CC BY
112
МЕТАФОРА И МЕТОНИМИЯ В СОМАТИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКЕ
Р.С. Кимов
Статья посвящена анализу участия двух соматических лексем кабардинского языка, обозначающих нос и хвост, в концептуализации пространства и времени в сопоставлении кабардинского языка с русским и английским. Выявлено, что обе лексемы, коррелируя по значению с русскими начало и конец, могут быть использованы в качестве метафорических и метонимических наименований в целях временной концептуализации мира. Вместе с тем, в целях пространственной концептуализации используется кабардинская лексема, обозначающая нос.
Ключевые слова: когнитивный, концептуализация, концептуальная смежность, пространство и время, метафора, метонимия.
Специфика когнитивного подхода к анализу означаемого языковых единиц проявляется, по справедливому мнению лингвистов, работающих в области когнитивной семантики, в том, что значительное место в современных исследованиях отводится человеку как наблюдателю и как носителю определенного опыта и знаний. По этой причине в рамках именно этого подхода во главу угла ставится изучение специфики чисто человеческого получения, хранения, концептуализации и категоризации той информации, которая поступает к познающему субъекту из окружающего мира [1, 2]. При этом в зависимости от конкретно взятого естественного языка мир и его фрагменты встраиваются в ее семантику по-своему, что и обусловливает методологическую оправданность сопоставления картин мира (спроецированных миров) разных языков [3].
В этой связи плодотворным представляется обращение исследователей к изучению лексики как одного из основных способов репрезентации когнитивных оснований категоризации и концептуализации окружающей действительности, а именно, к денотативному анализу источников образования метафорических и метонимических наименований.
Предлагаемая статья, которая представляет собой часть обширного исследования соматического лексикона кабардинского языка (далее КЯ), посвящена описанию когнитивного потенциала лексемы К1Э хвост (в дальнейшем описании мы каждый раз будем давать ее русский эквивалент курсивом для облегчения восприятия материала). Сома-тизмы КЯ играют чрезвычайно важную роль в формировании картины мира этого языка: каждое восьмое слово в его лексиконе пред-
ставляет собой либо собственно соматизм, либо содержит соматический элемент в составе сложного слова. Не будет при этом преувеличением сказать, что практически ни одна ситуация пространственно-временного континуума, описываемого с помощью КЯ, не «обходится» без участия соматизма либо в виде самостоятельной номинативной единицы, либо как грамматикализованного элемента (преверба) в составе глагольной лексемы. Многочисленные описания, проводимые в последние годы в терминах грамматикализации (превращению полнозначной единицы в грамматический элемент), позволяют прийти к важному выводу о том, что до того, как получить статус грамматикализованной единицы, полнозначная лексема в большинстве случаев проходит «стадию» метафори-зации [4]. Нас можно было бы упрекнуть в том, что мы взяли в качестве анализа лексему К1Э хвост, которая вряд ли может считаться собственно соматизмом (viz. частью тела человека). Но особенность КЯ в том как раз и состоит, что здесь антропоморфная и зооморфная модели концептуализации сильно «переплетены» (нос <человека> и клюв <птицы>, например, обозначается одним словом, крыло <птицы> и плечо <человека> также имеют одно наименование; ср. при этом англ. wing и shoulder, с одной стороны, beak и nose, с другой). Кроме этого, при концептуализации фрагментов пространства и отрезков времени, как мы попытаемся показать, лексема К1Э хвост, как правило, выступает в паре со словом ПЭ нос, образуя своеобразный ономасиологический тандем для языковой репрезентации пространственно-временных отрезков.
Интересно при этом, что в русском языке названия частей организма метафоризируют-ся значительно реже, чем названия артефактов [5, 6]. Соматический лексикон английского языка также используется в целях метафорической концептуализации пространства и объектов, но это носит, по мнению некоторых лингвистов, спорадический характер.
В предыдущих публикациях мы обращали внимание на то, что русские начало и конец в качестве концептуальных коррелятов в кабардинском языке имеют ПЭ нос и К1Э хвост [7-9]. Рассмотрим теперь, какими же денотативными характеристиками должны обладать объекты, с тем, чтобы они, встраиваясь в семантику КЯ, могли бы мыслиться как имеющие ‘нос’ и ‘хвост’. В замечательной статье, посвященной семантике русских слов начало, конец и кромка, Е.И. Рахилина пришла к важному выводу о том, что конец может употребляться как в пространственном, так и во временном значениях, в то время как начало в рамках русского языка используется только для передачи временных значений (ср., конец дороги, пещеры, трубы и конец дня, месяца, года с одной стороны, и начало фильма, рассказа, дня, пути, с другой, при невозможном: *начало палки, трубы, нитки и т. д. [9]. Зададимся и мы в этой связи важным вопросом о том, все ли объекты в кабардинском языке, имеющие «нос», должны обязательно иметь «хвост» и попытаемся выяснить на какие денотативные ситуации - пространственные или же временные - реагируют кабардинские лексемы ПЭ нос и К1Э хвост?
Во-первых, как мы уже отмечали, кабардинское слово ПЭ нос используется для обозначения тех частей объектов, которые в русском языке именуются словом конец. Вследствие этого, русские фразы конец палки, ветки, шеста средствами кабардинского языка передаются буквально как нос палки, ветки, шеста и т. д. Подобное расхождение в концептуализации частей указанных объектов обусловлено, по-видимому, взглядом наблюдателя при этой самой концептуализации. Приведем пример со словом палка. В русском языке движение взгляда как бы направлено от того конца палки, за который держится человек и заканчивается в точке, соответствующей ее геометрическому концу
[10]. В кабардинском же языке исходный пункт движения взгляда субъекта прямо противоположен: он начинается от конца палки и заканчивается в той точке, в том самом месте, за который держится субъект. Вот этот конец палки, который служит исходным пунктом движения взгляда, и именуется в кабардинском языке ПЭ, т. е. его начало (букв. «нос») палки. С точки зрения КЯ помимо «динамической» интерпретации возможна еще и «функциональная», т. е. та часть объектов, которая именуется ПЭ нос и имеет особое функциональное предназначение в отличие от противоположного конца, что создало возможность метафорического использования этой лексемы для обозначения соответствующих («концевых» - с точки зрения русского языка) частей ручки, копья, стрелы. Так, концом этих предметов можно указать на что-л., уколоть, проткнуть и т. д. Ведь «носом» можно ткнуть, его можно «совать» не в свое дело, сует свой нос, теленок тычет носом и т. д. Вместе с тем, при любой интерпретации когнитивных оснований использования данной лексемы в КЯ (динамической или функциональной), возникает закономерный вопрос, а как же тогда именуется другой «геометрический» конец объекта, т. е. где же тогда его прагматический «хвост»? Оказывается, в КЯ объекты с естественной ориентацией, имея «нос», не имеют «хвоста»: ср., например, возможность использования только лишь слова ПЭ нос в качестве партонима в контексте таких существительных как ружье, атомат, ручка <шариковая, перьевая и т. д.> (т. е. они не имеют «хвостов» с точки зрения КЯ), ветка. Приведем пример с последним словом. По своей природе референт слова ветка одним концом крепится к стволу, при этом место крепления является обычно более утолщенным по сравнению с другим концом, т. е. тем, который в КЯ осмысляется как ПЭ нос этой самой ветки. И вот эта утолщенная часть обозначается в КЯ словом ДАКЪЭ. В других языках (английском и русском) лексема не имеет универбального соответствия, она всегда выступает в КЯ в связанном виде в качестве партонима в мереологических конструкциях, т. е. в виде второго компонента сложных слов. Так, этой лексемой (каб. ДАКЪЭ) обозначается приклад ружья, автомата, комель <дерева, рога животного>, пятки ноги, утол-
щенной части ладони и т. д. Но существуют при этом и протяженные вытянутые объекты, которые не имеют этой самой утолщенной части, т. е. артефакты, специально созданные человеком для каких-либо целей, например, труба, рейка и т. д. Они, естественно, в общем случае являются предметами с равноправными (по диаметру) геометрическими концами, ни один из которых также не имеет явно выраженного функционального предназначения (ср., прагматический «нос» палки / шила, которые соответственно служат, допустим, для указания на что-то и прокалывания чего-то, утолщенный конец бревна (каб. ДАКЪЭ), вкапываемый в землю при строительных работах). Концевые части таких объектов (труба, рейка) в кабардинском языке мыслятся и концепутализируются как «нос хвоста», т. е. «кончики», и обозначаются композитом К1АПЭ (бук. хвост + нос), это то место, где начинается «хвост» объекта, а таких «хвостов» - два, причем оба равноправны и начинаются с носа. Опишем один и тот же концептуальный сценарий с точки зрения русского и КЯ. Если один участник сценария просит другого поднять бревно диаметрально одинаковое с обоих концов, первый, вполне «нормативно» с точки зрения русского языка, может обратиться к другому с просьбой: «Ты возьмись за тот конец бревна, а я возьмусь за этот <конец, который ближе ко мне>». Описание этой же самой денотативной ситуации средствами КЯ буквально будет выглядеть как: «Ты возьми один носохвост (т. е. кончик хвоста), а я возьму другой носохвост». Ср., англ. гипотетическое You take tot *tailnose and I’ll take this one. Топологически в подобных же терминах можно проинтерпретировать и концевые части объектов типа веревок, которые также функционально равноправны, вследствие чего обозначаются через К1Э хвост или же через К1АПЭ кончик хвоста, (букв. хвост + нос). Иными словами, стержни с равноправными концами и «веревки» получают в КЯ приблизительно одинаковую когнитивную интерпретацию, что и находит соответствующее отражение в этом языке. Вместе с тем, если объект имеет «неравно -правные» концы, то, в соответствии с опросом информантов, кабардинец, скорее всего, скажет: УЭ И ИПЭР УБЫД, СЭ ДАКЪЭР СУБЫДЫНЩ. Ср. рус. Ты возьми бревно за
нос, я возьму за утолщенный конец. Этот утолщенный конец, как мы показали, обозначается словом ДАКЪЭ.
Лексемы ПЭ нос и К1Э хвост в КЯ также используются соответственно для обозначения как бы своеобразного «авангарда» и «арьергарда» во время выступления, похода. Так, ПЭ нос соответственно обозначает лицо, которое едет впереди (ср., рус. «голова колонны») и К1Э хвост для обозначения лица, замыкающего группу. Отсюда и знаменитая кабардинская стратагема-наставление, особенно для молодежи, которая буквально может быть передана на русский язык как: «не становись < не делайся> ни носом группы всадников и не будь хвостом этой группы <не плетись в хвосте>». Иными словами, фраза призывает человека и не быть выскочкой и не отставать от других, а выбирать, так сказать, золотую серединку.
Завершение когнитивного анализа пространственной концептуализации слова К1Э хвост позволяет перейти к описанию его временных характеристик, т. е. к особой концептуализации денотата данного слова, делающего возможным его использование для обозначения конечного отрезка времени или события. Лексема К1Э хвост, по данным информантов, вполне нормативно используется в КЯ для обозначения конца (окончания) какого-либо периода времени. Так, конечный отрезок любого из времен года или сезона мыслится как метафорический «хвост». Ср., например, такие примеры как: Щ1ЫМАХУЭ-К1Э, что соответствует русскому конец зимы, букв. «хвост зимы». В КЯ это сложное слово, состоящее из двух основ, viz. ЩТЫМАХУЭ зима и К1Э хвост. Второй элемент в данном примере, как видно, реализует метафорическое значение «конец». Интересно, что в языках европейской культуры аналогов данной формулы, в которую были бы вовлечены такие части тела как «хвост», либо «нос» (см. описание концептуальной структуры лексемы ПЭ нос в указанных работах) не существует. Ср. и другие примеры подобного же типа:
ГЪЭМАХУЭ-К1Э - конец лета (букв. «лето + хвост»)
БЖЬЫХЬЭ-К1Э - конец осени (букв. «осень + хвост»)
ГБАТХЭ-К1Э - конец весны (букв. «весна + хвост»).
Что касается последнего примера, все информанты, которым он предъявлялся, считают его нормальным с точки зрения кабардинского языка, хотя он менее употребителен. Очевидно, здесь дело в том, что при переходе от зимы к весне, природные явления, сопровождающие их, проявляются менее ярко, нежели переход, скажем, от весны к лету. В самом деле, конец весны это и есть, в понимании информантов, начало лета, а начало лета, соответственно, совпадает с концом весны. Иными словами в этом временном промежутке (конец весны - начало лета) не наблюдается каких-либо знаменательных природных или атмосферных явлений в отличие от, например, конца зимы - начала весны, которые сопровождаются ярким солнцем, появлением ранней зелени и т. д. Таким же ярко «выраженным» в сознаниии носителей языка является и начало зимы (короткие дни, холода, первый снег и т. д.).
Любопытными представляются сравнительные наблюдения над кабардинскими лексемами ПЭ нос и К1Э хвост с точки зрения их избирательного отношения к «обслуживанию» начала или же конца временных отрезков меньшего размера. Обе лексемы используются в равной степени для обозначения соответственно начала или конца любого месяца. В КЯ, например, в соответствии с его нормами можно сказать: МАЗЭМ ИПЭ-М,
Е ИК1ЭМ ИДЕЖ КЪАКГУЭ. Концептуальную основу данной фразы можно буквально передать на русский язык как «приходи в ‘нос’ месяца (т. е. начало), либо в ‘хвост’ (т. е. конец). При этом в обоих словах, И-ПЭ и И-КГЭ, первый элемент И - это прономинальный энклитик с посессивным значением. Как видно, обе лексемы (еще полнозначные, не грамматикализованные) реализуют свое метафорическое значение, которое опять-таки укладывается в формулу известной хро-нотопной метафоры ПРОСТРАНСТВО > ВРЕМЯ. Но при этом ни один индоевропейский язык не использует соматизм для репрезентации пространства и времени (ср., например, русск. конец палки и конец августа). В КЯ при опоре на те же самые лексемы концептуализируются соответственно начало и конец недели. Так, по-кабардински можно, не нарушая его семантических и грамматических норм, сказать буквально «нос недели» и «хвост недели».
Начало и конец дня также соответственно обозначаются в кабардинском языке лексемами ПЭ нос и КГЭ хвост, т. е. начало светового дня осмысляется как его «нос», конец же - как его «хвост». При этом перед нами встал закономерный вопрос: а реагирует ли кабардинский язык вообще, и если да, то как, на концептуализацию ее носителями частей суток: утро, вечер, ночь? Оказывается, информанты обнаруживают у утра и у вечера только метафорические «нос», т. е. «хвостов» у них, так сказать, не бывает. Это связано, по-видимому, с тем, что и утро, и вечер, как мы отмечали ранее, осмысляются носителями кабардинского языка как имеющие более или менее четко выраженное начало. Начало утра, например, (его «нос», как сказали бы носители кабардинского языка) совпадает с началом перехода от темного периода к светлому, или же от конца ночи к началу светового дня. Начало вечера (ср., букв. каб. «нос» вечера) означает переход, наоборот, от светлого периода к темному или от дня к ночи. В общем случае можно было бы ожидать, что эти же части суток, имея свой «нос», должны, соответственно, иметь и свой «хвост». Однако концептуализация искомой части денотатов данных слов несколько иная и она связана с тем, что для тех широт, в которых проживают носители КЯ, переход конца утра, т. е. его «хвоста» в день, равно как и переход вечера в ночь проходит как бы плавно и остается, поэтому «незамеченным» этим языком. Иными словами, ни интенсификация света (ср., утро У8 день), ни «усиление» темноты (вечер У8 ночь) не являются в этой связи когнитивно салиентными моментами.
Обе лексемы метафорически используются также и для концептуализации начального и конечного периода какого-либо события. Например, русскую фразу «он прошел войну от начала до конца» средствами КЯ можно буквально передать как «он находился <стоял> в войне, начиная с носа войны до его хвоста». Начало фильма и его конец концептуализируются в данном языке при опоре на те же самые лексемы. В соответствии с таким осмыслением «нос» фильма может быть более интересным и содержательным, чем, скажем, его «хвост». Прагматический «нос» и такой же «хвост» может иметь в соответствии с результатами опроса информантов, написанное или же произнесен-
ное слово (ср., букв. «у носа слова стоит апостроф, у хвоста стоит точка»). Аналогично осмысляются начало и конец книги (в смысле начала и окончания развития сюжетной линии, событий и т. д.). Ср., например, букв. каб. «нос книги» VS «хвост книги».
Рассмотрим теперь более сложные случаи использования указанных лексем в метонимических целях, т. е. для реализации концептуальной смежности. По справедливому, на наш взгляд, замечанию Е.В. Падучевой,
[11] при инвентаризации формул метонимических переносов вне поля зрения исследователей и авторов пособий зачастую остаются такие важные типы метонимического переноса как ОТРЕЗОК ВРЕМЕНИ --------- > (ЗАНИ-
МАЮЩЕЕ ЕГО) СОБЫТИЕ. Вместе с тем, занимаясь исследованием семантической структуры частотных существительных английского языка на предмет выявления и описания их метафорических и метонимических значений, мы в свое время выделили группу существительных, в означаемом которых реализуется именно данная формула, названная нами как ВРЕМЯ --- СОБЫТИЕ, которое имеет место в данный период времени [12]. При этом, как оказалось, данная формула носит характер лингвистической универсалии, в виду того, что метонимия, в отличие от метафоры, является отражением регулярных связей в объективном мире [13]. Более того, концептуальная смежность, на которую опирается метонимия, как бы «навязывается» субъекту, исключая его «когнитивную» свободу, в отличие от метафорического осмысления действительности, не только не ограничивающего именующего субъекта, а скорее «развязывающего ему руки» как при выборе путей и способов его категоризации и концептуализации, так и при выборе тех или иных языковых средств для фиксации результатов когнитивной деятельности, при соотнесении несоотносимого (ср., «хвост» коровы и зимы), сопоставлении несопоставимого («нос» человека и года), уподоблении неуподобляемого (в КЯ, например, соматизм БГЫ талия служит в качестве метафорического обозначения денотата слов полночь и англ. midnight, т. е. с точки зрения КЯ полночь - это буквально «талия» ночи). В этом смысле метафора, бесспорно, является более мощным и в то же время непредсказуемым (по сравнению с метонимией) эпистемологи-
ческим инструментом, который, в отличие от метонимии, является более национально детерминированным.
Итак, продолжим рассмотрение формулы концептуальной смежности ВРЕМЯ --СОБЫТИЕ. Как мы уже показали на примерах, кабардинские лексемы ПЭ нос и КТЭ хвост используются, соответственно, в качестве метафорических наименований для обозначения начала или же конца какого-либо периода времени. В течение этого промежутка (начального или конечного) может иметь место какое-либо событие, получающее в силу концептуальной смежности одноименное название. Например, при опоре на эти две лексемы средствами КЯ можно «создать» вполне нормативное предложение, буквальный перевод которого на русский язык будет выглядеть как: «Нос года был для нас нехорошим, слава богу, что его хвост оказался счастливым». Обе лексемы, как нетрудно заметить, служат для обозначения событий (в широком смысле), которые имели место в начале и конце года.
В данном случае, нам представляется, что за национальное своеобразие видения мира и взаимодействия его фрагментов «отвечает», в соответствии с нашими рассуждениями, именно метафора. На самом деле, ведь редкий язык (во всяком случае, очень ограниченное число языков) «додумается» прибегнуть для концептуализации времени именно к «носу» и «хвосту». Но, тем не менее, это «случилось» и субъект, имея в арсенале номинативных средств метафорические ПЭ нос и КТЭ хвост, оказывается «связанным» по рукам и ногам и ему ничего не остается, кроме как обозначить то событие, которое заключено в этом промежутке именно как нос и хвост. Иными словами, как бы мы ни обозначили начало или же конец какого-либо временного отрезка, промежутка и т. д., т. е. какое бы имя мы им не присвоили, мы ОБЯЗАНЫ назвать этим же именем все то, что имеет место в этом временном промежутке (в силу действия принципа концептуальной смежности). Ср., например, вполне приемлемые с точки зрения нормы русские фразы: эта зима была ужасной для всех нас; начало года было очень нехорошим; англ.: It was a lovely day; the winter was awful. Приме -ры можно множить сколь угодно, привлекая все большее число языков, но каждый раз
концептуальная смежность будет обусловливать «несвободу» субъекта при выборе языковых средств. Укажем здесь на то, что в романских языках, по свидетельству Е.В. Падучевой [11, с. 244], подобное изменение значения маркируется специальным словообразовательным аффиксом, ср.: день - jour / journée; утро - matin / matinée; год - an / année, что, впрочем, не всегда «срабатывает». Ср., знаменитую фразу Наполеона «la terrible victoire de l'hiver russe» (здесь и персонификация, и метафора, и, наконец, метонимия), а также рефрен из известной песни: toute la vie sera pareil à ce matin.
Итак, мы рассмотрели особенности категоризации и концептуализии некоторых фрагментов пространственно-временного
континуума в КЯ при участии соматизмов, главным образом, лексемы К1Э хвост и ПЭ нос. Мы попытались показать, что, будучи описанным в терминах антропоцентрического подхода к явлениям языка, КЯ в большой степени опирается на соматический лексикон, используя его в качестве метафорических и метонимических наименований при концептуализации мира. В частности выявлено, что эти лексемы, концептуально коррелируя с русскими начало и конец и образуя при этом своеобразный «ономасиологический тандем», как правило, выступают в данном языке важнейшим средством выражения границ объектов и временных отрезков. Установлено также, что если для выражения начала и конца определенного периода времени обе лексемы могут быть задействованы в одинаковой степени (ср., рус. начало и конец месяца), то для обозначения границ объекта главным образом используется лексема К1Э хвост, т. е. не все то, что имеет конец, может иметь и начало (ср. рус. конец палки, но * начало палки). Иными словами, с точки зрения КЯ, временные границы могут иметь свой «нос» и «хвост» (ср., букв. «нос» зимы и «хвост» зимы), объекты, как правило, имеют лишь «нос». При концептуализации «концевой» части объектов (рус. кончик пера, ножа) КЯ использует, вопреки ожиданиям, лексему ПЭ нос, в то время как, для обозначения временных границ, ПЭ нос концептуализирует начало, а К1Э хвост служит для обозначения конечного отрезка этого же периода времени.
В качестве возможных путей продолжения данного исследования плодотворным представляется изучение проблемы грамматикализации соматизмов.
1. Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке / Российская академия наук. Ин-т языкознания. М., 2004.
2. Болдырев Н.Н. Когнитивный аспект семантики притяжательных местоимений // Русский язык: исторические судьбы и современность: материалы Междунар. конгресса. М., 2001. С. 39.
3. Рахилина Е. С. Когнитивная семантика // Идеи и методы современной американской лингвистики. М., 2004. С. 327.
4. Майсак Т.А. Типология грамматикализации конструкций с глаголами движения и глаголами позиции // Языки Славянской культуры. М., 2005. С. 86.
5. Алешина О.Н. Семантическое моделирование как метод лингвистической метафорологии // Русский язык: исторические судьбы и современность: материалы Междунар. конгресса. М., 2001. С. 23.
6. MacLaury R.E. Zapotee body-part locatives: Prototypes and metaphoric extensions // International Journal of American Linguistics. V. 55(2). Р. 119-154.
7. Кимов Р.С. Антропоморфная vs зооморфная модели мира // Вестн. Костром. гос. ун-та им. Н.А. Некрасова. 2006. № 6. С. 38-42.
8. Кимов Р.С. Когнитивные особенности соматизмов // Материалы международной научнопрактической конференции. Майкоп, 2007. С. 48-59.
9. Кимов Р.С. Когнитивный анализ сложных соматизмов // Вестн. Тамб. ун-та. Сер. Гуманитарные науки. Тамбов, 2008. Вып. 4 (60). С. 175-181.
10. Рахилина Е.В. «Без конца и без края» // Исследования по семантике предлогов. М., 2000. С. 256.
11. Падучева Е.В. Динамические модели в семантике лексике. Языки славянской культуры. М., 2004. С. 243.
12. Кимов Р.С. Пространство и время через призму соматической лексики // Вопр. когнитивной лингвистики. 2008. № 2 (015). С. 122125.
13. Кимов Р. С. Переносные значения частотных существительных и их производных в современном английском языке: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1981. С. 348.
Поступила в редакцию 10.04.2008 г.
Kimov R.S. Metaphor and metonymy in somatic lexicon. The article is a cross-linguistic analysis of the role of two Kabardian body part terms denoting nose and tail and its English and Russian equivalents in conceptualization of space and time. It has been established that both lexemes in Kabardian can be used in a language as metaphoric and
metonymical applications for conceptualization of time. At the same time the lexeme denoting nose unlike tail lexeme can be metaphorically used as a partonym.
Key words: cognitive, conceptualization, conceptual contiguity, space and time, metaphor, metonymy.
КОГНИТИВНЫЕ ПРОЦЕССЫ В ЛИТЕРАТУРНОЙ ПАРОДИИ
Г.И. Лушникова
Две основные функции литературной пародии заключаются в том, чтобы критиковать и веселить. Однако изучение пародийного жанра с позиций когнитивной лингвистики показывает, что пародия не весело критикует определённые факты культуры и\или социально-исторической действительности, а активно участвует в изменении, переформировании суждений, сложившихся представлений об этих фактах, а также к переосмыслению некоторых базовых концептов, существующих в той или иной языковой общности.
Ключевые слова: пародия, когнитивное пространство, когнитивная база, прототекст, прецедентный феномен, ревизия текстов, ирония, юмор, комизм.
Основными категориями когнитивной лингвистики являются концепт, концептуализация, категоризация, концептосфера (или картина мира). Концептуализация есть осмысление новой информации, которое приводит к образованию представлений о предметах и явлениях окружающего мира в виде концептов. Концепт рассматривается как ментальное образование, как квант структурированного знания. Совокупность концептов, существующих в виде мыслительных картинок, схем, понятий, фреймов, сценариев, составляет концептосферу. Ментальные единицы, будучи составляющими концепто-сферы, представляют собой основу образования когнитивных стереотипов - суждений о действительности.
В.В. Красных выделяет ряд когнитивных совокупностей, которые образуют когнитивное пространство:
- индивидуальное когнитивное пространство (ИКП) - определенным образом структурированная совокупность знаний и представлений, которыми обладает любая языковая личность, каждый человек говорящий;
- коллективное когнитивное пространство (ККП) - определенным образом структурированная совокупность знаний и представлений, которыми необходимо обладают все личности, входящие в тот или иной социум;
- когнитивная база (КБ) - определенным образом структурированная совокупность необходимо обязательных знаний и национально-детерминированных и минимизированных представлений того или иного национально-лингвокультурного сообщества, которыми обладают все носители того или иного национально-культурного менталитета [1].
По мнению В. В. Красных, знания - «это некие «информационные», «содержательные» единицы, ... совокупность которых
представляет собой некоторую определенным образом структурированную и иерархи-зованную систему». А представления «включают в себя собственно представления, образы и понятия, а также связанные с ними оценки и коннотации». Знания, как считает автор, по сути своей всегда есть достояние коллективное, тогда как представления могут быть как коллективными, так и индивидуальными [1, с. 52, 53].
Читатель пародии должен обладать необходимыми знаниями, прежде всего для того, чтобы пародия была воспринята им именно как пародия (известны примеры, когда пародии воспринимались как самостоятельные произведения). Он также должен иметь и представления (индивидуальные и/или коллективные) о пародируемом объекте, чтобы увидеть, как они трансформируют-
