CC BY
52
УДК 321.1
A.B. Скиперских, д-р полит. наук, проф., (47467) 2-72-23, [email protected] (Россия, Елец, ЕГУ)
МЕТАМОРФИЧЕСКОЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЕ КАК ИСТОЧНИК ВЛАСТИ
Рассматривается, как власть в лице правящей элиты существенно усиливает собственную позицию, по мере обращения к практикам метаморфического преобразования окружающего пространства.
Используя текструсской сказки «Волшебное кольцо» автор выстраивает параллели с современным политическим дискурсом.
Ключевые слова: власть, правящая элита, легитимация, дискурс, метаморфическое преобразование.
Функциональность политической власти зависит от её совершенности, достигающейся при помощи связи с экзистенциями, формирующими тело власти. Власть полнится энергией из различных источников. Наряду с силой, богатством, авторитетом, тайной, скоростью и другими источниками власти существует ещё один источник, обладающей высокой иллюстративностью. Это - способность власти к метаморфическому преобразованию как собственного тела, так и окружающего пространства. В данной статье автор постарается защитить данную гипотезу, используя текст русской сказки «Волшебное кольцо». Отношения власти и законы, следуя которым власть присутствует в дискурсе real policy, суггестируются и в сказочных текстах. Следуя меткому замечанию Р.Барта, «власть гнездится в любом дискурсе, даже если он рождается в сфере безвластия» [1, с. 547].
Власть испытывает необходимость в самосохранении и для этого ей необходим консенсус с обществом, которому периодически следует доказывать собственную состоятельность. Своеобразным доказательством этого выступает деловитость власти, её хозяйственность и рациональность. Вместе с тем, это не означает, что власть не тяготеет к преобразованию -импровизации, к изменению топографического паспорта подконтрольного ей пространства.
Государство можно рассмотреть как город - совокупность зданий, архитектурных продуктов, связанных в некую систему незаметной, но прочной паутиной инфраструктуры. Городские постройки подчинёны определённому замыслу, за которым угадываются политическая воля и объективированная дисциплинарность. Власть выступает не только политической силой, обеспечивающей порядок и соблюдение закона в пространстве города, но и берёт на себя функции архитектора. Так как земельные ресурсы в городе (государстве) находятся практически под полным контролем правящего класса, то выделение земли под
строительство не требует каких-либо затруднительных процедур. Правящий класс по Г.Моске есть элита, испытавшая процесс «кристаллизации», ставшая подобной кристаллу, и находящаяся в твёрдом, сплочённом состоянии [2, с. 187-197]. Чем дольше элита удерживается у власти, тем твёрже и сильнее она становится. Отвердеванию правящей элиты прямо и косвенно способствуют её политические практики.
Определяя дефиницию «город», М.Вебер замечает, что «в городах дома тесно, а сегодня, как правило, стена к стене, примыкают друг к другу» [3, 309]. Конфликтность изначально закладывается в споре двух полюсов бытового комфорта - теснота/простор. Если мы обратим внимание на пространственные условия повседневной жизни правящего класса и подчинённых, то окажется, что правящий класс, как правило, не бывает озадачен вопросами элементарных бытовых благ, но отмечается методическим тяготением к расширению собственного присутствия, подчас прижимающего подчинённых к последней, роковой черте терпения. Наоборот, подчинённые, привыкшие к повседневной тесноте и лишённые перспектив роста вширь и ввысь, получают единственную возможность развития вглубь, врываясь в землю, врастая в неё. Подобное соответствие имеет вневременной характер, наиболее иллюстративно проявляясь в российской практике.
Даже сегодня в российских провинциальных городках можно наблюдать дома с цокольными этажами, где окна находятся на уровне тротуара. В исторической части города может не быть канализации, а воду жители набирают воду из колонок. Приезжим туристам кажется экзотикой, когда зимой в воздухе слышится запах угля, которым отапливают квартиры и дома. Впрочем, подобная архаичность не является характерной чертой только российской провинции. В бланке всероссийской переписи населения - 2010 содержались такие позиции, как «будка», «баржа» и т.д., в которых, якобы, могут проживать россияне. Разумеется, в бланке переписи отсутствовали позиции «дворец», «вилла» и т.д. Даже на примере бланка переписи молчаливо отмечается существующая катастрофическая дистанция в благосостоянии россиян, разрешаемая в строительном дискурсе.
Понимая важность метаморфического преобразования, игры с формами окружающего пространства в интересах собственной легитимации, власть акцентирует своё внимание на строительном дискурсе. Власть способна строить там, где ей заблагорассудится, иногда даже против логики, вбивая в проекты и фактическое их разрешение, огромные денежные средства. Нелепость возникновения в тех или иных местах различных памятников, стел, обелисков, офисов банков и башен государственных компаний из металла и стекла, безусловно, не является решением исключительно вопросов жизни и смерти.
В этом смысле показательно, как действует сказочный герой Мартын, которому открываются удивительные возможности волшебного кольца. Интересно, что герой моментально сделал акцент на строительных схемах политической легитимации, прекрасно понимая, что они могут, в первую очередь, способствовать его инкорпорации в правящий класс.
Экспансионизм Мартына очевиден - герой расширяет собственное присутствие в политическом дискурсе как горизонтально (строит вширь) и вертикально (строит вверх, высокие дворцы, лестницы, переходы), герой соединяет части городской топографии воедино, чем отмечает собирательскую способность власти, демонстрируемую ею склонность к централизации.
Расширение влияния посредством строительной политики предполагает и качественное изменение образа городской топографии -Мартын вряд ли строит что-то похожее, наоборот, скорее, совершенствуя существующее и приращивая к нему. Каждый новый объект наверняка разрешается более сложно и затейливо, нежели введённый в действие до него. Поражают и количественные характеристики строительных практик Мартына. С.Нижников подтверждает, что «горизонтальное ограничение стало выглядеть в новоевропейской политической философии предпочтительнее вертикального» [4, с. 274]. Артикуляция собственных притязаний на доминирование в политическом дискурсе может происходить и «снизу», посредством постепенного объявления собственной эгоистической сущности.
Власть, осуществляя легитимационные процедуры посредством репрезентации строительных практик, поглощает территорию, куда откатывается общество, нуждающееся в самосохранении, где оно зализывает раны от фронтальных столкновений с репрессивными практиками. Подобные практики обладают высокой релевантностью, став своеобразной нормой поведения власти, характерной чертой её хватки. Анализируя итоги правления Ю.Лужкова в строительном дискурсе Москвы, один из корреспондентов заметил, что «власть занималась тем, что продавала территорию, принадлежавшую всем жителям города, - их права на воздух, на парки, на транспорт, на социальную инфраструктуру -на свободном рынке» [5, с. 17]. Интересное сравнение довольно выгодно смотрится и в контексте выбранного нами сюжета. Громоздкая недвижимость наваливается на хрупкое общественное тело, умышленно заключая его в некоторое подобие гетто.
Городская власть прекрасно осведомлена о структурах, порождающих и поддерживающих подобную социометрическую и архитектурную городскую тесноту. Поддержание состояния тесноты становится естественным принципом политического правления, ибо теснота здесь насыщается предсказуемостью, а потому и является предрасположенной к управлению и контролю.
Демонстрация умений в строительстве служит важнейшей и принципиальнейшей компетенцией политических элит. Сам факт обладания данной компетенцией означает неслучайность притязаний конкретного политического актора на легитимацию. Вот почему, придумывая задание для Мартына, король с советниками приходят к выводу, что необходимо построить дворец и соответствующую инфраструктуру вокруг него. Мартыну предлагается обеспечить метаморфозу городского пространства, что будет являться свидетельством его посвящённости во власть. Мартыну предлагается трудноразрешаемая задача, что подчёркивает сложность и бесперспективность восхождения к власти «снизу». Сложная система фильтров автоматически отсекает соискателя от права на инкорпорацию. Сложность инкорпорации в правящий класс умышленно конструируется властью посредством необоснованных требований, изначально позиционирующих претендента на легитимацию в положении заведомого аутсайдера [6, с. 105]. Что касается строительства (особенно какого-то чрезвычайно масштабного, крупноформатного), то в древних обществах оно отнимало огромное количество времени, становясь своеобразным свидетельством связи власти с высшими силами, её периодическими контактами с мистическими помощниками.
Строительство зачастую используется правящими акторами в целях преодоления дефицита легитимности. Поэтому обращение к подобным практикам становится классическим ходом власти, свидетельствующим о справедливости её притязаний на политический дискурс. Напрашиваются параллели с современными политическими процессами, особенно протекающими на уровне локальной политики. Разве не дефицит легитимности пытаются преодолеть правящие акторы, когда принимаются за внезапный ремонт дорог, особенно после наступления весны? Именно по состоянию дел в городском хозяйстве горожане судят о способностях власти, о том, насколько она компетентна, хозяйственна, расторопна, а отсюда - перспективна. Наоборот, отсутствие успехов, демонстрируемых властью в дискурсе строительства, означает проблемы власти. Подобная зависимость отмечается некоторыми авторами, отмечавшими, что резкое сокращение строительства провоцирует власть на поиск новых схем легитимации, когда «образ власти пропагандируется другими средствами» [7, с. 434]. В этом случае власть прибегает к более экономным схемам -отказ от строительных процедур как гарантии легитимации означает только наличествующие у власти проблемы с экономикой.
Отмечая собственную успешность, представители власти понимают, какой иллюстративностью обладают именно строительные коннотации политического жизненного цикла. При разговоре о самых серьёзных достижениях, обычно, отмечаются новые топографические объекты: школа, стадион, ледовый дворец, мост, сданный в эксплуатацию
многоквартирный дом, амбулатория в селе. Строительное преобразование выступает и частью стратегий власти, неким провокативным содержанием, с помощью которого может контролироваться волеизъявление избирателей. Так на одном из заседаний Глава администрации Липецкой области О.Королёв отметил, что «мы должны прийти к тому, чтобы в каждом селе были столовая, баня, парикмахерская, массажный кабинет. Каждый житель глубинки должен без проблем сдать костюм в химчистку» [8, с. 14]. Есть много примеров, когда перспективы пространственных метаморфоз связываются с лояльностью избирателей.
С властью сложно соперничать, если она говорит на языке тотальности, на языке бульдозеров, грейдеров и подъёмных кранов. Особенно остро данный вопрос стоит на уровне местной и региональной политики. Местные и региональные легислатуры сегодня - это крепкие хозяйственники из директоров дорожных предприятий, карьеров, строительных организаций. Складывающаяся тенденция удорожания выборов приводит в региональные и муниципальные легислатуры всё более и более состоятельных людей, что обещает сопровождение избирательной кампании грандиозным строительным бумом [9, с. 58].
Власть окольцовывает, повязывает, вовлекает, инвестируя в тело конкретного актора особый корпоративный дух. Кольцо - мощнейший знаковый комплекс, понимание которого раздвигает горизонты возможного. Кольцо маркирует «своих», устраняя необходимость вербализованных откровений.
Кольцо как власть обладает особой магнетичностью, влекомостью. Кольцо возбуждает телесность, выступая тем отверстием, которое необходимо заполнить. Как здесь не вспомнить Ж.-П.Сартра с его рассуждениями про назначение выпуклостей. Мерцающий свет кольца притягателен и заманчив, его блики активизируют чувствительность. Кольцо в отличие от субъекта, пользующегося им, имеет гораздо большую онтологичность. Можно по очереди владеть одним и тем же кольцом, используя его возможности для обеспечения периода властвования. Интересно, что кольцо не задерживается у какого-то конкретного актора, а передаётся между ними посредством репрезентации различных схем размена. Здесь отчётливо чувствуется подверженность власти темпоральным циклам. Власть есть нечто целое, но она не принадлежит раз и навсегда конкретному субъекту, имея свойство ускользать и улетучиваться в моменты снижения его популярности, в моменты кризиса легитимности. Владение кольцом успокаивает и ограничивает чувствительность человека, его физиологические манифестации, заставляя работать сознание для обеспечения, скорее духовных, интеллектуальных схем.
Осуществляя грандиозное строительство, Мартын невольно задаёт высокий темп, который впоследствии необходимо было поддерживать.
Потеряв скорость, а вместе с ней и другие ресурсы, Мартын совершенно справедливо испытывает на себе общественное недовольство. Чудеса не могут происходить бесконечно - даже здесь имеется некий предел, свидетельствующий о смертности тела власти. Поэтому, потенциал власти заключается в некоторой порционности демонстрации чудес, в их постепенном разворачивании и продолжительных периодах мистического затишья, усиливающего страсть ожидания.
Политические инициативы Мартына, также не корреспондируются с социальной политикой. Он строит только в интересах правящего класса, совершенно не удовлетворяя общественные потребности. В данном сюжете раскрывается важнейшая этическая проблема власти. Причащение властью не проходит бесследно для тех характеров, которые изначально испытывали её дефицит. В полной мере это относится и к Мартыну, в первую очередь, притязавшему на обеспечение собственных вожделений, подчас безразмерных и праздных. Безусловно, пренебрежение социальностью, преодоление притяжения социального «низа», чувствуются и в явно «зашкаливающем» количестве обращений к помощи кольца. Частота обращений к магическому предмету характеризует эволюцию потенциальных аппетитов власти, практически всегда, наряду с расширением горизонтальным и количественным, предполагающим и более причудливые метаморфозы, задающие векторы гипотетического роста в сторону глубинных, вертикальных изменений.
В сказке остаётся за скобками, каких усилий требовалось молчаливым, мистическим молодцам преобразовывать материальный мир в конкретных политических границах. Добрые молодцы из народа -обычные, эксплуатируемые люди представляют собой первичное средство, обеспечивающее благосостояние «правящего класса». По мнению Ж.Бодрийяра, человек изначально отмечен аксиомой необходимости труда, «этой обречённостью на производство, этим таинством труда, которым он пронизан насквозь как полом» [10, с. 60].
Следует отметить, что способность власти улавливать подобную конъюнктуру является какой-то совершенно внеисторичной, претендуя на рассмотрение в качестве онтологического свойства власти. Практики власти не могут не опираться на народ, вилами которого и осуществляется колоссальное, масштабное строительство. Решение трудной задачи Мартыном как раз и предполагает, что она решается не в автономном режиме, а с помощью многочисленных людских ресурсов [6, с. 105]. Важно учитывать и тот факт, что необходимость управления людьми как средством достижения легитимности способствует появлению особых форм контроля, в рамках пространственно обусловленных. В нашем смысле - это городское пространство, где и проживают люди, обслуживающие строительные манифестации власти. Вовсе не удивительно, что людям не дают уезжать из города даже в критические
моменты - в страшное время эпидемий. Не потому ли в алжирском Оране, описанном А.Камю в знаменитом романе «Чума», жителей не выпускали за городские ворота? Боязнь распространения эпидемии здесь выглядит самым простым объяснением этого. Для правящих элит - люди представляют собой, прежде всего, рабочую силу. В случае с чумой, именно обычные люди, организованные властью, обеспечивали санитарный контроль над городским пространством, обеспечивая его охрану и неприкосновенность. Достижение необходимого результата со стороны власти начинает связываться с поиском оптимальной формулы принуждения, артикулированного на тело индивида.
Сделаем вывод. Власть редуцирует себя через строительство, через масштабное освоение пространства, через его физическое преображение. Обладание подобной способностью значительно повышает шансы власти на осуществление легитимационных процедур и усиливает прочность её (власти) позиции. Сюжет, рассмотренный нами, может вполне экстраполироваться и на содержание современных политических практик, где для достижения общественного признания правящая элита зачастую обращается к схемам по метаморфическому преображению конкретной политической локальности. Универсальность данной технологии управления доверием позволяет говорить о том, что правящие элиты будут прибегать к ней систематически, по мере актуализации проблем с дефицитом доверия.
Список литературы
1. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс. Универс, 1989.
2. Моска Г. Правящий класс\ // Социологические исследования. 1994. № 10. С. 187 -197.
3. Вебер М. Образ общества. Избранное. М.: Юрист, 1994.
4. Нижников С.А. «Компромисс эгоизмов» как аморальная
политика. // Философский дискурс в традиции духовных культур Запада и Востока. М.: РУДН, 2009.
5. Ревзин Г. Окна чёрные. // Коммерсант-Власть. № 3. 24 января 2011 года.
6. Пропп В. Морфология волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2007.
7. Эльфонд И.Я. Методы конструирования имиджа власти во Франции второй половины XVII века. // Власть, общество, индивид в Средневековой Европе. М.: Наука, 2008.
8. Сизов И. Из тени на ...золотое дно. // Липецкая газета. Итоги недели. №46 (116).
9. Скиперских А.В. Механизм политического текста в легитимации власти (на примере выборов в Елецкий городской Совет депутатов). Власть. 2007. № 10.
10. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет,
2009.
A. V.Skiperskikh
METAMORPHIC TRANSFORMATION AS A SOURCE OF POWER
In given article discusses how power in the face of the ruling elite, greatly strengthens our own position, as recourse to the metamorphic transformation of the surrounding space.
Using the text of a Russian fairy tale "The Magic Ring", the author builds a parallel with contemporary political discourse.
Key words: power, the ruling elite, legitimation, discourse, metamorphic transformation.
Получено 12.04.2011 г.
