CC BY
121
но по той причине, что они являются (или, по крайней мере, пытаются таковыми стать) выразителями общенародных интересов.
Литература
1. Чижов Д.В. Российские политические партии: между гражданским обществом и государством. - М.: Росспэн, 2008. - С.53.
2. Заславский С.Е. Политические партии России (процесс правовой институционализации): дис. ... д-ра юрид. наук. - М., 2004. - С.6.
3. Дагбаев Э.Д. Институциональный дизайн политических процессов в российских регионах Внутренней Азии и Монголии. - Улан-Удэ: Изд-во Бурятского гос. ун-та, 2011.
4. Буряты / под ред. Л.Л. Абаевой. - М.: Наука, 2004. -С.560-561.
5. Бердяев Н.А. Судьба России. - М.: Мысль, 1990. -С.15.
6. Информационный портал «Избираем.ру» // [Электронный ресурс]. - URL: http: //izbiraem.ru/party (дата обращения 19.04.2014).
7. Российская газета. - 2012. - 4 апреля.
Дагбаев Эрдэм Данзанович, доктор социологических наук, профессор кафедры политологии и социологии Бурятского государственного университета, г. Улан-Удэ, e-mail: edagbaev@mail.ru Dagbaev Erdem Danzanovich, doctor of sociological sciences, professor, department of political sciences and sociology, Buryat State University, Ulan-Ude, e-mail: edagbaev@mail.ru
УДК 327 © С.Д. Якушев, A.C. Калмыков
МЕЖДУНАРОДНО-ПРАВОВОЙ СТАТУС ГОСУДАРСТВА-НАБЛЮДАТЕЛЯ ПРИ ШАНХАЙСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ СОТРУДНИЧЕСТВА (НА ПРИМЕРЕ МОНГОЛИИ)
Статья посвящена выявлению особенностей международно-правового статуса государства-наблюдателя при Шанхайской организации сотрудничества и их соотношению с приоритетами внешнеполитического курса Монголии.
Ключевые слова: ШОС, Хартия ШОС, наблюдатель, партнер по диалогу, международно-правовые акты, Монголия, НАТО, программы сотрудничества.
S.D. Yakushev, A.S. Kalmykov
INTERNATIONAL LEGAL STATUS OF THE SHANGHAI COOPERATION ORGANIZATION OBSERVER STATE (BASED ON THE EXAMPLE OF MONGOLIA)
The article deals with specific features of the international legal status of the state-observer status within the Shanghai Cooperation Organization and how these specific features correlate with the priorities in foreign policy of Mongolia.
Keywords: SCO, SCO Charter, observer state, dialogue partner, international legal instruments, Mongolia, NATO, cooperation programs.
С момента объявления о создании Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) в июне 2001 г. среди ее учредителей доминировало мнение о нецелесообразности увеличения количества участников союза в силу необходимости создания эффективно действующих механизмов работы в первоначальном составе. Вместе с тем в соответствии со ст. 14 Хартии ШОС от 7 июня 2002 г. организации вменялось право вступать во взаимодействие с другими государствами и международными организациями, предоставляя им соответствующий статус [1]. Реализация этого положения на практике в последующие годы позволила сформировать устойчивую трехуровневую организационную структуру:
• государства-члены ШОС (Республика Казахстан, Китайская Народная Республика, Республика Кыргызстан, Российская Федерация,
Республика Таджикистан, Республика Узбекистан);
• государства-наблюдатели при ШОС (Исламская Республика Афганистан, Республика Индия, Исламская Республика Иран, Монголия, Исламская Республика Пакистан);
• государства-партнеры по диалогу ШОС (Республика Беларусь, Турецкая Республика, Демократическая Социалистическая Республика Шри-Ланка).
Официальные визиты в Монголию председателя Китайской Народной Республики Си Цзиньпина и президента Российской Федерации В.В. Путина соответственно в августе и сентябре 2014 г. накануне Совета глав государств-членов ШОС в Республике Таджикистан, а также утверждение по итогам душанбинского саммита меморандума об обязательствах государства-заявителя в целях получения статуса государ-
ства-члена организации и порядка предоставления такового статуса породили в средствах массовой информации многочисленные дискуссии о перспективах вступления Монголии в ШОС.
В монгольских кругах достаточное распространение получила точка зрения о том, что Улан-Батору, несмотря на прямое давление Москвы и Пекина, удалось сохранить статус наблюдателя. Инициированная же президентом Монголии Ц. Элбэгдоржем встреча с лидерами России и Китая в рамках заседания ШОС была названа значительным успехом монгольской дипломатии [2]. Достигнутая договоренность о проведении подобных встреч в дальнейшем (т.н. «Улан-Баторский диалог») и объективное наличие проблем, требующих разрешения именно в трехстороннем формате, позволяют судить о стремлении руководства Монголии не к полноправному членству в ШОС, а к интеграции отношений с приграничными странами на ее площадках. Этому в немалой степени способствует и международно-правовой статус государства-наблюдателя, раскрытию которого и представляется целесообразным уделить внимание в контексте соответствия его особенностей приоритетам внешнеполитического курса Монголии и намерениям России и Китая по дальнейшему развитию ШОС.
Ключевым документом, подлежащим изучению в этой связи, является Положение о статусе наблюдателя при Шанхайской организации сотрудничества от 16 июня 2004 г., в котором, с одной стороны, определяется порядок предоставления этого статуса заинтересованной стране или межправительственной международной организации (форуму), с другой - раскрываются отдельные аспекты правового положения наблюдателя [3]. В частности, в Положении делается акцент на раскрытии предоставляемых указанной категории государств прав, среди которых:
1. Право присутствия на заседаниях органов ШОС: Совета глав государств и Совета глав правительств (премьер-министров) при получении соответствующего приглашения (ст. 6), а также Совета министров иностранных дел и Совещаниях руководителей министерств и/или ведомств без такового приглашения (ч. 1, ст. 7). В обоих случаях оговорено, что государство-наблюдатель может присутствовать исключительно на открытых заседаниях указанных органов ШОС;
2. Право участия в заседаниях органов ШОС, ограниченное отсутствием права голоса и необходимостью получения предварительного согласия председательствующего на обсуждение во-
просов, входящих в компетенцию соответствующих структурных единиц организации (ч. 2, ст. 7);
3. Право доступа к документам и решениям органов ШОС при отсутствии ограничений на их распространение (ч. 3, ст. 7). В части, касающейся предоставления этого права, в Положении содержится отсылка на ст. 4 Хартии ШОС от 7 июня 2002 г., согласно которой под документами и решениями организации понимаются утверждаемые Советом глав государств положения о функциях и порядке работы органов ШОС, за исключением Региональной антитеррористической структуры, и решения о создании других органов ШОС, оформляемые в виде дополнительных протоколов к Хартии;
4. Право поддержания постоянных контактов с Секретариатом ШОС, расположенном в Пекине, посредством аккредитованных в Китае дипломатических представительств государств, имеющих статус наблюдателя (ст. 15). Предмет данных контактов четко очерчен и охватывает исключительно вопросы, связанные со статусом наблюдателя.
Обращает на себя внимание номинальность рассмотренных прав - лишение права голоса и представительства на закрытых заседаниях органов ШОС лишь частично компенсируется возможностью распространения через Исполнительного секретаря организации письменных заявлений по интересующим вопросам. Кроме того, статус наблюдателя не предоставляет права участия в подготовке и подписании документов ШОС.
Организационная сущность предоставляемых прав сопровождается в Положении фактически полным отсутствием круга обязанностей государств-наблюдателей. Условно к их числу можно отнести предписания о самостоятельном переводе документов и выступлений с рабочих и на рабочие языки (русский, китайский) ШОС (ст. 10), и самостоятельном несении всех расходов по участию в заседаниях ее органов (ст. 11). Также с определенной долей условности возможность лишения статуса наблюдателя в случае совершения государством действий или заявлений, направленных против организации, решений органов ШОС или принципов, заложенных в Хартии (ст. 12), можно трактовать, как обязанность воздерживаться от таковых действий или заявлений.
Таким образом, международно-правовой статус государства-наблюдателя при ШОС, характеризующийся в соответствии с Положением 2004 г. наличием номинальных прав и отсутствием четко сформулированных обязанностей
стран этой группы, предоставляет Монголии уникальную возможность «безучастного участия» в деятельности этой организации. Уникальность обусловливается тем, что такое положение полностью соответствует выбранному в начале 1990-х гг. и получившему поддержку в Концепции внешней политики 2010 г. курсу на развитие дружественных и взаимовыгодных контактов не только с двумя географическими соседями (Россией, Китаем), но и с т.н. «третьим соседом» (США, Японией, странами Евросоюза, Индией, Южной Кореей, Турцией) [4].
Проведение политики равноудаленности от указанных государств зачастую предопределяет необходимость искусного лавирования монгольского руководства при выстраивании отношений в двустороннем и многостороннем форматах. Причем во втором случае речь идет о сбалансированности представительства и участии Монголии в деятельности международных и региональных организаций с учетом теневого или явного лидерства в них той или иной страны, что само по себе является достаточно трудной внешнеполитической задачей.
Восприятие ШОС на Западе в виде агрессивного блока «анти-НАТО», чьи решения носят нелегитимный характер в силу господства авторитарных режимов и отсутствия демократических традиций среди участников организации, в совокупности с интенсификацией взаимоотношений с США в различных сферах жизнедеятельности, заставляет Монголию не проявлять инициативы по поводу полноправного участия в ШОС. Приобретение же такового статуса, т.е. фактическое сближение с географическими соседями, привело бы к трансформации концепции «третьего соседа» в существовавшую в советский период концепцию «буферного государства» и последующей всецелой зависимости от одного из приграничных государств.
С другой стороны, отсутствие у государства-наблюдателя при ШОС права участвовать в выработке итоговых решений и, как следствие, какой-либо ответственности за их исполнение, затрудняет более плотное привлечение Монголии к деятельности организации в рамках правового поля. Речь, прежде всего, идет о ведущих игроках ШОС, России и Китае, стремящихся путем включения центрально-азиатских стран в зоны своего геополитического влияния ослабить американское присутствие в регионе.
Недостаток юридических механизмов вовлечения государств-наблюдателей в работу организации обусловливает необходимость поиска таковых путей. В данном контексте интерес для изучения представляет международно-правовой
статус государств-партнеров по диалогу ШОС, характеризующийся, хотя и незначительными, но заслуживающими внимания отличительными от статуса наблюдателя чертами.
Согласно Положению от 28 августа 2008 г. [5] статус партнера по диалогу предоставляется государству или организации, разделяющим цели и принципы ШОС и желающим установить с ней отношения равноправного взаимовыгодного партнерства по отдельным направлениям деятельности (ст. ст. 1.1, 1.2 главы I). Равно как и в Положении о статусе наблюдателя при Шанхайской организации сотрудничества от 16 июня 2004 г., в Положении 2008 г. международно-правовой статус государств раскрывается односторонне: перечисляются права, но не рассматриваются обязанности.
Статус государства-партнера по диалогу ШОС предоставляется после подписания Меморандума, в котором указываются конкретные направления сотрудничества (ч. 2.1.5, ст. 2.1 главы II). В силу изначального определения предмета партнерства большинство предоставляемых странам рассматриваемой группы прав носит не только организационный, но и весьма содержательный оттенок.
Во-первых, номинальное право представительства на заседаниях органов ШОС выражается для партнеров в участии в совещаниях руководителей министерств и/или ведомств государств-членов ШОС, отвечающих за сферы совместной деятельности, определенные в Меморандуме (п. «а», ч. 2.2.1, ст. 2.2 главы II).
Во-вторых, конкретную практическую направленность имеет право партнеров выступать на заседаниях рабочих групп, комиссий старших должностных лиц и иных структур, создаваемых государствами-членами ШОС для осуществления сотрудничества по направлениям, являющимся предметом партнерства, а также принимать участие в научных, экспертных встречах и иных мероприятиях, связанных с этими направлениями (пп. «б», «в», ч. 2.2.1, ст. 2.2 главы II).
В-третьих, несмотря на уже традиционное отсутствие возможности подготовки, подписания документов ШОС, выработки итоговых решений и неимение ответственности за их выполнение, государства-партнеры пользуются правом совещательного голоса на перечисленных мероприятиях по вопросам сотрудничества, перечисленным в Меморандуме (ч. 2.3.3, ст. 2.3 главы 2).
И, наконец, в-четвертых, государства рассматриваемой группы имеют право при наличии соответствующей договоренности на проведение встреч в формате «государства-члены ШОС
+ партнер(ы)» на уровне министров или иных уполномоченных лиц с подписанием итогового протокола (ч. 2.3.1, ст. 2.3 главы 2).
Практика закрепления отношений государств-членов международной организации с иными ее участниками в виде индивидуального акта, в котором прописываются основы сотрудничества (применительно к государствам-партнерам по диалогу - это Меморандум) широко используется не только в ШОС, но и в других союзах и блоках, являясь эффективным инструментом втягивания конкретной страны в многосторонний формат международных отношений.
Среди таковых союзов и блоков следует выделить Организацию Североатлантического договора (НАТО) на программах двустороннего сотрудничества которой с различными государствами, включая Монголию, видится необходимым сделать особый акцент.
Структура альянса выглядит следующим образом: 1) государства-члены («member countries»); 2) государства-партнеры («partner countries»), объединяемые с государствами-членами НАТО в Совет евроатлантического партнерства («Euro-Atlantic Partnership Council»); 3) государства ближневосточного диалога НАТО («NATO's Mediterranean Dialogue»): Алжир, Египет, Израиль, Иордания, Мавритания, Марокко, Тунис; 4) государства Стамбульской инициативы сотрудничества («Istanbul Cooperation Initiative»): Бахрейн, Катар, Кувейт, Объединенные Арабские Эмираты; 5) государства-партнеры со всего света («Partners across the globe»): Афганистан, Австралия, Ирак, Япония, Пакистан, Республика Корея, Новая Зеландия, Монголия.
Как правило, программы двустороннего сотрудничества государств-членов НАТО с иными участниками альянса разрабатываются на основе индивидуального плана взаимодействия с учетом потребностей конкретной страны. Наиболее известной из них является программа «Партнерство ради мира» (ПРМ, «Partnership for Peace»), созданная в 1994 г. и ставшая основой деятельности Совета евроатлантического партнерства. С точки зрения НАТО, ПРМ является средством, позволяющим определить способности каждого партнера выполнять обязательства, возлагаемые на каждого члена альянса, и своеобразным полигоном, где эти способности подвергаются испытаниям [6]. Стержнем ПРМ является Рамочный документ, в котором излагаются конкретные положения для каждой из стран-партнеров.
В рамках ПРМ страны сотрудничают с НАТО на трех уровнях: уровне индивидуального партнерства (основное внимание уделяется участию
военнослужащих государств-партнеров в военных маневрах альянса); уровне планирования процессов и анализа (проводится оценка оборонной сферы партнера, прежде всего, вооруженных сил, которые планируют привлекать к участию в операциях НАТО); уровне индивидуального партнерства (отражаются конкретные мероприятия по интеграции силового сектора государства-партнера в альянс). Следовательно, посредством реализации ПРМ осуществляется последовательное вовлечение и постепенная подготовка конкретной страны к интеграции в рамках этого военно-политического блока.
С 2010 г., после саммита НАТО в Лиссабоне, по итогам которого была принята новая стратегическая концепция «Активное участие, современная оборона», альянсом был взят курс на развитие отношений с государствами, не входящими в евро-атлантический регион. Интенсификация контактов с Монголией, произошедшая в этом русле и выразившаяся в участии монгольских военнослужащих в операциях международных сил содействия безопасности (International Security Assistance Force, ISAF) в Афганистане, привела к принятию в марте 2012 г. программы «Индивидуального партнерства и кооперации» (Individual Partnership and Cooperation Program, IPCP).
В развитие этого документа, предусматривающего конкретные направления и формы сотрудничества в формате «НАТО + Монголия» (миротворческая деятельность, контртерроризм, борьба с распространением оружия массового поражения, совместные учения и др.), сторонами была утверждена программа науки для мира и безопасности (Science for Peace and Security, SPS), включающая вопросы военного сотрудничества и обеспечения безопасности коммуникационных технологий [7].
Подводя итоги проведенному исследованию, следует констатировать, что к числу особенностей международно-правового статуса государства-наблюдателя при ШОС относится своеобразное раскрытие составляющих его элементов: включение прав, носящих в большинстве своем номинальный характер, и отсутствие четко сформулированных обязанностей. Такое положение, с одной стороны, полностью соответствует современному внешнеполитическому курсу Монголии, ориентированному на развитие сбалансированных отношений с географическими соседями и т.н. «третьим соседом», а с другой -противоречит намерениям России и Китая по более плотному вовлечению республики в работу ШОС с учетом предполагаемой в ближайшее
время отмены моратория на увеличение постоянных членов данной организации.
В случае отстаивания Монголией статуса государства-наблюдателя возможным сценарием ее интеграции может стать принятие индивидуальных программ двустороннего сотрудничества по аналогии с имеющейся практикой заключения Меморандума с государством-партнером по диалогу ШОС, а также утверждения программ взаимодействия НАТО с государствами-партнерами альянса.
Литература
1. Хартия Шанхайской организации сотрудничества от 7 июня 2002 г. // [Электронный ресурс]. - http:// www.sectsco.org/RU123/show.asp?id=86 (дата обращения 08.10.2014).
2. Монголия сохранит статус наблюдателя // [Электронный ресурс]. - URL: http: //ru.vom.mn/d/6491; «Необходимо различать политические вопросы от экономических»: интервью с директором Института международных исследований Академии наук Монголии Д. Шурхуу // [Электронный ресурс]. - URL: http: //ru.vom.mn/i/6556 (дата обращения 08.10.2014).
3. Положение о статусе наблюдателя при Шанхайской организации сотрудничества // [Электронный ресурс]. -URL: http: //www.sectsco.org/RU123/show.asp?id=97 (дата обращения 08.10.2014).
4. Приложение к постановлению Великого Государственного Хурала Монголии от 10 февраля 2011 г. №10
«Концепция внешней политики Монголии» (Монгол Ул-сын Их Хурлын 2011 оны 02 сарын 10 едрийн 10 дугаар тогтоолын хавсралт «Монгол Улсын гадаад бодлогын Y33n баримтлал»). Ст. 14 гл. 2 // [Электронный ресурс]. - URL: http: //www.legalinfo.mn/annex/details/3362?lawid=6340 (дата обращения 08.10.2014).
5. Положение о статусе партнера по диалогу Шанхайской организации сотрудничества // [Электронный ресурс]. - URL: http: //www.sectsco.org/RU123/show.asp?id=116 (дата обращения: 8.10.2014).
6. «Партнерство ради мира» (Partnership for peace -PfP) // [Электронный ресурс]. - URL: http: //нато.рф/ru/ partnership_for_peace.html (дата обращения 08.10.2014).
7. NATO's cooperation with Mongolia // [Электронный ресурс]. - URL: http: //www.nato.int/cps/en/natohq/topics_ 85297.htm (дата обращения 08.10.2014).
Якушев Сергей Дмитриевич, кандидат юридических наук, г. Москва, e-mail: monogol@inbox.ru Калмыков Алексей Степанович, старший преподаватель кафедры международного права и международных отношений юридического факультета Бурятского государственного университета, г. Улан-Удэ, e-mail: alexey.kalmykov@list.ru Yakushev Sergey Dmitrievich, candidate of law sciences, Moscow, e-mail: monogol@inbox.ru Kalmykov Alexey Stepanovich, senior lecturer, department of international law and international relations, faculty of law, Buryat State University, Ulan-Ude, e-mail: alexey.kalmykov@list.ru
УДК 316.334.3(571.54) © A.B. Халбашкеев
ЛИБЕРАЛЬНЫЕ И ТРАДИЦИОННЫЕ ЦЕННОСТИ В СТРУКТУРЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ СТУДЕНЧЕСКОЙ МОЛОДЕЖИ
Статья посвящена рассмотрению политической культуры студентов Бурятии. Автор предполагает, что в настоящее время в структуре политической культуры происходят процессы трансформации. Для проверки гипотезы были проведены социологические опросы студентов вузов Бурятии. Проанализировано отношение респондентов к таким ценностям как справедливость, свобода, равенство, этатизм, патернализм и т.д. На основе полученных данных сделан вывод о том, насколько распространены традиционные и либеральные ценности в структуре политической культуры студентов Бурятии.
Ключевые слова: политическая культура, политические ценности, студенческая молодежь.
A.V. Khalbashkeev
LIBERAL AND TRADITIONAL VALUES IN THE STRUCTURE OF POLITICAL CULTURE OF STUDENTS
The article is devoted to consideration of political culture of students in Buryatia. The author suggests that at present the processes of transformation take place in the structure of the political culture. To test the hypotheses sociological surveys among the students in Buryatia have been conducted. The attitude of the respondents has been analyzed to such values as justice, freedom, equality, etatism, paternalism, etc. Based on the obtained results, the conclusion has been drawn, it concerns the degree of prevalence of traditional and liberal values in the structure of the political culture of students in Buryatia.
Keywords: political culture, political values, student youth.
Исходной точкой нашего исследования явля- го и объективного понимания политического ется предположение о том, что для более полно- процесса необходимо изучение его неинститу-
