CC BY
61
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2007. № 4
Е.В. Волкова
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ УРОКИ Ю.М. ЛОТМАНА
И ПРЕПОДАВАНИЕ ЭСТЕТИКИ
Творческое мышление как в области науки, так и в области искусства имеет аналоговую природу и строится на принципиально одинаковой основе — сближении объектов и понятий, вне риторической ситуации не поддающихся сближению.
Ю.М. Лотман
Читая различные курсы лекций для студентов, специализирующихся по эстетике на философском факультете, автор акцентирует внимание на методологических и понятийно-терминологических уроках таких философов и ученых-гуманитариев, как Г.В.Ф. Гегель, М.М. Бахтин, Г. Гадамер, Ю.М. Лотман. В данной статье речь пойдет о некоторых уроках такого универсально ориентированного ученого, как Ю.М. Лотман.
Данный спецкурс подготовлен таким образом, что прежде всего в нем выявляются особенности Ю.М. Лотмана как мыслителя второй половины XX в. и тесная связь эстетических идей и семиотики в его трудах. Освещаются такие проблемы, как различные модификации эстетического в аспектах семиотики текста и семиотики культуры, начиная с работ 1960—1970 гг. до исследований, посвященных семиосфере, предпринятых ученым в 1980-х гг., и, наконец, анализируется продиктованная им последняя книга «Культура и взрыв» (1992), обсуждается вопрос, почему в центре его исследования находилось искусство (высокое, периферийное и «низовое»), а в центре исследований текстов — художественные тексты. Особенно выделяется проблема взаимосвязи метатекстов и текстов культуры, указывающая на противоречивую роль теории по отношению к художественной практике: организующую в процессе становления и тормозящую в завершающий период художественного цикла1. В «эпилоге» спецкурса — обобщение выводов по проблемам коммуникативной и игровой функций искусства, а также рассмотрение противостоящих друг другу и взаимосвязанных процессов развития — эволюционного и взрывного, причем в сопоставлении самооценки культуры и аналитического истолкования исследователя, ретроспективно к ней обращенного. Возникает возможность обратить внимание на, казалось бы, парадоксальное соотнесение идей лауреата Нобелевской премии Ильи Пригожина (знаменитая «бифуркация») и мыслей А. С. Пушкина
о значении в истории непредвиденного случая, который нельзя предугадать2, а также на то, что взрывные, случайные находки, неожиданные повороты в развитии искусства и закономерные процессы исследовались тартуским ученым на протяжении многих лет; обращение же к идеям И. Пригожина стало лишь новым аргументом, подтверждающим поиски Ю. Лотмана и его школы. Для подготовленных студентов старших курсов и особенно для аспирантов имеет смысл ознакомление с позицией Ю. Лотмана в сфере огромной литературы, посвященной неориторике, и на этом фоне — с его оригинальной концепцией смыслопорожде-ния3.
В работах раннего семиотического периода четко выделяется этапность подхода к проблемам исследования искусства и разграничения целей и методов, с которыми различные направления в изучении одного и того же объекта соприкасаются, но не подменяют друг друга. Художественный текст может быть проанализирован для разных целей — исторических, социальных и философских, а также с позиций психологии творчества и восприятия. Об этом Ю.М. Лотман пишет в монографии «Анализ художественного текста», рассчитанной на студентов и преподавателей гуманитарного цикла наук4. Однако, уточняет он, в данной монографии поставлена вполне определенная задача — выявить художественный текст как связанное целое, эстетически воздействующее на читателя. Это особым образом сконцентрированная семантика, в которой присутствуют различные типы художественных повторов, диктующих во временном развитии текста пространственное возвращение к воспринятому ранее как неотъемлемой черте постижения поэтико-стихотворной информации. Как в монографии, так и во всех других своих работах, в том числе в книге «Беседы о русской культуре», вышедшей в 1994 г. уже после смерти Ю.М. Лотмана, но просмотренной им при жизни (автор подписал ее в набор), ученый всегда уточнял не только то, что найдет читатель в данной книге, но и то, что он не найдет в ней.
Методика анализа не заменяет и не отменяет личного творчества исследователя, а служит ему лишь фундаментом. Роль интуиции самого исследователя заключается в том, что она помогает выделить «подлежащий дальнейшему рассмотрению тот минимум элементов и отношений между ними, который является в тексте доминирующим. Однако непосредственное восприятие, будучи основой научного анализа, как бы его отправной точкой, может быть и источником ошибок уже потому, что, в отличие от научного мышления, которое критично, тяготеет к созданию "мифов" и крайне болезненно воспринимает их критику»5. И далее: «Читатель предпочитает окончательные выводы, пусть даже и сомнительные, исследователь — поддающиеся научной проверке, пусть
даже неполные»6. Никакое описание, будучи, казалось бы, максимально функциональным, а не номенклатурным, не исчерпывает художественный предмет, давая «лишь приближение, а не конечное истолкование... область истолкований, в пределах которых лежат индивидуальные трактовки»7.
Связанная с этими рассуждениями такая проблема, как наука и «здравый смысл», решается Ю.М. Лотманом диалектично. Он отвергает наивное представление о том, что «здравый смысл» будет ставить вопросы, а наука об искусстве на них отвечать: вопросы на бытовом уровне могут быть неверно поставлены, задача науки — правильная постановка вопросов, кстати, как и в искусстве. Наука тем не менее нуждается в контролирующем соотнесении со «здравым смыслом», ибо этот «наивный и грубый мир есть тот единственный мир, в котором живет человек»8.
По мнению Ю.М. Лотмана, научное знание об искусстве должно изучать методы движения от незнания к знанию, определяя, может ли данный вопрос рассчитывать на ответ; надо приучать себя к тому, что наука не может ответить на все вопросы (аналогичное предположение высказывал С.С. Аверинцев). Мы должны принять мысль о том, что в произведении искусства всегда будет существовать непереведенный остаток, некая «сверхинформация», содержащаяся именно в художественном тексте. Хотя Ю.М. Лотман придает огромное значение игровым, пересекающимся смысловым полям и наращиванию тем самым многозначности и «сверхинформации», знак равенства между игрой и искусством он не ставит. Здесь — обширное поле для исследователей, для начинающих эстетиков.
Если Ян Мукаржовский утверждал, что «в искусстве эстетическая функция является доминирующей»9, имея, видимо, в виду предельный случай, то Лотман как историк культуры полагал, что в определенные исторические периоды текст, для того чтобы исполнить художественную задачу, должен одновременно нести нравственную, философскую, публицистическую, политическую функции. Так, соединение художественной и нравственной функции было условием эстетического восприятия для русской культуры XVIII в., тогда как для Пушкина и Гоголя соединение этих функций было почти запретным10.
Ученый широко использует сравнение одного художественного мировосприятия с другим. Так, лирика Тютчева, у которого, по словам Лотмана, «происходят многообразные сдвиги смысловых оппозиций», сопоставляется с так называемой философской лирикой начала XIX в., в которой поэтически оформлялись теоретические идеи; в отличие от этого направления, Тютчев исходит из моментального впечатления и острого личного переживания, восходящего к проблемам бытия и небытия. Казалось бы, мимолет-
ность роднит Тютчева с импрессионистическими моментами лирики Фета, однако «Фет ведет рассказ на языке индивидуальных ощущений, а Тютчев переводит их на язык тех глубинных ощущений, которые строят онтологию мира»11. Кстати, отметим уникальное умение Ю.М. Лотмана почти из 2585 текстов, написанных о поэтике Тютчева к 1973 г., выделить всего три работы, но фундаментальные, лежащие в основе всех исследований: доопо-язовскую статью Б.М. Эйхенбаума, стоящего тогда близко к С. Франку (1916), статью Ю.Н. Тынянова (начало 1920-х гг.) и статью Л.В. Пумпянского (1928). Лотман признает воздействие этих статей и на свою работу, преуменьшая тем самым оригинальность собственного исследования, хотя вычленить ее не так уж трудно. Однако в другой статье лотмановская оригинальность ничем уже не затушевана: он вводит в источники тютчевской традиции новый источник — «доренессансное культурное наследие, в частности великих идей, рожденных в эпохи, отвергнутые "веком философов"»12.
Особую сферу лотмановских трудов представляет неустанная проработка понятия «текст» в духе изменяющейся ситуации в науке, культуре, общественной среде. При изучении языка искусства на начальной стадии выделены три стороны текста: выраженность, отграниченность, структурность («Структура художественного текста»), в последней статье — «О "реализме" Гоголя»13 предпринято исследование действительности, превращенной в текст, как новой действительности. Между начальным и конечным пунктами — постоянное привнесение новых аспектов в понятие «текст». Так, в связи с переходом к семиотике культуры в «тексте» происходит трансформация — ему нужна как минимум двойная закодированность; текст в итоге — сложное устройство, хранящее многообразные коды. Текст, неоднократно зашифрованный, — генератор смыслов, что особенно характерно для художественного текста. Текст способен реконструировать целые пласты культуры, в некоторых случаях превращаясь в символы, которые перемещаются в диахроническом поле культуры. Для работы текста необходимо ввести другой текст — читателя, культурный контекст. В замечательной статье «Текст в тексте» (1981)14 Лотман не ставит своей задачей составить набор существующих значений этого понятия. Частое употребление термина «текст» в гуманитарных науках, по его словам, является скорее «своеобразным индексом научной динамики», сигнализирующим об актуальности проблемы, о тех научных сферах, которые способны генерировать научные идеи. Важнее, чем составлять таблицы значений, определить взаимосвязь текста с иными базовыми понятиями, например с понятием «язык». Известны два подхода: 1) язык порождает текст; 2) исходит из определенного текста,
выявляя его язык. Лотман обращает внимание на «текст-код» как на промежуточное звено между языком и конкретным текстом. Таковым может являться, например, «петербургский текст» Ф. Достоевского, выделенный В.Н. Топоровым; это текст, построенный на мифологической основе. Особая роль текста как памяти неоднократно рассматривается Ю. Лотманом. В одной из статей 1986 г. исследователь вместо привычного оборота «дешифровка текста» предлагает использовать «контакт с текстом», аналогичный общению человека с человеком15.
Справедливо мнение искусствоведа С. Даниэля о том, что Лотман, прибегая к терминам разных наук, осуществлял эвристически полезное скрещивание понятий и вводил новые. Можно сослаться также на Даниэля — свидетеля одного диалога, в котором Лотман говорил: «Вообще говоря... можно употреблять какие угодно термины, однако научный принцип состоит в том, чтобы, употребив термин в определенном смысле на первой странице, не изменять его по своему капризу на следующих»16.
Для студентов и аспирантов имеет смысл еще один типично лотмановский прием обращения к понятиям и терминам. Во введении к книге «Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начала XIX в.)» Ю.М. Лотман, обращаясь к такому объемному понятию, как «культура», ограничивается лишь теми его сторонами, которые необходимы автору для избранной темы. И он выделяет такие признаки, как коллективность (даже в том случае, когда речь идет об отдельном носителе культуры), средство передачи смысла, имеющее коммуникативную и, главное, символическую природу, преимущественно в аспекте синхронной организации культуры.
Объясняя некоторые довольно сложные понятия, Ю.М. Лот-ман прибегает к образным сравнениям, так, например, «семио-сфера» уподобляется залу музея, что уже отмечалось исследователями его творчества. Подобные образные аналогии при этом могут корректироваться самим Ю. Лотманом: «Художественный мир относится к тексту так, как музыкальный инструмент к сыгранной на нем пьесе. Структура музыкального инструмента не является объектом непосредственного эстетического переживания, но она потенциально содержит в себе то множество возможностей, выбор и комбинация которых образуют пьесу. Сопоставление это не во всех случаях корректно: как правило, художественный мир динамичен, подвержен эволюции и, что еще важнее, находится под постоянным деформирующим воздействием создаваемых с его помощью текстов. То, что в момент создания было частной реализацией художественных потенций художественного мира или его деформаций, сдвигом, нарушением, будучи созданным, делается нормой и традицией»17.
Обращаясь к тем или иным жанрам искусства (лубок, портрет, натюрморт и т.п.), Ю.М. Лотман всегда аргументирует свое внимание к ним. Так, анализ русского народного лубка связан с ошибочным, но распространенным представлением о лубке как виде изобразительной графики, на самом же деле лубок — принадлежность мира театрального, балаганного, праздничного; игровая, зрелищная природа отличает его от изобразительных текстов «высокой» живописи18. В статье «Портрет»19 данный жанр рассматривается в силу того, что он является глубоко философским по своему содержанию и построению, воплощающим самую сущность человека, хотя слова о загадочности и сложности портрета кажутся большинству зрителей надуманными. Однако, говорит Лотман, портрет еще раз подтверждает ту истину, что чем понятнее на первый взгляд, тем непонятнее по существу.
Новая проблема, по мнению Лотмана, часто бывает заострена в формулировках. Так, это заострение характерно для статьи П.М.Живова «"Кощунственная" поэзия конца XVIII — начала XIX века»20, хотя сам Ю.М. Лотман обычно избегал подобного заострения, давая тщательный анализ—синтез существующих точек зрения и определяя в данном контексте собственную позицию или делая свой теоретико-методологический выбор среди утвердившегося контекста научных представлений или возможных, вероятностных путей решения проблемы. В этом плане показательны статьи, предлагаемые студентам: «Введение. Вводные замечания» к книге «Внутри мыслящих миров», подготовленной для английского издательства; «О типологическом изучении культу-ры»21, в последней, кстати, дается сравнительный анализ классической компаративистики и современного типологического изучения, которое при этом оригинально трактуется самим Ю. Лот-маном с позиций семиотики. Интересны его тезисы, написанные в качестве программы отдела русской культуры Института мировой культуры при МГУ22. В них ученый говорит о двух направлениях в дальнейшем развитии семиотики: первое — использование достижений семиотических штудий для описания русской культуры; второе — неудовлетворенность достигнутым и поиск на материале русской культуры иных методов и попыток семиотического истолкования. Ю.М. Лотманом предлагает второй путь. И этому способствует, по его мнению, промежуточное положение русской культуры, ее переходность в преодолении расстояния от уже нет до еще нет. Данный подход объясняется и тем, что состояние русской культуры в 1990 гг. — это время «промежутка», который подтверждается тем, что в ее собственном восприятии происходит «цепь взрывов», это, в частности, цепь переименований как изображение цепи: рождение — смерть — новое возрождение. «Время рождения новых смысловых структур с органичным для
них терминологическим покрытием еще не наступило»23, — полагает Ю.М. Лотман. Приводя все новые аргументы, Лотман делает вывод, что русская культура, с одной стороны, была национальной, с другой — стремилась вырваться за «пределы себя самой», отсюда органичное соседство западничества и славянофильства. В 1991 г. Лотман написал статью «В точке поворота», посвященную анализу эпохи Блока, делая осторожную аналогию с переживаемым моментом, в котором открылось множество дорог. Это свидетельствует о потенциальной силе эпохи и вместе с тем о растерянности людей, привыкших к ситуации «полной» ясности24.
По Лотману, изучение имманентного развития культуры в настоящее время затруднено необходимостью учитывать постоянный приток текстов «извне» — жанров, традиций данной культуры и взаимодействие их с иными веяниями, которые могут быть отмечены метаязыковой чертой и как высокие, ценные, исконные, и как апокрифические, низкие, неценные, чужеродные.
В искусстве слова Лотман изучил не только уникальные, выдающиеся имена и произведения, но и массовые. Причем не только в теоретических статьях25, но и в историко-культурологи-ческих, анализируя влияние массового проявления искусства на высокое, элитарное, в том числе их органическое слияние26, а также извлекая из забвения неизвестные или малоизвестные имена и произведения, изучая при этом их роль в развитии общей и художественной культуры27.
Лотмана интересовали реконструкция и изучение не только письменных текстов, но и устных рассказов в записях и свидетельствах современников, более того, изучение тех текстов, которые не проходили цензуру, где имеются намеки или умолчания. Поучительны его рассуждения об исторических фактах, которые для исследователя не являются готовыми, а воссоздаются из текстов для последующего изучения. Каждая культура, полагал он, имеет свои понятия об истории в исследованиях и культурной памяти. Неспециалист, вспоминая 14 декабря 1825 г., фиксирует внимание прежде всего на пяти жертвах, казненных на рассвете 13 июля 1826 г. Однако из донесения С.Н. Корсакова явствует, что на площади погибли 1271 человек (в том числе 262 солдата мятежных полков, 903 человека «черни» и 19 «малолетних»), но, будучи фактом «неисторическим»28, это обычно не запоминается.
Что касается проблемы неориторики и связанного с ней смыслопорождения, то обращаться к этим темам следует прежде всего аспирантам. Ю.М. Лотман в работах, посвященных данной проблематике, исходит из двух типов текстов — дискретного и континуального, между которыми постоянно совершается эквивалентный (но не тождественный) обмен и текстами, и сообщениями. В процессе этого обмена образуется троп — не украшение, а
зерно творческого мышления. Какие бы классификации тропов ни производили традиционная риторика и неориторика, они всегда воссоздаются на основе двух элементов (в качестве примера Лотман приводит художественный киномонтаж). Если Р. Якобсон придерживался противопоставления метафоры (для поэзии) и метонимии (для прозы), то У. Эко исходной фигурой считал метонимию, тогда как Ц. Тодоров рассматривает метафору как удвоенную синекдоху. Лотман выделяет риторические периоды в развитии культуры, когда троп настойчиво используется, и противоположные — антириторические. Так, неореализм в итальянском кинематографе возник на фоне псевдоисторических фильмов, а на фоне неореализма появилось «кинематографическое барокко» Феллини. Лотман исследует семантическую игру в риторических текстах в сравнении с эстетической значимостью — отсутствие метафоры, или «риторика отказа от риторики». Зеркало при этом выступает как предмет художественной игры между реальным и ирреальным пространством. Наконец, Ю. Лотман пишет о роли театра как связующего звена между изобразительным искусством (недискретная знаковость) и словесным искусством (дискретная знаковость) и обмене кодов между театром и реальным поведением людей29.
Подготовить специальный курс на тему «Эстетико-семиоти-ческий мир Ю.М. Лотмана», выделив в нем ведущие проблемы, в том числе описанную здесь проблему методологических и понятийно-терминологических уроков ученого, давая студентам более конкретные темы для самостоятельных докладов, стало возможным благодаря изданию трудов Ю.М. Лотмана, предпринятому издательством «Искусство — СПБ». Это девять томов его работ: «Беседы о русской культуре» (1994), «Пушкин» (1995), «О поэтах и поэзии» (1996), «О русской литературе» (1997), «Карамзин» (1997), «Об искусстве» (1998), «Семиосфера» (2000), «История и типология русской культуры» (2002), «Воспитание души» (2003). Они имеются в библиотеках Университета (иногда уже в переизданиях, так как пользуются большим спросом).
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Волкова Е.В. Эстетико-семиотический мир Ю.М. Лотмана // Вопросы философии. 2004. № 11.
2 См.: Лотман Ю.М. Клио на распутье // Лотман Ю.М. Избр. статьи: В 3 т. Таллинн, 1992. Т. 1. С. 467, 470.
3 Лотман Ю.М. Риторика — механизм смыслопорождения. Икони-ческая риторика // Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек — текст — семиосфера — история. М., 1996.
4 См.: Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Л., 1972; Он же. О поэтах и поэзии. СПб., 2001.
5 Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. С. 133—134.
6 Там же. С. 137.
7 Там же. С. 270.
8 Там же. С. 5.
9 Мукаржовский Ян. Эстетическая функция, норма и ценность как социальные факты // Мукаржовский Ян. Исследования по эстетике и теории искусства. М., 1994. С. 44.
10 Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. С. 8; Он же. Структура художественного текста. М., 1970. С. 90—92.
11 Лотман Ю.М. Поэтический мир Тютчева // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. С. 594.
12 Лотман Ю.М. Тютчев и Данте. К постановке проблемы // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. С. 598.
13 См.: Лотман Ю.М. О «реализме» Гоголя // Лотман Ю.М. О русской литературе. М., 2005.
14 См.: Лотман Ю.М. Текст в тексте // Лотман Ю.М. Избр. статьи: В 3 т. Т. 1.
15 См.: Лотман Ю.М. Семиотика культуры и понятие текста // Лотман Ю.М. Статьи по семиотике культуры и искусства. СПб., 2002.
16 Даниэль С. О Лотмане // Лотман Ю.М. Статьи по семиотике культуры и искусства. С. 10—11.
17 Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. С. 593.
18 См.: Лотман Ю.М. Художественная природа русских народных картинок // Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб., 1998; Он же. Статьи по семиотике искусства и культуры.
19 См.: Лотман Ю.М. Портрет // Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб., 1998.20
20 См.: Лотман Ю.М. Несколько слов о статье В.М. Живова «"Кощунственная" поэзия в системе русской культуры конца XVIII — начала XIX века» // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии.
21 См.: Лотман Ю.М. О типологическом изучении культуры // Лотман Ю.М. Статьи по семиотике искусства и культуры.
22 См.: Лотман Ю.М. Тезисы к семиотике русской культуры // Лотман Ю.М. Статьи по семиотике искусства и культуры.
24 Там же. С. 231.
24 См.: Лотман Ю.М. В точке поворота // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии.
25 См.: Лотман Ю.М. Массовая литература как историко-культурная проблема // Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 2005.
26 См.: Лотман Ю.М. Блок и народная культура города // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии.
27 См.: Лотман Ю.М. Стихотворение Андрея Тургенева «К отечеству» и его речь в Дружеском литературном обществе», «Кто был автором стихотворения "На смерть К.П. Чернова"», С кем полемизировал Пнин в оде «Человек»? // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии; Он же. Неизвестный читатель XVIII века о «Путешествии из Петербурга в Москву»; Писатель, критик и переводчик Я.А. Галинковский // Лотман Ю.М. О русской литературе.
28 Лотман Ю.М. Идея исторического развития в русской культуре конца XVIII — начала XIX столетия // Лотман Ю.М. Статьи по семиотике искусства и культуры. С. 180.
29 См.: Лотман Ю.М. Риторика — механизм смыслопорождения.
