ФИЛОЛОГИЯ И КОММУНИКАТИВНЫЕ НАУКИ ВО ВСТРЕЧНОМ ДВИЖЕНИИ: ОТ БАХТИНА ДО НАШИХ ДНЕЙ
А.И. Куляпин, А.А. Чувакин
Ключевые слова: филология, коммуникативные науки, история гуманитарных наук, учебник для студентов магистратуры.
Keywords: philology, communication science, history of humanities, textbook for master students.
В данной публикации приводятся материалы к разделу «Филология и коммуникативные науки во встречном движении: от Бахтина до наших дней» учебного пособия для студентов магистратуры, обучающихся по направлению подготовки 032700 Филология1. Публикация имеет предварительный характер и предназначена для обсуждения.
Раздел 1. Филология и коммуникативные науки во встречном движении: от Бахтина до наших дней
Введение
В разделе представлены материалы, демонстрирующие тенденцию к взаимодействию филологии и коммуникативных наук в ХХ -начале XXI века. С середины этого периода в недрах «новой филологии» вызревают идеи, которым будет суждено положить начало современной («новейшей») филологии, а из разрозненного гуманитарного и отчасти технического знания постепенно складывается наука о коммуникации.
До середины ХХ века идут процессы взаимодействия филологического и коммуникативного знания. «Старшим партнером» в этом взаимодействии выступает филология, которая уже в начале ХХ века была зрелой и дифференцированной отраслью гуманитарного знания (Ф. Соссюр, А.Н. Веселовский и др.). Не случайно, именно в филологических науках первой половины ХХ века обнаруживается устойчивый интерес к диалогической речи (Л.П. Якубинский и др.) и шире - к диалогизму как фундаменту языка и литературы
1 Проект учебного пособия обоснован в статье [Чувакин, 2013, с. 187-190].
(Л.В. Щерба, М.М. Бахтин), к проблеме понимания и смысла (Г.Г. Шлет, М.М. Бахтин, В.Н. Волошинов и др.), к различиям между устной и письменной речью (Пражский лингвистический кружок), к семиотике языка и литературы (Р. Якобсон, Я. Мукаржовский и др.).
Нижнюю границу периода составляют труды М.М. Бахтина2(1895-1975) и его круга.
С начала 1920-х годов как в западной, так и в отечественной культуре активно разрабатывается философия диалога. Кризис, вызванный потрясениями эпохи войн и революций, заставил пересмотреть устоявшиеся представления о человеческом бытии, стимулировал поиск новых оснований для сосуществования Я с другой личностью. Этапной для философии ХХ века стала книга Мартина Бубера «Я и Ты» (1923). В ней монологизму классической европейской мысли, «одиночеству замкнутой самости» М. Бубер противопоставил идею бытия как диалога.
М.М. Бахтин и ученые его круга в ситуации жесткого идеологического контроля были лишены возможности широкого философского обсуждения диалогизма и вынуждены были сосредоточится на литературно-эстетическом аспекте проблемы. В концепции Бахтина эстетическое рождается на границе отношения автора и героя. «При одном участнике не может быть эстетического события», - подчеркивает Бахтин и утверждает «абсолютную эстетическую нужду человека в другом» [Бахтин, 1979, с. 22, 34].
Особняком в этот период стоит область теории и техники общения, которая находится на пересечении психологии, педагогики, лингвистики, учения о коммуникации, риторики и др., являя собой зачатки коммуникативный модели неориторики. Складывание этой области связано с деятельностью американского специалиста Дейла Карне-ги (1888-1955), фактического родоначальника междисциплинарной теории общения, поставившего в ее центр идею успешности общения. Теоретические разработки Карнеги соединены с решением практической задачи - создания техники общения и обучения общению. Приведем только названия наиболее известных в современной России книг Карнеги: «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей», «Как вырабатывать уверенность в себе и влиять на людей, выступать публично», «Как перестать беспокоиться и начать жить». В предисловии к первой из названных книг идеи, развиваемые Карнеги,
2 Здесь и далее фамилии авторов, извлечения из работ которых представлены в разделе, даны курсивом (как правило, при первом употреблении).
рассматриваются в контексте научных дисциплин, изучающих человека [Зинченко, Жуков, 1989, с. 5]. Правда, филологические науки остаются у авторов предисловия за пределами человековедения. Однако в содержании книг Карнеги, в его «правилах» и советах язык как инструмент общения (то есть в единстве с коммуникацией) присутствует постоянно. См. одно из базовых суждений американского автора: «У нас лишь четыре метода контактов с людьми. О нас судят на основании того, что мы делаем, как мы выглядим, что мы говорим и как мы это говорим. Как часто нас оценивают по тому языку, которым мы пользуемся!
Ваша манера речи в значительной мере отражает вашу манеру общения <...>» [Карнеги, 1989, с. 76].
Складывается своеобразная зона пересечения филологического и коммуникативного знания. В первой половине - середине ХХ века наиболее существенное место в ней занимают филологические модели коммуникации и коммуникативные модели языка и литературы.
Из приведенных Г.Г. Почепцовым [Почепцов, 2006] моделей коммуникации отметим три следующие: лингвистическую Р. Якобсона, литературную В.Б. Шкловского, фольклорную В. Проппа. Модели различаются способом структурирования пространства коммуникации. В центре первой находятся факторы речевой коммуникации, каждому из которых соответствует определенная функция языка; вторая выдвигает «момент формы», обусловливающий воздействие высказывания; третья - функциональную структуру волшебной сказки как одного из типов текста. Приведенные модели показательны как факт признания теоретической значимости языка и литературы (включая фольклор) в осмыслении феномена коммуникации. Фактически идея Якобсона послужила базой одной из широко распространенных теоретических моделей коммуникации - информационно-кодовой (см. о ней в извлечениях из книги М.Л. Макарова), модель Шкловского лежит в основе одной из версий риторической (в широком смысле) коммуникации, модель Проппа служит основой исследования коммуникативного пространства текста.
Одним из центральных в отечественной формальной школе (В.Б. Шкловский, Ю.Н. Тынянов, Р. Якобсон, Л.П. Якубинский и др.) стал вопрос о литературной эволюции, которая, по мнению опоязов-цев, протекает не в форме наследования традиции, но как борьба и замещение. «Когда говорят о "литературной традиции" или "преемственности", обычно представляют некоторую прямую линию, со-
единяющую младшего представителя известной литературной ветви со старшим. <...> но всякая литературная преемственность есть прежде всего борьба, разрушение старого целого и новая стройка старых элементов», - писал Ю.Н. Тынянов (1894-1943) [Тынянов, 1977, с. 198]. Традиционное представление о преемственности минимизирует значение диалогических отношений между представителями разных литературных поколений и их текстами. Простое усвоение наследия предшественников ведет всего лишь к повторению уже известного, условий для подлинного диалога не возникает. Для теории межтекстовой коммуникации первостепенное значение приобретает тыняновская концепция пародии как важнейшего фактора литературной эволюции. Пародия, по Тынянову, немыслима вне диалогических отношений. «Пародия существует, поскольку сквозь произведение просвечивает второй план, пародируемый». Причем «в пародии обязательна невязка обоих планов, смещение их» [Тынянов, 1977, с. 212, 201]. Формальную школу не совсем справедливо обвиняют в «фетишизации художественного произведения-вещи»: «Поле знания исследователя ограничивается художественным произведением, которое анализируется, как если бы им исчерпывалось все в искусстве. Творец и созерцатель остаются вне поля рассмотрения» [Волошинов, 1926, с. 247]. В статье «Достоевский и Гоголь» Тынянов вскрыл пародийный пласт повести Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели», отметив, что «пародийность "Села Степанчикова" не вошла в литературное сознание». Но если «пародия не обнаружена, -справедливо замечает Тынянов, - произведение меняется» [Тынянов, 1977, с. 226]. Пример, более наглядно выявляющий роль реципиента в эстетической коммуникации, подобрать непросто.
Тыняновская концепция пародии сохраняет актуальность для современного гуманитарного знания. Глубоко обоснованно мнение М. Ямпольского, назвавшего идеи Тынянова (наряду с теорией анаграмм Ф. де Соссюра и полифонией М.М. Бахтина) в числе трех главных источников теории интертекстуальности.
Из коммуникативных моделей языка и литературы укажем модели В.Н. Волошинова и М.М. Бахтина. Этим моделям в ХХ веке, сначала на Западе, а затем и в нашей стране, суждено сыграть ключевую роль в осмыслении коммуникативной сущности языка и литературы.
В.Н. Волошинов (1895-1936) - российский лингвист, литературовед, философ, принадлежавший к кругу М.М. Бахтина. За недолгую жизнь он создал ряд влиятельных книг и статей, а книга «Мар-
ксизм и философия языка» (1929) - одна из редких в отечественной науке работ, которой посвящено специальное монографическое исследование: В.М. Алпатов. Волошинов, Бахтин и лингвистика (М., 2005). Этот факт объясняется тем, что многие ее идеи, рожденные в кругу Бахтина, оказались востребованными в середине ХХ - XXI века (язык в действии; человек и язык; речевое взаимодействие; язык и коммуникация; высказывание и ситуация и др.). Книга Волошинова направлена прежде всего на обсуждение философско-лингвистической проблематики. См. хотя бы следующее суждение автора: «Словесное общение неразрывно сплетено с общениями иных типов <...>» [Волошинов, 1993, с. 105]. В русле теоретических решений автором рассматривается и конкретный языковой материал - чужая речь: здесь закладывается коммуникативная концепция чужой речи. См. только некоторые вопросы, поставленные в книге: «.как воспринимается чужая речь? Как живет чужое высказывание в конкретном внутренне-речевом сознании воспринимающего, как оно активно прорабатывается в нем и как ориентируется в отношении к нему последующая речь самого воспринявшего?» [Волошинов, 1993, с. 126-127].
Статья В.Н. Волошинова «Слово в жизни и слово в поэзии», опубликованная в 1926 году, имеет подзаголовок «К вопросам социологической поэтики». Это немаловажное уточнение. Поэтика Бахтина и ученых, разделявших его взгляды, - социологическая поэтика. «Эстетическое - <...> только разновидность социального», - пишет в этой связи В.Н. Волошинов [Волошинов, 1926, с. 246]. По Бахтину, слово - социально. Любое слово «не может быть понято независимо от породившей его социальной ситуации» [Волошинов, 1926, с. 247]. Однако у «художественного» есть своя специфика: оно «в своей це-локупности находится не в вещи, и не в изолированно взятой психике творца и не в психике созерцателя - "художественное" обнимает все эти три момента. Оно является особой формой взаимоотношения творца и созерцателей, закрепленной в художественном произведении. <...> Понять эту особую форму социального общения, реализованного и закрепленного в материале художественного произведения, и является задачей социологической поэтики» [Волошинов, 1926, с. 248].
Тезисы, намеченные в статье В.Н. Волошинова, М.М. Бахтин развивает в ряде работ середины 1920-х годов, в первую очередь в оставшемся неопубликованном при жизни автора исследовании «Автор и герой в эстетической деятельности». К концу десятилетия бах-
тинская теория диалога обогащается концепцией полифонического романа, сформулированной в книге «Проблемы творчества Достоевского» (1929). Поздний Бахтин проблему диалога радикализует. В заметках «К методологии гуманитарных наук» он делает набросок к более универсальной философии диалога: «Нет ни первого, ни последнего слова и нет границ диалогическому контексту (он уходит в безграничное прошлое и в безграничное будущее). Даже прошлые, то есть рожденные в диалоге прошедших веков, смыслы никогда не могут быть стабильными (раз и навсегда завершенными, конченными) -они всегда будут меняться (обновляясь) в процессе последующего, будущего развития диалога. В любой момент развития диалога существуют огромные, неограниченные массы забытых смыслов, но в определенные моменты дальнейшего развития диалога, по ходу его они снова вспомнятся и оживут в обновленном (в новом контексте) виде» [Бахтин, 1979, с. 373].
Опираясь на идеи Бахтина, Ю. Кристева в середине 1960-х годов предложила новую модель текста, быстро ставшую сверхпопулярной. С ее точки зрения любой текст строится как мозаика цитат. Эпоха постмодерна воскресила многие «забытые смыслы» Бахтина, но не обошлось и без потерь. Понятие интертекстуальности Кристевой, по сути, вытеснило принципиально важное для Бахтина понятие интерсубъективности. Постструктуралистская идея «смерти автора» и вовсе выхолостило бахтинскую философию диалога.
Середина и вторая половина ХХ века - время дальнейшего развития взаимосвязей филологических и коммуникативных наук. Этому способствуют два обстоятельства: факт рождения в середине ХХ века коммуникативной науки; начало этапа «новейшей филологии», центром которой становится интерес к человеку. Едва ли не ключевую роль в складывании в мире новой познавательной ситуации сыграли идеи канадского философа, филолога, теоретика коммуникации Г.М. Маклюэна (1911-1980), соединившего под знаком коммуникации разнородные явления человеческой жизни - устное слово, письменное слово, жилище, автомобиль, игры, фонограф, оружие... Маклюэну принадлежит тезис «средство коммуникации есть сообщение» [Маклюэн, 2007, с. 9].
Меняется и внешняя для взаимодействующих наук среда: усиливают свое влияние на гуманитарное знание семиотика (гуманитарная семиотика) и герменевтика.
В статье 1970 года «Язык в отношении к другим системам коммуникации» Роман Якобсон (1896-1992) провозглашает следующий
тезис: «Вопрос о семиотических и в особенности языковых составляющих, присутствующих в каждой системе человеческой коммуникации, должен служить важным направляющим фактором в будущих исследованиях всех типов социальной коммуникации» [Якобсон, 1985, с. 321].
В отличие от западного структурализма тартуско-московская семиотическая школа (1960-1980-ые годы) не отказывалась от исторических исследований, не ограничивалась имманентным описанием текста, а следовательно, никогда не упускала из поля внимания проблему межтекстовой и межкультурной коммуникации. Генеалогия отечественной семиотики восходит не только к русскому формализму и французскому структурализму, но и к Бахтину (см.: [Иванов, 1973, с. 5-44]). Вне коммуникативного аспекта (включая, разумеется, и автокоммуникацию) рассмотрение любого текста невозможно. «Всякий текст культуры принципиально неоднороден. Даже в строго синхронном срезе гетерогенность языков культуры образует сложное многоголосие», - считает Ю.М. Лотман [Лотман, 1992, с. 192]. Изучению механизмов взаимовлияния культур посвящено несколько программных работ Ю.М. Лотмана (1922-1993), среди них - статья «Символ в системе культуры». В интерпретации Лотмана, символ, представляя собой свернутую мнемоническую программу текстов и сюжетов, выполняет важнейшую функцию по сохранению единства культуры: «Являясь важным механизмом памяти культуры, символы переносят тексты, сюжетные схемы и другие семиотические образования из одного пласта культуры в другой» [Лотман, 1992, с. 192].
Идеи герменевтики, проникающие в гуманитарное знание, превращают ее в проблему всего гуманитарного знания, в том числе коммуникативных и филологических наук. Тем самым в филологических науках готовится методологический поворот, интенсифицируется их движение в сторону учения о коммуникации. См. интересное и актуальное для нашей страны суждение Г. -Г. Гадамера (1970), в известной степени развивающее мысль Бахтина - Волошинова: «Разговор - это не два протекающих рядом друг с другом монолога. Нет, в разговоре возделывается общее поле говоримого. Реальность человеческой коммуникации в том, собственно, и состоит, что диалог - это не утверждение одного мнения в противовес другому или простое сложение мнений. В разговоре оба они преобразуются. Диалог только тогда можно считать состоявшимся, когда вступившие в него уже не могут остановиться на разногласии, с которого их разговор начался» [Гадамер, 1991, с. 48].
К концу периода, во многом благодаря влиянию семиотики и герменевтики, на пересечении филологических и коммуникативных наук возникает идея homo loquens как объекта филологии; в риторике актуализируется homo verbo agens как центр риторической науки; на пересечении филологических и коммуникативных наук возвышается фигура homo communicans.
В середине ХХ века в филологических науках складываются новые направления коммуникативного спектра: коммуникативная лингвистика, коммуникативное литературоведение, коммуникативная модель риторики, коммуникативная теория текста и др.
Коммуникативная лингвистика возникает на Западе, а затем получает распространение и в нашей стране - как реакция на структурную лингвистику. Исходной базой ее исследовательской программы стало не столько признание коммуникативной функции языка, которую, пожалуй, никто и не отвергал, но осознание того факта, что «язык является коммуникативным процессом в чистом виде в каждом известном обществе» (Э. Сепир). Основоположник отечественной коммуникативной лингвистики, специалист в области общего и германского языкознания Г.В. Колшанский (1922-1985) охарактеризовал ее предмет как «исследование собственно структуры языка, всеобщих закономерностей организации речевого общения: взаимодействие семантической и синтаксической структуры высказывания, закономерности построения текста, соотношение интра- и экстралингвистических факторов <...>, соотношение прагматических целей, структура высказывания и текста и ряд других вопросов» [Колшанский, 1984, c. 9]. Приведенное положение и признание коммуникативной лингвистики интегральной наукой (с. 170) определило возможности и направления ее развития, ее прочные связи с теорией коммуникации. В настоящее время в сферу коммуникативной лингвистики входит значительный ряд тем, проблем, объектов, в том числе: вербальная и невербальная коммуникация, высказывание и текст, текст и сообщение, коммуникативная модель текста, речевой акт и коммуникативный акт, речевой жанр и коммуникативный жанр, порождение и понимание (и интерпретация) высказывания (текста, сообщения), паралингвистика и др. Внимательный читатель, видимо, заметил, что приведенный круг вопросов находится в сфере движения «от лингвистики языка к лингвистике общения» (Б.Ю. Городецкий). Коммуникативное исследование стало существенно менять картину даже хорошо известных явлений
языка (см., например, актуальные и в настоящее время наблюдения чешского исследователя Ц. Босака (род. 1921) в его публикации 1973 года: С. Bosak).
Развитие коммуникативных идей в литературоведении. Практически полная аннигиляция субъекта в постмодернисткой культуре с неизбежностью привела к отказу от интерпретации. Для М. Фуко у дискурсов, высказываний «нет авторов и, следовательно, никакого засекреченного содержания, возникающего только там, где действует субъект. Интерпретация с этой точки зрения искажает природу дискурсов тем, что вступает в противоречие с конститутивной для них смысловой "бедностью"» [Смирнов, 1996, с. 10]. Запрет на интерпретацию не мог не вызвать возражений прежде всего со стороны представителей филологической науки. Глубокая и последовательная критика постмодернистской деперсонализации субъекта развернута, в частности, в работах И.П. Смирнова (род. 1941) -профессора университета в гор. Констанц (ФРГ), философа, филолога и культуролога. В русле традиции российской филологии И.П. Смирнов отстаивает человека говорящего, убедительно доказывая, что анонимность дискурсов - «не более чем кажимость». «Их порождение не бессубъектно. Оно коллективно, антропологически субъектно» [Смирнов, 1996, с. 11].
Интересная ситуация складывается в риторике, возродившейся как неориторика. Существенная роль в складывании и развитии отечественной общей и коммуникативной риторики принадлежит А.К. Михальской (род. 1952). В ее работах интегрированно представлены теоретические и прикладные аспекты риторической коммуникации. В учебном пособии «Основы риторики: Мысль и слово» (1996) автор дает следующее определение современной риторики: «Риторика - это теория и мастерство целесообразной, воздействующей, гармонизирующей речи» [Михальская, 1996, с. 32]. Это понимание органично коррелирует с основными положениями ряда современных работ, из которых рекомендуем читателям ознакомиться в первую очередь со следующими: Жюльен Фр. Трактат об эффективности / пер. с франц. М.-СПб., 1999 (и след. изд.); Основы общей риторики. Барнаул, 2000.
Дидактически ориентированная коммуникативная модель риторики помещается в глубокий филолого-коммуникативный контекст, погружается в контекст когнитивных и традиционных гуманитарных наук (философии, семиотики, герменевтики, логики и др.), нуждается в аксиологическом контексте. Реализацией названных принципов может быть обеспече-
на подготовка специалистов, владеющих умениями эффективной коммуникации (см.: [Чувакин, 2008, c. 369-371]).
Так развивается общее пространство филологических и коммуникативных наук. Его основой выступает фундаментальная значимость для обеих наук человека. Ср.: «...интерес, которого заслуживает человек говорящий, в будущем только возрастет. Быть может, лингвистике, при условии, что, изучая язык, она будет считать подлинным своим предметом человека, суждена блестящая будущность, как и другим гуманитарным наукам, с которыми <...> она связана глубинными связями» [Ажеж, 2003, c. 280].
Фигура человека выступает в многообразных проявлениях: как говорящий / слушающий, автор / читатель, адресант / адресат, коммуникант-1 / коммуникант-2 и др., что не случайно: фигура человека есть решающий фактор «человекоразмерности» (выражение акад. Ю.С. Степанова) языка и - добавим - коммуникации, текста и сообщения. Здесь уместно напомнить и тезис Аристотеля - создателя первой дошедшей до современности коммуникативной модели риторики: «Речь слагается из трех элементов: из самого оратора, из предмета, о котором он говорит, и из лица, к которому он обращается (я разумею слушателя)» [Аристотель, 1978, c. 24].
Общее пространство филологических и коммуникативных наук составляет ряд методологических и теоретических положений. Главный из них - принцип деятельностной природы человека, одинаково значимой и для филологических, и для коммуникативных наук на современном этапе их развития.
В филологии он входит в базу, на которой конституируется homo loquens (HL) как исходная реальность и объект филологии. Приведем пространную выдержку из публикации, открывшей первый номер журнала «Филология и человек»: «...HL как исходная реальность филологии может быть выделен из реальности бытия человека только на основе интеграции этих (приведены в цитируемом тексте. - А.К., А. Ч.) идей: деятель-ностная природа человека обусловливает активность его как HL и изменчивость всех процессов, форм и продуктов деятельности; знаковая теория знания предполагает опосредование всех действий HL; символическая природа человеческого сознания обеспечивает взаимодействие креативных и репродуктивных начал в деятельности HL; понимание экзистенциальной природы человека задает открытость и незавершенность HL; наконец новые основания человеческой социальности (коммуникативность) требует от HL противодействия «экстазу коммуникации» (Ж. Бодрийяр). Из этого следует, что HL есть особая реальность, существенными гранями которой являются способность к символизации и абстрагированию, ком-
муникативные, языковые и речевые способности, деятельность по сопряжению мысли, слова и действия (символа - знака - предмета), что опирается на всю сумму опосредований (социально-исторических, культурологических, ментальных, психологических; бессознательного и сознательного; материальных и духовных; знаковых и символических). В рамках филологических наук возникает возможность построить понимание современного человека - ИЬ - как сложного, многофункционального и противоречивого единства, отличающегося стремлением к пониманию «чужих» смыслов и сокрытию «своих», к коммуникативному сотрудничеству с себе подобными и «братьям по разуму» и уклоняющемуся от такового, открытого для диалога и прячущегося в глубинах аутодиалога, «схваченного» (человека) в процессах его ментальной, языковой и речевой деятельности» [Кощей, Чувакин, 2006, с. 15-16].
В коммуникативных науках принцип деятельностной природы человека служит базой современного представления о коммуникации как деятельности человека, опосредованной символами и, по [Хабермас, 2000], опирающейся на строгие нормы, которые, как замечает Б.В. Марков, интерпретирующий концепцию германского ученого, признаются сообществом совместно живущих и общающихся между собою людей [Марков, 2000, с. 296]. Если оставить в стороне приведенное указание на нормы (Б.В. Марков: «человеческое поведение все дальше отходит от системы норм, сформировавшихся на моральной основе»), то вычленяется дея-тельностная сущность коммуникации как производное от деятельностной природы самого человека. Сказанным обусловливается сущность коммуникации как деятельности, уже явленная в многочисленных исследованиях - при выдвижении на первый план разных граней человека, его способностей к коммуникации вербальной и невербальной, к разным видам и способам их взаимодействия той и другой.
В конце ХХ - начале XXI века встречное движение филологии и коммуникативных наук имеет некоторые новые проявления, в том числе складываются междисциплинарные области знания: филологическая теории коммуникации [Чувакин, 2009, с. 103-105], коммуникативная парадигма филологии (см., например: [Язык - текст - литература, 2011]), заполняющие совместное пространство филологических и коммуникативных наук; коммуникативные модели ряда объектов, которые одинаково важны и для филологии и для коммуникативных наук: модели текста и эффективной коммуникации; учение о дискурсе и др. Современный обзор моделей коммуникации выполнен М.Л. Макаровым (род. 1960) - специалистом в области теории дискурса и межкультурной коммуникации [Макаров, 2003, с. 34-43].
Тесное взаимодействие филологических и коммуникативных наук стимулирует выявление и изучение фактов, явлений, процессов коммуникативной жизни человека и общества, еще не получивших своего объяснения в теории коммуникации и/или в филологии или имеют объяснение частичное.
В число такого рода явлений входит, например, повышение роли «посредников» в коммуникации. Наиболее влиятельными из них в наше время являются Интернет и мобильный телефон, обусловившие создание новой фактуры текста, новый вид коммуникации, что в принципе меняет -сошлемся на Г.М. Маклюэна - масштаб, скорость и форму как коммуникации, так и человеческих дел.
Использование мобильного телефона меняет структуру телефонного диалога. Как отмечает итальянский философ, семиотик, писатель Умбер-то Эко (род. 1932) во вступлении к книге М. Феррариса «Ты где? Онтология мобильного телефона» (2010), «по городскому телефону спрашивают, на месте ли тот, кому мы звоним, а в случае с мобильным и без того понятно, кто подойдет к телефону (если он не украден) и здесь ли он (что меняет положение о неприкосновенности частной жизни). Зато раньше мы твердо знали, где находится тот, с кем мы говорим по телефону, тогда как сейчас в разговорах всегда возникает вопрос: "Ты где?"» [Эко, 2005, с. 7-8]. Впрочем, как подчеркнул У. Эко, «где находимся мы оба», всегда известно телефонной компании (с. 7-8).
Разумеется, базовым «языком коммуникации» остается естественный человеческий язык. Прибавим, что, как полагают создатели проекта «А-я-яй.ру (www.iii.ru )», «через некоторое время все мы будем общаться с компьютерами на естественном языке» (http://iii.ru/about ). Если так будет, то естественный язык окажется еще более тесно вплетенным в язык компьютерный.
Значимость коммуникативных теорий для исследования разнообразных аспектов жизни человека и общества в более широком плане охарактеризована во многих работах У. Эко. Так, в книге [Эко, 2004, с. 44] ученый констатирует следующее: «Одновременно коммуникативные модели находят все более широкое применение при изучении жизни общества, при этом на редкость эффективным оказывается сотрудничество структурной лингвистики и теории информации, предоставляющее возможность применять структурные и информационные модели при описании культур, систем родства, кухни, моды, языка жестов, организации пространства и т. п., и даже эстетика иногда заимствует некоторые понятия теории коммуникации, используя их в своих целях. Ныне мы наблюдаем ощутимую унификацию поля, исследований, позволяющую описывать
самые разнообразные явления с помощью одного и того же научного инструментария». В главе, завершающей одну из наиболее влиятельных книг - «Отсутствующая структура. Введение в семиологию», Эко заявляет о существовании междисциплинарной науки, «в которой все феномены культуры изучаются под «назойливым» знаком коммуникации» [Эко, 2004, с. 491].
Таким образом, сопряжение филологии и коммуникативных наук служит современному человеку и как теоретику, и как практику. Эта мысль явно проходит в новейшем энциклопедическом труде по коммуникации «International Encyclopedia of Communications» (New York, Oxford, 1989), редактором которого является американский специалист в области визуальной коммуникации и общей теории коммуникации Erik Barnouw (1908-2001).
Тексты3
1. Взаимодействие филологического и коммуникативного знания: первая половина - середина ХХ века. Филологические модели коммуникации и коммуникативные модели языка и литературы:
• Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
• Карнеги Д. Как вырабатывать в себе уверенность и влиять на людей, выступая публично / русск. перев. М., 1989.
• Тынянов Ю.Н. Достоевский и Гоголь (к теории пародии) // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.
• ВолошиновВ.Н. Марксизм и философия языка. Основные проблемы социологического метода в науке о языке. JI, 1929 (М., 1993).
• Волошинов В.Н. Слово в жизни и слово в поэзии. К вопросам социологической поэтики // Звезда. 1926. № 6 (то же в: Бахтин под маской. М., 2000).
2. Взаимосвязи филологических и коммуникативных наук в условиях возникновения и развития науки о коммуникации и «новейшей филологии»: середина - вторая половина XX века.
• Bosak C. Poznamky o monologu // Ceskoslovenska rusistika. ХУШ. Praha, 1973. 5.
• Маклюэн Г.М. Понимание Медиа: Внешние расширения человека / русск. перев. М., 2007.
• Якобсон Р. Язык в отношении к другим системам коммуникации // Якобсон Р. Избр. работы / русск. перев. М., 1985.
3 В данной публикации по условиям места содержатся только наименования текстов, извлечения из которых предполагается поместить в учебном пособии.
• Лотман Ю.М. Символ в системе культуры // Лотман Ю.М. Избранные статьи : в 3-х тт. Таллинн, 1992. Т. 1.
• КолшанскийГ.В. Коммуникативная функция и структура языка. М, 1984.
• Смирнов И.П. Роман тайн «Доктор Живаго». М., 1996.
• Михальская А.К. Риторика : Мысль и слово. М., 1996.
3. Фундаментальная значимость проблемы человека для развития филологии и коммуникативных наук: конец ХХ - начало XXI века.
• Чувакин A.A. Коммуникация как объект исследования современной филологии // Университетская филология - образованию : регулятивная природа коммуникации. Барнаул, 2009.
• Макаров M.JI Основы теории дискурса. М., 2003 (раздел 1.4. Теоретические модели коммуникации).
• Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию /русск. перев. СПб., 2004.
• Barnouw Е. Preface // International Encyclopedia of Communications. New York, Oxford, 1989. v. 1. URL: http://www.asc.upenn.edu/gerbner/Asset.aspx?assetID=2223 (Дата обращения 05.09.2012).
Дополнительная литература
Алпатов В.М. Волошинов, Бахтин и лингвистика. М., 2005. Аронсон О.В. Коммуникативный образ. Кино. Литература. Философия. М., 2007.
Назарчук А.В. Теория коммуникации в современной философии. М.,
2009.
Основы теории коммуникации / под ред. М.А. Василика. М., 2003.
Гл. 2.
Почепцов Г.Г. Теория коммуникации. М., 2006. Гл. 1-2. Рождественский Ю.В. Принципы современной риторики. М., 2000. Вопросы и задания
1. Ознакомьтесь со статьей О.М. Фрейденберг «Происхождение пародии» (в сб.: Русская литература ХХ века в зеркале пародии. М., 1993). Есть ли сходство в понимании пародии у Ю.Н. Тынянова и О.М. Фрейденберг?
2. Чем в концепции М.М. Бахтина отличается художественное словесное высказывание от высказывания жизненного?
3. Как Ю.М. Лотман решает проблему разграничения понятий «символ» и «реминисценция»? Какую трансформацию символ претерпевает в читательском восприятии?
4. Оцените степень нуждаемости риторики в собственно филологическом и коммуникативном знании. (Для ответа на этот вопрос воспользуйтесь извлечениями из работ Д. Карнеги и А.К. Михальской).
5. Каковы точки соприкосновения и точки различия отечественной и зарубежной научной мысли в вопросе о взаимодействии филологии и коммуникативных наук? (Для ответа на этот вопрос используйте работы отечественных и зарубежных авторов, принадлежащих одному периоду -по Вашему усмотрению.)
6. Соотнесите материалы, представленные в текстах раздела, с данными, приведенными в обзоре М.Л. Макарова.
7. Внимательно изучите материалы, характеризующие взаимодействия филологии и коммуникативных наук в прикладном аспекте (У. Эко и др.). Приведите свои примеры.
8. Установите роль идей, представленных в извлечениях из научных текстов, в подготовке и осуществлении явления, которое E. Barnouw квалифицировал как «communications revolution».
Литература
Ажеж Кл. Человек говорящий: Вклад лингвистики в гуманитарные науки. М.,
2003.
Аристотель. Риторика /// Античные риторики. М., 1978.
Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности // М.М. Бахтин. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
Волошинов В.Н. Слово в жизни и слово в поэзии. К вопросам социологической поэтики // Звезда. 1926. № 6.
Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка. Основные проблемы социологического метода в науке о языке. М., 1993.
Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991.
Зинченко В.П., Жуков Ю.М. Предисловие // Д. Карнеги. Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей. М., 1989.
Иванов Вяч.Вс. Значение идей М.М. Бахтина о знаке, высказывании и диалоге для современной семиотики // Труды по знаковым системам. Тарту, 1973. Вып. 6.
Карнеги Д. Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей. М., 1989.
Колшанский Г.В. Коммуникативная функция и структура языка. М., 1984.
Кощей Л.А., Чувакин А.А. Homo Loquens как исходная реальность и объект филологии: к постановке проблемы // Филология и человек. 2006. № 1.
Лотман Ю.М. Избранные статьи : в 3-х тт. Таллинн, 1992. Т. 1.
Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М., 2003.
Маклюэн Г.М. Понимание Медиа : Внешние расширения человека. М., 2007.
Марков Б.В. Мораль и разум // Ю. Хабермас. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., 2000.
Михальская А.К. Основы риторики : Мысль и слово. М., 1996.
Почепцов Г.Г. Теория коммуникации. Киев, 2006.
Смирнов И.П. Роман тайн «Доктор Живаго». М., 1996.
Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.
Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., 2000.
Чувакин А.А. Коммуникация как объект исследования современной филологии // Университетская филология - образованию : регулятивная природа коммуникации. Барнаул, 2009. Ч. 1.
Чувакин А.А. Риторическая составляющая филологического образования: от вуза к школе // Роль риторики и культуры речи в реализации приоритетных национальных проектов. М., 2008.
Чувакин А.А. Филология и коммуникативные науки: направления взаимодействия (постоянно действующий семинар в Алтайском государственном университете) // Филология и человек. 2013. N° 1.
Эко У. От мобильного телефона к истине // М. Феррарис. Ты где? Онтология мобильного телефона. М., 2010.
Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб., 2004.
Язык - текст - литература : коммуникативная парадигма. Барнаул, 2011.
Якобсон Р. Язык в отношении к другим системам коммуникации // Р. Якобсон. Избр. работы. М., 1985.