CC BY
67
Детерминанты и последствия демографических тенденций. Нью-Йорк: ООН, 1975.
Доклад директора Института социально-экономических проблем народонаселения РАН, д.э.н. А. Шевякова. Выступление на панельной дискуссии (круглый стол № 3) 4-го ДМЭФ-9 10.09.2009 (http:debri-dv.ru/article/1957).
Кинг А., Шнайдер Б. Первая глобальная революция: Доклад Римского клуба. М.: Прогресс, 1991.
Краснопольский Б.Х. Альтернативные модели социально-экономического развития: зарубежные подходы // Экономическая наука современной России. 2009. № 4.
Макконнелл К.Р., Брю С.Л. Экономикс: принципы, проблемы и политика: Пер. с 14-го англ. изд. М.: ИНФРА-М. 2002.
Макхиджани А. От глобального капитализма к экономической справедливости / Институт проблем энергетики и окружающей среды. Новосибирск: СО РАН, 2000.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 47. 2-е. изд. М.: Политиздат. 1973.
Новожилова Н.С. Развитие человеческого потенциала и формирование инновационной системы России // Вестник РАН. 2010. № 1.
Осипов В.И. Управление природными рисками // Вестник РАН. 2010. Т. 80. № 4.
Проект ГЭФ: «Сохранение биоразнообразия», выполненный в рамках программы: «Национальная стратегия сохранения биоразнообразия и общественный договор о сохранении живой природы России» (авторы С.И. Бобылев, А.А. Гусев, В.Н. Данилов-Данильян, А.С. Мартынов, А.А. Тихонов). М., 2001.
Сен-Марк Ф. Социализация природы. М.: Прогресс, 1977. С. 239.
Титов Д. Эксперты ООН предлагают не обожествлять ВВП // Экономика и жизнь. 2010. № 15.
Загрязнение атмосферы (www. xumuk. ru).
Рукопись поступила в редакцию 22.06.2010 г.
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ ИНДИВИДУАЛИЗМ: К ИНТЕРПРЕТАЦИИ ЭКСПЕРИМЕНТОВ КОГНИТИВНЫХ И СОЦИАЛЬНЫХ ПСИХОЛОГОВ
В.Н. Краснов
В статье на основе анализа экспериментов когнитивных и социальных психологов выясняется характер поведения рыночных субъектов. Признавая справедливость институционального подхода к рынку, вместе с тем критикуется взгляд, согласно которому экспериментальная экономика будто бы доказала ошибочность методологического индивидуализма и отсутствие у рыночных агентов способности действовать рационально. Всегда есть некоторая часть рыночных агентов, которые действуют как экономический человек, т.е. рационально, в соответствии с изначально данными целями и предпочтениями.
Ключевые слова: свободный рынок, экономический человек, методологический индивидуализм, рациональность поведения, экспериментальная экономика, эвристика, предпочтения, ценности, институты, мораль.
ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ
Модернизация российской экономики невозможна без проведения эффективной экономической политики, а последняя предполагает правильное понимание рынка и мотивов поведения частных собственников - рыночных агентов.
Разрушение Советского Союза и мировой социалистической системы на ряд само-
стоятельных государств, каждое из которых признало централизованную плановую экономику неэффективной, тормозящей научно-технический прогресс и заявило о стремлении создать свободную рыночную систему, эти геополитические события большинство экономистов сочло аргументом в пользу теории свободного, саморегулирующегося рынка (совершенной конкуренции), которому нет альтернативы.
В науке стало доминировать мнение, будто экономическая политика, построенная на базе принципов свободного рынка, - единственно правильная, способная устранить дефицит в странах бывшей социалистической системы, поднять уровень эффективности их экономик, а в развивающихся странах - преодолеть макроэкономическую нестабильность и отсталость. Такая политика получила название Вашингтонского консенсуса.
Переход российской экономики к рыночной, осуществлявшийся мерами Вашингтонского консенсуса, не привел, однако, к ожидаемому повышению объема производства и росту его эффективности1. Несмотря на возникновение частной собственности и рынка, в экономике России уже к 1995 г. явственно обнаружился глубокий спад производства, структурная деградация, гиперинфляция, а главное - всеохватывающая коррупция, воровство и мошенничество.
Сама практика, казалось, опровергает установившееся мнение о свободном рынке как наилучшей форме хозяйства и частной собственности как о самой эффективной форме собственности. Однако сторонники концепции свободного рынка возражали. Они
1 Формально российские реформы с начала 1991 г. никто не увязывал с требованиями Вашингтонского консенсуса (Полтерович, 2007, с. 34). Но все российские реформы обосновывались необходимостью введения частной собственности, максимально свободного рынка и уничтожения централизованного планирования экономики. Иными словами, они реально совпадали с основными положениями Вашингтонского консенсуса.
увидели истинную причину катастрофического спада в российской экономике, ее примитивизации и криминализации вовсе не в частной собственности и не в рынке, а якобы в отсутствии «здоровой» институциональной инфраструктуры, которая предполагает честных рыночных агентов, квалифицированных и неподкупных государственных служащих и беспристрастное правосудие.
Так, М. Олсон на конференции «Реформы в России» в 1995 г. (Москва) заявил, что виновником разгула преступности и коррупции в российской экономике является централизованное планирование в советский период. Появление в пореформенной России частной собственности и рынка «позволило снять "шоры", и преступность стала более заметной» (Олсон, 1995, с. 78). Д. Норт на подобной конференции в 1996 г. в США указал на институциональную структуру общества, которая накладывается на отношения частных собственников и определяет тем самым механизмы функционирования рыночной экономики (Норт, 1997б, с. 16).
Дж. Уильямсон, сформулировавший в 1989 г. положения Вашингтонского консенсуса, поспешил их изменить, дополнив необходимостью учета институтов и борьбой с коррупцией (Williamson, 2000).
В объяснении результатов экономических реформ в России мы имеем, таким образом, сдвиг от ортодоксального неоклассического представления о свободном рынке к неоинституциональному подходу, утверждающему факт влияния институтов на рынок и поведение частных собственников. Но нео-институционализм внутренне неоднороден. В одних фракциях неоинституционализма, которые представлены такими исследователями, как О. Уильямсон, Г. Демсец, Р. Кроу-форд, Б. Клайн и др., институты существуют для того, чтобы уменьшить неизбежный оппортунизм в поведении рыночных агентов, устранить информационную асимметрию и сократить трансакционные издержки (см., например, (Уильямсон, 1996, 2004; Клайн, 2001; Демсец, 2001)). Здесь сохраняется характер-
ный для совершенной конкуренции принцип методологического индивидуализма, а сами эти неоинституциональные направления представляют собой по сути лишь расширение и модификацию традиционной неоклассики (Нуреев, 2009, с. 51).
Сам же методологический индивидуализм вытекает, как известно, из свойственного неоклассической концепции свободного рынка понятия «экономический человек», homo economicus. (В дальнейшем, следуя работе Г. Клейнера (Клейнер, 2004), мы будем обозначать homo economicus как HE.) HE - репрезентативный рыночный агент, его поведению следуют все другие индивиды, без малейшего отклонения. Принципы поведения HE связаны с максимальным удовлетворением своих потребностей и с достижением максимальной выгоды от продажи товаров. Самое главное при этом, что какие-либо эмоции полностью исключены. Благополучие и благосостояние других ему безразличны. Отсюда характер поведения HE - сугубо рациональный. Методологический индивидуализм предполагает, что рациональность и максимизация индивидуальной функции полезности заложены в его природе. Здесь индивид является независимой и фундаментальной величиной. Он не испытывает какого-либо влияния (или диктата) со стороны других индивидов или государства. HE действует исходя из своих изначально заданных целей и предпочтений. Сама рыночная экономика может иметь только такие цели, которые являются консенсусом относительно целей, к которым частные собственники стремятся - причем каждый по отдельности.
Но ни традиционная неоклассическая концепция совершенной конкуренции, ни ее модификация в виде вышеуказанных направлений неоинституционализма не способны полноценно объяснить и проанализировать экономическое развитие (Норт, 1997б, с. 6, 7; Маевский, 2001, с. 5). Это и не удивительно, ведь оба подхода базируются на методологическом индивидуализме. А методологический индивидуализм не знает готовых способов объяснения институтов как порождения ин-
дивидуальных действий рыночных агентов (Грановеттер, 2004, с. 79).
В других направлениях неоинститу-ционализма институты влияют на рыночных агентов, радикально изменяя их цели и предпочтения. В итоге поведение частных товаропроизводителей не укладывается полностью в рамки максимизирующего и рационального поведения НЕ. Здесь рыночные агенты - вовсе не идентичные индивиды, и ведут они себя далеко не как один и тот же НЕ. Их поведение на рынке детерминируется не только и не столько изначально данным рациональным стремлением к максимизации собственной эгоистической выгоды, сколько социальными ценностями, обусловленными обществом, например национальными интересами, полити-
^ 2 кой, социальными отношениями, моралью2.
В этих направлениях неоинституционализм отрицает методологический индивидуализм. Более того, многие ученые делают вывод о том, что рынку вообще не присущ методологический индивидуализм, что методологический индивидуализм - отнюдь не фундаментальное свойство рынка (Сапир, 2001). Поэтому и совершенный рынок перестает рассматриваться как механизм наиболее эффективного распределения ресурсов, поднимается вопрос о необходимости вообще отказаться от доминирования парадигмы совершенной конкуренции 2002).
Но и для этих направлений неоинсти-туционализма камнем преткновения являются вопросы возникновения и формирования институтов, характер взаимодействия между рынком и институтами. Суть проблемы в том, как рассматривать связь поведения рыночных агентов и институтов. С одной стороны, сво-
2 Идея подобного влияние социальных факторов и институтов на поведение рыночных агентов развивается у Д. Норта (Норт, 1997а), Дж. Ходжсона
(Ходжсон, 2003), Р. Буайе (Буайе, 1997), Э. Бруссо, А. Кайе (Бруссо и др., 2008), О. Фавро (Фавро, 1997), а также в современной экономической социологии Н. Флигстиным (Флигстин, 2002), Н. Биггарт (Биг-гарт, 2002), В. Радаевым (Радаев, 2008).
дить рынок и экономическое поведение частных собственников в нем только к изначально данным свойствам абстрактного индивида и, следуя принципу методологического индивидуализма, давать объяснение в терминах индивида, недостаточно. С другой стороны, также недостаточно просто включать институты и мораль в число самостоятельных внешних факторов, влияющих на рынок и на поведение индивидов в нем. Ведь эти социальные факторы являются производными и сами нуждаются в объяснении3.
Мы полагаем, что важнейшие вопросы происхождения самих институтов о том, кто устанавливает социальные и моральные нормы, регулирующие поведение, нельзя решить ни исходя из безусловной истинности методологического индивидуализма во всех его деталях, ни путем полного отрицания методологического индивидуализма.
Серьезный аргумент в опровержение методологического индивидуализма обычно связывают с результатами экспериментов когнитивных и социальных психологов. Подоб-
3 В сущности, это старая фундаментальная проблема: что является первичным и определяющим в развитии общества и экономики. В середине XIX в. К. Маркс в противоположность Ф. Гегелю выдвинул идею исторического материализма. Для Маркса экономическая организация общества (производственные отношения) выступает основой всех институтов и их развития. Политические, юридические, социальные, моральные отношения в марксизме представляют надстройку над экономическим базисом (материальными производственными отношениями). В начале XX в. М. Вебер и В. Зомбарт, а в России С. Булгаков, напротив, в качестве определяющего фактора развития выдвинули этику и мораль. У них, таким образом, идеальные отношения становятся первичными факторами в объяснении экономического развития. Для современной экономической науки эта фундаментальная проблема остается актуальной и нерешенной. См.: Э. Бруссо, А. Кайе (Бруссо и др., 2008), М. Грановеттер (Грановеттер, 2004, с. 77-80), Дж. Ходжсон (Ходжсон, 2003), К. Поппер (Поппер, 2005, с. 386-389).
ные эксперименты трактуют как доказательство того, что человек не ведет себя подобно HE. Обобщившие огромное число экспериментов и сами поставившие много собственных Д. Канемен и А. Тверски утверждают, что рациональное поведение для реальных людей нетипично. Эксперименты, говорят они, показывают, что люди не собирают все относящиеся к принятию решения факты. Имеющаяся информация не анализируется последовательно логически и не оценивается объективно, с помощью математических вероятностей. Люди ошибаются, выносят противоречивые суждения, принимают решения, руководствуясь не логикой, а интуицией. Принимая решения, они прибегают к разнообразным схемам и приемам, получившим название эвристики (judgmental heuristics). Эти мыслительные упрощения, а вовсе не принцип рациональности, позволяют людям быстро и эффективно выносить суждения или принимать решения.
В статье ставится цель внести вклад в решение важнейшего вопроса о происхождении институтов в экономике. С этой целью предпринимается попытка обосновать иную интерпретацию результатов экспериментальной экономики и показать, что эксперименты не дают оснований для полного отрицания методологического индивидуализма. Утверждения, будто эксперименты когнитивистов доказывают ошибочность методологического индивидуализма, неверны. По мнению автора, эти эксперименты на самом деле отрицают однородность рыночных субъектов и доказывают существование различных групп рыночных агентов, которые подчиняются особым моделям поведения4, а также то, что действия рыночных агентов социально обусловлены.
4 Такой подход в российской экономической науке развивают В. Маевский (Маевский, 2001), Г. Клейнер (Клейнер, 2004), Ю. Васильчук (Василь-чук, 2001), в экономической социологии - В. Радаев (Радаев, 2008). Впервые же идею неоднородности рыночных субъектов внятно и последовательно начали разрабатывать В. Парето (Парето, 2008) и Й. Шум-петер (Шумпетер, 1995).
Такой подход объясняет поведение рыночных субъектов одновременно и изначально данными целями и предпочтениями, и влиянием других рыночных агентов и институтов. Иными словами, в статье обосновывается положение, согласно которому концепция методологического индивидуализма не относится к поведению всех людей, но ее ошибочность относительна. Для некоторых групп рыночных агентов она справедлива5.
РАЦИОНАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ И ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ЭКОНОМИКА
Одна из неотъемлемых черт рационального поведения - это принцип транзитивности суждений. Он означает, что если вы из трех вариантов предпочитаете А варианту В (записывается как А > В), а В > С, то при соблюдении транзитивности для вас должно оказаться А > С.
Клайд и Кумбс провели эксперимент по проверке способности людей соблюдать в своих суждениях и решениях принцип транзитивности (Шумейкер, 1994). Испытуемым предложили определить предпочтительность трех лотерей А, В, С. Лотерея С была вероятностной комбинацией игр А и В, т.е. по привлекательности она должна находиться между А и В. Иначе говоря, при соблюдении транзитивности предпочтений, если А > С, тогда С должна быть привлекательнее В.
Было предложено шесть вариантов ответа. Монотонное ранжирование (АСВ и ВСА), которое соответствовало требованию транзитивности, перекрестное (САВ и СВА) и обратное ранжирование (АВС и ВАС). Оказалось, что 46% всех ответивших нарушили требование транзитивности. Но 54% ответивших
5 К такой интерпретации экспериментов психологов и когнитивистов склоняется К. Эрроу (см. (Эрроу, 1994)).
дали монотонное упорядочение (Шумейкер, 1994, с. 48, 49). Что означает такой результат? Обычный ответ - люди не действуют рациональным образом - неверный, ведь на самом деле нарушили требование транзитивности только 46% респондентов. Теоретически правильный ответ следующий: нерационально действовала часть людей, а поведение 54% людей следует признать рациональным.
Широко известный эксперимент Д. Ка-немана и А. Тверски, названный задачей о Линде и Билле, иллюстрирует эвристику репрезентативности (^егеку, Kahneman, 1982а, р. 92, 93, 98). Участникам эксперимента дали описание двух человек - Линды и Билла, определенные утверждения о них и предложили восемь вариантов ответов. Для Линды восьмой вариант ответа был комбинацией третьего и шестого ответов, для Билла седьмой вариант ответа был комбинацией третьего и четвертого.
В результате эксперимента 85% (для Линды) показали в качестве наиболее вероятного результата восьмой вариант, который объединяет третий и шестой. И ошиблись. Дело в том, что в соответствии с теорией вероятности вероятность случая, который объединяет два события, не может превышать вероятность каждого события в отдельности. Такой же результат наблюдался и для Билла. Здесь 67% респондентов показали в качестве наиболее вероятного исхода седьмой вариант, который объединяет третий и четвертый.
Вместе с тем, оценивая эти эксперименты, ученые игнорируют то, что 15% (для Линды) и 13 % (для Билла) респондентов не совершили подобной ошибки. Этот момент очень важен для объективной интерпретации результатов эксперимента. Он указывает на рациональность суждений этой части респондентов: 15 и 13% участников оказались за пределами действия эвристики репрезентативности. Поэтому вывод Канемана и Тверски о наличии здесь несогласованности суждений человека с логикой вероятностей, с нашей точки зрения, некорректен. Конфликта между интуитивным представлением о вероятности
и математическим понятием вероятности у некоторых типов людей не существует. Ведь в эксперименте некоторое количество участников вычисляют (непосредственно или интуитивно) математическую вероятность. Об этих людях уже нельзя сказать, что они игнорируют базисную информацию.
Касцельс, Шонбергер и Грейбойз предложили 60 студентам Военно-медицинского института в Гарварде следующую информацию. Тест, обнаруживающий болезнь, распространенность которой 1/1000, имеет ложную положительную норму 15%. Требовалось ответить, какой шанс у человека получить положительный по тесту результат и при этом действительно иметь болезнь? Студенты -участники опроса имели представление о статистической вероятности и не были сильно ограничены во времени. И тем не менее почти половина участников ответили неправильно. Только 11 студентов (18%) дали правильный ответ (^егеку, Kahneman, 1982с, р. 153, 154, 163).
Другой эксперимент, проведенный Д. Канеманом и А. Тверски, состоял в следующем (^егеку, Kahneman, 1982Ь). Участникам предложили рассмотреть две структуры А и В, которые показаны ниже:
А В
ХХХ ХХХ ХХ ХХ
ХХХ ХХХ ХХ ХХ
ХХХ ХХХ ХХ ХХ
ХХ ХХ ХХ ХХ ХХ ХХ
В каждой структуре надо было мысленно соединить каждый элемент в верхнем ряду с элементами в нижних рядах. Иначе говоря, следовало осуществить все возможные перестановки. Требовалось ответить, в какой из двух структур (А или В) больше подобных перестановок (строчек). Из 54 опрошенных 46 (или 85%) видели больше строчек
в А, тогда как на самом деле число строчек в обеих структурах одинаковое, а именно: 83 = 29 = 512. Данный эксперимент представляет собой элементарную комбинаторную задачу. Но участники эксперимента решали ее не математически, т.е. рационально, а интуитивно и вследствие визуального различия в структурах А и В пришли к неверному решению. Меньшая часть участников (а именно 8 человек (15%)) дали тем не менее правильный ответ (^егеку, Kahneman, 1982Ь, р. 168-171).
ПРЕДПОЧТЕНИЯ И ЦЕННОСТИ ИНДИВИДУУМОВ:
РЕЗУЛЬТАТ ВНЕШНИХ ВОЗДЕЙСТВИЙ ИЛИ ИЗНАЧАЛЬНАЯ ДАННОСТЬ?
Другим важнейшим свойством рационального поведения выступает его согласованность. Согласованность предполагает определенные предпочтения и ценности человека. В рамках методологического индивидуализма для HE эти предпочтения даны изначально, и они не изменяются в поведении, в том числе под влиянием внешних факторов.
Эксперименты ученых показали присутствие в поведении индивидуума так называемого «рамочного эффекта» (framing effect), обращения предпочтений и эффекта дарения (Kahneman, ^etsch, Thaler, 1991; Kahneman, ^etsch, Thaler, 1990, р. 1325-1347; Tversky, Kahneman, 1981, р. 453-458). Наличие подобных эффектов означает, что у испытуемых людей предпочтения, ценности и решения существенным образом зависят от конкретного способа формирования задачи, способа выявления предпочтений, т.е. они определяются внешними причинами, а не представляют собой нечто изначально данное и неизменное.
В целях выяснения влияния контекста (внешних условий) на оценку одинаковых ситуаций Д. Канеман и А. Тверски провели следующий эксперимент (Шумейкер, 1994). Они
предложили испытуемым гипотетическую ситуацию, в которой США грозит необычная болезнь, способная привести к смерти 600 человек. Различные меры по борьбе с этой болезнью ведут к неодинаковым результатам. Возможны два варианта - А и Б. Если принять вариант А, то можно будет спасти 200 человек. Если принять вариант Б, то с вероятностью !/3 можно будет спасти 600 человек, а с вероятностью 2/3 спасти не удастся никого.
Большая часть опрошенных (76%) предпочли вариант А. Другой группе предложили тот же выбор, но в несколько измененной форме. Было сказано, что после принятия варианта А умрет 400 человек. Но если принять вариант Б, то с вероятностью !/3 не умрет никто, а с вероятностью 2/3 умрет 600 человек.
Последняя формулировка абсолютно эквивалентна первой. Однако же на этот раз вариант А набрал всего 13% общего числа испытуемых (Шумейкер, 1994, с. 56-57). Более 60% респондентов изменили свое мнение. Этот эксперимент доказывает, что рамочный эффект действителен только для 60% испытуемых. Меньшая часть участников (13%) не изменили свое мнение. Поэтому распространять действие рамочного эффекта в том числе и на них неправомерно. Подобный вывод вытекает из анализа всех аналогичных экспериментов (Туегеку, КаЬпетап, 1981, р.453-458).
Б. Макнейл, С.Дж. Паукер, Г.С. Сокс и А. Тверски провели следующий эксперимент (Эрроу, 1994, с. 88). Различным группам людей были предложены неодинаковые формулировки результатов двух методов лечения некоторых форм рака - хирургического вмешательства и радиационной терапии. Методы отличались вероятностями выживания и смертности через определенный промежуток времени после окончании лечения.
В формулировках результатов лечения каждому методу были приданы свои акценты. В первом случае акцент был на доле выживших (формулировка о выживших), во втором - на доле умерших (формулировка об умерших). Оба результата были сформулированы одинаковым образом.
В формулировке о выживших говорится, что хирургическое вмешательство переживут 90% больных. В формулировке об умерших указывалось на летальный исход во время операции и сразу после нее 10% больных. В формулировке о выживших отмечалось, что через год после радиационной терапии останутся в живых 77% больных. В формулировке об умерших - что через год после курса облучения умрет 23% больных.
Оказалось, что на основе формулировки о выживших 84% врачей выбрали хирургическое вмешательство, а радиационную терапию - 16%. Формулировка об умерших дала следующие результаты: за хирургическое вмешательство высказались только 50% респондентов. Соответственно доля врачей, высказавшихся за курс облучения, возросла до 50%
Объективная интерпретация результатов этого эксперимента состоит в констатации изменения своего мнения под влиянием иной формулировки только у части ученых. Позиция 16 и 50% врачей оказалась устойчивой и не зависящей от способа выявления позиции.
Обнаруженные Д. Канеманом и А. Тверски на основе как своих экспериментов, так и экспериментов других ученых эффекты дарения (endowment effect), неприятия потери (loss aversion) и сохранения статус-кво подтверждают положение о зависимости предпочтений от способа их получения только для большей части участников опросов. Одним из первых серьезных экспериментов, демонстрирующих этот эффект дарения, был поставлен Кнечем и Синденом (Knetsch, Sinden, 1984, р. 507-521). Они подарили одним участникам эксперимента лотерейные билеты, а другим вместо билетов дали по 2 долл. Затем каждому участнику предложили продать лотерейный билет или купить его. Большинство отказалось продать билеты, поскольку они дорожили ими больше, чем те, кто получил деньги. Однако несколько человек все же продали лотерейные билеты и тем самым оказались вне действия эффекта дарения. Эти участники поступили как НЕ (homo economicus). Ведь НЕ все равно иметь
ли товар X или продать его за Y, т.е. владеть товаром Y.
Затем одной половине участников дали кофейные кружки с символикой Корнельско-го университета, а другая половина студентов получила шариковые ручки. И кружки и ручки можно было купить в соседнем магазине за 6 долл. Предполагалось, что половина участников, которым более всего нравятся кружки, - это «любители кружек», а половина, которым меньше всего нравятся кружки, -«ненавистники кружек». Поскольку кружки распределялись в группе произвольно, то в среднем половина «любителей кружек» получила кружки, а другая половина - нет. Следовательно, половина кружек должна была стать объектом продажи. Этот прогнозируемый объем продаж не был осуществлен.
Распределенными оказались 22 кружки, и прогнозируемое число сделок должно было быть равно 11. Одни и те же участники участвовали в четырех периодах торговли. На рынках кружек число сделок составило четыре, одна, две и две. Кроме того, оказалось, что средние цены продаж были в два раза выше средних цен покупателей, а объем продаж был более чем в два раза меньше ожидаемого.
Отсюда авторы эксперимента делают вывод о наличии эффекта дарения, т.е. объясняют низкий объем продаж нежеланием владельцев кружек расставаться с ними. Но при этом игнорируется другое очевидное следствие эксперимента, а именно у некоторых его участников нежелания расставаться с кружками не было. На них эффект дарения не действовал. Таких людей в первом раунде торговли оказалось 36%, во втором раунде - 9, в третьем и четвертом - по 18%. В среднем доля свободных от эффекта дарения индивидов составляет немногим более 18%.
Дж. Херши, Е. Джонсон, Дж. Мезарос и М. Робинсон провели следующий эксперимент (Kahneman, ^etsch, Thaler, 1991, р. 198). Они предложили двум группам выбрать между альтернативными полисами. Одной группе был предоставлен вариант, который действовал в штате Нью-Джерси (здесь автомобили-
сты по умолчанию получали более дешевый полис, который ограничивал право обращения в суд), а другой - вариант штата Пенсильвании (более дорогой полис с неограниченным правом обращения в суд). Из участников первой группы, которым был представлен полис типа Нью-Джерси, 23% решили отказаться от дешевого варианта и купили полис пенсильванского типа.
Если предположить, что все люди имеют изначально данные предпочтения, то тогда 23% участников из второй группы должны были сохранить за собой предложенный им полис по типу Пенсильвании. Однако полис пенсильванского типа решили сохранить только 53% участников из второй группы. Это, несомненно, указывает на существование эффекта статус-кво. Но в отношении 23% респондентов можно утверждать, что у них имеются изначально заданные предпочтения.
Если взять среднюю величину из последних экспериментов (23 и 5,8%), то получится 14-15%. Приблизительно такая доля людей обладают изначально заданными предпочтениями и ценностями, и их суждения не зависят от внешней (социальной) среды.
МОРАЛЬНЫЕ СУЖДЕНИЯ И ВЛИЯНИЕ ВНЕШНЕЙ СРЕДЫ
В ряде экспериментов изучались суждения людей о честности и справедливости. Их результаты доказали устойчивость этих моральных понятий у некоторой доли респондентов при любых изменениях внешней среды.
Д. Канеман, Дж. Кнетч и Р. Талер провели опрос жителей Торонто и Ванкувера (Канада). Был задан один и тот же вопрос, но в различных формулировках (Kahneman, Кnetsch, Thaler, 1991, р. 203, 204).
Ситуация 1а. Представьте, что возникла нехватка популярной модели автомобиля и покупатели должны ждать два месяца. Если раньше машина данной модели продавалась
по одной цене, то теперь, помимо ожидания, цена повысилась на 200 долл. (дилером) выше прейскурантной. Такое поведение дилера часть опрошенных (29%) сочла приемлемым, а часть (70%) - нечестным.
Ситуация 1б. Возникла нехватка популярной модели автомобиля, покупатели должны ждать 2два месяца. Раньше машины продавались со скидкой в 200 долл. от цены прейскуранта. Теперь же дилер отменил скидку и продает эту модель по цене прейскуранта. Приемлемой такую цену назвали 58, нечестной - 42%.
Ситуация 2а. Некоторая компания получает небольшую прибыль. В экономике имеет место экономический спад и значительная безработица, но нет инфляции. Руководство компании решает в данном году снизить зарплату рабочим на 7%. Поведение руководства оценили как приемлемое 37, нечестное - 63% опрошенных.
Ситуация 2б. Те же условия, что и в вопросе 2а, но в экономике не только спад, но и инфляция в размере 12%. Компания решает повысить зарплату, но только на 5%. Поведение руководства оценили как приемлемое 78 и как нечестное - 22% опрошенных.
Отсюда вытекает вывод, что суждения о честности для некоторых людей (от 22 до 40% участников эксперимента) не зависят от внешних обстоятельств. Какую бы формулировку вопросов мы ни применяли, у некоторых участников ответ не изменяется. Эти участники действуют как НЕ. На самом деле доля этих людей будет меньше. Дело в том, что Канеман с коллегами объединили в ответах «приемлемо» и «нечестно» два разнородных ответа. Поэтому определенную в эксперименте долю честного и нечестного поведения следует уменьшить примерно в два раза.
В конце 1950-х гг. Д. Миллз поставил эксперимент с целью доказать существование людей, на которых может влиять внешняя среда, изменяя их поведение в направлении оппортунизма (Mills, 1958, р. 517-531). На наш взгляд, результаты эксперимента позволяют проверить гораздо более широкую гипотезу.
В частности, они доказывают факт наличия у некоторых людей изначально заданных установок и предпочтений, а также подтверждают гипотезу, что сам тип НЕ распадается на два подтипа, а именно: НЕ (оппортунистический), неизменные приоритеты которого сводятся к оппортунистическому поведению, и НЕ (общественный), у которых изначально данные предпочтения и ценности характеризуются твердыми моральными нормами честности, порядочности, недопущения обмана и мошенничества.
Содержание эксперимента состояло в том, что его участники, ученики школы, должны были принять участие в экзамене-соревновании. Победители получали призы, но успешно решить тесты можно было и путем обмана, списав правильные решения или используя дополнительное время. При этом экспериментатор легко выявлял мошенничество, но для учеников это было не очевидно.
Соревнование проводилось в трех различных условиях. Во-первых, при высокой мотивации, т.е. при значительных призах за победу и слабых ограничениях на обман. Здесь создавались такие условия, при которых было легко обмануть, оставаясь при этом незамеченным. Во-вторых, при низкой мотивации (за победу в соревновании был обещан небольшой приз и было слабое ограничение на обман). В-третьи, при высокой мотивации и сильном ограничении на обман. В последнем случае были созданы условия, при которых было крайне сложно обмануть, оставаясь незамеченным.
Соревнования состояло в рисовании кругов и подсчете точек в 20 различных клеточках. До начала соревнования школьники заполнили анкету с оценкой их отношения к обману. Эта оценка складывалась из баллов от 1 до 6, ученики проставляли их за честное поведение и за оппортунистическое. В ходе соревнования проводилось повторное анкетирование, содержащее те же самые вопросы об отношении к обману. Предполагалось проследить изменения в их оценке мошенничества после того, как часть учеников, считавших
себя честными, тем не менее смошенничала на соревновании.
Основные результаты эксперимента и анкетирования Д. Миллза сведены в таблицу (Mills, 1958, р. 518).
Видно, что при сравнительно высоком искушении обмануть независимо от ограничений на попытки обмана существует всегда некоторая группа оппортунистически настроенных индивидов. Их поведение описывается моделью НЕ (оппортунистический). Доля этой группы среди участников уменьшается при усилении ограничений на обман, но не исчезает полностью (с 15 до 1% в первом эксперимента и с 37 до 12% - во втором).
Кроме того, эксперимент указывает также на наличие устойчивых в моральном отношении участников, поведение которых определяется моделью HE (общественный). Эта группа в вопросе об отрицательной оценке оппортунистического поведения не изменяет своего отношения к обману и набирает 50-60 баллов. При этом максимально можно набрать 60 баллов, минимально - 10.
Эксперимент Дж. Миллза свидетельствует и о наличии людей типа homo sociologicus. Их поведение определяется внешними условиями. Эти внешние условия выступают как факторы, оказывающие существенное воздействие на предпочтения и ценности человека определенного типа.
По результатам двух соревнований (изображение кругов и подсчет точек) часть школьников в предварительном анкетировании вы-
разили отрицательное отношение к обману, набрав от 36,52 до 38,81 балла. Это сравнительно немного, так как минимум из возможного отрицательного отношения равен 10 баллам, максимум для них - менее 50 баллов. Но тем не менее все они не поддались искушению обмануть. Устояв во внутренней борьбе с оппортунизмом, они стали строже относиться к нечестному (аморальному) поведению: их отношение к обману в повторном анкетировании выразилось 37,00-39,744 баллами.
Часть участников, которые в отношении к обману первоначально набрали почти такое же число баллов (от 35,72 до 40,18), не устояли перед искушением обмануть на соревновании. Эти участники при повторном анкетировании, наоборот, стали более снисходительны к аморальному поведению. Их отрицательная оценка обмана понизилась в среднем на 1,23 балла.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Выводы, которые следует сделать из подобных экспериментов, следующие. Во-первых, эти эксперименты показывают ошибочность основного свойства совершенной конкуренции, состоящего в однородности всех рыночных субъектов. В действительности существуют различные группы рыночных агентов со своими особыми моделями поведения.
Таблица
Характер поведения школьников в ходе эксперимента
Суть эксперимента Обстоятельства Число участников Честные, % Оппортунисты, % Неясно, %
Изображение ВМ - НО 98 71 15 13
кругов НМ - ВО 86 58 20 22
ВМ - ВО 77 96 1 3
Подсчет ВМ - НО 84 63 37
точек НМ - НО 90 84 16
ВМ - ВО 108 88 12
ВМ - Высокая мотивация; ВО - Высокое ограничение; НМ - Низкая мотивация; НО - Низкое ограничение.
Во-вторых, методологический индивидуализм - отнюдь не всеобщее свойство рынка. Большая часть частных собственников не действуют в соответствии с изначально имеющимися у них целями и предпочтениями. Их цели и интересы формируются социальными причинами, т.е. действиями и волей других рыночных агентов. Такое поведение находит отражение в модели человека социологического ^ото 8оею^юш). В ней, как известно, главенствующая и определяющая роль в поведении отводится внешним институциональным факторам, а именно политическим, социальным, моральным отношениям.
В-третьих, эксперименты когнитивных и социальных психологов доказывают справедливость принципа методологического индивидуализма применительно к сравнительно небольшим группам рыночных агентов. Субъекты из этих групп появляются на свет не как чистый лист бумаги, на котором впоследствии фиксируется их социальный опыт. Они действуют на рынке как НЕ в соответствии с изначально имеющимися целями и предпочтениями.
В-четвертых, группа рыночных субъектов, поведение которых соответствует НЕ, внутренне неоднородна. Здесь выделяются две подгруппы субъектов: НЕ (оппортунистический) и НЕ (общественный). Индивидуальные интересы НЕ (общественный) изначально совпадают с национальными. Их принципы поведения и есть настоящая мораль. Рыночные агенты типа НЕ (оппортунистический), наоборот, сугубо эгоистичны и совершенно безразличны в отношении других людей. Более того, они враждебны им и обществу в целом. Оппортунистические наклонности и черты их характера - эгоизм, воровство, обман, безразличие к другим нациям и своему народу, также как и строгие моральные нормы у НЕ (общественного), детерминированы генетическими, нейрофизиологическими причинами (Вайзе, 1993, с. 127, 128). Доля людей, принадлежащих к этим типам, - устойчивая величина (Клейнер, 2004, с. 6).
В-пятых, институты в обществе не возникают автоматически в какой-либо готовой форме, созданной внешними обстоятельствами, например уровнем и характером развития материального производства, или детерминированной углубляющимся познанием теоретической истины. Они формируются социально и выступают результатом взаимодействия и борьбы групп индивидов с различными моделями поведения (Ольсевич, 2007; Маевский, 2001; Клейнер, 2004).
Литература
Биггарт Н. Социальная организация и экономическое развитие // Экономическая социология: новые подходы к институциональному и сетевому анализу / Сост. и научн. ред. В.В. Радаев. М.: РОССПЭН, 2002.
Бруссо Э., Буайе Р., Кайе А., Фавро О. К созданию институциональной политической экономии // Экономическая социология. 2008. Т. 9. № 3 (http: ecsoc.msses. ru).
Буайе Р. Теория регуляции: критический анализ. М.: Наука для общества, Российский государственный гуманитарный университет, 1997.
Вайзе П. Homo economicus и homo sociologicus: монстры социальных наук // Thesis. 1993. Т. 1. Вып. 3.
Васильчук Ю.А. Социальное развитие человека в ХХ веке. Фактор денег // Общественные науки и современность. 2001. № 1, 4.
Грановеттер М. Экономические институты как социальные конструкты: рамки анализа // Журнал социологии и экономической антропологии. 2004. Т. 7. № 1.
Демсец Х. Еще раз о теории фирмы // Природа фирмы. М.: Дело, 2001.
Клайн Б. Вертикальная интеграция как право собственности на организацию // Природа фирмы М.: Дело, 2001.
Клейнер Г.Б. Эволюция институциональных систем. М.: Наука, 2004.
Маевский В.В. Эволюционная теория и технологический прогресс // Вопросы экономики. 2001. № 11.
Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997а.
Норт Д. Институциональные изменения: рамки анализа // Вопросы экономики. 1997б. № 3.
Нуреев Р.М. Эволюция институциональной теории и ее структура // Институциональная экономика / Под ред. А. Олейника. М.: ИНФРА-М, 2009.
Олсон М. Институциональные изменения. Рассредоточение власти и общество в переходный период. Лекарство от коррупции, распада и замедления темпов роста // Экономика и мате-матичесие методы. 1995. Т. 31. Вып. 4.
Ольсевич Ю. Экономическая теория и природа человека // Вопросы экономики. 2007. № 12.
Полтерович В.М. Элементы теории реформ. М.: Экономика, 2007.
Парето В. Компендиум по общей социологии. М.: ГУ ВШЭ, 2008.
Поппер К. Открытое общество и его враги. Киев: Ника-Центр, 2005.
Радаев В.В. Современные социально-экономические концепции рынка // Анализ рынков в современной экономической социологии /Отв. ред. В.В. Радаев, М.С. Добрякова. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2008.
Сапир Ж. К экономической теории неоднородных систем. Опыт анализа децентрализованной экономики. М.: ГУ ВШЭ, 2001.
Уильямсон О.И. Экономические институты капитализма. СПБ.: Лениздат, 1996.
Уильямсон О. Вертикальная интеграция производства: соображения по поводу неудач рынка // Вехи экономической мысли. Теория фирмы. Т. 2. СПБ.: Экономическая школа, 2004.
Фавро О. Внутренние и внешние рынки // Вопросы экономики. 1997. № 10.
Флигстин Н. Поля, власть и социальные навыки: критический анализ новых институциональных течений // Экономическая социология: новые подходы к институциональному и сетевому анализу / Сост. и научн. ред. В.В. Радаев. М.: РОССПЭН, 2002.
Ходжсон Дж. Экономическая теория и институты. М.: Дело, 2003.
Шумейкер П. Модель ожидаемой полезности: разновидности, подходы, результаты, пределы возможностей // Thesis. 1994. Вып. 5.
Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия / Предисл. и ред. В.С. Автономова. М.: Экономика, 1995.
Эрроу К. Восприятие риска в психологии и экономической науке // Thesis. 1994. Вып. 5.
Kahneman D., Knetsch J.L., Thaler R.H. Anomalies: The Endowment Effect, Loss Aversion, and Status Quo Bias // Economic Perspectives. 1991. Vol. 5. Winter.
Kahneman D., Knetsch J.L., Thaler R.H. Experimental Tests of the Endowment Effect and the Coase Theorem // Journal of Political Economy. 1990. № 6.
Knetsch J.L., Sinden J.A. Willingness to Pay and Compensation Demanded: Experimental Evidence of an Unexpected Disparity in Measures of Value // Quarterly Journal of Economies. 1984. August. № 99.
Mills J. Changes in moral attitudes following temptation.// Journal of Personality. 1958. Vol. 26. № 4. December.
TverskyA., Kahneman D. Judgments of and by representativeness // Judgment under uncertainty: Heuristics and Biases. Eds. Kahneman D., Slovic P., Tver-sky A. N.Y.: Cambridge University Press, 1982а.
Tversky A., Kahneman D. Availability: А heuristic for judging frequency and probability // Judgment under uncertainty: Heuristics and Biases. Eds. Kahneman D., Slovic P., Tversky A. N.Y.: Cambridge University Press, 1982b.
Tversky A., Kahneman D. Evidential impact of base rates. // Judgment under uncertainty: Heuristics and Biases. Eds. Kahneman D., Slovic P., Tversky A. N.Y.: Cambridge University Press, 1982c.
Tversky А., Kahneman D. The Framing of Decisions and the Psychology of Choice // Science. 1981. № 211.
Stiglitz J. Information and the Change in the Paradigm in Economics // American Economic Review. 2002. Vol. 92. № 3.
Williamson J. What the World Bank Think about the Washington consensus The World Bank Research Observer. 2000. Vol. 15. № 2. P. 251-264.
Рукопись поступила в редакцию 15.12.2009 г.
