CC BY
51
УДК 81
МЕТАФОРА В КОНТЕКСТЕ НЕПРЯМОЙ КОММУНИКАЦИИ (ORATIO OBLIQUA)
© А. С. Самигуллина
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450076 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Тел.: +7 (34 7) 273 6 7 78.
Целью настоящей статьи является рассмотрение онтологической сущности метафоры через призму так называемой непрямой коммуникации. Для того, чтобы выделить доминирующие сущностные атрибуты метафоры, в статье приводятся различные точки зрения на рассматриваемую проблему. В качестве основного постулата в данной работе выступает положение о том, что метафорическая конструкция представляет собой, с одной стороны, полноценный знак косвенности, обладающий такими свойствами, как смысловая открытость, аморфность и смысловая неоднозначность. С другой стороны, в метафорической конструкции изначально заложена градуальность метафорического смысла, что в зависимости от контекстуальных условий способно превратить метафору либо в знак прямой, либо в знак косвенной коммуникации. Данное положение иллюстрируется такими номинациями, как spam и chocolate. Таким образом, метафора видится автором статьи, в первую очередь, как саморазвивающаяся система, способная творить новую реальность.
Ключевые слова: метафора, непрямая коммуникация, косвенность, знак косвенности, косвенный смысл
Косвенные смыслы все больше привлекают внимание представителей различных направлений гуманитарного знания. Их не вполне определенный онтологический статус вызывает много вопросов, а также одновременно порождает целый ряд научных гипотез, связанных (1) с функционированием человеческого мышления в целом, а также (2) с моделями трансляции и преобразования этих смыслов, закодированных в сообщении «на входе» и нацеленных на адекватное их понимание реципиентом «на выходе». В тот момент, когда смысл-источник перемещается по общему когнитивному пространству между адресантом и адресатом, которое сформировалось в результате интенсивного взаимодействия «говорящих сознаний», он (смысл) каждый раз проявляет себя в новом, «возрожденном» варианте. Примечательно, что уникальная способность языковой личности интерпретировать эти смысловые хитросплетения помогает, по словам К. Яспер-са (цит. по [1, с. 61]), «преодолеть возможную узость каждой замкнутой в себе историчности, совершить прыжок вдаль», а значит, найти ключ к разгадке самого себя, что достигается за счет проникновения научной мысли в многообразные «семиотики», а именно в коды культуры (см., напр., [2]).
Относятся ли метафорические выражения к косвенным средствам представления внеязыковой реальности? Данный вопрос a priori не предполагает однозначного ответа (по сути, он снова возвращает нас к спору рационалистов и иррационалистов относительно ложности/истинности концептуализации действительности средствами вторичного означивания), а потому вполне закономерным представляется его обсуждение как в «аспекте ДА», так и в «аспекте НЕТ».
Начнем с того, что в исследованиях по риторике, стилистике, художественной речи и т.д. аллю-
зия/намек, иносказание, игра слов, метафора (в широком значении термина), подтекст традиционно рассматриваются как разновидности непрямой коммуникации, то есть как своеобразные знаки косвенности [3—10], поскольку главное предназначение языка как системы кодирования информации здесь видится, во-первых, в его «правдивом» отображении объектов и явлений из мира «Реальное», а во-вторых, в его способности осуществлять дальнейшие преобразования уже когда-то вычлененных сознанием фактов действительности благодаря потенциальному наличию множественности углов зрения на ту или иную вербально означенную вещь. Иными словами, при подобном подходе к делу язык, по меткому определению А. А. Уфимцевой [11, с. 39], совмещает в себе несовместимое, а именно объективное и субъективное, то есть рассматривается как неразрешимое противоречие. Соответственно, метафора, таким образом, становится одним из широко распространенных знаков косвенности, проявляющим себя не только в сфере значений (рационального), но и в сфере ментального, надъязыкового, трансцендентного (иррационального), превращаясь тем самым из единицы языка в мыслительную структуру или механизм познавательной деятельности: «Метафорические средства как бы очерчивают область нахождения объектов, не существующих в законченном виде, образуя своеобразное «сгущение», в центре которого «пустота». Но заданная извне «форма пустоты» позволяет все же «почувствовать присутствие» описываемого метафорой, «увидеть» отбрасываемую объектом «тень» [12, с. 216].
Метафора, будучи детищем лингвокреативно-го мышления, создает вокруг себя ауру неоднозначности, а потому поддается лишь вдумчивой интерпретации, пошаговой экспликации смысло-
вых наслоений. Еще Дж. Серль [13, с. 307-308] совершенно справедливо указывал на тот факт, что проблема функционирования метафоры являет собой частный случай более глобальной проблемы: как становится возможным говорить одно, подразумевая совсем другое; «как удается сообщить нечто в тех случаях, когда и говорящий, и слушающий знают, что значения употребленных говорящим слов не соответствуют в точности и буквально тому, что он имел в виду». Метафора, цитируя Е. В. Падучеву [14, с. 42], представляет собой прием для порождения ситуаций, «когда очевидная ложность прямого смысла высказывания, то есть нарушение постулата истинности, заставляет слушающего искать в высказывании скрытый смысл». В сущности, метафора усложняет понимание, вторит Е. В. Падучевой Н. Д. Арутюнова [15, с. 366], поскольку, прослушав нестандартное метафорическое высказывание, возникает непреодолимое желание спросить: Что ты собственно хочешь этим сказать? Что ты имеешь в виду?
Существует и противоположная точка зрения на проблему косвенности/некосвенности метафорических выражений. В частности, А. Соломо-ник [16] придерживается мнения о том, что знаки символических систем вообще (собственно как и знаки естественного языка, куда также входят и метафорические номинации), имеющие значения и, следовательно, автономные по отношению к условиям функционирования этой системы, являются «прямыми». Утверждение подобного рода, на наш взгляд, проистекает из необоснованно упрощенного понимания процедуры смыслопорождения и смыс-лосинтезирования в пространстве языковой экзистенции, поскольку единицы лингвистического порядка в тенденции подразумевают как наличие формы, так и содержания, которое, как известно, реализуется через конвенционально закрепленное значение, но зачастую (при тех или иных условиях вербальной интеракции) это содержание плавно переходит на более высокий уровень абстракции, где (чтобы дойти до самой сути) реципиенту-интерпретатору необходимо подключить свои аналитические способности с целью «распутывания» смысловых пучков, порожденных сложившейся коммуникативной ситуацией. Находясь под воздействием концептуально схожих идей, В. В. Дементьев делает следующее, достаточно смелое, заявление о том, что «троп является непрямой коммуникацией, а языковая метафора - нет» [17, с. 140]. Свою мысль ученый подкрепляет анализом хрестоматийного примера А. А. Потебни про барашки облаков [17, с. 140-141], где непосредственно метафора барашки (в приложении к белым пушистым облакам) в настоящее время трактуется совершенно однозначно и не содержит никаких скрытых импликаций, а потому и не порождает дополнительных вопросов, если, конечно, не брать в расчет возможное возникновение недоумения: почему в
тенденции облака сравниваются с барашками, а, к примеру, не с осликами или овечками и т.п.; и, от себя добавим, как в таком случае следует расценивать образ, созданный в известной детской песне: «А облака - белокрылые лошадки...». Итак, что же, в конечном счете, мы можем получить в качестве теоретической данности, если попытаемся развить концепцию В. В. Дементьева? Во-первых, впереди нас ожидает не что иное, как терминологическая путаница, связанная с использованием понятий «троп» и «языковая метафора». Во-вторых, когда методом погружения в практический материал мы понимаем, что речь идет о разных типах метафорических выражений: образных, эмоционально-экспрессивных, «стертых» и т.п., то вывод В. В. Дементьева становится определяющим и методологически важным в процессе разрешения возникшей научной дилеммы по части имплицитности/ неим-плицитности смыслового потенциала метафоры. Таким образом, логично было бы предположить, что вопрос о явности/ неявности метафорического содержания следует, по-видимому, рассматривать в контексте типологии метафорических конструкций. Во избежание голословности, проиллюстрируем нашу позицию конкретными примерами из современного английского языка.
Очевидным представляется тот факт, что «стертая» метафора 'spam' и номинация 'chocolate', взятая в переносном значении, обнаруживают разную степень косвенности, хотя источником метафорической экспансии и в том, и в другом случае оказывается ПИЩЕВОЙ ПРОДУКТ. Современное употребление слова 'spam' (the Internet equivalent of junk mail, or any unwanted material), по данным из книги Дэвида Кристала "Keep your English Up-to-date" [18], никак не ассоциируется с тушенкой, изготовленной из свиного мяса. Эта информация гастрономического характера даже зачастую отсутствует в когнитивной базе носителя английского языка, а потому Д. Кристал считает своим долгом в первую очередь прояснить этимологию лексемы 'spam': Spam was originally tinned meat back in the 1930s, a brand name for a particular kind of cold meat. But it became very fashionable when Monty Python, the satirical television comedy series back in the 70s and 80s, had a sketch where just for fun they had spam with every item on the restaurant menu - bacon and spam, eggs and spam, ham and spam, spam and spam. Spam spam spam spam... and they actually sang a song about it and it caught on. And therefore it became a real part of the language meaning any unwanted material of any kind and so when the Internet came along it wasn't surprising really that spam became part of that kind of experience. And the evidence that it's become part of the language is not just because of the noun 'spam' which you might expect to see in the Internet context but because it's generated other kinds of linguistic expression as well.You've now got verbs based upon it, and adjectives based upon it. You can now
have "I've been spammed" or "somebody's spamming me" and the actual people who do the work themselves and send all these horrible emails out to everybody so that we are flooded with these things, what are they called? Well there's a new noun, they're called 'spammers' [18].
Пользуясь обобщением В. Н. Телия [19, с. 141], заметим, что в процессе метафоризации лексической единицы 'spam' модус фиктивности редуцируется, поскольку собственно номинация нацелена на «жесткую десигнацию», а не на создание того или иного образа в воображении носителя языка, то есть в данном конкретном случае реципиенту совсем необязательно выстраивать ассоциативную цепочку типа ТУШЕНКА ^ SPAM + ЛЮБОЕ ДРУГОЕ БЛЮДО В РЕСТОРАННОМ МЕНЮ 70-Х-80-Х ГОДОВ ^ НЕНУЖНАЯ КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ, ЗАСОРЯЮЩАЯ ЭЛЕКТРОННЫЙ ЯЩИК. Между тем, даже в словарях отсутствует необходимое промежуточное звено этой образно-ассоциативной последовательности, объясняющее семантическое родство пищевого продукта с письмами-паразитами. Многие, к тому же, вообще не воспринимают слово 'spam' как метафору, поскольку, по свидетельству Д. Кристала, совершенно не знакомы с предысторией вопроса, а потому изначально не ощущают никакой неоднозначности/косвенности, имплицируемой семантикой анализируемого вербального знака.
Что же касается номинации 'chocolate', используемой в метафорическом контексте, то на первый взгляд кажется несколько абсурдным то, что это знакомое нам с детства сладкое лакомство может при определенном стечении обстоятельств спровоцировать возникновение ситуации неясности, двусмысленности. Для примера рассмотрим следующий фрагмент из текста речи мэра Нового Орлеана: «It's time for us to come together. It's time for us to rebuild New Orleans - the one that should be a chocolate New Orleans," New Orleans Mayer Ray announced. "This city will be a majority African American city. It's the way God wants it to be. You can't have New Orleans any other way. It wouldn't be New Orleans» [20]. Попытаемся пунктирно наметить основные направления возможных интерпретаций номинации ' chocolate' «здесь и сейчас» с опорой на данные, размещенные на сайтах www.cnn.com [20] и «The Metaphor Observatory Site» [21]:
1) самые распространенные ассоциации, связанные с шоколадом вообще: шоколад как что-то вкусное и шоколад как что-то вредное. Life is like a box of chocolates: nutty, fruity, potentially deadly. Chocolate means different things to different people. For some, it is the gilded gooey gateway eating Eden. For others, it is a hip-hugging, artery-clogging, insulin-jogging forbidden fruit. There are both white and dark, sweet and bitter forms of chocolate. По-видимому, именно с этого момента и берет начало неоднозначность интерпретации, хотя общеизвестным
является тот факт, что 'for decades "chocolate" has been largely used as a flattering metaphor for a dark brown colour'. For example, the term "chocolate lab" refers to a dark breed of the super-friendly Labrador Retriever. The movie title "Chocolat - Verbotene Sehnsucht" is a romantic reference to a black man's skin.;
2) образ, возникающий в ситуации ' a chocolate New Orleans', при первом приближении носит негативный характер, поскольку обсуждаемый призыв истолковывается подавляющим большинством американцев как проявление расизма: 1. Across the Hurricane Katrina-ravaged city, many voiced their displeasure with the mayor's Monday remarks at a Martin Luther King Jr. Day speech. One web-site even began peddling T-shirts showing Nagin with a top hat along with the caption "Willy Nagin and the Chocolate Factory"; 2. Resident Alex Gerhold called Nagin's remarks "stupid" and "pitiful": "He used the wrong dairy product to describe us, we are more Neapolitan than chocolate, it doesn't do the city any kind of justice."; 3. "You can't reunite the city if your comments are going to divide the city", McKendrick said; и т.п., что впоследствии опровергается самим мэром города посредством ссылки на дефиницию слова "chocolate" в Merriam Webster Dictionary: a beverage made by mixing chocolate with water or milk: "How do you make chocolate? You take dark chocolate, you mix it with white milk, and it becomes a delicious drink. That is the chocolate I'm talking about," Nagin said. "New Orleans was a chocolate city before Katrina. It is going to be a chocolate city after. How is that divisive? It's white and black working together, coming together and making something special." Кроме того, автор статьи "New Orleans: The Land of Chocolate" констатирует следующее: Aside from the dictionary reference, we have the movie title "Like Water for Chocolate", which implies that we needn't preface the word "chocolate" with "hot" when speaking of "hot chocolate". This gave Mayor Nagin an air-tight alibi for his allegedly racist rhetoric. В общем и целом, действительно, складывается неоднозначная ситуация, поскольку многие американцы задаются закономерным вопросом: Did Nagin cook up a tasteful, colorful remark about racial homogeny, or did he serve a bitter, off-color separatist comment? Was he making a subtle reference to the funky album "Chocolate City" and its many descendent forms, or was his statement without roots at all, and simply tossed together to convey a quick point?
3) образ, который должен возникнуть в соответствии с замыслом продуцента сообщения (то есть мэра Нового Орлеана): The metaphor "chocolate" is certainly a positive one here (associations with 'brown skin' and 'dark brown liquid'). Its appearance reminds us of Reverend Jessie Jackson's Rainbow Coalition. Back in the good old days, The Rolling Stones spun out the sweet and sour note "Brown Sugar" while Parliament put to wax and paper the pro-black-culture
"Chocolate City". These metaphors, together, typify the politically-drenched racial sweet tooth of contemporary society.
Таким образом, действительно, напрашивается закономерный вывод о том, что, в конечном счете, метафора метафоре рознь по степени косвенности сообщения, поскольку решающую роль в передаче скрытого содержания играет не только контекстуальная установка, но и специфика метафорического типа (контекста) в целом.
В. Н. Телия [19, с. 141—149], руководствуясь особенностями реализации «модуса фиктивности», выделяет следующие варианты метафорических номинаций:
1) идентифицирующая, или индикативная метафора (номинативная метафора;
2) концептуальная/когнитивная метафора, где модус фиктивности, сыграв свою синтезирующую роль, стремится к аннигиляции;
3) образная метафора, то есть тип, на базе которого образуются оценочная и оценочно-экспрессивная метафоры;
4) оценочная метафора (изначально образная), ее цель «избавиться от психологического напряжения, чтобы не отвлекать внимание реципиента на мотивирующий образ» [19, с. 147];
5) эмотивно окрашенная метафора, где не только сохраняется модус фиктивности во всей своей полноте — как если бы, но и реализуется модус эмотивности.
На наш взгляд, анализируемая типология метафорических актуализаций очень условна, поскольку едва ли возможно выявить системные и точные критерии для научно обоснованного (объективного) описания того или иного метафорического варианта/ типа (если, конечно, не принимать в расчет идентифицирующую метафору, да и то с определенными оговорками), что как раз и объясняется скорее не явной, а скрытой семантикой метафорического выражения в целом. Именно по этой причине мы склоняемся к мнению о том, что метафорическое пространство естественного языка все-таки имеет два полюса: с одной стороны расположились номинации типа англ. 'spam', а с другой — единицы типа 'chocolate', отличающиеся друг от друга, в первую очередь, по содержательному (а, следовательно, и по когнитивному) рисунку, ведь языковая метафора все-таки больше коннотативна, чем денотативна по своей природе. При этом коннотация, по Р. Барту [22], представляет собой нечто вроде «шума», возникающего в информативном канале при прохождении сквозь него ряда сигналов, или, согласно С.С. Гусеву, что-то вроде «„паутины смыслов", в которой каждая „нить", будучи затронутой, вызывает вибрацию любой другой и всей „паутины" в целом» [12, с. 194] за счет образности, оценочности, эмоциональности, экспрессив-
ности и прочих амбивалентных обертонов, отграничение которых друг от друга оказывается крайне проблематичным. Метафора, таким образом, позволяет выразить несколько уровней содержания, посредством чего и достигается эффект неясности, абстрактности, поскольку человек говорит одно, имея в виду другое. В связи с этим метафору можно сравнить с игрой, но уже более высокого порядка: с игрой, которая осуществляется в соответствии с правилами устройства «возможного мира» «как если бы».
ЛИТЕРАТУРА
1. Мальковская И. А. Знак коммуникации. Дискурсивные матрицы. М.: КомКнига, 2005. 240 с.
2. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. М.: Петрополис, 2004. 432 с.
3. Барт Р. Основы семиологии // Структурализм: «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. С. 157-163.
4. Камчатов А. М. Подтекст: терминология и понятие // На-учн. докл. высш. шк. Филологические науки. 1988. №2. С. 67-68.
5. Мыркин В. Я. Текст, подтекст и контекст // Вопросы языкознания. 1976. №2. С. 86-93.
6. Шкловский В. Б. Тетива. О несходстве сходного // Собрание сочинений: Т. 3., 1974. С. 45-69.
7. Sadock J. M. Figurative Speech and Linguistics // Metaphor and Thought / Ed. A. Ortony. Cambridge: Cambridge University Press, 1993. pp. 42-57.
8. Gibbs R.W. Researching Metaphor // Researching and Applying Metaphor / Ed. L. Cameron, G. Low. Cambridge: Cambridge University Press, 1999. pp. 29-47.
9. Gibbs R. W., Colston H.-L. The Cognitive Psychological Reality of Image Schemas and their Transformations // Cognitive Linguistics: Basic Readings / Ed. by D. Geeraerts. Berlin - New York: Mouton de Gruyter, 2006. P. 239-268.
10. Grady J. E. A Typology of Motivation for Conceptual Metaphor: Correlation vs. Resemblance // Metaphor in Cognitive Linguistics / Ed. by R.W. Gibbs, G. J. Steen. Amsterdam: John Benjamins, 1997. pp. 78-100.
11. Уфимцева А. А. Лексическое значение: Принцип семиологиче-ского описания лексики. М.: Едиториал УРСС, 2002. 240 с.
12. Гусев С. С. Смысл возможного. Коннотационная семантика. СПб.: Алетейя, 2002. 384 с.
13. Серль Дж. Метафора // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 307-341.
14. Падучева Е. В. Метафора и ее родственники // Сокровенные смыслы: Слово. Текст. Культура. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 187-203.
15. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. 896 с.
16. Соломоник А. Семиотика и лингвистика. М.: Молодая гвардия, 1995. 352 с.
17. Дементьев В. В. Непрямая коммуникация. М.: Гнозис, 2006. 376 с.
18. Кристал Д. Keep your English Up-to-date. URL: http://www.bbc.co.uk/worldservice/learningenglish/radio/speci als/1728_uptodate/
19. Телия В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 288 с.
20. Nagin Apologizes for 'Chocolate' City Comments. URL: www.cnn.com.
21. New Orleans: The Land of Chocolate.
URL: http://metaphorobservatory.blogspot.com
22. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989. 616 с.
Поступила в редакцию 25.11.2013 г.
