CC BY
32
Научная специальность
12.00.03 «Гражданское право; предпринимательское право; семейное право; международное частное право»
УДК 341.9:165
МЕЖДУНАРОДНОЕ ЧАСТНОЕ ПРАВО
И ТЕОРИЯ ОТРАЖЕНИЯ: К ВОПРОСУ О ЗАКОНОМЕРНОСТЯХ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ
© Колобов Р. Ю., 2019
Восточно-сибирский филиал
Российского государственного университета правосудия, г. Иркутск
Настоящее исследование продолжает серию статей, посвященных развитию идей А. А. Рубанова об использовании теории отражения для объяснения связей правовых систем. В предыдущих статьях были рассмотрены основы социологического понимания теории отражения в отечественной философии и социологии; сформировано представление о статике отражательных процессов (выделены понятия образа, его формы и содержания, а также систематизированы возможные отражательные отношения между правовыми системами); продемонстрирована возможность применения общефилософского учения о связях и отношениях для описания связей правовых систем (динамика отражательных процессов). В настоящей статье анализу подвергаются выделенные А. А. Рубановым закономерности правового регулирования общественных отношений, обусловленные способностью правовых систем к взаимному отражению. Предлагается иная квалификация таких закономерностей, основанная на использовании общефилософских понятий закона и закономерности в трактовках В. П. Тугаринова и М. Бунге. Отдельному анализу с позиций материалистической советской теории отражения подвергаются сформулированные А. А. Рубановым принципы, определяющие статус иностранного права. В частности, предлагается корректировка принципа гетерогенности иностранных правовых норм с учетом сформулированных ранее понятия образа и качества предметности отражения. В последующих статьях планируется формирование специально-юридической классификации связей правовых систем, основанной на теории отражения, а также решение ряда специальных вопросов. После построения материалистической трактовки связей правовых систем будет предпринята попытка использования иных философско-методологических оснований анализа и их интеграции.
Ключевые слова: теория отражения, международное частное право, правовая система.
В предыдущих статьях мы, взяв за основу гипотезу А. А. Рубанова о способности правовых систем к взаимному отражению, развили этот подход. Оставаясь в материалистической научной парадигме, мы исследовали вопросы о роли теории отражения в материалистической социологии и философии [3], а также провели понятийный (категориальный) анализ статики [5] и динамики отражательных процессов [4]. В составе статики отражательных процессов были систематизированы отражательные отношения между правовыми системами, описаны форма и содержание отображений (образов). В статье о динамике отражательных процессов рассмотрена функциональная сторона отражательного процесса - выделены типы связей, в которые могут вступать правовые системы между собой. Таким образом, в этих статьях показано, как преломляется общая теория отражения в
проблематике связей правовых систем1. В настоящем исследовании мы разовьем представления А. А. Рубанова о закономерностях правового регулирования общественных отношений, обусловленных способностью правовых систем к взаимному отражению [6, с. 19-47], поскольку они составляют один из столпов его теории, а также подвергнем критическому анализу принципы, определяющие статус иностранного права, вытекающие из указанных закономерностей.
В соответствии с советскими методологическими установками А. А. Рубанов постулиру-
1 Некоторые суждения об опорных катгориях международного частного права содержатся и в наших более ранних статьях, см., например [2]. Здесь же, очевидно, уместно оговорить, что настоящее исследование носит поисковый характер, так как по мере продвижения исследования некоторые выводы приходится корректировать. Так, например, в первых статьях мы вслед за А. А. Рубановым писали о взаимодействии правовых систем, а в работе, посвященной динамике отражательных процессов, пишем об их связи как более общей категории.
ет закономерности правового регулирования отношений, вытекающих из способности правовых систем к взаимному отражению. Таких закономерностей он выделил три, отмечая, что «они внутренне связаны между собой и, в сущности, составляют единый комплекс» [6, с. 20]. Первая закономерность формулируется так: правовая система одной страны при регулировании общественных отношений исходит из существования правовых систем других стран и в принципе позитивно решает вопрос о придании юридического значения нормам иностранного права [Там же, с. 20]. Вторая закономерность: правовая система каждой страны при регулировании общественных отношений исходит из того, что существуют комплексы социальных отношений, регламентируемые правовыми системами других стран [Там же, с. 31]. Третья закономерность, по А. А. Рубанову, состоит в том, что каждая правовая система при регламентации общественных отношений исходит из того, что правовым системам других стран присуща способность регулировать особую группу социальных отношений, а именно отношения, обладающие иностранными характеристиками [Там же, с. 36].
Для продолжения исследования и критики предложенных закономерностей определимся с понятиями закономерности и закона, оставаясь в материалистической исследовательской парадигме, опираясь на работы двух известных философов - Василия Петровича Тугаринова [7; 8] и Марио Бунге [1]. Начнем с понятия закономерности. В своих основных признаках оно схоже у различных авторов, в том числе и у двух упомянутых ученых. «Если зависимость регулярна, то есть она соответствует определенным (необязательно неизменным) схемам, то, по-видимому, лучше называть ее закономерностью, то есть соответствием закону. Нас интересует именно этот тип зависимости, потому что он является тем, что наука стремится установить» [1, с. 36]. В. П. Тугаринов выделял вначале понятие всеобщей закономерности, указывая, что все обусловлено, все в конечном счете законо-мерно1 [7, с. 33]. Вместе с тем закономерность -и понятие специальных наук: «Закономерность имеет место также и в той или иной отдельной области явлений и соответственно употребляется также в частнонаучном смысле. Понятие закономерности является одним из основных понятий всякой науки» [Там же, с. 35].
Вместе с тем закономерность не тождественна закону. В. П. Тугаринов проводит разграничение по содержательному критерию. Признавая, как мы указали ранее, закономерность выражением порядка, взаимозависимости и взаимосвязи явлений, он указывает, что закономерность «не раскрывает отдельных форм, сторон этой взаимосвязи. Последние раскрываются законами. «...Закономерность как объективный процесс составляет единство законов данной области явлений. Закон же является частью, стороной, моментом закономерности. Он поэтому более узок по содержанию, чем закономерность» [Там же, с. 35]. Итог рассуждений В. П. Тугаринова по вопросу содержания понятия закона и его соотношения с закономерностью состоит в том, что закономерность представляет собой общность законов всего мира или данной области явлений. Закон представляет собой более узкую по содержанию сторону, элемент, составную часть закономер-ности2 [Там же, с. 36, 132], такую взаимосвязь между существенными свойствами или ступенями развития явлений объективного мира, которая имеет всеобщий и необходимый характер и проявляется в относительной устойчивости и повторяемости этой связи [Там же, с. 87]3.
Советский философ выделяет и отличие закона и закономерности в логической форме. «Формула закона не содержит в себе много понятий, категорий. Часто он устанавливает определенный характер связи лишь между двумя носителями отношения, фиксируемого законом. Остальные понятия, фигурирующие в формуле закона, имеют значение связки или значение служебное» [Там же, с. 133]. Закономерность, в свою очередь, констатирует наличие взаимосвязей между рядом ее сторон, что выражается и в ее логической форме: она выражается суждением, связывающим целый ряд понятий и категорий» [Там же, с. 133]4.
Рассмотрим закономерности, выделенные А. А. Рубановым, учитывая общефилософское материалистическое понимание законов и закономерностей. Мы полагаем, что эти закономерности на самом деле представляют собой за-
1 В том же месте другая форма этой мысли: «Понятие закономерности употребляется, прежде всего, в философском, общем, универсальном смысле. для обозначения всех форм мирового порядка, для выражения той мысли, что мир, природа - не хаотический конгломерат вещей и событий, а единое, связное, неразрывное целое».
2 Идею закономерности емко выразил М. Бунге: «Принцип закономерности может быть выражен следующим образом: существуют законы» [1, с. 36].
3 В более ранней работе Василий Петрович определял законы так: «.это проявления взаимосвязи и взаимообусловленности явлений развивающегося мира; это существенные связи (отношения) между предметами, явлениями объективного мира, имеющие всеобщий и необходимый характер и проявляющиеся в относительной устойчивости и повторяемости» [8, с. 84].
4 По образному выражению философа, закономерности содержат в себе распространенные теоретические суждения, «заключающие в себе, как в почке, ряд не вполне раскрытых, не отдифференцированных друг от друга законов, или обобщение - собирательную формулу для ряда законов» [7, с. 133].
коны. Они выражают отношения двух явлений через определенный признак - признание или непризнание иностранного правового явления. Приводя предложенные три закономерности к более простому словесному выражению, мы получаем четыре следующих суждения: 1) правовая система одной страны признает существование правовой системы другой страны; 2) правовая система одной страны, как правило, придает юридическое значение правовым нормам другой страны; 3) правовая система признает существование общественных отношений, урегулированных нормами другой системы; 4) правовая система признает способность другой правовой системы регулировать отношения, обладающие иностранными характеристиками. В указанных законах задается определенное отношение между двумя его (отношения) носителями. Таким образом, речь должна идти о законах правового регулирования отношений, вытекающих из способности правовых систем к взаимному отражению. На этом этапе возникает ряд вопросов. Первый - возможно ли существование законов в сфере общественно-исторического развития? Второй - если формулируемые А. А. Рубановым суждения действительно законы, то возможны ли исключения из них? Третий - если три закономерности есть на самом деле законы, то что является закономерностью, сторонами которой они являются?
Ответ на первые два вопроса является, конечно, предметом рассмотрения более общих научных дисциплин. Поскольку в целях специального анализа в этой серии статей используется материалистическая философско-мето-дологическая основа, то для решения поставленного вопроса мы будем придерживаться выводов М. Бунге, который наиболее четко и ясно решил этот вопрос в рамках заданной исследовательской парадигмы. Его основные тезисы сводятся к следующим положениям. Законы исторического развития применимы, во-первых, к коллективам людей; во-вторых, не в каждом конкретном случае, а в определенном проценте случаев1, и, в-третьих, отличаются в
1 «...Единичные научные законы любого вида нельзя рассматривать в применении к конкретным, частным, индивидуальным случаям; научные законы справедливы лишь для класса фактов, а классы существуют реально лишь в ограниченном количестве отношений, тогда как конкретные индивидуальные системы, события и процессы имеют неограниченное количество сторон, поэтому они могут принадлежать многим различным классам, поэтому их индивидуация требует ряда законов» [1, с. 308]. Иными словами, для формулирования закона необходима классификация, которая требует абстрагирования (отвлечения) от отличающихся признаков. В этой связи объяснение единичных исторических явлений единичным законом невозможно, поскольку в силу большого (бесконечного) числа сторон эти события могут рассматриваться как пересечения большого (возможно, бесконечного) числа законов.
каждом типе общественной организации (например, они разные в родовой общине и в капиталистическом обществе) [1, с. 306], и меняются при коренном преобразовании общества [Там же, с. 312]. Наряду с этим автор выделяет и неизменные (инвариантные) общественные законы, например преобладание, в конечном счете или на протяжении длительного времени, материальных (биологических и экономических) условий над духовной культурой или закон, согласно которому глубокие изменения в способе производства постепенно вызывают обновление общественной структуры (либо делают ее желательной для части общества) [Там же, с. 306]. Одна из важнейших черт общественно-исторических законов в такой трактовке - это то, что они не являются схемами причинения [Там же, с. 312], а чаще всего являются статистическими законами: они не могут «быть справедливыми для всякого индивидуального события класса; наоборот, они являются общими и длительными тенденциями» [Там же, с. 314]. Этот статистический характер общественно-исторических законов не отрицает закономерный характер индивидуальных событий, а, как отмечает М. Бунге, означает подчинение их группам законов, и не только социальным (а например, еще биологическим и психологическим) [Там же, с. 315]. В. П. Тугаринов также указывал, что законы бывают разные, и выделял отдельно эмпирические законы, определяя их основную черту как установление наличия и характера закономерной связи как факта [7, с. 109], специально отмечая, что законы-тенденции особенно характерны в области общественных явлений в силу сложности этих явлений [Там же, с. 111]. Таким образом, в материалистической исследовательской парадигме возможно существование как общих, так и специальных законов общественного развития. К последним относятся выделенные А. А. Рубановым законы (в нашем понимании), обусловленные способностью правовых систем к взаимному отражению. Такие законы выражают наиболее общие тенденции, статистически вероятные последствия, что не исключает возможности отклонения от таких тенденций2.
Квалификация суждений А. А. Рубанова в качестве законов требует установления закономерности, проявлениями которой они являются. С учетом сказанного о том, что законы отражают какие-то стороны, грани закономерности, мы полагаем, что в материалистической трактовке общества одной из закономерностей
2 По меткому выражению М. Бунге, «научная точность не исчерпывается численной правильностью» [1, с. 316].
правового регулирования общественных отношений является отражение ими существования других правовых систем. А проявлениями этой закономерности являются законы, утверждающие, что правовая система, как правило, придает юридическое значение нормам другой страны; что правовые системы, как правило, исходят из урегулированности групп общественных отношений другими правовыми системами; что правовые системы, как правило, признают существование общественных отношений, урегулированных нормами права других государств. Такая трактовка находится в соответствии с общими представлениями о понятии законов и закономерностей, а также подчеркивает особенности законов общественного развития.
Выделение закономерностей (в нашем подходе - законов) в теории А. А. Рубанова имеет важное значение, поскольку они служат основанием для формулирования принципов, определяющих юридический статус иностранного права1. Таких принципов три: 1) наделение иностранного права положением права [6, с. 48]; 2) признание за иностранным правом способности реализации в общих формах [Там же, с. 50]; 3) наделение иностранного права статусом гетерогенного явления [Там же, с. 61].
Принцип наделения иностранного права положением права есть, в общем смысле, проявления качества адекватности отражения. Поскольку иностранные правовые системы действительно представляют собой социальные системы, состоящие из трех базовых элементов, то правильный образ (отображение) таких правовых систем должен так же воспроизводить эти юридические черты. Как отмечалось в предыдущих статьях [5, с. 132], адекватность отображений иностранных правовых норм обеспечивается, прежде всего, положениями ст. 1191 ГК РФ, закрепляющими общие принципы установления содержания норм иностранного права. Поэтому в общем смысле качество адекватности отражения предопределяет восприятие норм иностранного права тем, чем они являются в действительности - социальными регуляторами, правилами, регламентирующими поведение людей. Вместе с тем в этот вопрос могут вмешаться и обстоятельства сугубо прагматического характера. Как отмечалось в англоязычной литературе, разделение
вопросов права и вопросов факта зачастую используется, например, для определения круга вопроса, решаемого коллегией присяжных, и в этой части представляет собой скорее политико-правовой компромисс, нежели четкую док-тринально обоснованную позицию2.
Второй принцип, определяющий юридический статус иностранного права в отечественном праве, выделяемый А. А. Рубановым, признает за его нормами возможность реализации в общих формах. При признании первого принципа, второй является его логическим продолжением в том смысле, что к реализации способны только правовые нормы как юридические категории, и при адекватном отражении должна отображаться также и способность этих норм к реализации во всех доступных для этой нормы формах.
Третьий принцип, определяющий юридический статус иностранного права, сформулированный А. А. Рубановым, - принцип гетерогенности: «Национальная правовая система исходит из того, что иностранное право чужеродно, и обращается с ним, как с таковым: наделяя юридическим значением иностранные правовые нормы, право данной страны рассматривает их как чужеродные» [6, с. 61]3. Выделение принципа гетерогенного характера иностранных правовых норм (скажем шире - иностранных правовых явлений) ставит вопрос о его соотнесении с философским основанием всей теории А. А. Рубанова - теории отражения. Напомним, этот подход предполагает, что правовые системы способны к отражению посредством формирования образов отраженных явлений, состоящих из содержания, внутренней и внешней формы (делящейся на две составляющих). Последовательное применение теории отражения к описанию связей правовых систем приводит к необходимости некоторых пояснений относительно выделенного принципа гетерогенности. Дело в том, что сам по себе образ, как было показано в предыдущих наших статьях, является системной принадлежностью
1 Так именуется отдельный параграф во второй главе книги Августа Афанасьевича [6, с. 48-64]. В традиционной российской юридической науке термином «статус» обычно обозначается понятие, определяющее правовое положение субъектов. Здесь мы, вслед за А. А. Рубановым, говорим о статусе в общефилософском смысле, как говорят, например, об онтологическом статусе.
2 Показательна в этом отношении статья Рональда Аллена и Майкла Пардо [9], название которой можно перевести как «Мифическое деление права и факта». Авторы показывают, что «концепции "право" и "факт" обозначают не онтологически разные категории, а, скорее, правовые вопросы, которые являются частью более общей категории фактических вопросов. Равным образом между этими категориями нет значительной эпистемологической или аналитической разницы. При отказе от ложного представления о фундаментальном различии права и факта упраздняется всякая неясность этого деления и ясно проступает функциональный характер деления вопросов на фактические и правовые» [9, с. 1770].
3 Здесь же необходимо отметить, что А. А. Рубанов рассматривает гетерогенность именно норм, не выделяя отдельно другие элементы правовых систем.
отражающей системы. Наиболее наглядно эта принадлежность наблюдается на примере гносеологического отражения. Образы материальных объектов в сознании человека принадлежат только его сознанию, т. е., пользуясь терминологией А. А. Рубанова, они гомогенны его сознанию. Материальный объект, образ которого сформирован в сознании человека, разумеется, не находится в этом сознании или физически в голове человека. Связь образа и оригинала, как указывалось в предыдущих статьях, обеспечивается предметностью образа, качество которой именуется адекватностью [5, с. 132]. Таким же образом и приложение советской теории отражения к социальным процессам обязывает сформулировать вывод, что норма права, примененная российским судом, есть отображение (образ) иностранной правовой нормы, которое не может быть гетерогенным по отношению к отражающей системе. Точно так же как и в системе заданных категорий резолютивная часть иностранного судебного решения, воспроизводимая в тексте определения российского суда, признающего и приводящего его в исполнение, есть явление российской правовой системы1. Не вызывает сомнений и системная принадлежность, например, ст. 4 Федерального закона «О юрисдикционных иммунитетах иностранного государства и имущества иностранного государства в РФ»2, или, например, норм Федерального закона «О внесении изменений в Федеральный закон "О введении в действие части третьей ГК РФ"»3, которые также содержат отображения иностранных правовых яв-лений4. Таким образом, и аналитические, и миметические образы гомогенны по отношению к отображающей правовой системе. В последних появляется кажущаяся гетерогенность, вызванная тем, что сама правовая система маркирует отраженные правовые явления в качестве иностранных [5, с. 132].
Разумеется, взятые сами по себе правовые системы разных стран и их части чужеродны по отношению друг к другу. В этом смысле, продолжая логику советского материалистического воззрения на этот вопрос, образы ино-
1 Такие образы в одной из наших предыдущих статей по этой тематике мы назвали миметическими (подражательными) [5, с. 132].
2 О юрисдикционных иммунитетах иностранного государства и имущества иностранного государства в Российской Федерации : федер. закон от 3 нояб. 2015 г. № 297-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 2015. № 45. Ст. 6198.
3 О внесении изменений в Федеральный закон «О введении в действие части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» : федер. закон от 26 июля 2017 г. № 201-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 2017. № 31(ч. 1). Ст. 4750.
4 Этот тип образов в предыдущей статье мы условно назвали ана-
литическими [5, с. 132].
странных правовых явлений - это способы ориентирования правовых систем в среде иных (отличных от них самих) правовых систем. Соответственно, гетерогенны сами эти нормы, до их внедрения в российскую правовую систему (по выражению А. А. Рубанова - до придания им юридического значения), но не их образы, формируемые в правовой системе. Принадлежность образов иностранных правовых явлений к самой отражающей системе позволяет «обрабатывать» такие образы средствами отражающей правовой системы. Так, например, при применении иностранных правовых норм российскими судами, именно российская правовая система определяет порядок применения таких норм, необходимость признания или отрицания обратной отсылки и т. д. Таким образом, в материалистической трактовке связей правовых систем образы иностранных правовых явлений гомогенны самой правовой системе, а сами иностранные правовые явления - ге-терогенны. Гетерогенность иностранных правовых явлений позволяет как придать им юридическое значение, так и отказать в этом. В обоих случаях произойдет формирование образа иностранного правового явления5.
Вместе с тем в практической юриспруденции и в базовых учебных курсах по международному частному праву такие тонкости могут быть излишними, и гетерогенность может быть признана за любыми проявлениями иностранных правовых явлений.
Проведенное исследование позволяет скорректировать выводы А. А. Рубанова в части признания отражательных способностей правовых систем в качестве общей закономерности правового регулирования, а формулируемые им законы - закономерностями, а также в части формулирования принципов, определяющих статус иностранного права, в рамках материа-диетической исследовательской парадигмы. Ш
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бунге М. Причинность. Место принципа причинности в современной науке. М. : Иностр. лит., 1962. 512 с.
2. Колобов Р. Ю. К вопросу о правовой норме в международном частном праве // Сиб. юрид. вестн. 2005. № 1. С. 35-41.
3. Колобов Р. Ю. Международное частное право и теория отражения: постановка проблемы и обзор литературы // Сиб. юрид. вестн. 2017. № 4. С. 89-95.
5 На формирование образов как при признании юридического значения иностранных правовых явлений, так и при отказе в придании такого значения мы обращали внимание в предыдущих работах [5, с. 128]. Первый можно назвать - положительным (правовая система придает юридическое значение иностранному правовому явлению), второй - отрицательным (правовая система отказывается придавать юридическое значение иностранным правовым нормам).
4. Колобов Р. Ю. Международное частное право и теория отражения: формально-логический анализ динамики отражательных процессов // Сиб. юрид. вестн. 2018. № 2. С. 123-129.
5. Колобов Р. Ю. Международное частное право и теория отражения: формально-логический анализ статики отражательных процессов // Сиб. юрид. вестн. 2018. № 1. С. 126-137.
6. Рубанов А. А. Теоретические основы международного взаимодействия национальных правовых систем. М. : Наука, 1984. 159 с.
7. Тугаринов В. П. Законы объективного мира, их познание и использование. Л. : Изд-во ЛГУ, 1954. 196 с.
8. Тугаринов В. П. О законах объективного мира и законах науки // Вопр. философии. 1952. № 4. С. 78-92.
9. Allen, Ronald Jay and Pardo, Michael S. The Myth of the Law-Fact Distinction // Northwestern University Law Review. 2003. Vol. 97; University of Alabama Legal Studies Research Paper N 2925903. URL: https://ssrn.com/abstract=2925903.
REFERENCES
Bunge M. Prichinnost'. Mesto printsipa prichinnosti v sovremennoy nauke. Moskou, Inostr. lit. Publ., 1962, 512 p.
Kolobov R.Yu. K voprosu o pravovoj norme v mezhdunarodnom chast-nom prave. Sib. yurid. vestn, 2005, no 1, pp. 35-41.
Kolobov R.Yu. Mezhdunarodnoe chastnoe pravo i teoriya otrazheniya: postanovka problemy i obzor literatury. Sib. yurid. vestn., 2017, no 4, pp. 89-95.
Kolobov R.Yu. Mezhdunarodnoe chastnoe pravo i teoriya otrazheniya: formal'no-logicheskiy analiz dinamiki otrazhatel'nykh protsessov. Sib. yurid. vestn., 2018, no 2, pp. 123-129.
Kolobov R.Yu. Mezhdunarodnoe chastnoe pravo i teoriya otrazheniya: formal'no-logicheskiy analiz statiki otrazhatel'nykh protsessov. Sib. yurid. vestn., 2018, no 1, pp. 126-137.
Rubanov A.A. Teoreticheskie osnovy mezhdunarodnogo vzaimodeystviya natsional'nykh pravovykh sistem. Moscow, Nauka Publ., 1984, 159 p.
Tugarinov V.P. Zakony ob'ektivnogo mira, ikh poznanie i ispol'zovanie. Leningrad, LGU Publ., 1954, 196 p.
Tugarinov V.P. O zakonakh ob'ektivnogo mira i zakonakh nauki. Vopr. filosofii., 1952, no 4, pp. 78-92.
Allen, Ronald Jay and Pardo, Michael S. The Myth of the Law-Fact Distinction. Northwestern University Law Review, Vol. 97, 2003; University of Alabama Legal Studies Research Paper no 2925903. Available at SSRN: https://ssrn.com/abstract=2925903.
Private International Law
and Reflection Theory: on the Notion
of Pattern of Legal Regulation
© Kolobov R. Yu., 2019
Current investigation continues the series of articles devoted to the development of ideas of A. A. Rubanov on the use of reflection theory for the explanation of the connection among legal systems. In the previous articles we have investigated the bases of sociological understanding of the reflection theory in Russian philosophy and sociology; formulated the notion of statics of reflective processes (by developing the notion of image, its form and substance and systematizing the possible reflective relations among legal systems); demonstrated the possibility of using the general philosophical theory of ties and relations for description of the relations among legal systems (dynamics of the reflective processes). In the current article the author analyzes the patterns of social regulations, following from the possibility of legal systems to reflect other legal systems (originally formulated by A. A. Rubanov). Further on the author proposes another qualification of these patterns, based on materialistic notion of law and pattern in the interpretations of V. P. Tugarinov and M. Bunge. A special attention is paid to the principles, defining the status of foreign law, proposed by A. A. Rubanov. Notably, author states another vision of the principle of heterogeneity of foreign legal norms, taking into account the notion of image and relevance. The current investigation will be continued by the formulation of legal classification of relations among legal systems, based on the theory of reflection and by a number of special issues. After the materialistic interpretation of the relations among legal systems is completed, the author will attempt to use other philosophical platforms and their integration.
Keywords: reflection theory, private international law, legal systems.
