CC BY
50
красоту дамских туалетов, при этом важным оставалась натуралистическая точность в передаче фактуры тканей и их цветовой гаммы.
Стремительные перемены моды следуют, как в калейдоскопе, за событиями в европейской и российской истории. Уследить за переменами стиля, вкуса трудно с высоты прошедших лет. Однако, исследовав живописные источники, можно сформировать представление о последовательности возникновения и внутреннего содержания стиля, силуэта минувших лет.
Живописные образы ушедших эпох способны передать в колористическим строе, фактуре, в неуловимых деталях, ритмах, формах то, что делает прошедшее нам, современникам, абсолютно видимым и ощутимым.
Библиографический список
1. Блохина И.В. Всемирная история костюма, моды и стиля. - Минск: Харвест, 2009. - 400 с., ил.
2. ВасильевА.П. Русская мода. - М.: СЛОВО/ SLOVO, 2009. - 544 с.
3. Жужа Д. Фехер, Габор Э. Погань. Венгерская живопись 19 в. - Будапешт: Корвина, 1973. - 79 с.
4. Кибалова Л., Гербенова О., Ламанова М. Иллюстрированная энциклопедия моды. - Прага: Артия, 1988. - 608 с., ил.
5. Петровец Т.Г. Энциклопедия импрессионизма и постимпрессионизма. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. -320 с., ил.
6. СарабьяновД. История русского искусства конца 19 - начала 20 веков. - М.: АСТ-ПРЕСС; ГАЛАРТ, 2001. - 301 с.
УДК 316.722
Ирхен Ирина Игоревна
кандидат педагогических наук Смоленский государственный институт искусств
yulianairk@mail.ru
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К СТРУКТУРИЗАЦИИ ПРОЦЕССА КУЛЬТУРНОЙ ГЛОБАЛИЗАЦИИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
В статье предпринята попытка осмыслить имеющиеся методологические подходы к структуризации процесса культурной глобализации в России. Уточняется содержание ее уровней, представляющих изменения пространственно-временного континуума, конкретизируются процессуальные характеристики каждого из них.
Ключевые слова: глобализация, культурная глобализация, регионализация, культурная унификация, структура культурной глобализации.
Первое десятилетие XXI века для России ознаменовано устремленностью к устойчивому развитию. Приоритеты, обозначенные в «Стратегии-2020», посвященной развитию России, призваны оптимизировать ее движение вперед, возвратить утраченные позиции в основных сферах общественной жизни. Однако развитие российского общества осложняется необходимостью тактических «ответов» на «вызовы» (А. Тойнби) времени, среди которых глобализация и ее последствия выступают метатенденцией современности. Заявляя о себе неделимым мировым хозяйством, международной финансовой системой, ослаблением национальногосударственных структур, всеобщей экологической взаимозависимостью, информационными средствами быстрой связи, глобализация предстает как объективный и необратимый процесс. «Культурная экспансия не объявляется специальной самоцелью, но она имеет место как сопутствующее явление» [18, с. 409]. Отсюда противо-
речивость глобализации как социокультурного процесса очевидна. Ее позитивное начало выявляется посредством интеграции народов и государств в единую инфраструктуру, открывающую новые ареалы общения, иные возможности духовного развития, обмена научными идеями и технологиями, доступ к информационным ресурсам всей нашей планеты. Негативная, «болевая» точка глобализации - в ее гомогенизации жизненного мира и проблем современной цивилизации (экологических, энергетических, демографических, коммуникативных и др.), в игнорировании идентификационно-ценностной ориентации человека. Усложняя бытие в целом, глобализация порождает угрозы - экологические, информационно-психологические, духовно-информационные, этикокультурные, которые приводят к отставанию, «выпадению» отдельных стран из формирующегося миропорядка. Наряду с общим, глобализация обнаруживает специфические характеристики, обусловленные ее проявлениями в различных странах.
Культурологический анализ глобализации в России потребовал уточнения ряда исходных методологических позиций. Ее пребывание в рамках глобализационных процессов можно расценивать как многоуровневый процесс, где проявляется специфика каждого уровня.
Анализ литературы убеждает в сложной структурированности глобализационных процессов. Причем главной методологической линией многие ученые считают водораздел между анклавом и периферией, который подчеркивает эксплуатацию странами «золотого миллиарда» отсталых государств [3; 5; 8; 17]. Этот подход не позволяет объективно отразить все происходящие процессы, ибо здесь снимаются промежуточные страты.
Не случайно ряд московских философов выделяет четырехуровневую структуру глобализационных процессов (мета-, мега-, макро-, микроуровень) [6, с. 23-24]. По их мнению, на метауровне глобализация являет реальный прорыв к безграничной коммуникации. На мегауровне глобализация обозначена тенденцией к трансгрессии национально-государственного объединения людей. На макроуровне глобализация рождает «горизонтальное общество», структурируемое властными и профессиональными отношениями. На микроуровне глобализация готовит «гражданина мира».
Эта схема, на наш взгляд, носит несколько абстрактный характер и должна выглядеть более конкретно, ибо культур-философский анализ позволяет идти дальше. Проецирование данной схемы на культурную глобализацию в России даст содержательное уточнение уровней, представляющих изменения пространственно-временного континуума, и конкретизацию процессуальных характеристик каждого из них.
В нашем понимании метауровень глобализации воссоздает процессы на уровне ойкумены, метагалактики, каждое новое состояние которой являет собой возможный ответ системы на жизнедеятельность человечества. Мегауровень воспроизводит глобализацию мирового пространства, оказывающую воздействие на Россию.
Однако необходимо различать и мезоуровень, отражающий глобализацию постсоветского пространства стран СНГ. Этот промежуточный уровень «снимает» противоречия между глобальными и локальными тенденциями, упорядочивает движение от общепланетарного мегауровня к макро-, затем к микроуровню и наоборот. Г ар-
монизующиеся здесь встречные потоки обеспечивают «переплавку» универсально значимого содержания в «национальном котле». Макроуровень непосредственно охватывает глобализацию в рамках региональных пространств России. Наконец, микроуровень есть проявление глобализации на уровне личности. Обозначенные уровни существуют не параллельно, а в соприкосновении и переплетении. Формируемый новый мировой порядок востребует основательную коррекцию всех сфер, в особенности социокультурной. Заявленный тезис требует более пространного осмысления.
Отметим вначале, что по отношению к общемировым процессам в целом в нашей стране есть своя специфика, с которой нельзя не считаться. Место регионов России в глобализации определяется как «двойная периферия» (внутри мировой системы и внутри страны в сравнении с городами-мегаполисами). Запуская интеграционные процессы в мировом масштабе, глобализация одновременно генерирует дифференциацию и локализацию. Поэтому регионализация, проявляемая в стремлении субъектов федерации сберечь национально-культурную самобытность, противостоит глобализации. В известном смысле глобализация и регионализация сопоставимы с взаимодействием центробежной и центростремительной сил. Центробежная сила форсирует многообразие, расчленение социокультурного единства, в то время как центростремительная сила унифицирует материальную культуру и стандарты образа жизни, нивелируя культурное разнообразие. Недаром регионализацию называют глобальным процессом современности, ибо «склеивание» глобального мира в единую целостность происходит в основном локальным путем.
Россия, как «страна регионов», извечно разнилась своими территориями ввиду исторических и географических причин. Основные различия наблюдаются по многим осям: север/юг -с особенностями, характерными для других стран; запад/восток - с чертами, обусловленными направлением «освоения»; старая/новая столица с некоторыми штрихами, общими для стран с аналогичной «двухстоличной» ситуацией; а также специфичность областей, населенных преимущественно казаками, поморами, старообрядцами» [16, с. 101]. Эти наложения образуют «контрастное сопряжение “ядерных” и “периферийных” процессов» [9, с. 13]. В этой связи право-
мерна модель социокультурного пространства как системы в совокупности ее регионов: Центральной России, Северо-Запада, Русского Севера, Юга России, Поволжья, Урала, Сибири, Дальнего Востока [2; 7]. Каждому из них присуща объективность, устойчивость, своеобразная конфигурация, сложносоставность, соответствие «целому», особое богатство образа жизни и регионального менталитета. Проявления уникальности регионов увязывают и с колоритной спецификой самих культурных процессов территории. Именно поэтому региональные процессы требуют своей модификации.
Пребывая в постоянной динамике, регионы меняют векторы своего развития. Несмотря на внешние и внутренние влияния, инвариантом для культурного состояния региона остается привязанность к определенному месту и сложившиеся общности людей. Кроме того, регион образует территориальное, временное, социальное пространство, на котором происходит социализация личности, формирование и трансляция норм, ценностей, природных и культурных богатств. Здесь складывается и своя общественная, самоорганизующаяся система с культуросообразными целевыми ориентирами, собственным мировоззрением, историческими традициями. В современных реалиях российские регионы вынуждены выстраивать свою локальность в контексте глобальных процессов, ибо их «центры придают новые смыслы сложившимся цивилизационным делениям» [12, с. 69].
Неизбежное влияние глобализации просматривается в снятии с регионов «защиты расстоянием». Сегодня конкуренция достигает самых отдаленных уголков страны благодаря развитию информационных технологий, наращиванию сетевых фирм, электронной торговли, дистанционного обучения. В итоге ключевые социокультурные позиции регионов оказываются подвластны событиям на других территориях. Их функционирование напрямую зависит от приложения местных ресурсов, в том числе и культурных, привлекательных для иных потребителей. Парадоксом культурной глобализации становится нарастающая выразительность локальных различий. Уступая масштабностью, они обретают новое качество благодаря унифицирующей глобализационной тенденции.
Обращение к практике разных территорий показывает, что области Центральной России,
Севера, Юга и Урала сильно разнятся. В последних трех традиционная культура богаче, что проявляется в диалекте, фольклоре, современном композиторском творчестве и даже в названиях художественных коллективов. Это доказывает, что культурная жизнь российских регионов служит определенным индикатором их событийности, ибо колоритность местных феноменов совмещается с привнесением столичных достижений на провинциальную почву.
В региональном пространстве современной России вырисовывается тенденция образования «городов-центров» в федеральных округах. Именно крупные города, ввиду стремительных культурных трансформаций, высоко развитых городских средств массовых коммуникаций, становятся центрами культурной индустрии. Синхронно изменяется и личность его жителей. Поэтому со-размеренность города и человека, их адекватность друг другу позволяют оптимально реализовать человеческую сущность. Вместе с тем из городов-мегаполисов исходит процесс вымывания традиций русской культуры. Речь идет о наращивании в 2000-х годах коммерческого сектора культурного комплекса, например Москвы, который, не выполняя базовых функций культуры, удовлетворяет в основном потребность в гедонизме. При этом москвичи позитивно оценивают возникшие учреждения, отмечая улучшение состояния культуры в городе [11, с. 557].
Таким образом, в условиях социума многомиллионного мегаполиса открываются возможности более активного включения в мировые глобализационные процессы, в то же время возникают иные последствия. Образующийся микроуровень глобализации отражает становление личности, сохранение ее культурной идентичности в условиях новых «вызовов» эпохи. Формируемый «ответ» сталкивается с негативными факторами, в частности, с запредельностью техногенного общества для личного интеллекта. Это явление обнаружимо через психологическое истощение личности.
Происходящие в мире социально-культурные изменения порождают массовую индивидуализацию жизни. Стремясь освободиться от социальных норм и общих судеб поколения, человек строит жизнедеятельность лишь на основе собственного выбора. Это касается местожительства и образования, духовных ценностей и культурных предпочтений. Подобное беспокойство, в ча-
стности, высказывалось участниками III Российского культурологического конгресса (2010 г.). Включение в единую потребительскую сеть формирует так называемую «сетевую личность», которая активно выстраивает горизонтальные сети в виртуальном и реальном пространстве, стремясь «не отстать от других» [10, с. 427]. Возникающая ситуация трансформизма отражает переход событий микроуровня до макроуровня и наоборот. В результате, то или иное локальное явление, обретая широкомасштабный характер, сказывается на частной жизни индивида.
Как мы видим, возможности воздействия глобализационных процессов на человека достаточно велики. Формирующаяся модель личности конструирует свою биографию и личностное становление исходя из диктуемых предпосылок глобального бытия [15, с. 207]. Недаром глобальный человек, с его качественно новыми характеристиками, потерями и обретениями в глобализирующемся мире, оказывается в центре философского дискурса. Его оценивают как «продукта обезличенной толпы» [1, с. 128], теряющего духовность. Преобразование сознания и поведения глобального человека акцентируется в работе А.С. Панарина. К глобализации восприимчивы: представители ростовщическо-спекулятивной среды с окружающей ее потребительско-гедонистической «богемой» общества, а также левый авангард и его круг [14, с. 399]. Это и есть типы глобального человека.
Итак, глобализационные процессы трансформируют духовные регулятивные структуры личности, удаляют ее от социальных зависимостей становления. Взращенный на достижениях человеческой культуры индивид оказывается жертвой глобализации, ибо из-за нивелирования своей идентичности, самоценных личностных качеств в нем побеждает «воля к смерти», а не воля к жизни [1, с. 148]. Поэтому глобальный человек обнаруживает себя преимущественно в эпатажном поведении, нежели в культуротворчестве. Вместе с тем меняется и общественная установка: каждый должен самореализоваться как личность, отвечать за свою судьбу. Нарастающая социальная мобильность вызывала к жизни понятие «гражданин мира», или «космополит», ставящий идею единства всех людей мира превыше идеи принадлежности к нации. Иной смысл обретает содержание понятия «патриотизм». Получает поддержку позиция «Родина там, где лучше живется»,
«человек может любить разные страны за их достоинства». Причем поиск оптимального местожительства, обусловленный «ускользанием от контроля, деспотизма нормы» [14, с. 193], определяет миграцию в страны с разряженной нормативностью. Речь идет о размывающемся чувстве патриотизма, негативном отношении к российской истории.
Для русского «культурного архетипа» (К. Юнг) понятия родины, патриотизма, государства всегда исполняли роль мощного националь-но-объединяющего фактора. Это подтверждается материалами опроса Аналитического центра Юрия Левады [13, с. 159]. Согласно опросу 2009 г., 74% россиян горды своим гражданством. Они относятся к молодежной когорте 18-24 лет либо являются представителями высокого потребительского статуса, жителями крупных городов с населением более 500 тыс. чел. Доля тех, кто не слишком гордится своим российским гражданством, не превышает 16% (заметим, что пик в 21-22% приходился на 2003-2007 гг.). Эти данные убеждают, что изначальное ощущение внешнего единства с социумом, с корпорацией, «растворение» в них порождают у россиян гордость за свое Отечество. Но при расширении чувства «большой родины» до мировых масштабов они все чаще идентифицируют свое место в географическом пространстве с «малой родиной», где вырос человек. Поэтому промежуточными между макро-и микроуровнем становятся этнические культурные ареалы как явление глобализации, ярко просматриваемое в мегаполисах. Их культура подвергается воздействию массовых мигрантов из бывших союзных республик. Компенсируя естественную убыль населения столицы, миграция может обернуться трудно разрешимыми социально-политическими проблемами. Вот почему отношение к мигрантам в регионах неоднозначно [13, с. 145]. Это касается прежде всего «выходцев с Кавказа» и Средней Азии, проживание которых на территории России призывают ограничить соответственно 38% и 20% респондентов. Так, по официальным данным [4], в Москве проживает 1,5 млн. азербайджанцев, а по некоторым данным до 3 млн., при этом миграционный прирост азербайджанской общины продолжается. Характерно, что уроженцами Москвы является азербайджанская творческая и техническая интеллигенция, которая, обрусев и приняв русскую культуру, становится ее носителями и практически занимается ин-
теграцией азербайджанцев в российское общество. Однако большинство азербайджанцев представлено переселенцами из сельских мест - рыночными торговцами и их семьями. Не принимая материнской, почвеннической русской культуры, они остаются в своей национальной культуре, порой плохо владея русским языком.
Здесь просматривается ситуация «между», которая выступает симптомом бытия мигрантов в мультикультурных городах-мегаполисах. Возросшая мобильность населения, перемещение его больших групп существенно усложняют коммуникативные взаимодействия. И хотя подавляющее большинство азербайджанцев мечтает когда-нибудь вернуться на родину, это чувство обретает характер симулякра, ибо распространяющиеся браки с иноверцами запрещаются исламом. В двойственности и противоречивости этого явления можно увидеть глобализационные культурные параллели, которые, накладываясь, представляют мозаичную картину высоко урбанизированного пространства.
В целом на микрорегиональном уровне наблюдается циркуляция смыслов и значений, которые, продуцируясь в культурных границах урбанизированного пространства, способствуют поддержанию традиции и обмену культурными идентичностями. В современных реалиях «микроглобализация» слабо сопрягается с динамичностью экономических и социокультурных процессов на других уровнях глобализации.
Таким образом, социокультурные реалии регионального пространства в современной России показывают одновременное действие глобализации и регионализации. Ограничивая и взаи-модополняя друг друга, они образуют внутренне противоречивую целостность. В условиях турбулентного развития глобализации образуется новая разграничительная линия, которая фиксирует разнотипную реакцию на мета-, мега-, мезо-, макро- и микроуровнях, отражающих разные страты глобализационного процесса.
Библиографический список
1. Абдулатипов Р.Г. Воля к смерти (философия кризиса глобального человека). - М.: Клас-сикс Стиль, 2007. - 192 с.
2. АванесоваГ.А., Астафьева О.Н. Социокультурное развитие российских регионов: механизмы самоорганизации и региональная политика. -
2-е изд., перераб. и доп. - М., 2004. - 418 с.
3. Аттали Ж. На пороге нового тысячелетия / Пер. с англ. Л. Каневского; предисл. Э. Тоффле-ра. - М.: Междунар. отношения, 1993. - 133 с.
4. Белов С.С., Кеймах В.Р. Национальные диаспоры Москвы. - М.: Гласность, 2010. - 384 с.
5. Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. - СПб.: Университетская книга, 2001. - 416 с.
6. Глобализация и мультикультурализм / Отв. ред. Н.С. Кирбаев; Рос. ун-т дружбы народов. -М., 2005. - 332 с.
7. Казакова Г.М. Регион как субкультурный локус (на примере Южного Урала): Автореф. дис. ... д-ра культурологии / Моск. гос. ун-т культуры и искусств. - М., 2009. - 42 с.
8. Кара-Мурза С.Г. Идеология и мать ее наука.- М.: Алгоритм, 2002. - 253 с.
9. Кондаков И.В. Архитектоника русской культуры: Автореф. дис. . д-ра филос. наук в форме науч. докл. / Моск. пед. гос. ун-т. - М., 1998. - 75 с.
10. Креативность в пространстве традиции и инновации: тезисы докладов Третьего Российского культурологического конгресса с между-нар. участием (С.-Петербург, 27-29 окт. 2010 г.).-СПб.: Эйдос, 2010. - 556 с.
11. Культура и культурные потребности москвичей / Отв. ред. А.Я. Рубинштейн. - М.: Экономика, 2010. - 239 с.
12. Местные сообщества: проблемы социокультурного развития: Сб. науч. статей / Рос. ин-т культурологии; Под ред. Ю.М. Резника и Н.И. Мироновой. - М.: Независимый ин-т граждан. общества, 2010. - 192 с.
13. Общественное мнение - 2009: ежегодник / Аналитический Центр Юрия Левады. - М.: Левада-Центр, 2009. - Вып. 11. - 208 с.
14. Панарин А.С. Искушение глобализмом. -М.: Эксмо, 2003. - 416 с.
15. Ремизов В.А. Культура личности: ценностно-мировоззренческий анализ. - М., 2000. - 214 с.
16. Российская провинция ХУШ-ХХ вв.: реалии культурной жизни: Тезисы III Всерос. науч. конф. (Пенза, 1995 г.). - Пенза, 1995. - 208 с.
17. Семенов Ю.И. Философия истории: общая теория, основные проблемы, идеи и концепции от древности до наших дней. - М.: Современные тетради, 2003. - 776 с.
18. Флиер А.Я. Культурология для культурологов. - М.: Согласие, 2010. - С. 409-412.
