CC BY
19
Многочисленные исследования проблем национальной безопасности, составной частью которой является безопасность военная, обходят стороной вопрос о генезисе угроз, рассматривая их как данность. Однако нельзя решить проблему обеспечения безопасности страны, если анализировать возникшие угрозы лишь в контексте сегодняшнего дня. Если идти этим путем, то на место решенных сегодня проблем станут проблемы одного с ними порядка и этот процесс будет бесконечным. Угрозы в политической, экономической и военной сфере являются материализованными способами угроз в сфере духовной. Двадцать лет новой российской государственности позволили убедиться, что направленность давления на Россию не меняется со временем. История российской государственности показывает, что противостояние носит геополитический характер, и отношение к нашей стране со стороны геополитических противников не меняется в зависимости от формы правления, государственного устройства и политического режима. Противостояние носит более глубинный - мировоззренческий характер, истоки которого еще в XIX в. предлагал искать в духовной сфере Н.Я. Данилевский. Его сподвижники-славянофилы также утверждали, что экономика, политика и военная сфера лишь инструменты реализации духовного антагонизма России и Европы (Н.Я. Данилевский убедительно показал, что Россию допускают к участию в европейских делах лишь на той стадии, когда Европа расколота и ей изнутри угрожают гегемонические притязания (Карл Великий, Фридрих Великий, Наполеон). Напротив, когда Европа чувствует себя объединенной и стабильной, наступает период открытой антирусской политики. Сегодня, как и раньше, Европа солидарна в своем цивилизационном неприятии России. Европоцентризм, склонный отождествлять западную цивилизацию с общечеловеческой (отсюда и пресловутые «общечеловеческие ценности», которые на самом деле даже не европейские, а североамериканские), а прогресс - со всемирной западнизацией, видит в России главную преграду на пути прогресса).
Если перейти к онтологическим основаниям противостояния, то следует признать, что нашей цивилизацией движет человеческая природа. Следовательно, нужно понять самую суть человека.
Человек - сложное социобиологическое существо. Центральное требование тела - инстинкт самосохранения. Человек хочет жить. Это желание основано не на логике и расчете, оно является неотъемлемым свойством нашей природы. Самая сильная телесная страсть смиряется перед угрозой смерти.
Центральное требование души - самооценка. Стремление соответствовать тому уровню достоинства, который мы себе определили, подчиняет наши мысли и желания.
Таким образом, человека определяют две доминанты - инстинкт самосохранения и самооценка. Все побудительные мотивы базируются на этих двух данностях, но приоритетной является только одна. У кого-то последнее слово определяет страх перед смертью, у кого-то решающий голос имеет честолюбие. Одни готовы отказаться от жизни ради чести, другие - от чести ради жизни. То, что сегодняшняя наука понимает под сознанием (которое является носителем психических процессов), ранее именовали душой (сферой духовного). Через духовную сферу происходит реализация личности человека (под личностью мы понимаем социализированный индивид. Этапами социализации являются: воспитание, образование и сумма факторов, не подлежащих учету (именно они формируют разные характеры и жизненные устремления двух братьев-близнецов воспитывавшихся в одной семье и ходивших в одну школу). Однако направленность социализации может быть разной.) Духовность делает народ единым целым организмом, способным к высокому творчеству и созиданию. Уничтожение духовной составляющей превращает человека в умное животное.
Главное отличие человека от животных - наличие сознания (носителя разума). Сфера сознания является сферой духа. Духовность подразумевает способность иметь волю, а она в свою очередь не возможна без наличия выбора. Через постоянный выбор реализует человек модели своего поведения. Свободная воля есть способность делать выбор. Чем больше я свободен, тем больше я человек. И наоборот - без свободы нет человека. Абсолютно несвободный человек перестает быть личностью. Он превращается в животное, подчиненное инстинктам или чужой воле. Крайний вариант несвободы проявляется не тогда, когда тело заковано в кандалы. Крайняя несвобода наступает, когда сковано сознание (в понимании этого момента Россия всегда расходилась со свободным западным обществом, которое навязывало через религию, экономику, политику и военную силу свое понимание свободы
(которая является центральной категорией западных демократических систем и в конечном счете западного мировоззрения).
Российское понимание свободы всегда исходило из того, что внешняя свобода является следствием внутренней. Полностью свободным может быть человек со связанными руками, но не отказавшийся от своих убеждений (иными словами, если человек имеет в кармане миллион долларов и находится в аэропорту в готовности вылететь в любую точку мира, но при этом зависим от табака, алкоголя, наркотиков и других страстей, то он не свободен. И, наоборот, если он не зависим от пороков, даже находясь в заключении, продолжает придерживаться своей системы ценностей - он более свободен, чем подверженный пороку миллионер. Порочный человек, независимо от внешней свободы является рабом порока.) Свобода внутренняя в России всегда ассоциировалась не с признаками внешней свободы, а со свободой духа. Получается, чем больше внутренней свободы, тем больше человека и меньше животного. И никакой инстинкт, даже инстинкт самосохранения, не есть решающий аргумент. Абсолютно свободный человек не знает полутонов, не знает компромиссов.
Высшая форма свободы проявляется в людях, выбравших служение Богу. Известно, что человек нравствен, если он свободно подчиняет свою волю служению «абсолютному добру», то есть Богу. Этот мир для него больше ничего не значит, все его устремления там, за границей бытия. Он живет в ожидании смерти, понимаемой им не как исчезновение, а как переход в вечную жизнь. Феномен русского государства на всех этапах его существования - приоритет духовного начала (даже если оно понималось несколько иначе в советский период государственности). Русская культура - религиозная культура. (Следует признать очевидные вещи, что до 1917 г. церковь не была отделена от государства. Вплоть до XIX в. атеистов на Руси не существовало. Вся русская классическая литература, живопись, музыка и даже система образования и науки находилась под влиянием религиозных ценностей. Ценности православия - государствообразующей религии, и в догматическом и в культовом плане отличались от ценностей католичества (на которых была построена современная западная цивилизация) и протестантизма.)
Как люди оценивают свою жизнь? Одни считают ее чем-то вроде случайной физико-химической реакции, краткосрочным явлением, доставшимся человеку по недоразумению, игрой случая и эволюции. Они уверены, что однажды жизнь кончится, кончится навсегда. Свое существование они воспринимают чем-то вроде временного проживания в гостиничном номере, который однажды придется покинуть. Уйти в никуда, испариться, оставив после себя горстку праха.
Другие считают жизнь нескончаемым явлением. Для них это дом, в котором они будут находиться всегда. Они верят, что смерти нет, есть только переход из одного состояния в другое, с сохранением всех черт личности. Меняются формы жизни, но сущность ее неизменна и вечна, и мы, как личности, будем жить бесконечно (Наша природа такова, что в жилище, снятом на время, мы действуем одним образом. В постоянном жилище ведем себя иначе. Краткосрочное владение активизирует в человеке хищно-эгоистические начала, ориентированные на сиюминутное благо. Ему нет смысла заботиться о том, что досталось случайно и на время. Девиз такого отношения: «После меня хоть потоп». Постоянное владение будит в любом человеке чувство хозяина.)
От нашего понимания жизни зависит то, как мы ею распорядимся. Отношение к любой ценности определяется ответом на вопрос: эта ценность дана мне в постоянное пользование или случайно досталась на время? Ответ определяет отношение к главной ценности, к жизни.
Получается, если есть Бог, значит, жизнь наша вечна, и отношение к ней одно. Если нет Бога, значит, жизнь наша временная, и отношение к ней другое. Если человек осознает себя в этой жизни случайным гостем, случайно возникшим из небытия и обреченным уйти в небытие, выстраивается одна логика. Если человек сознает себя хозяином жизни, который намеревается жить бесконечно, выстраивается другая логика. Кто мы: случайные гости или хозяева? Ответ лежит в области веры. Одни верят, что Бог есть. Другие верят, что Бога нет. Из этого формируется смысл жизни. Он есть у каждого, даже если человек ни разу о нем не задумывался. Формируется он из двух вариантов понимания жизни.
Первый вариант: считать наше существование случайным и временным явлением (В таком случае процесс сам по себе и есть высший смысл. Выходит, смысл жизни - брать от жизни как можно больше, получать максимум выгоды из сокровища, доставшегося на время. Любое ограничение страстей оказывается бессмысленным. Проявление доброты, морали и справедливости, ограничивающее насыщение жизни удовольствием, противоречит логике. При таком взгляде любые средства, способствующие получению удовольствия, есть хорошие и правильные, поскольку помогают реализовать смысл жизни. Нет хороших и плохих поступков, есть выгодные и невыгодные. Самый страшный грех перестает быть таковым, если он наполняет жизнь удовольствием. А отсюда прямой вывод, - делай что хочешь, не дай себе засохнуть, бери от жизни все, и прочие лозунги потребительской цивилизации.) Отказ безопасно получить удовольствие в этом случае понимается как странность, глупость (понятия чести и совести в нынешнем российском обществе подвергаются девальвации. Формируется стереотип, что если можешь воровать и не воруешь - значит, в лучшем случае упускаешь шанс, а в худшем имеешь проблемы с психикой). От этой неумолимой логики никуда не деться. Она ломает традиционные представления о нормах человеческого поведения. Получается, честность - признак глупости, а бесчестность - следствие ума. Поэтому люди, понимающие свою жизнь как временно и случайно доставшуюся ценность, обречены на жизнь потребителя. Главными ценностями неизбежно становятся чувственные удовольствия, в погоне за которыми общество встает на хищнический путь, пожирая само себя. (Еще Аристотель говорил, что общество, погнавшееся за экономической и военной мощью в ущерб морали и нравственности, однажды обратит накопленную мощь против себя.)
Второй вариант рождается из утверждения, что человек есть творение неведомого и непостижимого Высшего Существа - Бога. Бог дал ему вечное существование (Однажды начав жить, человек будет жить вечно. Будут меняться формы жизни, и после биологической начнется другая жизнь, с сохранением всех свойств личности. Ведь душа бессмертна. Как он будет жить в той, небиологической жизни, зависит от самого человека. Бог говорит, что если человек станет жить по заповедям (в светском варианте - по совести), то по завершении земной жизни он получит в награду вечную блаженную жизнь. Если человек будет нарушать данные Богом правила, его постигнет вечное наказание. При таком взгляде жизнь понимается как задача, которую нужно решить. За правильное решение ждет награда. За неправильное - наказание. Каждый человек имеет таланты, необходимые для решения этой задачи. Любопытно, что само по себе наличие талантов не приближает к решению.)
Человек, как существо свободное, выбирает лучший вариант. Понимая жизнь как вечную, он находит смысл в следовании морали, выведенной не из личного блага, а из заповедей Бога. Даже если это совершенно невыгодно с точки зрения сиюминутной пользы, он все равно живет по совести, потому что его логика простирается дальше сиюминутной. Он понимает, что вся его жизнь как на ладони. Ничего не скрыть, и наказание за преступление неизбежно. Бог видит все.
Из этого вытекает совершенно противоположный предыдущему вывод: раз честных ждет великая награда на небесах, значит, честность есть признак ума. Бесчестное поведение понимается как признак глупости, слабоволия и ограниченности, ибо человек ради сиюминутного и преходящего не только отказывается от вечного сокровища, блаженства рая, но и обрекает себя на мучения.
Отталкиваясь от разных вариантов отсчета, мы получаем разные мерки, с помощью которых и определяем, что есть хорошо и плохо (Верующий человек следует заповедям. Человек, не имеющий веры, подчинен желаниям своего тела. Возможность выбирать означает свободу. Я свободно выбираю, кому покориться, своему внутреннему источнику или внешнему, и этим я свободен. Я выбираю, потому что есть из чего выбирать. Если вариант только один, это не выбор. Выбор, это, минимум, наличие двух вариантов. Поэтому без Бога нет глобального выбора. Вне выбора нет свободы. Свобода существует только в момент выбора. Человека делает свободным именно это мгновение выбора. Вся жизнь свободного состоит из бесконечных мгновений выбора). С исчезновением ориентиров человек теряет возможность действовать, а с нею саму возможность существовать. Человек без ориентиров превращается в абсолютное ничто, безвольную биомассу, то
есть перестает быть человеком. Аналогично и с народом. Если нацию лишить смысла существования, она из народа превращается в массу. Это положение является важным для дальнейших выводов.
Ориентирами служат два источника - страсти человеческие и заповеди Божьи. Чтобы выбирать, нужно иметь минимум два варианта выбора. Верующий в Бога может выбирать, чему следовать. У неверующего выбора нет. Логика ситуации ведет к тому, что безрелигиозное общество начинает стремиться к свободе и поклоняться ей. Абсолютная свобода на практике превращается в процесс ради процесса, без цели и смысла. В результате носитель такой «свободы» всегда подчинен своей страсти. (Именно поэтому в абсолютно свободном «демократическом» обществе человеческие пороки (то, что в мировых религиях называется грехом) узакониваются и объявляются частным делом самой личности.) А прикрытием этих страстей выступает демократия, основной категорией которой является свобода. Здесь вскрывается глубокое противоречие новоевропейской философии (которая формировалась с учетом западных религиозных ценностей). (Декарт искал абсолютной достоверности в рамках разума, без присутствия Бога. И породил «мыслю, следовательно, существую». Это единственное, в чем нельзя усомниться. Остальное, весь окружающий мир может быть иллюзией. Мы просто верим, что это не иллюзия. Верим своим чувствам и мозгу. Верим, что информацию, воспринятую, например, глазом и донесенную в виде импульсов через нервные волокна до головного мозга, наш мозг правильно расшифровывает в виде образов. Мозг создает из импульсов образы, которые мы называем окружающим миром и действительностью. Весь мир это не более чем отпечаток в нашем сознании. Правильно ли мозг расшифровал эти импульсы, достоверно мы не можем знать. Мы верим, что правильно, но исходим в этой вере из своего желания верить. Мы хотим верить, что все вокруг нас соответствует образу, созданному мозгом. Что есть мир на самом деле, мы не знаем. И знать не можем, потому что не имеем возможности получить информацию о мире иным способом, кроме как через наших посредников, через пять чувств, сигналы которых расшифровывает наш мозг. Если к нервным окончаниям глаза, уха, языка и т.д. подсоединить суперкомпьютер, который будет производить такие же импульсы, что эти органы получают от окружающего мира, наш мозг на 100 % обманется. Он расшифрует полученные импульсы как реальность. У него нет ни единого шанса отличить виртуальную реальность, созданную на компьютере, от реальной реальности (если она вообще нам доступна.)
Во всех священных текстах мировых религий говорится, что окружающий мир не является адекватным для чувственных органов познания. Потому что жизнь и окружающий нас мир не есть подлинная реальность, в наличии которой нельзя усомниться. Это предмет веры. Такое понимание мира существовало до Декарта. Люди были склонны больше верить Откровению, чем своим чувствам. Точкой отсчета, от которой строилось мировоззрение, были не чувства, а Вера. Появился Декарт и создал метафизическую точку отсчета вне религии (Декарт закладывает метафизическую основу для нового общества. Философы нового времени берут за точку отсчета не Бога, а утверждение «Я мыслю, следовательно, существую», то есть то единственное, в чем нельзя усомниться, оставаясь в рамках логики. Лейбниц совершенствует эту мысль, и рождается целая философия, в которой Богу если и есть место, то очень незначительное. Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель рождают метафизику «абсолютного субъекта», не зависимого ни от чего окружающего, отрицающего все, в чем можно усомниться, и находящего самого себя в самом себе.) Опираясь на нее, строилось принципиально новое мировоззрение. (Декартовскую мысль продолжил Ницше, а реализовал Гитлер. Оказывается, можно все, потому что Бога нет, а ты сверхчеловек, для которого не существует ограничений и препятствий в реализации воли и желаний. Хочешь - делай. Реализуй свою волю или умри.)
Нынешняя западная цивилизация - духовное детище западной философии. Закон потребительской цивилизации - Хочу.
При такой установке человек неизбежно превращается в животное, удовлетворяющее свое «хочу», не задумываясь даже о способе удовлетворения своего желания.
Сегодня этот страшный закон, в первую очередь страшный для своего носителя, вошел в плоть и кровь западной цивилизации, стал ее вторым «я». Запад физически не сможет отказаться от своего
нового естества, пока сохраняет декартово-ницшеанскую платформу. Он будет менять внешнюю сторону дела, не касаясь сути, будет извиваться и подстраиваться, но генерального направления не изменит. Чем дальше будет развиваться возникший на этой базе Прогресс, тем отчетливее проявится его сатанинская суть.
Исходя из этого религиозное общество закономерно всегда будет гармоничнее атеистического (в светском варианте эти заповеди называются честью, долгом, служением и совестью. Они записаны в душе каждого. Последний негодяй знает, что такое хорошо и что такое плохо. Корни совести всегда лежат в религии, и ни в чем ином, кроме религии. Тот факт, что человек действует по совести, подтверждает, что он имеет веру, даже если не считает себя верующим.) Без Бога возникает склочная масса себялюбцев, стремящихся к своему «хорошо» за счет чужого «нехорошо» и как показала история, демократический Запад не просто реализовал этот принцип, он возвел его в статус закона.
Вера как таковая находит свое отражение в делах (каковы религиозные ценности, таковы и поступки). Она требует дел, соответствующих заповедям. Повседневная практика дает возможность выявить цели деятельности и определить степень веры. Прикрытие религиозной терминологией неблаговидных дел показывает степень лицемерия.
Если исходить из общественно-исторической практики. То можно констатировать, что христианская религия, фактически сформировавшая облик современной западной цивилизации, начала исчезать также на Западе. Негативные процессы зародились спустя четыре столетия после Великого раскола XI-XII веков. Раскол положил начало современному обществу потребления. Его «генеалогическое древо» выглядит следующим образом: Великий раскол порождает католицизм. Католицизм порождает протестантизм. Протестантизм порождает капитализм. Капитализм порождает атомизм, высшую фазу развития капитала и максимальную степень раздробленности общества. Некогда гармоничные структуры превращаются в хаос-массу. Члены принципиально нового типа общества, какого еще не знало человечество, не имеют никаких целей и задач, кроме увеличения темпов личного потребления и погони за удовольствием.
Начало упадка веры незамедлительно отражается на широких массах населения. Больше никто ни во что не верит. Честь, совесть, понятие долга и высшие принципы стремительно исчезают. Плотская жизнь стала пониматься как единственное сокровище, радостями которого надо успеть насладиться. Решающее значение обретают деньги. Прорисовываются контуры потребительского общества, общества без Бога, или как его еще называют, светского общества. На первое место в светском обществе становится не духовная сфера, а развитие экономики (которая раньше воспринималась лишь как вспомогательный инструмент для создания условий развития духовной сферы). Сильная экономика возникает, когда подданные стремятся богатеть. Чтобы главным делом подданных стало накопление богатства, надо «сворачивать» религию, которая учит это богатство презирать. Так возникает вопрос о «вреде религии». (Первыми этот «вред» осознали власть имущие. Разложение захватывает Церковь. Религией в прямом смысле начинают торговать. Практикуется отпущение грехов за деньги, торговля церковными должностями, протаскивание родственников на «теплые» места и прочее. Процесс охватывает всю средневековую Европу. Но к чему это приводит? Устремившийся к богатству народ создал сильную экономику, что позволило содержать большую армию. Но солдаты теперь воевали исключительно за деньги. На практике выяснилось, что наемная армия не очень хочет сражаться. Макиавелли, живший в то время, писал, что наемники отличаются от национальной армии двумя качествами: они быстро отступают и медленно наступают. Толпы наемников бродили по Европе, перепродаваясь от одного герцога к другому. Иногда в решающий момент битвы. Кто заплатит больше, тот и победил. Умирать за деньги нельзя. Как говорил Юлий Цезарь, «можно найти много людей, готовых убивать за деньги, но нельзя найти людей, готовых умирать за деньги». К слову сказать, технически мощные США сегодня сталкиваются с аналогичной проблемой. Солдаты не хотят умирать за деньги. Это первая причина, по которой американская армия завязла в военных конфликтах.)
С началом Нового времени руководители европейских государств озадачиваются вопросом, как создать ручную, управляемую религию. Выполнить это возможно не иначе, как через раскол
католической церкви (которая сама в свое время отошла от Византии и внесла изменения в греческий образец христианства - православие). Начинается эпоха создания «карманных» церквей. Первыми в этом процессе выступили немецкие князья. Они поддержали некоего Мартина Лютера, протестовавшего против имевшихся в церкви злоупотреблений. Своим протестом он не избавил церковь от пороков, но расколол. Конечно, если бы не поддержка немецких князей, увидевших в этом возможность достижения политических целей, никто бы не знал ни этого монаха, ни его протестантизма. Но он, как говорится, оказался в нужное время в нужном месте. Его страстные обличительные речи породили протестантизм, эволюционировавший в кальвинизм и далее в капитализм (Кальвин говорил, что Бог метит своих избранных не только богатством, но и страданием, но вторая часть как-то не нашла признания. Люди услышали только то, что деньги есть признак богоизбранности. Это было революционно новое заявление. Поначалу на него мало кто обращает внимание. Религия к тому времени утратила статус института, задающего направление обществу. Католические и протестантские богословы спорят, хорошо это или плохо. У Кальвина находятся последователи. Не потому, что они разобрались в тонкостях доказательной базы, утверждавшей за деньгами спасительную для души силу, а потому что это заявление соответствовало их внутреннему стремлению. Религия Кальвина фактически узаконила добывание денег любыми путями. Светские князья, избавившиеся от опеки религии, добившись политической самостоятельности, погружаются в сиюминутные проблемы. Утрата европейским обществом религии означала, что нет больше сил, способных регулировать ситуацию. Запущенный процесс начинает развиваться самостоятельно, сообразно внутренней логике. Страшные по разрушительной силе тенденции крепнут и набирают обороты.)
Согласно протестантской теории предопределения, человек еще до своего рождения имел нечто вроде маршрутного листа, определяющего всю его жизнь. Такой взгляд на свою судьбу уничтожает смысл добрых дел. Какой в них смысл, если все предопределено? Спасение души не зависит от того, что ты делаешь, потому что ты все равно не можешь сделать то, что не предопределено. Протестантизм через предопределение дал «лицензию» на совершение греха. (Исходя из этой логики самые отвратительные поступки получают если не благословение, то оправдание. Выходило, не ты совершаешь плохие поступки, а так устроил Бог.)
Согласно протестантской доктрине, Христос своей крестной смертью открыл путь к спасению не всем, а лишь избранным. Теория предопределения отвергала любой ориентир в принципе, тогда как людям необходимо на что-то ориентироваться. Ориентиром становится материальное благополучие и богатство. Избранность начинает определяться не поступками и делами, а деньгами. Богатый и избранный становятся синонимами. Бедность теперь оказывается признаком греховности. Полюса меняются местами, и с этого момента начинается религиозное стремление к богатству. Люди хотят быть богатыми не для того, чтобы лучше жить, а для того, чтобы попасть в число избранных и спасти свою душу. (В самой постановке вопроса содержится логическое нарушение. Человек, чтобы стать богатым, должен приложить к этому усилия, то есть не отдаваться на волю волн, а что-то делать. В конечном итоге он обретал спасение не по заранее определенному плану, а через свои дела. Выходит, спасение зависело от человека, а не было заранее предопределено. Согласно той же логике это явно противоречило протестантскому учению, утверждавшему, что любое действие предопределено. Здесь очень важный момент: протестанты отказываются следовать логике до конца.)
В православии и старом варианте католицизма значение поступка - в самом поступке, а не в его результате. Решающее значение имеет искренность намерения. Если ты всю жизнь что-то делаешь, но не достигаешь результата, или, более того, получаешь отрицательный результат, это не означает ошибочности твоих действий. Если ты все делаешь честно, пусть даже и безрезультатно, значит, ты прав. Честные намерения, которые ты пытаешься безуспешно реализовать, выше самого результата (отсюда знаменитое выражение из Евангелия: «Не в силе Бог, а в правде»).
В протестантизме все наоборот. Сами по себе поступки не имеют значения, важен только результат. Все оценивается с позиции экономической эффективности. Чем ты больше богатеешь, тем
больше становишься избранным. Как богатеешь - дело десятое. Если не разбогател - значит, ты неудачник.
Этих фактов достаточно, чтобы сделать окончательный вывод: протестантское учение есть не философия, а религия. Протестанты верят, что деньги способствуют спасению души, и никакой логики под этой верой не было, нет и не может быть. (Люди начинают с религиозной страстью гнаться за богатством. Накал коммерческого подвижничества тех лет сравним только с религиозным подвижничеством. Видимые последствия протестантского мировоззрения на первый взгляд положительны. Люди много и честно работают. Труд спасает их, как говорил Вольтер, от трех главных зол - скуки, нужды и порока. Но избегают они пороков не потому, что находят пороки неприемлемыми, а потому, что это препятствует достижению главной цели - накоплению богатства.)
Таким замысловатым путем возродилась религия денег, поклонение древнему божеству -маммоне. Протестантизм явился идейным обоснованием капитализма и соответствующего ему мировоззрения.
Пионерам капитализма срочно требуются рабочие руки, и западные государства в ответ начинают проводить политику, отвечающую запросам промышленности. Поощряются процессы, отрывающие сельское население от земли и прикрепляющие его к фабрикам. Монархи сознательно идут на такую политику, потому что развивающаяся экономика увеличивает военную мощь. Протестантизм дал техническому прогрессу гигантский толчок. Зависимость безопасности от экономики провоцирует невиданный в истории промышленный скачок. Теория предопределения дает экономической эксплуатации оправдание. Избранные получают моральное право на нечеловеческую эксплуатацию отверженных.
Рост производства необходимым образом приводит к развитию торговли, в том числе и международной. Начинается эпоха великих географических открытий. В новых землях находят не только золото, но и непривычного вида людей. Возникает вопрос: как к ним относиться? Католики, мусульмане, православные и вообще все сходятся на том, что это люди. И только протестанты, которые даже в своих гражданах отказывались видеть полноценных представителей человечества, говорят, что это не люди (У них нет души, заявляют они со своих кафедр и подкрепляют это утверждение сложной цепью логических умозаключений. Согласно их доктрине, это оригинальный вид обезьян, человекоподобных существ, которых можно научить несложной физической работе, как скотину, и примитивной человеческой речи, как попугая, но это не повод приравнивать их даже к второсортным людям. Индейцев, папуасов, африканцев и прочих зачислили в третий сорт. Выстроилась иерархия: 1) люди избранные; 2) люди отверженные; 3) человекообразные животные. Третий сорт рассматривают как двуногую скотину, объект купли-продажи, которую нужно поймать, приручить и использовать. В прямом смысле начинается охота на людей. Несчастных штабелями складывают в корабельные трюмы и везут на невольничьи рынки. Во время перевозки гибнет до 90 % пассажиров.) Складывается парадоксальная ситуация - в зарождающемся демократическом обществе естественным считается деление людей на людей первого и второго сорта. (Демократию обычно связывают с Древней Грецией. Однако из любителей демократической риторики мало кто говорит о том, что при «расцвете демократии», в Древней Греции более половины жителей не пользовались никакими правами. Это были рабы, что подчеркивало избранный характер этого политического режима - демократия для своих. Сегодняшняя политика «цитадели мировой демократии» - США, ничем не отличается от образцов Древнего Мира.)
Оправдать разворачивающийся процесс в рамках христианства было невозможно. Сложные логические конструкции не усваивались широкой народной массой. Люди чувствовали за всей этой казуистикой подвох. Сознание в прямом смысле раздваивалось. С одной стороны, строжайшие моральные правила в личной жизни, сравнимые с нравами первых христиан, с другой стороны, безудержное стремление к деньгам. (Автор американской Декларации независимости - плантатор из штата Виржиния Томас Джеферсон, с чистой совестью не считал обладающими какими либо гражданскими правами коренных жителей Америки - индейцев (они небыли «американцами»), и продолжал эксплуатировать на своей ферме африканских рабов (по тому же основанию). Как видно
главный принцип демократии (права для узкого круга) продолжал «работать» и в Новое время.) Христос учил помогать слабым, а протестантская теория учила грабежу. То, что он был завуалирован религиозными сентенциями, ничего не меняло.
На этой волне вырастает новый тип общества, прообраз потребительского, которое заявляет о своем праве понимать жизнь как непрерывную гонку за удовольствием. Такие люди были всегда. Но если раньше они ощущали себя грешниками, преступниками против Бога, то теперь это переосмысливается. Новый класс людей активно завоевывает место под солнцем. Их образ жизни внешне привлекателен, и потому быстро соблазняет широкие массы. Проте-стантское общество сталкивается с парадоксом. Чтобы попасть в рай, нужно стать богатым, но чтобы стать богатым, нужно отказаться от христианства.
Расколотое и в себе самом, и в каждом из своих членов, общество подходит к черте, за которой стремление к богатству больше невозможно сочетать даже и с урезанной христианской моралью. Государство оказывается между молотом и наковальней. С одной стороны, экономика требует оставить все духовные и моральные ограничения. С другой стороны, все громче заявляет о своих правах новый тип людей, видящих смысл жизни в удовольствии. Эти тенденции начинают уничтожать ключевые принципы общества. Вместо идеи общего спасения, достигаемой коллективной ответственностью, рождается идея личного успеха, где каждый отвечает лишь за себя. Личное благо становится выше общего (в законодательстве обществ подобного типа иерархия приоритетов прописана очень четко и отражает в строгой последовательности интересы личности, общества и государства (и никак не наоборот). Данная последовательность приоритетов в принципе исключает реализацию крупных проектов направленных на благо государства и сплочения общества). Реализация крупных проектов (в долгосрочной перспективе всегда направлена на благо большинства общества) несовместима с учетом интересов отдельных личностей (в истории Отечества это можно иллюстрировать примерами деятельности Владимира I, Ярослава Мудрого, Ивана I, Дмитрия Донского, Ивана III, Ивана Грозного, Петра I, Александра II, Сталина.) Коллективизм сменяется индивидуализмом. Возникает целая когорта людей, ориентированная эксплуатировать кого угодно и как угодно, если это несет прибыль. Смысл жизни понимается в том, чтобы любым путем приобрести как можно больше денег, чтобы потом их потратить (в эпоху Возрождения (древнегреческое язычество возрождается, христианство в упадке, то есть эту эпоху можно назвать эпохой Упадка) развивается особый, доселе невиданный вид экономики, ориентированный не на обеспечение общества, а на получение прибыли за счет общества.)
В центре новой социальной модели теперь расположен не Бог, а человек. Рождается лозунг «Все во имя человека, все для блага человека». За его внешней привлекательностью прячется другая мысль: «Все во имя плоти человека», которая при еще более точном прочтении оказывается «все для плотских желаний», где «Я» умаляется. Душа и духовное в нарождающемся новом обществе не принимается в расчет. Более того, духовная сфера начинает подчиняться культу новой религии -денег, и пропагандировать ее. Мысли о вечном потребительским обществом ставятся под запрет (либо замалчиваются, либо высмеиваются, либо объявляются психическим отклонением). Смена протестантизма атеизмом не изменила главного - человек подсознательно продолжает чувствовать себя существом, от которого ничего не зависит. (Громкие заявления о покорении природы ввиду грандиозного экологического кризиса уже стихают. Акцент переносится на совершенствование утюгов и телефонов.)
Оптимистическая вера атеистов в свои неограниченные возможности разбилась о действительность. Очень скоро выяснилось, что ни человек, ни группа людей не могут противостоять новому божеству по имени Рынок. Если члены нового общества нарушат закон Рынка, они будут уничтожены. Протестантизм сменился атеизмом, поставившим человека лицом к лицу с Рынком. Поменялось божество, но суть осталась той же - абсолютная зависимость от непонятной могущественной силы, перед которой человек вынужден преклоняться. Разница только в том, что одна сила требовала быть человеком, а вторая - животным. Рынок заставил человека искать в экономике ответы на все вопросы точно так же, как недавно человек искал ответы в Откровении.
Разрушение христианской морали шло такими темпами, что обществу грозил хаос. Для его предотвращения необходимо было создание нового фундамента. Было взято что-то от протестантизма, что-то от язычества, что-то от философии древних, в частности Протагора (человек есть мера всех вещей), смешано все это с атеизмом, и из этого рождена парадоксальная теория гуманизма. В ней провозглашаются различные права и свободы, изначально предназначенные не для всех, а только для «первосортных» за счет эксплуатации «второсортных», на которых блага гуманизма не распространяются.
Теория западноевропейского гуманизма, со всеми его правами и равенствами, на практике представляет обман чистейшей воды. Дело не столько в расистских амбициях, сколько в элементарных расчетах. Уровень жизни, на который претендует западноевропеец, даже теоретически нельзя обеспечить остальному населению планеты. Ресурса не хватит, чтобы всем шести миллиардам дать западный уровень жизни. (Население США, составляющее около 5 % населения планеты, потребляет 40 % земных ресурсов. Если такой уровень потребления обеспечить еще 5 %, это составит 80 % ресурсов. А если еще 2,5 %, то ресурсы окажутся использованными на 100 %. Принимая в расчет, что рыночная экономика призвана обеспечить высокий уровень потребления, не надо забывать, что и существовать она может только при неуклонном росте потребления, иначе умрет. С учетом этого обстоятельства картина становится вовсе безрадостная. Но даже если цифра в 12,5 % не будет расти, что делать оставшимся 87,5 %? Если все жители планеты, обра-ботанные пропагандой либеральной демократии, устремятся к жизни на уровне западных стандартов, они должны будут эксплуатировать планету и себе подобных западными темпами. Но такое даже теоретически невозможно.)
Сегодня теория гуманизма ведет мир к катастрофе. Пять миллиардов людей оказались просто лишними. Они не нужны даже в качестве рабов, потому что в век технического прогресса столько «обслуги» не требуется. Как эту проблему западная гуманная цивилизация планирует решать? (Ввиду того, что западные гуманисты иллюзий по поводу равенства как не имели, так и не имеют, они приступили к теоретическому обоснованию решения этой проблемы со времен Мальтуса, а закончили Хантингтоном, который что бы не размениваться на мелочи предложил сразу решить проблему через «столкновение цивилизаций». Раньше они в один и тот же год со спокойной совестью принимали Билль о правах человека и правила торговли рабами. Потому что рабы гражданами не являлись. Теперь они принимают всякие «гуманные» программы по сокращению населения, давая им благозвучные названия типа «планирование семьи», «защита материнства и детства». Только за одни названия хочется пожертвовать этим господам денег. Но когда разбираешься, чем они занимаются, волосы дыбом встают.)
Уже развернута активная кампания по окончательному решению проблемы «лишних людей». Имеются научные технологии «гуманного» уничтожения людей. Достигается это посредством блокирования жизненно важных узлов, в частности, морали и т. п. Сегодня в общество внедряются модели поведения, активизирующие механизм самоуничтожения. Потребительская культура только внешне кажется беззаботной и веселой. За блестящим фасадом идут страшные процессы. И в первую очередь удар наносится по духовной сфере тех обществ, которые в силу различных обстоятельств были раньше изолированы от западной цивилизации или находились с ней в режиме жесткого противостояния.
К таким цивилизационным общностям относится русская цивилизация. Ввиду особого мировоззрения, исторически сформированного мировыми религиями, не трансформированными расколами (византийский вариант христианства, ислам суннитского толка и буддизм), Россия представляла собой особую историко-культурную общность, что предопределило неприятие западных ценностей и образа жизни. Смена политических форм государственности и экономических моделей их обеспечения ничего не изменила в отношениях Западной и Русской цивилизации. Это подтверждает историческая практика последних двадцати лет. Корни противостояния находятся на мировоззренческом уровне. Агрессивное отношение западной цивилизации по отношению к России на протяжении всей истории ее существования говорит о том, что противоречие должно быть
разрешено. Все попытки разрешить это противоречие силой в пользу Запада всегда оказывались неудачными. В настоящее время появились технологии, которые при наличии определенных условий способны трансформировать мировоззрение без применения военной силы путем воздействия на духовную сферу, которая, в свою очередь, связана с компонентами национальной безопасности. Ослабив духовную составляющую, можно либо полностью уничтожить социум, либо настолько ослабить его военную составляющую, что сделает возможным применение вооруженных сил без опасений получить вооруженный отпор. Эпоха господства глобальных информационных технологий дает возможность воздействовать на духовную сферу через информационное пространство. Объектом такого воздействия является духовная культура современного российского общества.
