и предопределяющий необходимость обращения к комментарию. Квазисинонимы неизбежно приводят к сужению семантики эмотивов. Особый интерес для дальнейшего исследования представляет место рассматриваемых лексем и специфика их функционирования в современном художественном дискурсе, а также в межкультурной коммуникации.
Список литературы
Арутюнова Н.Д. Стиль Достоевского в рамке русской картины мира // Поэтика,
стилистика, язык и культура. М.: Наука, 1996. C. 61-90. Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики.
М.: Языки славянской культуры, 2001. 272 с. Виноградов В.В. Из истории слов. М., 1994. 1488 с. Даль В.И. Пословицы русского народа: в 3 т. М.: Олма-Пресс, 1998. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М., 1981. Левонтина И.Б. «Достоевский надрыв» // Зализняк А.А., Левонтина И.Б., Шмелев А.Д. Ключевые идеи русской языковой картины мира: сб. ст. М.: Языки славянской культуры, 2005. С. 247-259. МАС - Словарь современного русского литературного языка: в 4 т. М.: Русский язык, 1981.
DRW - Deutsch-Russisches Wörterbuch. Berlin: Akademie-Verlag, 1991. Duden - Das Bedeutungswörterbuch. Band 10. Dudenverlag, 2010.
LH - Langenscheidt Handwörterbuch. Russisch - Deutsch. Deutsch - Russisch. München; Wien, 2009.
Источники
Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Художественные произведения. Т. 1-17. Л.: Наука, 1972-1990.
Dostojewski] F. Verbrechen und Strafe / Aus dem Russischen neu übersetzt von S. Geier. Frankfurt am Main, 2011.
Dostojewski] F. Der Idiot / Aus dem Russischen neu übersetzt von S. Geier. Frankfurt am Main, 2010.
Dostojewski] F. Böse Geister / Aus dem Russischen neu übersetzt von S. Geier. Frankfurt am Main, 2009.
Dostojewski] F.M. Die Brüder Karamazow / Aus dem Russischen neu übersetzt von S. Geier. Frankfurt am Main, 2008.
Dostojewskij F.M. Die Brüder Karamazow / Aus dem Russischen übertragen von H. Ruoff und R. Hoffmann. München, 2004.
Dostojewskij F.M. Der Idiot / Übertragen von K. Brauner. Berlin: Verlag von Th. Knaur Nachf.
Jessenin S. Gedichte: Russisch und Deutsch. Leipzig, 1986.
Lermontow M. Einsam tret ich auf den Weg, den leeren: Gedichte russisch - deutsch. Leipzig, 1985.
Tjutcev F.I. Im Meeresrauschen klingt ein Lied: Ausgewälte Gedichte Russisch und Deutsch. Thelem, 2003.
References
Arutyunova, N.D. (1996), Stil' Dostoevskogo v ramke russkoi kartiny mira [Dostoevsky style in the framework of Russian picture of the world]. Poetika, stilistika, yazyk i kul'tura [Poetics, style, language and culture], Moscow, Nauka publ., pp. 61-90.
Dal, V.I. (1998), Proverbs of the Russian people, in 3 volumes, Moscow, Olma-Press publ. (in Russian)
Dal, V.I. (1981), Explanatory Dictionary of Russian, in 4 volumes, Moscow. (in Russian)
(2010), Das Bedeutungswörterbuch, Band 10, Dudenverlag.
(1991), Deutsch-Russisches Wörterbuch, Berlin, Akademie-Verlag.
(1981), Dictionary of modern Russian language, in 4 volumes, Moscow, Russkii yazyk publ. (in Russian)
(2009), Langenscheidt Handwörterbuch. Russisch - Deutsch. Deutsch - Russisch, München, Wien.
Levontina, I.B. (2005), "Dostoevskii nadryv". Zaliznyak, A.A., Levontina, I.B., Shme-lev, A.D. Klyuchevye idei russkoi yazykovoi kartiny mira [Key ideas of the Russian language picture of the world], collection of articles, Moscow, Yazyki slavyanskoi kultury publ., pp. 247-259.
Vinogradov, V.V. (1994), Iz istorii slov [From history of words], Moscow, 1488 p.
Wierzbicka, A. (2001), Sopostavlenie kul'tur cherez posredstvo leksiki i pragmatiki [Comparison of cultures through language and pragmatics], Moscow, Yazyki slavyanskoi kul'tury publ., 272 p.
Sources
Dostojewskij, F. (2011), Verbrechen und Strafe, Aus dem Russischen neu übersetzt von S. Geier, Frankfurt am Main.
Dostojewskij, F. (2010), Der Idiot, Aus dem Russischen neu übersetzt von S. Geier, Frankfurt am Main.
Dostojewskij, F. (2009), Böse Geister, Aus dem Russischen neu übersetzt von S.Geier Frankfurt am Main.
Dostojewskij, F.M. (2004), Die Brüder Karamazow, Aus dem Russischen übertragen von H. Ruoff und R. Hoffmann, München.
Dostojewskij, F.M. (2008), Die Brüder Karamazow, Aus dem Russischen neu übersetzt von S. Geier, Frankfurt am Main.
Dostojewskij, F. Der Idiot, Übertragen von K. Brauner, Berlin, Verlag von Th. Knaur Nachf.
Dostoevsky F.M. (1972-1990), Full collection of works, in 30 volumes, Leningrad, Nauka publ., Vol. 1-17. (in Russian)
Jessenin, S. (1986), Gedichte, Russisch und Deutsch, Leipzig.
Lermontow, M. (1985), Einsam tret ich auf den Weg, den leeren, Gedichte russisch -deutsch, Leipzig.
Tjutcev, F.I. (2003), Im Meeresrauschen klingt ein Lied, Ausgewälte Gedichte Russisch und Deutsch, Thelem.
INTERLANGUAGE EMOTIVE LACUNAS IN TRANSLATION OF A LITERARY TEXT
G.S. Sirica
Daugavpils University (Daugavpils, Latvia)
Abstract: The paper examines interlanguage lacunar emotives zador, nadryw, otrada, presented in fictional discourse, in particular, in the novels of F.M. Dostoevsky, and their translation into German. The analysis involved the different translations of the same works, and examples of lacunar lexeme usage in the poetic discourse and their translations. As the analysis has shown, the semantics of emotive lacunas is characterized by vagueness, ambiguity, their meaning is interpreted with the help of synonyms. The analysis of idioms and proverbs, as well as contexts of their use in artistic discourse allows, in varying degrees, to specify the meaning and the connotative background of emotives. Translation of the lexemes in German language in a literary text is fulfilled by means of transliteration and quasisynonyms that inevitably lead to the loss of important meanings. Semantics of the transliterated gaps is specified with a comment at the end of the text. On the lacunarity of emotives is also specified by their omission in the translation. The translation of the text allows not only to identify gaps but also to identify ways to compensate it.
Key words: emotive lacunas, semantics, translation, artistic discourse, German language.
132 Раздел II. Современные дискурсивные практики
For citation:
Sirica, G.S. (2016), Interlanguage emotive lacunas in translation of a literary text. Communication Studies, No. 4 (10), pp. 120-132. (in Russian)
About the author:
Sirica Galina Stephanovna, PhD, Associate Professor of the Chair of Slavic Studies and Russian Studies
Corresponding author:
Postal address: 13 Vienibas iela, Daugavpils, LV 5403, Latvia
E-mail: galina.sirica@du.lv
Received: November 30, 2016
