Методология исследования и онтология исторической динамики кризисов и трансформаций Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

РОККАНОВСКАЯ ЛЕКЦИЯ

Н.С. Розов

МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ И ОНТОЛОГИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ ДИНАМИКИ КРИЗИСОВ И ТРАНСФОРМАЦИЙ1

Публичная лекция как речь или текст ко многому обязывает, а Рок-кановская лекция обязывает втройне. Стейн Роккан - весьма почитаемая фигура в социальных и политических науках, здесь имеет место редкий консенсус относительно значимости его идей и построений между представителями самых разных и конфликтующих между собой направлений. Я бы выделил три достоинства его подхода и работ: смелость в синтезе разных социальных масштабов и сфер человеческого бытия, внимание к долговременным процессам и переломным событиям в истории для объяснения сложившихся структур, редкая эрудиция во множестве конкретных областей социальных, культурных, экономических, политических и исторических знаний. В плане эрудиции мало кто может соперничать с Рокканом, в этом пункте пусть тягаются с ним другие. Зато мне есть что сказать в развитие первых двух пунктов: в плане синтеза масштабов и сфер, а также подходов к объяснению долговременного назревания кризисов, кризисной и конфликтной динамики, причин и роли переломных событий.

Сдвиги в методологии социального познания

Развитие исследовательских подходов происходит в разных местах с разной скоростью. В центрах международных интеллектуальных сетей ведутся авангардные исследования, здесь первыми происходят сдвиги, рождаются и осваиваются новые идеи. Периферия всегда отстает, новое здесь обычно не находит отклика, а развивается, только попав в сетевые центры [Коллинз, 2002]. Коротко перечислю сдвиги последних 10-20 лет в

1 Работа выполнена в рамках проекта «Разработка интеграционных методов и методик фундаментальных социально-гуманитарных исследований» (грант РФФИ № 13-06-00789).

392

западной (прежде всего, американской как наиболее развитой и динамичной) социальной науке:

1) от статики к динамике; все меньше внимания к попыткам всеобъемлющих классификаций и типологий, все больше внимания к динамике, т.е. к механизмам, паттернам, закономерностям, факторам изменений;

2) от фиксированных дилемм к исторически меняющимся шкалам; бинарные оппозиции не исчезли, но все больше замещаются континуумами, в рамках которых и происходит динамика; причем эти шкалы не считаются абсолютными на все времена, а являются принадлежностью определенных эпох, исторических систем и даже отдельных типов обществ;

3) от доминирующего масштаба к попыткам совмещения масштабов; споры относительно первенства микро- или макро- (атомизмом и холизмом) практически ушли в прошлое; хорошим тоном стал учет охватывающих масштабов при анализе микросоциальных явлений и, напротив, демонстрация того, как макропроцессы реализуются в жизни, судьбе, действиях конкретных индивидов;

4) от центризмов к рядоположенности сфер; явно снизился (угас?) накал споров относительно главного, или ведущего, типа причин в социальных изменениях и историческом развитии (экономоцентризм, культуроцен-тризм, психологизм, технологический детерминизм, географический детерминизм и т.д.); гораздо больше внимания уделяется взаимовлиянию между различными сферами, прежде всего, веберианскими (политика / государство, экономика / рынки, религия / культура / идеология, насилие / война / геополитика), а также географией, демографией и технологиями;

5) от Methodenstreit к синтезу подходов: иными словами, от традиционного Спора о методе между приверженцами номотетики - сбора и обработки количественных, статистических данных и сторонниками идио-графии - качественных методов (наблюдения, интервью) исследователи приходят к попыткам совмещения такого рода подходов (structure + agency), но здесь общего решения еще не найдено;

6) от поиска или отрицания универсальных законов к объяснению уникального через общее: долгий период дружного отрицания гемпелев-ских «охватывающих законов» (covering laws) завершается; уникальные исторические объяснения не признаются удовлетворительными в социальных и политических науках; что теперь занимает исследователей в передовых научных центрах, так это механизмы, посредством которых универсальные или типовые для данной эпохи ингредиенты и паттерны проявляются в конкретных неповторимых явлениях.

Если по первым двум пунктам (динамика вместо статики, исторически меняющиеся шкалы вместо абсолютных дилемм) есть ясность, то остальные четыре находятся на самом гребне развивающейся методологии социального познания, поэтому рассмотрим открывающиеся здесь возможности более детально.

393

Выявление причин разных социальных и временны Ох масштабов

Плодотворная идея совмещения в описании разных социальных и временныПх масштабов1 связана с осознанием (иногда более, иногда менее ясным) того, что в разные периоды истории ведущие причины событий и процессов относятся к разным уровням: иногда нужно вести речь о макропроцессах на континенте или даже в мире (Великие географические открытия, колонизация, религиозные войны, формирование национальных государств, промышленная революция и т.д.), а иногда, особенно во время острых кризисов и развилок, - о раскладе сил между основными политическими игроками или даже об особом складе характера, привычках и фобиях отдельного правителя. Картины изменения частной жизни семей и индивидов, в которых явственно отражаются макрособытия, - этот излюбленный прием исторических романистов - стали также активно использоваться в работах историков и социальных исследователей.

Мой тезис состоит в том, что совмещение масштабов и переключение между масштабами являются не только удачными приемами построения литературного или научного нарратива, но также имеют большой методологический, познавательный потенциал. Как его раскрыть?

Допустим, мы обращаемся к разным социальным и временны Пм масштабам не ради риторического эффекта, а с целью лучше прояснить причины происходящего. Тогда уже требуется априорное представление о ряде охватывающих масштабов: например, от ультрамикро- (ситуаций здесь-и-сейчас) до макро- (все общество) или даже до международного и глобального уровня. Как правило, большим социальным и пространственным масштабам естественно сопоставлять и большие временныПе: от минут и часов до столетий. Никакой априорный ряд масштабов не может быть общей догмой: для каждого типа исследовательских задач адекватен тот или иной состав масштабов.

Преодоление спора между холизмом и атомизмом состоит в признании «плавающего» и / или «диффузного» характера наиболее значимых причин социальных изменений. Иными словами, причины явлений могут находиться в сущностях и процессах разных масштабов (от ситуативных и локальных до национальных, международных, глобальных). Причины как бы «плавают» между масштабами, но также вполне резонно ожидать, что причины особо значимых явлений (кризисов, революций, войн, расцветов и упадков обществ) могут быть диффузно рассредоточены по нескольким масштабам (например, для Первой мировой войны - от выстрела Гаврилы

1 Затрудняюсь здесь судить о приоритетах. Не исключено, что первыми были даже не историки или социальные исследователи, а романисты с вершинами в творчестве Л. Толстого, Э. Золя и др. Совмещение и изящное переключение масштабов также характерно для историков школы «Анналов» (М. Блок, Л. Февр, Ф. Бродель), историка В. Макнила и макросоциолога И. Валлерстайна.

394

Принципа и воинственных настроений европейских политических лидеров до сложившегося соотношения в промышленном и военном развитии между Германией и Великобританией, еще шире - до истории конкуренции и конфликтов между всеми великими европейскими державами и их коалициями).

Рассмотрим условную упрощенную ситуацию с тремя масштабами, которые назовем микро-, макро- и мега-. Допустим, задача состоит в выявлении причин явлений на уровне макро- (социально-политических кризисов, революций, войн в обществе). Широкий взгляд на онтологию причинности предполагает самые разные возможности: в «плавающей» парадигме причины разных событий могут быть и на уровне микро- (интересы и решения индивидов), и на уровне макро- (ситуация с политическими силами, классами, конфликтами), и на уровне мега- (охватывающие и долговременные процессы в технологиях, экономике, демографии, международных отношениях). Назовем такие причины мономасштабными. В «диффузной» парадигме некая причина или комплекс причин имеют свои «представительства» в каждом из трех масштабов.

Отметим, что «плавающие» причины охватывающих масштабов всегда каким-то образом представлены во вложенных масштабах. Если мы говорим о тенденциях технологического развития на протяжении нескольких десятков лет, то в каждом десятилетии, в каждом году и в каждом месяце есть соответствующие проявления этих тенденций. Если говорится о «настроениях правящих элит европейских держав», то эти настроения многократно проявляются в записях, публикациях, речах, зафиксированных дискуссиях тех или иных деятелей, входящих в эти элиты. Как же тогда отличить мономасштабные причины от диффузных?

Воспользуемся логической схемой необходимого и достаточного.

Мономасштабная причина (группа причин) некоторого явления необходима и достаточна для него. Если это явление принадлежит вложенному (меньшему) масштабу, то при любых условиях последнего это явление произойдет. Когда лес горит, птичьи гнезда на ветвях деревьев гибнут. Когда в стране инфляция, деньги в карманах и на счетах каждого обесцениваются.

Диффузная причина на каждом уровне необходима, но только вместе они достаточны. Чтобы выросло новое дерево, нужны и семя, и почва, и окружающие условия температуры, влажности, освещенности, причем на протяжении многих лет. Чтобы появилось и закрепилось реальное разделение властей, нужно не только разовое принятие соответствующих конституционных, законодательных норм, но также необходимы влиятельные группы, защищающие такое разделение, критическая масса депутатов, чиновников, политических лидеров, судей, понимающих смысл и пользу такого разделения, серия скандалов и разоблачений, связанных с покушением одной ветви власти (обычно исполнительной) на подчинение других ветвей (обычно парламента, судов, массмедиа).

395

Какова же адекватная методология для раскрытия такого рода причин? Перспективным представляется синтез вполне классического подхода постановки и проверки гипотез через систематический анализ исторических случаев (соединенным методом сходства и различия, аппаратом булевой алгебры по Ч. Рэгину [Ragin, 1994; Розов, 2009] с расширением за счет учета разных масштабов). Так, мономасштабные причины выделяются, будучи обозначены как отдельные гипотетические факторы (что бы ни происходило в других масштабах, они «выстрелят»). Диффузные факторы с представительством в разных масштабах выделить более трудно, но возможно через обобщение сквозных инвариантов в сочетаниях разномасштабных причин, ведущих к одному и тому же результату (например, к социальной революции, смене власти и режима).

Макропоказатели и динамика взаимодействия

Самый большой разрыв в социальных и политических исследованиях сохраняется в известной оппозиции structure / agency. Под «структурными факторами» здесь обычно понимаются значения макропоказателей стран относительно экономики, демографии, политической системы, уровня развития институтов, свобод и прав граждан, образования, медицины, инфраструктуры. Есть также немалое количество международных рейтингов стран по уровню свободы, демократичности режима, качества и устойчивости / хрупкости государства, легкости ведения бизнеса, надежности инвестирования и т.п. Большинство макропоказателей получено только за последние 40-60 лет, но данные по экономике, демографии, социальному развитию есть в исторических справочниках и атласах.

Agency (активность, деятельность, взаимодействие субъектов, акторов, или агентов) представляет собой, прежде всего, динамику взаимодействия: кооперативную, конкурентную или конфликтную. В социальной и исторической реальности практически не встречаются ситуации с моносубъектом. Даже если один правитель ведет реформы при полностью подчиненном и лояльном аппарате, все равно в процессах принимают участие разные группы населения, да и лояльность самих элит всегда является переменной, она не бывает вечной.

Итак, вопрос состоит в том, как совместить совершенно разные картины, где имеются значения макропоказателей некоего целого (страны, общества, государства) и взаимодействия (например, представленные через ходы и ответные ходы, через создание и раскол коалиций, через стратегии, которые либо усиливают, либо блокируют, либо трансформируют друг друга).

Есть опыт совмещения подходов через постановку и проверку гипотез, логически соединяющих соответствующие понятия и тезисы [Мель-виль, 2011]. Здесь же будем выстраивать методологию через наиболее об-

396

щие онтологические конструкции. Для простоты оставим за скобками темы случайности, вероятности, свободы воли, уникальности и неповторимого складывания. Представим, что поведение акторов детерминировано начальными условиями и распадается на стратегии (сознательно принимаемые целенаправленные последовательности действий) и практики (однотипные рутинные действия).

Заметим, что детерминирующими условиями поведения любого актора, как правило, не являются значения макропоказателей. Каждый актор живет и действует в своей нише - совокупности воспринимаемых и объективных условий. Назовем их нишевыми условиями стратегий и практик. В зависимости от масштаба поведения актора (индивид, семья, организация, политическая партия, правящая группа в стране) нишевые условия относятся к разным социальным масштабам: от микро- и нижнего мезо- до макро- и мега-. Так или иначе, они не совпадают с макропоказателями (кроме тех случаев, когда поздние правящие группы действительно строят свои стратегии на основе известных им макропоказателей, прежде всего, экономических и демографических). Каким же образом нишевые условия соотносятся с макропоказателями?

В объяснениях социальной и исторической динамики только те макропоказатели полезны и релевантны, в которых как-то представлены факторы, значимые для поведения акторов, и / или результаты этого поведения. Но эти факторы, по определению, присутствуют и в нишевых условиях. Иными словами, макропоказатели являются либо агрегатами (усредненными, типовыми обобщениями) отдельных элементов нишевых условий (плотность и качество дорог в стране, уровень развития образования, уровень защиты прав граждан, уровень защиты собственности), либо агрегатами результатов поведения, событий (ВВП, рождаемость, смертность), преобразованиями последних (рост ВВП, прирост населения, скорость прироста и т.д.).

Итак, между динамикой взаимодействий и макроусловиями имеется средний, скрытый пока элемент - нишевые условия. Сами макропоказатели не обусловливают социальные изменения, в этом отношении классические выявления корреляций имеют внутреннюю ущербность. Макропоказатели могут только служить диагностическими признаками значимых нишевых условий тех стратегий и практик, констелляция которых ведет к объясняемым социальным явлениям.

Узловой элемент нашего рассуждения - нишевые условия - можно концептуализировать по-разному. Поскольку речь идет об условиях стратегий и практик, то естественно учитывать главные классы условий: ресурсы и их доступность, ограничения и препятствия, угрозы и возможности.

Особую роль играют внутренние ментальные (субъективные) условия, включающие когнитивные схемы (картины мира), базовые интересы и арсенал вариантов поведения, с каждым из которых связаны свои и чужие, успешные или провальные истории («опыт»). Объяснение конкретного поведения только из ментальных состояний актора - негодный прием,

397

поскольку представляет собой не более, чем интерпретацию ad hoc, обычно непроверяемую. Однако пуристское выбрасывание всех ментальных элементов из научных объяснений является другой крайностью, также непродуктивной. Вполне можно получать объективные сведения о субъективном: о типовых картинах мира, базовых интересах и арсенале действий социальных групп. Эти ментальные условия вкупе с объективными материальными и социальными условиями уже составляют неплохую основу для объяснения поведения.

Если согласиться с центральной ролью скрытых нишевых условий в соединении статистических данных по макропоказателям («.structure») и динамикой взаимодействия акторов («agency»), то каков должен быть методологический подход к исследованию?

Допустим, нас интересует объяснение крупных социальных явлений (революций, войн, трансформаций режимов, расцветов и распадов), а также поведения акторов, констелляция стратегий и практик которых приводит к этим явлениям. Начинать следует с объяснения уже случившихся явлений, ставших достоянием истории. В задачах такого рода есть ряд известных и ряд неизвестных. Известными будем считать данные по макропоказателям, историю взаимодействия основных акторов (обмен «ходами», создание и распад коалиций, основные стратегии и их результаты), а также итоговые объясняемые явления.

Идиографический подход здесь выступает как «исторический» и «качественный»: явление объясняется как следствие предшествующих событий и действий акторов. Такое объяснение бывает убедительным, вполне достаточным для историков традиционного склада, но сохраняет все известные недостатки объяснения ad hoc: прежде всего, оно никак не помогает в объяснении других явлений, разве что по аналогии, но последние слишком часто вводят в заблуждение.

Номотетический подход здесь выступает как «количественный» -статистический: данные по множеству макропоказателей сопоставляются с качествами итогового явления (например, произойдет или нет социально-политический кризис, каковы будут уровни демократичности, устойчивости получившегося в результате революции и / или реформ режима). На этом пути были получены многие любопытные и нетривиальные результаты [A global model for forecasting political instability, 2010]. Но все они имеют только вероятностный характер, корреляции чаще всего слабые, а там, где сильные, речь идет обычно только о росте социальной напряженности и самых общих рисках.

Предлагаемый подход, который назовем условно интегративным, включает в игру несколько новых элементов, в центре которых - динамика взаимодействий основных акторов, стратегии и практики которых определяются меняющимися нишевыми условиями и логикой ответных ходов. Рассмотрим три группы моделей, соответствующие стадиям перехода от

398

стабильности к нестабильности и к новой стабильности, иными словами: от назревания кризиса - к его протеканию и преодолению.

Модели назревания кризиса включают известные закономерности изменения, достижения критических значений макропоказателей (младенческая смертность, молодежный бугор, социальное неравенство, уровень безработицы в столице и крупных городах, фракционизм как взаимное отчуждение политических сил, опасность на границах - геополитическое напряжение и др.). Кризис отнюдь не всегда начинается при достижении пороговых величин показателями такого рода.

Вместо того чтобы искать новые макропоказатели, следует обратиться к моделям поведения тех групп, от которых, прежде всего, зависит наступление или ненаступление кризиса. Таковыми всегда являются группы со значимыми ресурсами (от административных, финансовых и силовых до социальных - способностей мобилизовать большие массы на протест). Практики этих групп, обеспечивающие приемлемый для них уровень комфорта (в широком смысле, включающем безопасность, достоинство, следование принципам и ценностям), осуществляются в нишевых условиях, а неблагоприятное изменение этих нишевых условий связано с теми макропоказателями, которые определены эмпирически как кризисо-генные. Разумеется, имеет место разная чувствительность групп к неблагоприятным изменениям условий их жизни и практик. Нишевые условия во многом определены сохраняющимися институтами, определяющими типовые стратегии и практики, ограничения, доступ к ресурсам и т.д. Концептуальное содержание такого рода моделей, относящихся к agency, рассмотрим позже.

Модели динамики взаимодействий в период кризиса, нестабильности слабее всего разработаны, поскольку слишком много зависит от складывающихся обстоятельств и меняющегося поведения акторов под влиянием этих обстоятельств. Последние представляют собой те же нишевые условия, но только частично или полностью освобожденные от институциональных рамок и быстро меняющиеся в зависимости от поведения акторов.

Перспективным представляется средний путь между частными историческими описаниями и формальными игровыми моделями. От характера акторов, их коалиций и выбранных стратегий зависит тип динамики (русло, сценарий), а в каждом типе динамики есть свои правила ее протекания и разрешения. Здесь трудности объяснения следует преодолевать через переключение между моделями разного масштаба и учет разных полей взаимодействия (см. ниже). В качестве примера приведу перечни условий, при каждом из которых конфликтная динамика уличного противостояния входит в одно из трех русел (перечни были использованы в попытке предсказания в январе 2014 г. дальнейшего протекания кризиса на Майдане).

«Конфликтная динамика идет по 1-му руслу эскалации взаимной агрессии и насилия при условиях:

399

1.1) провалы многих попыток договоров и компромиссов;

1.2) унижение словами или действиями, откровенная жестокость с одной или с обеих сторон, когда жажда мести за убитых товарищей захлестывает остальные соображения, особенно при слабой дисциплине;

1.3) наличие ресурсов для агрессивных действий (захваты площадей, улиц и зданий и их «зачистка», правовые основания и оперативные силы для арестов, спецсредства для рассеивания протестующих, самодельные средства для возведения и защиты баррикад, для противостояния силам режима, различные типы оружия, в том числе, огнестрельного);

1.4) надежды той или иной стороны на свое преимущество и скорую победу (запланированное насилие);

1.5) когда силовые ресурсы накоплены, стагнация становится невыносимой, и в какой-то момент на каждое действие другая сторона отвечает более агрессивным действием, что включает круг положительной обратной связи (никем не запланированная эскалация взаимного насилия).

Конфликтная динамика идет по 2-му руслу договоров, компромиссов и перехода к мирной конкуренции (символическое, электоральное, институциональное поля взаимодействия) при следующих условиях:

2.1) переговоры ведут хотя бы к небольшим успехам для каждой стороны, что дает перспективу и настрой на продолжение этой линии поведения;

2.2) накал страстей не достиг уровня, когда жажда мести затмевает остальное, либо долгое перемирие (2-3 недели и более) снижает гнев и агрессивные чувства сторон;

2.3) продолжение агрессивных действий для обеих сторон представляется бесперспективным и / или крайне опасным как для себя, так и для значимых ценностей (риски раскола страны, гражданской войны и пр.);

2.4) истощены ресурсы для агрессивных стратегий, насилия с обеих сторон;

2.5) зависимость каждой стороны от внешних сил, не заинтересованных в эскалации насилия, блокирует агрессивные действия сторон;

2.6) обе стороны достаточно дисциплинированы для того, чтобы выполнять условия соглашений.

Конфликтная динамика не устойчива, агрессия сменяется перемириями и вновь возобновляется, но без большой эскалации, при условиях, когда нет выраженных условий 1.1-5 для эскалации и условий 2.1-6 для угасания насилия, вместо этого:

3.1) в переговорах что-то достигается, но надежного и поступательного улучшения положения нет, поэтому переговоры разочаровывают и на время прекращаются;

3.2) при возобновлении агрессии новые жертвы насилия ощутимо роняют репутацию нападающей стороны (делегитимируют ее), что ограничивает обоюдное насилие;

400

3.3) ресурсы агрессивных стратегий не полностью истощены (проводится некое пополнение и замена уставших, выбывших), однако ни у одной из сторон нет большого резервуара, возможностей быстро нарастить силы для борьбы;

3.4) организованность и дисциплина обеих сторон достаточны для продолжения противостояния и стычек, но не достаточны для надежного выполнения мирных договоренностей;

3.5) нет надежд акторов на скорую победу, но нет и удовлетворительных перспектив замирения, поскольку остается ситуация «загнанности в угол» у обеих сторон, когда каждая опасается наказаний за свои прошлые насильственные действия [Розов, 2014].

Модели разрешения кризиса и становления новой стабильности относятся к периоду, когда некая коалиция начинает уверенно доминировать, устанавливает свои правила и институты. Соответственно, нишевые условия акторов стабилизируются. Вместе с тем взаимодействие, в том числе конфликтное и конкурентное, продолжается, результатом чего становится становление институтов и консолидация соответствующих групп, их отношений как основа новой стабильности.

Поля взаимодействия и смещения движущих причин

Как говорилось выше, многофакторность социальных процессов и преодоление «центризмов» стали уже общим местом в продвинутых исследовательских центрах и программах. Нередко также признается, что в разные исторические периоды более действенными становятся различные типы причин: демографические, политические, военные, экономические, религиозные, этнические и т.д. Вместе с тем утрата твердой онтологической основы, которую давал каждый из «центризмов» (например, эконо-моцентризм в стиле Маркса), приводит к такому росту неопределенности, с которым исследователи далеко не всегда успешно справляются.

В качестве структурирующего эту сложность аналитического орудия предлагаю схему полей взаимодействия. Состав полей может меняться от общества к обществу, от эпохи к эпохе, но всегда полезно выделять при исследовании социально-политических процессов следующие:

• институциональное поле - взаимодействие по установленным, часто писаным, правилам, прежде всего, административным и правовым;

• электоральное поле (предвыборная борьба, выборы и последующие перераспределения должностей - в обществах с реальными или декларируемыми демократическими принципами государственного устройства);

• символическое поле - идейная борьба, публицистика, пропаганда, продвижение лозунгов, идей, ценностей, религий и идеологий, информирование и информационные войны;

401

•поле организационной работы и мобилизации - создание и расширение групп, иерархий, сетей, способных к скоординированным действиям;

• поле политического торга и образования коалиций - переговоры, как правило, скрытые, относительно бартерного обмена в отношении поддержки, доступа, услуг, коалиций и пр.;

• экономическое поле - переговоры, сделки, сотрудничество относительно финансирования, материальных ресурсов, благ, товаров и услуг;

• силовое поле (прямое физическое противостояние между индивидами и группами, с применением насилия или угрозами насилия), включает организованное насилие, контроль над насилием (поддержание порядка и безопасности); силовое поле превращается в поле войны, когда запреты на насилие практически сняты и обе стороны используют доступное им оружие с направленностью на уничтожение противника;

• поле уличной политики (протестные демонстрации, шествия, митинги, пикеты, а также массовые действа в поддержку властей, марши и парады, демонстрирующие силу режима).

В определенный период некоторые поля могут быть незадейство-ванными (нет выборов, нет уличной политики) или стабильными (когда в институциональном, силовом полях все идет по заведенному порядку). В политически напряженные периоды, особенно во времена кризисов, острых конфликтов, в большинстве полей идет напряженное взаимодействие. Центр общественного внимания и центр приложения политических сил может перемещаться от поля к полю (например, от фальсификаций на выборах - к уличной политике - к силовому противостоянию - к политическому торгу и созданию коалиций - к войне или обратно к электоральному полю).

Предполагается, что в каждом поле есть своя логика выигрыша и проигрыша, а также есть логика перехода основной активности от поля к полю, например, проигрыш актора в одном поле обычно ведет к тому, что он пытается «отыграться» в другом поле, где обладает (считает, что обладает) превосходящими ресурсами. Кроме того, выигрыш в одном поле (например, в символическом) обычно ведет к росту ресурсов в других полях (легче рекрутировать новых участников, легче создавать коалиции, легче получать финансирование).

Методологию исследования взаимодействий в этих полях еще предстоит разработать. Пока ясно только, что потребуются как минимум три типа моделей:

• игровые модели с правилами выигрышей и проигрышей участников взаимодействия в каждом из этих полей в зависимости от нишевых условий (см. выше), ресурсов и выбираемых стратегий;

• модели влияния этих выигрышей и проигрышей актора в одном поле на его условия и ресурсы в других полях;

402

• модели закономерностей переходов от поля к полю основной активности актора в зависимости от его прошлых результатов, собственных ресурсов и представлений о ресурсах противников.

Как правило, основные акторы одновременно «играют на нескольких досках» - предпринимают ходы и стратегии в нескольких полях, а следствия выигрышей и проигрышей на одних полях более или менее закономерно влияют на прирост или потерю ресурсов в других полях (скажем, более популярным и сильным акторам с большей готовностью начинают давать деньги). Самое трудное, но и самое значимое в объяснении и понимании кризисной, конфликтной динамики - это переломные моменты, когда в одном поле (обычно - в силовом или в поле политического торга) происходят события, «опрокидывающие доску с фигурами», после чего происходят быстрые драматические изменения в силе и ресурсах акторов на всех остальных полях.

Как совместить гемпелевскую жесткость объяснения с гибкостью переключения моделей и масштабов

Гемпелевская схема универсальных (охватывающих - covering laws) законов, пожалуй, является чемпионом по остроте и массированности критики в ее адрес. Хуже того, за прошедшие десятилетия хотя и были примеры успешных объяснений и даже предсказаний на основе этой логи-ки1, но надежных методов, позволяющих широко и уверенно ее использовать, так и не было создано. В чем же причина?

Радикальная критика самой идеи гемпелевского объяснения с позиций аналитической философии истории, идиографии, нарративизма, постмодернизма и пр. не является продуктивной. Дело не в том, что в социальном бытии и истории вообще нет общих закономерностей, позволяющих проводить объяснения и предсказания по К. Гемпелю, а в специфике этих закономерностей, их сложной взаимосвязи с процессами складывания, феноменами субъективных выборов, социальными механизмами. Сюда же накладывается дополнительная сложность участия процессов в разных социальных масштабах и в разных полях взаимодействия (см. выше).

Сам Гемпель в своей классической статье «Функция общих законов в истории» [Гемпель, 1998] не случайно в качестве «исторического примера» приводит случай разрушения радиатора автомобиля, простоявшего ночь на морозе. Здесь физический закон расширения замерзающей воды является действительно универсальным и к тому же единственным, кото-

1 Наиболее впечатляющим было предсказание Р. Коллинзом распада Варшавского блока и СССР в 1980-1986 гг., выполненное строго согласно канону К. Гемпеля: на основе сопоставления общей геополитической теории с начальными данными для обеих тогдашних сверхдержав [Коллинз, 2000; Розов, 2002].

403

рый следует учитывать в данной ситуации. В социальной же реальности добавляются как минимум следующие усложняющие моменты:

• одновременно может действовать множество закономерностей, какие-то из них могут быть заблокированными («спящими»), другие - усиливать друг друга, третьи - ослаблять или изменять влияние;

• сущности разных «миров» (материальные объекты, психические реалии, культурные образцы, социальные отношения и структуры) подчиняются разным закономерностям, но при этом тесно между собой связаны;

• долговременные закономерности охватывающих временных масштабов (влияние прошлых ситуаций) и охватывающих социальных масштабов (влияние ситуаций в других местах) могут существенно трансформировать действие локальных факторов данной ситуации;

• случайные явления складывания, встреч нередко приводят к замыканию сетей, началу сборки новых социальных структур, которые кардинальным образом меняют состав действующих закономерностей;

• если групповые и массовые характеристики поведения как-то поддаются моделированию, то в периоды кризисов и бифуркаций резко повышается значимость индивидуального выбора отдельных лиц, решения и действия которых ведут к переломным событиям, нарушающим действие прошлых закономерностей и включающим новые закономерности.

В результате сопоставления политического анализа и прогноза кризисной ситуации в Киеве вокруг Майдана (январь 2014 г.) с реальным разрешением кризиса (конец февраля) были сделаны более конкретные выводы об ограничениях возможностей предсказания.

Во-первых, складывающиеся совпадение и очередность событий не поддаются прогнозированию, а в период острого кризиса счет здесь идет на часы, если не на минуты. Когда успеет или нет подкрепление. Когда участникам стычек станет или не станет известна важная информация о положении дел вовне. Успеют или нет внешние акторы донести свои угрозы до лидеров сторон, а те - до своих силовых структур. Все это априори предвидеть невозможно.

Во-вторых, многие характеристики участников, их действий и взаимодействий существенно меняются в ходе силового противостояния. Как они будут меняться, не знают точно даже сами участники. Это относится, прежде всего, к уровню боевой решимости, готовности убивать и готовности идти на смерть. Серия наблюдений за поведением бойцов в прошлых стычках дала бы полезную информацию.

В-третьих, скорость и интенсивность процессов перемены власти определяются тем, когда и какие именно сложатся круги положительной обратной связи из серий событий, каждая из которых недостаточна, а вместе дают качественный, структурный эффект.

Итак, кризисные и конфликтные процессы хуже всего поддаются теоретическому объяснению, не говоря уже о предсказании. Вместе с тем начавшаяся эпоха глобальной турбулентности, когда кризисы, революции,

404

локальные войны становятся более частыми и все более близкими к циви-лизационным центрам, привыкшим уже к стабильности, спрос на научное, модельное освоение этой тревожной реальности нарастает, а значит, будут все более активно разрабатываться методологические подходы. Сейчас можно судить только об их вероятных или правомерных свойствах.

Вместо привычных крайностей - либо полного отказа от строгих моделей, теоретических объяснений, попыток предсказаний, либо надежд на изобретение какой-то «панацеи», позволяющей предсказывать кризисную динамику, - будут развиваться компромиссные подходы: достаточно гибкие, многовариантные, с упором на мониторинг, экспертные оценки и анализ наиболее вероятных выборов из спектра сценариев, но и достаточно жесткие, позволяющие отсекать невозможные в данных условиях альтернативы, объяснять и предсказывать хотя бы рамки возможных явлений в каждом временно Пм отрезке.

Будут бурно развиваться не только совместное применение, но и прямое совмещение количественных и качественных методов: от сбора статистических данных, проведения корреляций, факторного анализа - до включенных наблюдений, анализа личных блогов и переписки, проведения углубленных интервью. Такой синтез предполагает создание моделей и приемов работы с ними, где качественные результаты используются вместе с количественными данными. Это означает непременное шкалирование первых и кластеризацию вторых. Грубый, но эффективный подход на начальных стадиях исследования, - бинаризация, которая подходит и для качественных, и для количественных данных, к тому же позволяет использовать классические методы анализа причинных связей Бэкона - Милля и аппарат булевой алгебры [Разработка и апробация, 2001; Розов, 2009].

Как обычно, при столкновении с трудными и долго не решаемыми проблемами будет предприниматься «нащупывание» через попытки применения широкого спектра классических и новых исследовательских подходов. Наиболее успешные, причем именно в предсказании (объяснять прошлое уже давно все умеют), будут подхватываться и развиваться ускоренными темпами. Моя гипотеза: таковыми станут подходы с гибким переключением масштабов, учетом процессов в нескольких полях взаимодействия, совмещением качественных и количественных методов, строгой гемпелевской логики и вероятностного анализа альтернатив при развилках.

Далее последуют соображения относительно онтологических и концептуальных основ таких ожидаемых подходов.

Системный язык - каркас концептуального синтеза

Переключение между моделями, совместное использование моделей предполагают общую онтологию и язык описания. Наиболее естественное решение - воспользоваться надпредметным, системным языком. Ему со-

405

ответствует и системная онтология, в которой имеют место процессы с входами, выходами, обратными связями [Оптнер, 1969], а также механизмы, фазы и переходы, переменные и связи, тренд-структуры, тенденции и циклы, русла и кризисы, воронки и развилки [Розов, 2011]. Некоторые системные схемы связывают эту абстрактную онтологию с социальной онтологией и языком общей социологии.

Следует обратить внимание на недооцененную схему А. Стинчкомба, которая не только описывает главные функционалистские связи, но также может быть использована при объяснении и понимании кризисов, реформ и глубоких структурных трансформаций обществ в истории. Суть модели состоит в следующем (рис. 1).

Рис. 1.

Тренд-граф функциональной причинности [Stinchcombe, 1987;

Разработка и апробация, 2001; Розов, 2009]

Некая структура или повторяющая деятельность 8 (например, социальный институт, практика, ритуал или традиция) выбирается и используется сообществом, что поддерживает на приемлемом уровне гомеостати-ческую переменную Н (например, безопасность, порядок, достаточность ресурсов, лояльность, солидарность и т.д.), испытывающую разрушительные внешние или внутренние воздействия (напряжение) Т.

Действие структуры 8 тем интенсивнее, чем ниже значения гомео-статической переменной Н (негативная связь). Сама же структура 8 своим действием восстанавливает, усиливает Н (положительная связь), тем самым, нейтрализуя угнетающее действие напряжения Т.

Само действие структуры 8 «не бесплатно» и сопровождается издержками С, которые растут по мере роста интенсивности 8 (положитель-

406

ная связь), причем рост издержек С естественным образом угнетает интенсивность структуры 8 (негативная связь).

Модель допускает множественные направления усложнения и развертывания: приписывание коэффициентов связям, умножение переменных, особенно альтернативных, обеспечивающих структур и т.д. Обеспечивающие структуры 8 - это не что иное, как социальные институты, прочие комплексы правил и практик, нужные в данном обществе, т.е. поддерживающие на должном уровне те или иные гомеостатические переменные Н.

Системная концептуализация социальных кризисов и трансформаций

Все без исключения кризисы можно описать через критическое падение значений гомеостагических переменных H, когда имеющиеся обеспечивающие структуры S уже не способны их поддерживать. Кризисы разрешаются через появление новых обеспечивающих структур (институтов и практик) Si, а при наиболее глубоких трансформациях происходит также обновление основных гомеостатических переменных, типов напряжений T и издержек C.

Заметим, что гомеостатические переменные могут пересекаться с макропоказателями (например, темпы экономического роста), но составы их различны. При этом они принадлежат одной онтологии, одному языку и вполне могут быть сопоставлены между собой.

Главными же звеньями схемы, соединяющими численные показатели (structure) с поведением акторов (agency), являются остальные ее элементы: обеспечивающие структуры S, издержки С и напряжения T.

Практики и стратегии, направленные на сотрудничество, обмены и конкуренцию по правилам (без подавления соперников), обычно реализуют обеспечивающие структуры S (институты).

Издержки C следует понимать шире, чем финансовые потери от участия в структурах S. Недовольство, дискомфорт, угрозы, тревоги, связанные с этим участием, также увеличивают издержки, а могут и приводить к росту напряжений T.

К конфликтам и социально-политическим кризисам приводят чрезмерно большие издержки С, напряжения T и соответствующее падение гомеостатических переменных H, не переносимое для влиятельных социальных групп (таких переменных, как достоинство, легитимность, доступ к ресурсам, послушность силового аппарата, внешняя безопасность, сохранность собственности и пр.). Само конфликтное поведение обычно еще больше увеличивает издержки С, напряжения Т и обрушивает гомеостати-ческие переменные H. В то же время логика конфликта ведет к созданию коалиций, росту солидарности внутри каждой конфликтующей стороны

407

(закон Зиммеля); здесь же появляются ростки новых обеспечивающих структур (институтов) 8.

Иерархии, рынки и сети

Менее очевидна связь социальных структур, пронизывающих разные масштабы, с той же функциональной схемой. Таковыми являются иерархии (государственные, имущественные, сословные, образовательные), рынки (экономические, брачные, символические) и сети (с узлами, кружками, центрами, перифериями).

Заметим, что все эти структуры обладают устойчивостью, хотя могут и разрушаться. Резонно предполагать наличие ответственных за это гомеостатических переменных H и обеспечивающих структур S.

Для иерархий переменные H связаны с лояльностью, готовностью участников подчинять и подчиняться, способами S поддержания этой лояльности.

Для рынков важнейшими являются правила обменов, уверенность участников в их действенности, институты S поддержания этих правил и наказания нарушителей.

Сети держатся на заинтересованности участников сетей поддерживать контакты друг с другом (тем самым - оставаться внутри сети, не выходить из нее), а интерес этот, в свою очередь, зависит от особой гомеостати-ческой переменной H, суть которой в том, что выигрыш от членства в сети превосходит издержки, связанные с этим членством. Вероятно, каждая устойчивая сеть обладает какими-то структурами S, обеспечивающими этот выигрыш, например, через механизмы порождения и распространения значимых символов, информации, способов осмысления происходящего, возможностей каждому члену сети поддерживать или улучшать свои социальные позиции.

Если разрушение и создание иерархий - значимая и явная часть содержания политических кризисов и революций, то релевантность рынков и сетей требует пояснения. Развитие экономических рынков является важнейшим движителем изменения позиций различных классов и сословий, а значит, и фактором дискомфорта, вызовов, кризисов и конфликтов. Разрешение глубоких кризисов всегда меняет базовые структуры собственности и правила обмена, а тем самым и сами рынки, тенденции их дальнейшего развития [Collins, 1999]. Политические и символические рынки (по сути дела, сферы бартерных сделок между акторами) - важнейшая часть кризисной и конфликтной динамики, формирования коалиций.

Сети важны, прежде всего, как каналы коммуникации, способы формирования новых групп и сообществ (контрэлиты, фронды, протестных движений, ополчения). Исключительную, даже фатальную роль иногда играют встречи и сотрудничество индивидов из разных сетей (политической,

408

силовой, финансовой, религиозной или идеологической), что означает пересечение сетей и образование синергии - новых коалиций, практик и институтов, способных к глубокой трансформации и даже разрушению остальных окружающих структур (наиболее ярко - в случаях успешных революций, взрывающих прежний режим и ведущих к появлению нового).

Универсальная модель исторической динамики

Макропоказатели новой стабильности можно и всегда полезно сопоставлять с макропоказателями прежней стабильности. Тогда периоды кризисов и конфликтов предстают как переходы между эпохами. Здесь мы приходим к фазовым моделям, имеющим множество вариаций, которые обычно обозначаются через термины-метафоры: цикл (круг), ступени (стадии развития), русло (эффект прошлой траектории, колея), развилка (бифуркация), слияние (воронка), параллельная эволюция и др.

2 факторов

НСПфНФСКОЙЦШВИККН,

подтачиЕающик ш нарушавших стаБнпысстъ /

10.Системная трансформация -

социальный ар иг,юр ф| ио

7.Мегатенденция

«колодец» и распад системы

конфликты

Рис. 2.

Универсальная модель исторической динамики [Розов, 2011, гл. 2]

Универсальная модель исторической динамики (рис. 2) предназначена для осмысления периодов явного нарушения стабильности, кризисов и конфликтов, ведущих либо к пошаговым эволюционным изменениям (контур фаз 1-2-3-4-1), либо к разрушению, перерождению (контур фаз 3-4-5-6-4...7), либо к многостороннему расцвету, системной трансформации, эволюционному скачку (контур фаз 2-3-4-8-9-10-1.2).

409

Кроме того, модель связывает между собой основные темы и концепции макросоциологии. Она является не только общей рамкой, но также удобным и компактным способом сопряжения весьма обширного (и открытого для дальнейшего расширения) круга уже существующих более частных моделей и теорий. За каждым блоком (фазой) модели и за некоторыми переходами стоит свой набор моделей. Приведем краткое, далеко не полное перечисление с указанием только наиболее известных, классических концепций.

Фаза 1 - «Социальная стабильность»: хозяйственные уклады, способы производства и формации по К. Марксу, социальные системы, структуры и функции по Б. Малиновскому и Т. Парсонсу, политические, социальные режимы как совокупности воспроизводящихся структур и рутинных процессов по Й. Гудсблому и Ф. Спиру [Goudsblom, Jones, Mennell, 1996; Spier, 1996], функционирование социальных и политических институтов в разных версиях неоинституционализма [Холл, 2006], представления об «обыкновенных состояниях» [Левада, 2006, с. 364-379].

Фазы 2 - «Факторы исторической динамики», 3 - «Вызов» и 6 -«Кризис»: концепция вызовов А. Тойнби [Тойнби, 1991], модели перенаселенности и депопуляции как кризисогенных факторов в исторической демографии [Goldstone, 1991; Нефедов, 2005; Турчин, 2007], всевозможные модели экономических циклов, кризисов и роста социальной напряженности [Шумпетер, 1995 и др.], модели социоестественной истории и экологических кризисов [Carneiro, 1970; Кульпин, 1992], макроистория болезней и окружающей среды [McNeill, 1979; Crosby, 1986], геополитика и политический реализм в теории международных отношений [Ильин, 1997].

Фаза 4 - «Ответ»: типология «ответов» по А. Тойнби, широкий спектр моделей рационального выбора, концепция QWERTY (предопределенность выбора пути прежней траекторией - модель «колеи» [Цирель, 2005]), синергетические концепции бифуркации, концепции культурной и цивилизационной дивергенции [Даймонд, 2010].

Фазы 5 - «Конфликты» и 7 - «Мегатенденция "колодец " и распад системы»: концепции социальных конфликтов [Boulding, 1962], модели крушения империй [Kennedy, 1987; Tainter, 1988; Коллинз, 2000; Турчин, 2007; Даймонд, 2008], теории революции и государственного распада (К. Маркс, В. Ленин, Л. Троцкий, а также: [Moore, 1966; Skocpol, 1979; Goldstone, 1991; Tilly, 2003]), представления о «возбужденных состояниях» [Левада, 2006, с. 364-379].

Фазы 8 - «Социальный резонанс и мобилизация», 8 а - «Реформы» и 9 - «Комплекс динамических стратегий»: концепции солидарности (Э. Дюркгейм), харизмы и легитимности (М. Вебер), эмоциональной энергии и интерактивных ритуалов (Р. Коллинз), модели групповой и массовой мобилизации (Ч. Тилли), концепции реформ и модернизации, теория динамических стратегий (Г. Снукс) [Коллинз, 2002; Collins, 2004; Snooks, 1996].

410

Фаза 10 - «Мегатенденция "лифт"» - социальный ароморфоз»: концепции смены формаций (К. Маркс), социальной эволюции [Carneiro, 1970; Sanderson, 1990], модернизации и перехода к постиндустриальному обществу [Белл, 1999], демократического транзита [Растоу, 1996; Пшеворский, 2000].

Тройственная модель поведения как общий знаменатель

Все системные конструкции рискуют повиснуть в воздухе, если нет такой основы, как общее представление о человеке, его психике и поведении. Обилие разнородных психологических, социологических, антропологических концепций может привести в смущение. Сформулирую требования, которым должна отвечать общая модель человеческого поведения, чтобы ее можно было эффективно использовать в исследованиях исторической динамики с заявленной выше методологией:

◦ универсализм относительно культур, обществ, эпох;

◦ возможность учитывать обширное разнообразие в движителях, характере и направленности поведения;

◦ применимость к индивидуальному, групповому и массовому поведению;

◦ учет социальной обусловленности психики и поведения индивидов; учет как охватывающей причинности для групп и обществ (извне -внутрь), так и причинности со стороны лидеров, элит (изнутри - вовне);

◦ конструктивность как оперирование в рамках строгой системы понятий и возможность применения причинной логики, выдвижения и эмпирической проверки гипотез.

Таковым требованиям отвечает соединение следующих трех известных концепций:

■ теория интерактивных ритуалов Дюркгейма - Уэллера - Гофмана - Коллинза [Коллинз, 2002; Collins, 2004; Розов, 2011];

■ модель габитуса (П. Бурдье) как комплекса установок (Томас и Знанецкий, Дж. Мид, Дм. Узнадзе): когнитивных (фреймы), ценностных (символы, святыни), экзистенциальных (идентичности) и поведенческих (стереотипы практик и стратегий); при этом такие понятия, как «национальный, этнический менталитет», «национальный характер», определяются через разнообразия габитусов [Розов, 2011];

■ теория оперантного обусловливания Ф. Скиннера, позволяющая объяснять и предсказывать последующие поведенческие акты (реакции, выборы, решения, действия, стратегии) на основе положительного или отрицательного подкрепления таких же или противоположных прошлых актов в субъективно сходных обстоятельствах [Скиннер, 1986; Розов, 2011].

Здесь нет возможности описывать в деталях каждую концепцию, поэтому покажу только главные понятийные связки между ними. Установки индивидов и групп, управляющие их поведением, формируются в эмоцио-

411

нально значимых, впечатляющих интерактивных ритуалах. В каждом таком ритуале поддерживаются и укрепляются социальные связи и общие символы через внушение участникам картины мира (фреймы), значимости священных объектов и ценностей (стремления, интересы, чувство долга), ощущения своего места, роли, предназначения (идентичности), целей и правил должного, социально одобряемого поведения (стереотипы практик и стратегий). Успех избранной линии поведения положительно подкрепляется в особых ритуалах чествования и приводит к упрочению, расширению тех же стереотипов. Провал приводит к фрустрации (отрицательному подкреплению), что также переживается в эмоционально насыщенных ритуалах с фиксацией ошибок, определения виновных, причин неудач и т.п., что обусловливает выбор линии поведения в будущих сходных обстоятельствах.

Заметим, что такие события, как войны, революции, государственные распады, являются сериями весьма эмоционально насыщенных ритуалов (а каждое вооруженное столкновение - естественный ритуал), причем познавательное и ценностное содержание таких ритуалов во многом определяется доминирующим дискурсом символической сферы (проповедей, пропаганды, публицистики); здесь разрушаются прежние и выковываются новые представления о социальном мире и символы, вокруг которых образуются новые связи солидарности с новыми идентичностями и поведенческими стереотипами.

Причинное действие громких «спусковых» событий

Теперь у нас есть в распоряжении достаточно средств, чтобы представить общую эвристическую картину действия причин исторических изменений в контексте разных социальных и временных масштабов, полей взаимодействия, соотнесения закономерного и случайного, объективного и субъективного.

Рутинные, повторяющиеся процессы, составляющие стабильность, здесь не считаются изменениями. Соответствующие циклы принадлежат разным временным масштабам, от суточных до поколенческих (25-30 лет). Устойчивость режимов обеспечивается как постоянством условий и практик, так и действием функциональных механизмов (по А. Стинчкомбу), поддерживающих гомеостатические переменные Н для каждой социальной целостности (от семьи и рода до города, провинции, страны и международной системы).

Наиболее общими причинами исторических изменений являются взаимосвязанные процессы демографического и экономического роста, дефицита ресурсов, конфликты и неисправимые сбои, ведущие к кризисам. Любой рост ведет к изменению условий и издержек С, к увеличению напряжений Т, в том числе таких, при которых прежние обеспечивающие

412

структуры (институты и практики) S уже не способны поддерживать на должном уровне гомеостатические переменные H: от благополучия и здорового потомства в семье до сохранения мира и стабильности международной системы государств. Накопления такого рода дисбалансов и соответствующего дискомфорта для лидеров и влиятельных групп могут происходить в каждом социальном масштабе, причем напряжения и сбои в разных масштабах обычно усиливают друг друга, а при образовании кругов положительной обратной связи происходят кризисы вплоть до череды революций и мировых войн.

Кроме такого рода диффузных (распространенных по разным масштабам и полям взаимодействия) причин, есть и «плавающие» причины, когда событие (серия событий) в одном социальном масштабе ведет к быстрым, иногда разрушительным, изменениям в остальных масштабах. Так, один теракт может привести к мировой войне, а одно самосожжение - к целой серии революций. Очевидно, что такое возможно только при «готовности» социальных целостностей в остальных масштабах - накопленном потенциале дискомфорта, конфликтности и ресурсов для осуществления агрессивных действий.

Остановимся на одной из самых сложных проблем - на концептуальном совмещении динамики переменных (используем здесь ту же схему А. Стинчкомба) и знаковых событий, играющих огромную роль для последующих исторических процессов. Речь идет о так называемых «закономерных случайностях» по Ч. Перроу, когда система настолько напряжена и готова к бурному изменению, что к этому ее может подтолкнуть любое событие некоторого класса, а вот именно где, когда и какое это будет событие - уже принадлежит сфере случайности [Perrow, 1984].

Раскроем метафору «напряженности и взрыва» вначале в терминах динамики переменных, а затем на основе предложенной объединенной концепции ритуалов, габитусов и оперантного обусловливания.

Готовность системы к «взрыву» (провинции готовы к мятежу, граждане готовы к упорным уличным протестам, элиты готовы к перевороту, государства готовы начать войну) всегда означает высокие напряжения T, вызывающие критически низкий уровень важных гомеостатических переменных H и соответствующий дискомфорт, высокие издержки от принятых обеспечивающих структур S, разочарование в них и готовность от них отказаться. Далее спусковое, обычно случайное, событие ведет к «взрыву». Действия направлены в принципе на восстановление гомеостатических переменных Н (уровня благосостояния, справедливости, прав и свобод, государственного престижа), однако в условиях дискредитации прежних обеспечивающих структур мишенью становятся «виновники», а в рамках схемы - некие субъективно представляемые напряжения Т1, которым вменяется вина за ухудшение положения. Здесь приходится схему расширить и ввести дополнительный тип - разрушающие структуры D (destruction). Эти структуры также имеют свои издержки С1 (нарушения общественного

413

порядка, лояльности, легитимности, миролюбия, выполнения договоров и пр.), которые начинают угнетать другие гомеостатические переменные Hi, что и ведет к формированию разрушительных кругов положительной обратной связи - к кризису (революции, государственному распаду, войне).

Как выглядят те же процессы на языке ритуалов, установок и подкреплений? Состояния благополучия и стабильности выражаются не только в успешных практиках, но и в регулярных ритуалах солидарности и лояльности, где соответствующие символы и установки подкрепляются плодами этих успехов: праздники, чествования, награды, пиры и т.п. Рост напряжения, падения гомеостатических переменных, накопления соответствующего дискомфорта и раздражения выражается в срыве ритуалов солидарности и лояльности, в скандалах, а также учащении иного типа ритуалов - с поиском и порицанием виновных, формированием новой солидарности между согласными в этих обвинительных и агрессивных установках.

Пусковое событие (обычно связанное с особо скандальным насилием, убийством, гибелью, унижением достоинства) приводит к «взрыву» именно по той причине, что тут же становится предметом страстных обсуждений, переживаний. Тогда эмоции, возбужденные в этих ритуалах, становятся настолько сильными, что кто-то предпринимает уже явные, известные другим действия против «назначенных виновными». Скорая солидарная поддержка этих действий воодушевляет остальных, становится сильнейшим положительным подкреплением коллективных действий и далее включается модель «снежного кома». При этом растущий мятеж, массовые уличные протесты или массовые патриотические подъемы в начале крупных войн - все имеют ритуальную природу. Ритуалы уже здесь не камерные (в семье, среди своих), а широкие, иногда - общенациональные.

Социальная онтология как эвристика

Какую роль в будущих исследованиях могут сыграть представленные понятийные конструкции? Будучи весьма общими, они не подлежат эмпирической проверке, т.е. не фальсифицируемы (по К. Попперу). Дело в том, что они имеют статус не теоретических, а онтологических утверждений. В других терминах, они относятся к парадигме (по Т. Куну) и к ядру научной исследовательской программы (по И. Лакатосу).

Какую же пользу можно извлечь из построений социальной онтологии для научного объяснения причин исторической динамики кризисов и трансформаций? Онтология представляет собой нечто вроде каркаса связей между сущностями. И связи и сущности следует представлять как переменные, о значениях которых в онтологии сведений нет. Эта неизвестность значений представляет собой что-то вроде пустых ячеек, требующих

414

заполнения. Кроме того, онтология является своего рода «набором линз» -способом осмысления и описания эмпирического материала.

Связкой между «пустыми ячейками» и исследуемой реальностью являются вопросы. В некотором смысле онтология - это арсенал понятийных средств, нужный для того, чтобы задавать хорошие вопросы, ответами на которые служат начальные модели, гипотезы, данные их эмпирических проверок и получающиеся в итоге теории.

Модели и теоретические гипотезы закрепляют связи между сущностями, что дает возможность формулировать и проверять эмпирические гипотезы через специальные выборки исторических случаев (см. метод теоретической истории: [Розов, 2009, гл. 6]). Здесь особую роль обретает операционализация - способы суждения о связях и сущностях через сбор данных по специально сконструированным показателям, диагностическим признакам.

Как в исследованиях закономерностей исторической динамики опе-рационализировать выделенные выше макро-, мезо-, микросущности и констелляции сущностей (вызовы и ответы, напряжения и обеспечивающие структуры, успехи и провалы стратегий, русла, развилки и воронки, ритуалы и установки) - большая непростая тема, требующая особого рассмотрения.

Список литературы

Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. - М.: Academia, 1999. - 949 с.

Гемпель К. Функция общих законов в истории // Гемпель К.Г. Логика объяснения. - М.: Дом интеллектуальной книги: Русское феноменологическое общество, 1998. - С. 16-31.

Даймонд Дж. Коллапс: Почему одни общества выживают, а другие умирают. - М.: АСТ: Мидгард, 2008. - 800 с.

Ильин М.В. Глобализация политики и эволюция политических систем // Глобальные социальные и политические перемены в мире: материалы российско-американского семинара (Москва, 23-24 окт. 1996 г.) / Ред. А.Ю. Мельвиль, Н.П. Микешин и др. - М.: ФМС: МГИМО, 1997. - 240 с.

Коллинз Р. Предсказание в макросоциологии: случай Советского коллапса // Время мира. -Новосибирск, 2000. - Вып. 1. - С. 234-278.

Коллинз Р. Социология философий: глобальная теория интеллектуального изменения. -Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. - 1280 с.

Кульпин Э.С. Социоестественная история: предмет, метод, концепции. - М.: Рос. открытый ун-т, Центр социоестественных исследований, 1992. - 48 с.

ЛевадаЮ.А. Ищем человека: Социологические очерки, 2000-2005. - М.: Новое издательство, 2006. - 384 с.

Мельвиль А.Ю. Опыт количественного и качественного анализа факторов демократизации // МЕТОД: Московский ежегодник трудов из общественных дисциплин. - М.: РАН. ИНИОН РАН, 2011. - Вып. 2. - С. 295-318.

Нефедов С.А. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. - Екатеринбург: Издательство УГГУ, 2005. - 543 с.

415

Оптнер С.Л. Системный анализ для решения деловых и промышленных проблем / Пер. с англ. С.П. Никанорова. - М.: Советское радио, 1969. - 216 с.

Пшеворский А. Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. - М.: РОССПЭН, 2000. - 320 с.

Разработка и апробация метода теоретической истории. - Новосибирск: Наука, 2001. -Вып. 1. - 503 с. - (Теоретическая история и макросоциология).

РастоуД. Переходы к демократии: попытка динамической модели // Полис. - М., 1996. -№ 5. - С. 5-15.

Розов Н.С. Философия и теория истории. - М.: Логос, 2002. - Кн. 1: Пролегомены. - 656 с.

Розов Н.С. Историческая макросоциология: Методология и методы. - Новосибирск: НГУ, 2009. - 412 с.

Розов Н. С. Колея и перевал: макросоциологические основания стратегий России в XXI веке. - М.: РОССПЭН, 2011. - 735 с.

Розов Н.С. Механизмы конфликтной динамики и политическая ситуация в Украине // Полит. Ру. - 2014. - 20 февраля. - Режим доступа: http://polit.ru/article/2014/02/20/ukraine/ Дата обращения: 20.09.2014.

СкиннерБ.Ф. Оперантное поведение // История зарубежной психологии. Тексты. - М.: Изд-во МГУ, 1986. - С. 60-95.

Тойнби А. Постижение истории. - М.: Прогресс. 1991. - 736 с.

Турчин П.В. Историческая динамика. На пути к теоретической истории. - М.: ЛКИ/УРСС, 2007. - 368 с.

Холл П. Политическая наука и три новых институционализма // Ойкумена. - Харьков, 2006. - Вып. 4. - С. 48-76.

Цирель С.В. «OWERTY - эффекты», «path dependence» и закон иерархических компенсаций // Вопросы экономики. - М., 2005. - № 8. - С. 19-26.

ШумпетерЙ. Капитализм, социализм и демократия. - М.: Экономика, 1995. - 540 с.

Boulding K. Conflict and defence: a general theory. - N.Y.: Harper & Row, 1962. - 349 p.

CarneiroR. A theory of the origin of the state // Science. - N.Y., 1970. - Vol. 169. - P. 733-738.

CollinsR. Macrohistory: Essays in sociology of the long run. - Stanford: Stanford univ. press, 1999. - 312 p.

Collins R. Interaction ritual chains. - Princeton; Oxford: Princeton univ. press, 2004. - xx, 439 p.

CrosbyA.W. Ecological imperialism: The biological expansion of Europe, 900-1900. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1986. - xiv, 368 p.

Goldstone J. Revolution and rebellion in the early modern world. - Berkeley: Univ. of California Press, 1991. - xxix, 608 p.

A global model for forecasting political instability / J. Goldstone, R.H. Bates, D.L. Epstein, T.R. Gurr, M.B. Lusstik, M.G. Mashall, J. Ulfelder, M. Woodward // American journal of political science. - Detroit, 2010. - Vol. 54, N 1. - P. 190-208.

Goudsblom J., Jones E., Mennell S. The course of human history: Economic growth, social process, and civilization. - Armonk, N.Y.: M.E. Sharpe, 1996. - viii, 155 p.

Kennedy P. The rise and fall of the great powers: Economic change and military conflict from 1500 to 2000. - N.Y.: Random House, 1987. - xxv, 677 p.

Mann M. The sources of social power. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1987. - Vol. 1: A history of power from the beginning to A.D. 1760. - 560 p.; Vol. 2: The rise of classes and nation-states, 1760-1914. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1993. - 846 p.

McNeill W. Plagues and peoples. - Harmondsworth: Penguin books, 1979. - 330 p.

Moore B. Social origins of dictatorship and democracy. - Boston: Beacon Press, 1966. - xix, 559 p.

Perrow Ch. Normal accidents: living with high-risk technologies. - N.Y.: Basic, 1984. - x, 386 p.

Ragin Ch. Constructing social research. - Thousand Oaks: Pine Forge Press, 1994. - xiii, 194 p.

Sanderson S. Social evolutionism: A critical history. - Cambridge: Blackwell, 1990. - xviii, 251 p.

416

Skocpol Th. States and social revolutions. - N.Y.: Cambridge univ. press, 1979. - xvii, 407 p.

Snooks G. The dynamic society: Exploring the sources of global change. - L.; N.Y.: Routledge, 1996. - xvii, 491 p.

Stinchcombe A.L. Constructing social theories. - Chicago; L.: The univ. of Chicago press, 1987. -xv, 303 p.

Tainter J. The collapse of complex societies. - Cambridge; N.Y.: Cambridge univ. press, 1988. -xiv, 250 p.

Tilly Ch The politics of collective violence. - Cambridge; N.Y.: Cambridge univ. press, 2003. -xii, 276 p.

417