CC BY
61
УДК 008.2
К. Б. Ермишина **
МЕСТОРАЗВИТИЕ И РИТМЫ ЕВРАЗИИ: К ОБОСНОВАНИЮ ФИЛОСОФИИ ЕВРАЗИЙСТВА
В статье рассмотрен вопрос философских оснований евразийства и представлена альтернативная теории П. Серио точка зрения, полагавшего, что идейной основой евразийства является онтологический структурализм. Евразийская философия в своем становлении прошла пять этапов, и онтологический структурализм был важным, но не конечным этапом философского пути, пройденного евразийством. П. Н. Савицкий формулирует понятие «месторазвитие» и выходит на темы историософии пространства, идеи-правительницы, периодической системы сущего, единства мироздания. В сочетании со структурным анализом, предложенным Н. С. Трубецким в 1920-е гг., эти темы постепенно трансформировались в философию факта и сущности исторического времени. После начала переписки с Л. Н. Гумилевым Савицкий узнает от него об открытии астрофизика Н. А. Козырева о сущности времени, которое, по его предположению, имеет направленность и энергию. Теорию времени Н. А. Козырева и свою теорию энергии исторического процесса Савицкий признал идентичными.
Ключевые слова: философия евразийства, структурализм, пространство и время, философия факта, квантовая физика, теория исторических подъемов и спадов, этногенез.
K. B. Ermishina LOCATION AND RHYTHMS OF EURASIA: TOWARDS A PHILOSOPHICAL FOUNDATION OF EURASIANISM
The article considers the issue of the philosophical foundations of Eurasianism and presents an alternative theory to P. Serio's view that the ideological basis of Eurasianism is to be found in ontological structuralism. The author reflects on the ideological basis of Eurasianism in the energy philosophy of time and space and explores the development of Eurasian philosophy in its passage thought five distinct stages. The author notes that onto-logical structuralism was important, but not the final stage of its philosophical development. P. N. Savitsky formulates the concept of «localized development» and goes on to the themes of the historiosophy of space, the ruler of ideas, the periodic system of existence, and the unity
Ермишина Ксения Борисовна, кандидат философских наук, старший научный сотрудник, Дом русского зарубежья им. А. Солженицына (Москва); [email protected]
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2017. Том 18. Выпуск 4
135
of the universe. In combination with the structural analysis proposed by N. S. Trubetskoy in the 1920s, these themes were gradually transformed into a philosophy of the fact and essence of historical time. Upon initiating correspondence with L. N. Gumilev, Savitsky learned from him about astrophysicist N. A. Kozyrev's discovery of the essence of time, which, in his formulation, has direction and energy. Savitsky recognized Kozyrev's theory of time and his own theory of the energy of the historical process as identical.
Keywords: philosophy of Eurasianism, structuralism, space and time, philosophy of fact, quantum physics, theory of historical ups and downs, ethnogenesis.
Евразийство в нашей стране начали изучать в начале 1990-х гг., которые были временем небывалой политизации постсоветского общества. Это наложило особый отпечаток на гуманитарные исследования, так что евразийство рассматривали по преимуществу как политическое движение. Спустя годы многие исследователи отошли от этого взгляда, появилось стремление понять евразийство как культуроцентричное мировоззрение, имеющее свою историческую, историософскую, религиозно-практическую, философскую стороны (см.: [5; 14; 18]). Большинству исследователей, тем не менее, больше импонировал другой подход; они старались показать, что евразийство есть политическая ересь, и с некоторым пафосом разоблачить его (см.: [8; 10; 11]). В последнее время появилось множество исследований, в которых обсуждаются мировоззренческие аспекты и научные перспективы евразийства (см.: [1; 3; 9]). Вопрос о философских основаниях евразийства до сих пор остается открытым.
В настоящий момент существует по сути только одна концепция историко-философской базы евразийства, которая была инициирована книгой Патрика Серио «Структура и целостность. Об интеллектуальных истоках структурализма в Центральной и Восточной Европе 1920-30-е гг.» (М., 2001), появление которой вызвало некоторого рода сенсацию. П. Серио выдвинул концепцию философских оснований евразийства, связав ее со структурализмом. Согласно П. Серио, особенности структурализма евразийцев связаны с их русским происхождением: в отличие от передовых европейцев, которые давно расстались с такими «ветхими» и «стародавними» конструкциями, как платонизм, евразийцы структурализм понимали в духе Платона и едва ли не Гегеля. Это мнение является довольно уязвимым, его справедливо критиковали рецензенты книги П. Серио (см.: [2; 6]), тем не менее основная интуиция автора верна.
Онтологический структурализм как нейтральная философско-методологи-ческая установка идеально подошел на роль философского базиса евразийства, позволив уйти от пресловутых споров о политике и отказаться от бесконечных перечислений рядов евразийских предшественников, философская репутация которых была явно не бесспорной (славянофилы, русские почвоведы и ранние геополитики, поэты Серебряного века и проч.). Исследования П. Серио вдохновили современных исследователей, некоторые из них приняли его концепцию как научно доказанную (см.: [4]), другие на основе концепции Серио создали свои оригинальные концепции, краеугольным утверждением которых стало признание евразийского структурализма (см.: [2]). По прошествии некоторого времени, когда радость от обретенного философского основания евразийства несколько улеглась, полезно задаться резонным вопросом: подлинно ли эта конструкция является философской базой евразийства или, говоря о струк-
турах и идеях, они имели в виду нечто иное? Можно уточнить вопрос: рассматривали ли евразийцы структурализм как философию или брали только его формально-методологический аспект, при этом философски оставаясь ему чуждыми? Является ли онтологический структурализм достаточным основанием философской базы евразийства или всего лишь фрагментом и требуется подробная реконструкция философии евразийства? Именно рассмотрению поставленных вопросов, а также поиску ответов на вопрос о философских основаниях евразийцев посвящена настоящая статья.
Сами евразийцы не мыслили своего мировоззрения вне философии, но проблема заключалась в том, что их философская система созревала достаточно долго и прошла несколько стадий идейного формирования, причем каждая стадия являлась законченным целым. Можно сказать, что существовало несколько версий философии евразийства. Рассматривать философию евразийства необходимо именно стадиально. По моему предположению, таких стадий формирования евразийской философии было, по крайней мере, пять:
1. Формирование первых философских понятий и тем (1920-1922). Нахождение методологических приемов рассмотрения материала: структурный анализ (Н. С. Трубецкой) и сопоставление различных признаков разнородных систем (П. Н. Савицкий).
2. Концепция волновых взаимовлияний (концепция «радужной сети культур и языков» Н. С. Трубецкого). Первые опыты по философии «идеи-правительницы» П. Н. Савицкого (1923). Разработка «философии леса и степи» Савицкого — Трубецкого (1922-1924), которая легла в основу евразийской историософии (1925-1926).
3. Оформление концепции Единства мироздания П. Н. Савицкого (19261928). Разработка понятия «месторазвитие» (1926). Сплав идей структурализма и системы организационных идей, переход к философии пространства (1928-1932).
4. Выдвижение идеи «периодической системы сущего». Углубление платонического начала в евразийской философии: понятие «эйдос», модель, организация исторического процесса. Переход от понятия «идея» к концепции «энергия» (1930-е гг.).
5. Переход к «философии факта» и философии времени П. Н. Савицкого (конец 1950-х гг. — 1968).
В предложенной схеме развития евразийской философии года указаны достаточно произвольно, т. е. очерчивают только общие рамки, когда оформлялись или уточнялись те или иные идеи. У движения было несколько спутников-философов, которые вносили некоторые флуктуации в общий процесс становления евразийской философии. Так, например, участники движения, философы Л. П. Карсавин и В. Н. Ильин не выражают аутентичной философской мысли, связанной с истоками формирования евразийства в начале 1920-х гг. В. Э. Сеземан также не внес существенного вклада в философию евразийства как таковую (см.: [17]), а временное увлечение П. П. Сувчинского и некоторых других евразийцев философией Н. Ф. Федорова и марксизмом шло параллельно общему евразийскому идейному становлению, не сливаясь с ним. Богословский пуризм Г. В. Флоровского и его же критика философии рацио-
нализма на Западе, пантеизм Л. П. Карсавина, феноменология и «эйдократия» В. Н. Ильина и В. Э. Сеземана, марксизм и федорианство П. П. Сувчинского только затемняют вопрос об евразийской философии, внося «помехи» и «шумы» в общий поток формирования евразийской идеи и в конечном итоге по чисто методологическим причинам должны быть «выведены за скобки».
Евразийская философия формировалась вокруг нескольких тематических блоков: история, география, культура, язык, но Савицкий и Трубецкой внесли самый большой вклад в копилку евразийских идей. Сувчинский предложил темы, которые не стали базисными, но скорее внесли яркие штрихи в общую картину евразийского мировоззрения. Идеи и основные темы Сувчинского («бытовое исповедничество», «эпоха веры», типы творчества, примирение советской и эмигрантской культуры в едином синтезе русской культуры XX в., русская революция как поворотный момент в истории всего человечества и др.) были фрагментами большой евразийской мозаики, являясь скорее легкими зарисовками действительности, наблюдениями в духе беллетристики. Таким образом, искать истоки евразийской философии нужно в работах Савицкого и Трубецкого, а Сувчинского также «вывести за скобки» рассмотрения.
В ранних статьях Савицкого постижение России идет по пути рассмотрения ее экономических возможностей. Именно экономика стала мостом к теософии, поскольку торгово-промышленные предприятия теснейшим образом связаны с понятиями «пространство» и «расстояние», пересекая которые товары того или иного государства конкурентоспособны или убыточны. В связи с этими экономическими наблюдениями Савицкий пишет краеугольную для евразийства геополитическую статью «Континент-океан (Россия и мировой рынок)», обосновывая автаркичность Евразии экономическими причинами: у нее нет выхода к теплым незамерзающим морям, поэтому выдержать конкуренцию с морскими торговыми путями она не может. Ее единственный несомненный экономический козырь — бескрайние степные пространства, выполняющие роль сухопутных торговых путей. Описывая мировую экономическую конъюнктуру, Савицкий использует различные термины: «расстояние», «масштабы», «пространства», «образования», «континент-океан». Савицкий находит первый пробный рабочий термин для описания внутриконтинентальных пространств Евразии: «континент-океан». Сопоставляя расстояния и издержки при продвижении товара, Савицкий приходит к выводу о параллелизме нескольких важнейших явлений: климата, рельефа местности, экономических данных. Модели, возникающие в результате сопоставления междисциплинарных данных, позволят исследователям говорить о структурализме евразийцев.
Трубецкой размышляет о русской культуре, выделяя два ее важнейших структурных признака: «верхи» и «низы». В статье 1921 г. «Верхи и низы русской культуры (этническая основа русской культуры)» «низы» культуры элементарны и внеиндивидуальны (продукт коллективного творчества). «Верхи» культуры, которые являются принадлежностью верхних слоев общества, носят усложненный характер, имеют выраженные индивидуальные черты. Два комплекса («верхи» и «низы») подразделяются каждый на два признака, имеющие характер парных оппозиций (элементарное — усложненное, вне-индивидуальное — индивидуальное). Культурные ценности низов, проникая
в верхние слои, усложняются и индивидуализируются, и наоборот, миграция из верхних слоев культуры в нижние сопровождается потерей сложности и обезличиванием. Кроме этих двух элементов, присутствует третий — чужеземная культура, элементы которой частично усваиваются и «перерабатываются», приспосабливаются для нужд автохтонной культуры. Если в этот слаженный механизм попадает совершенно чужеродный элемент (например западные культурные ценности в Россию ХУ11-ХУШ вв.), и он начинает в одностороннем порядке усваиваться только «верхами», то в культуре может произойти коллапс, т. е. «кровообращение» ценностей верхов и низов прекращается, общество разобщается, возникают два противостоящих друг другу класса. Постепенно пропасть между этими элементами общества разрастается, что рано или поздно заканчивается революцией.
Схема Трубецкого только на первый взгляд кажется элементарной, но если ее изобразить графически, то она предстанет достаточно сложно функционирующей органической системой, наподобие живого тела, в котором осуществляется кровообращение венозной и артериальной крови. В дальнейшем парные оппозиции признаков займут важное место в научной работе Трубецкого. Он строго различал внутреннюю речевую и реализованную деятельность (фонему и звук), основными понятиями фонологии стали оппозиция, корреляция и нейтрализация. Через оппозицию определяется фонема как отдельная лингвистическая единица, т. е. происходит смыслоразличение. Трубецкой вывел целый ряд различных оппозиций (односторонние, двусторонние, многомерные, пропорциональные, изолированные и т. д.). Корреляция в его фонологической системе также носила парный характер, но в каждой паре было множество (не бинарное) входящих элементов. Третий элемент фонологии — нейтрализация (нейтрализующиеся оппозиции) является основой языкового процесса в описании Трубецкого.
Таким образом, в ранних работах Савицкий ищет рабочие термины и разрабатывает метод сопоставления различных характеристик (карт, статистических данных, температурных изотерм и проч.), а Трубецкой двигается в направлении выработки метода построения систем и описания их действия. Дальнейшим важным шагом вперед можно считать разработку Трубецким концепции «радужной сети культур и языков». В статье «Вавилонская башня и смешение языков» (1923) Трубецкой выдвигает важнейшие понятия: «языковой союз» и «радужная сеть языков». По Трубецкому, каждый язык распадается на наречия, в свою очередь наречия — на говоры, говоры на подговоры. Между соседними наречиями имеются переходные говоры. Таким образом, язык как некое единство представляет собой непрерывную цепь говоров, каждый из которых выполняет роль посредника между соседями. Языки объединяются в семейства, внутри которых различаются ветви и подветви. Сеть языков непрерывна, охватывает все человечество и в силу этой непрерывности представляет собой радужную сеть: «все языки земного шара представляют некоторую непрерывную сеть взаимно переходящих друг в друга звеньев, как бы радужную» [19, с. 334]. Метафора «радужной сети» языков и культур чрезвычайно емкая и отсылает нас уже не к понятию структуры, но к понятию «волны» или «энергии». Взаимообмен информацией «верхов» и «низов»
осуществляется внутри структуры также волнообразно. Языки «заражают» друг друга различными элементами своих структур, являются проницаемыми, уязвимым. Культуры являются весьма неустойчивыми конструкциями, которые могут разрушиться, если волной взаимовлияний в них будет занесен элемент, им чуждый.
Эта теория Трубецкого соответствует новой научной картине мира, которая возникает примерно в то же время. Речь идет о квантовой физике, которая разрушила представление о том, что атом есть устойчивый материальный элемент, а входящие в него электроны имеют некую постоянную константу в своем движении. Луи де Бройль предположил, что электрон есть частица-волна, а сама материя есть неустойчивая на микроуровне структура, которая постоянно в глубинах своего бытия меняется, имеет некую умопостигаемую, световую природу. Возникновение в одно и то же время похожих представлений в гуманитарных и в точных науках сложно назвать случайностью. Трубецкой в 1923 г. написал свою работу о языковых волнах, и в 1923 г. Луи де Броиль выдвинул теорию, которая легла в основу квантовой физики, — о том, что корпускулярно-волновое строение материи универсально.
П. Н. Савицкий в статье «Подданство идеи» (1923) выдвигает понятие господствующей идеи, управляющей историческим процессом. Речь идет об идее, составляющей государственный и общественный идеал, которая властно возносит одни личности, иногда самые ничтожные, и низлагает другие, даже если они обладают выдающимися качествами, но не соответствуют идее-правительнице. В ранней концепции Савицкого идея-правительница наполнена скорее духовым, отчасти мессианским содержанием (автор указывает, в частности, на концепцию «Москва — Третий Рим» как идею-правительницу для своего времени). По мере оформления евразийства как политического движения меняется и само понимание сути и задач идеи-правительницы. Концепция «идея-правительница» у евразийцев имела слабо очерченные смысловые границы, так что каждый евразиец мог наполнять ее различным содержанием: от рецепции марксизма в сплаве с платонизмом (В. Н. Ильин), до политической идеологии (Н. С. Трубецкой). У Савицкого, тем не менее, первоначально идея-правительница имеет, несомненно, религиозные очертания. Идея заряжена некой силой, которая способна управлять историческим процессом. Его философская интуиция движется в направлении дискурса энергии, взаимодействия (синергии) человека и идеи-правительницы. Такое понимание тождественно философии исихазма, в которой основным концептом является различение сущности и энергии, а также синергии, взаимообмена энергиями. В отличие от аристотелевского понятия энергии, в исихазме обязательно присутствуют принципы иерархии и общения, волевой интенции от низшего к высшему, в результате которой происходит возвышение низших сущностей, стремящихся к тождеству с высшими. Важнейшим отличием от аристотелевского понятия энергии в исихазме выступает принцип тождества сущности и энергии, что предполагает, безусловно, разрыв смыслов, антиномию, поскольку они одновременно и различны и тождественны.
В 1926 г. в работе «Географический обзор России-Евразии» Савицкий вводит в научный оборот термин «месторазвитие», который станет краеу-
гольной историософской и геософской категорией. С рождением термина «месторазвитие» начинается евразийская философия пространства, а его
философский словарь пополняется все новыми терминами. Месторазвитие означает территорию взаимодействия среды и человека, место встречи природного, антропологического и надприродного фактора. Каждая территория обладает рядом географических признаков, которые вынуждают человека строить культуру в соответствии с ними — так рождаются речные, океанические, степные цивилизации.
По Савицкому, человек включен в общий хор живых существ и в такой же степени формируется средой, в какой формирует ее саму: «. ..общежитие живых существ, взаимно приспособленных друг к другу и к окружающей среде" и ее к себе приспособивших» [15, с. 267]. Эти термины служат «цельному пониманию мира», а также «задаче "связи наук"» [15, с. 166]. Совокупность условий позволяет определять типы месторазвитий и историческую судьбу народов. Что касается России, то она располагается в границах особого месторазви-тия, отличного от Европы, поэтому, по Савицкому, не может иметь единую с ней судьбу. Определение России как особого исторического мира является основной категорией мышления евразийства. Культурологическую теорию Трубецкого Савицкий уточняет с применением нового термина: Савицкий говорит о том, что культура есть принадлежность месторазвития, поэтому социум, испытывающий его влияние, приспосабливает его к себе и приспосабливается к месту своего развития двумя путями: непосредственного и опосредованного взаимодействия, если в пространстве, куда пришел новый народ, до него уже была сформирована другая культура. К 1926 г. Савицкий пришел к важнейшим понятиям и выводам, в которых наиболее часто звучащими терминами и мотивами стали слова: «жизнь», «сущее», «формирующее пространство — месторазвитие», «единство наук», «единство мира через единство мировоззрения и синтез наук». Эти понятийные блоки дали возможность сделать следующий шаг в направлении философии единства мироздания, которая оформляется к 1928 г.
В 1928 г. Савицкий формулирует свои основные мировоззренческие позиции в работе «Единство мироздания», в которой отразились его труды в области географии, экономики, почвоведения и истории. Применяя метод сравнительного анализа и наложения результатов фактического материала из этих разнородных областей, он пришел к видению единства мировой истории, природного и космического бытия: «мы утверждаем единство мироздания — это положение имеет для нас и религиозный, и позитивно научный <...> смысл» [15, с. 278]. Второй важнейшей идеей Савицкого в этот период становится утверждение системности, упорядоченности и высшей разумности бытия мира:
отдаленнейшие звездные миры, Солнечную систему, растительное и животное царство (и человеческое сообщество) мы одинаково находим в состоянии организации. Организация есть невероятность. И в то же время организация есть верховный закон, которому подчиняется сущее [15, с. 341].
Сущее раскрывается как грандиозная картина развития мира на основе номогенеза, или эволюции, подчиненной закономерности, которую невоз-
можно понять вне допущения надмирного Начала, заложившего основания номогенезу. Для Савицкого важно понять, что есть принцип закономерности, и он дает первое, неуверенное определение: «организация и есть дух, пребывающий в материи» [15, с. 342]. Этот «дух» веет во всех закономерностях природного и человеческого бытия. Это позволило исследователям записать евразийцев в платоники, а само евразийство с оглядкой на фонологию Трубецкого определить как структурализм неоплатонического типа. Поздние работы Савицкого, тем не менее, выходят за рамки этого определения и в смысловом плане принадлежат к научной парадигме, которую можно описать как фрактально-волновую картину мира. В данном случае речь идет о теории фракталов Б. Мальдеброта, который описал самоподобные математические системы в работе «Фрактальные объекты: это форма, случайность и размерность» (1975).
Следующим этапом становления евразийской философии стало выдвижение Савицким «периодической системы сущего» и «системы организационных идей». В статье «Власть организационной системы» Савицкий анализирует труды советских историков и констатирует, что подсознательные мотивы, управляющие поведением людей, сильнее рациональных постулатов. Подсознательные импульсы берут начало в глубине веков, когда формировалась нация, определялись ее исторические судьбы. Марксизм провозглашен высшей истиной, но русские историки пишут работы, лишенные подлинного интереса к социально-экономической стихии. Официально отвергающие роль личности в истории, на деле русские историки создали целую плеяду исторических героев (Робеспьер, Марат и др.).
В основе этого явления лежит организационная идея,
или иначе — модель и прообраз, сочетающий и сопрягающий материальные силы — является основным движущим фактором, существом или эйдосом исторического процесса <...> идея властная, владеющая материей и движущая ею, проникающая в материю и преобразующая ее, чуждая всякого отвлеченного «идеализма» [7, с. 133].
Савицкий выдвигает новый принцип исследования исторического материала: через нахождение ведущих идей, организующих течение истории, определяющих психологию ее основных деятелей. Это позволит построить периодическую систему сущего, которая восходит к системе организационных идей. Называя эту концепцию периодической системой, Савицкий соотносит ее с системой химических элементов Менделеева, т. е. говорит о том, что
ее периодичность определяется ритмикой в сочетании организуемых элементов. Это одинаково относится к «периодической системе химических элементов» <.> к «периодической системе зон», в ее климатологической стороне, к той «периодической системе», к которой тяготеет современная биология. Рассматривая на тех же основаниях ряд социально-экономических формаций, можно построить, путем сочетания важнейших производственных элементов, своеобразную «периодическую систему» общественных укладов [7, с. 134].
Савицкий надеялся, что можно построить большую суперсистему организационных идей для всего сущего, сведя данные географии, биологии, химии,
истории и других областей знания воедино. Принцип развития живых существ, ритмика исторических процессов, психических и социальных явлений должна иметь единый источник и похожие контуры, т. е быть самотождественными множествами или фракталами, в которых всё отражается во всем. Это даст возможность построить грандиозную философскую систему:
путь к высшим формам познания пролегает именно и только через установление системы организационных идей, действующих в каждой отрасли явлений. Устанавливая эти системы и сопоставляя их, евразийство стремится к нахождению единой философии сущего [7, с. 134].
В основе этой философии лежит видение эйдократической концепции сущего и единства мироздания. Савицкий пользовался терминами «идея» и «эйдос» как взаимозаменяемыми, не делая различия.
Основываясь на выводах, сделанных в статье «Власть организационной идеи» и других важных работах на схожую тему, Савицкий приступил к изучению русской средневековой истории для выявления ее основных движущих идей. Савицкий приходит к выводу о том, что история подчиняется двум важнейшим закономерностям: подъемам и депрессиям (прогибам). Свои выводы Савицкий изложил в двух главных статьях: «"Подъем" и "депрессия" в древнерусской истории» (1936) и «Ритмы монгольского века» (1937). Тем не менее эти статьи заметно отличаются от предшествующих в плане используемых автором понятий для описания исторической действительности. Меняется евразийский понятийный словарь, что можно считать важным знаком появления контуров новой философской модели.
Савицкий отказывается от безусловного использования терминов «идея» и «эйдос», которые из терминологических рабочих понятий становятся описательными, прикладными терминами. В тексте господствуют такие понятия, как «силы», «энергии», «истощание», «распад», «напряженная реализация», «взрыв организационной энергии», «энергия и воля к бытию», «взрыв социальной энергии верхов» и т. д. Организационные системы «пронизывают» все слои исторических процессов, агрессия, выражающаяся во внешней экспансии, «истощает силы страны» и выходит в депрессивную фазу, или в кризис. Экспансия как порождение подъемной фазы порождает депрессию, одна волна переходит в другую не по закону логики (логически предположить, что высшая точка подъема не может кончиться провалом), а по закону физического истощения энергии, исчерпавшей теплоту и интенсивность первоначального импульса. Слова «идея» и «энергия» теперь используются как взаимозаменяемые, так, Савицкий пишет о сущности «подъема» «как взрыва организационной энергии» [16, с. 72], т. е. употребляет это словосочетание вместо «организационная идея». Подъемные признаки группируются в «кусты», сгустки и средоточия силы, которые порождают исторический взлет и процветание, когда эти «сгустки» разрастаются, расширяются и дают всплеск энергии достаточный, чтобы качнуть маятник истории.
Савицкий выявляет целый ряд признаков, которые характеризуют подъемные фазы: расцвет торговой деятельности, создание крупных состояний, градостроительство, колонизационная деятельность, политика «ставки на силь-
ных», приток эмиграции в страну, расцвет искусств и т. д. (всего 27 признаков). Депрессивные фазы характеризуются противоположными признаками: гибелью торговых путей, разорением купцов, разграблением хозяйственных запасов, упадком городов, деколонизацией ранее освоенных земель, ударом по верхам общества, оттоком из страны материальных ценностей, произведений искусства, эмигрантов, политическим распадом страны (всего 27 признаков). Прослеживая чередование фаз подъема и упадка, Савицкий приходит к выводу о том, что для древнерусской истории подъемные фазы продолжаются около 17 лет, переходные — 10, депрессивные — 7. Если построить на основании этих данных историческую кривую, то получится диаграмма, отражающая сердцебиение исторического ритма: «Вся мировая история открывается нашему взору в новом свете. Должно быть изучено пульсирование ее сердца, чередование в ней мощных взрывов организационной энергии и последующих ее "провалов"» [16, с. 95]. Диаграмма «подъемов» и «депрессий» показывает, что исторический процесс медленно, но неуклонно движется вверх, устремляется к некому вершинному моменту в истории.
Эти наблюдения вывели Савицкого к новой теме: историческое время и его сущность:
Устанавливая шкалу «подъемных» и «депрессионных» признаков, отвечающих условиям каждой данной страны и эпохи, — наука, при их помощи, может как бы испробовать вкус и ощутить запах любого данного отрезка времени <.> Исследование «биологических кривых» в их применении к фактам общественно-исторического порядка должно усилить нашу восприимчивость к особенностям и отличительным чертам отдельных периодов прошлого <.> Исследуя «биологические кривые», мы не только должны по-новому ощутить вкус, цвет и запах времени, но можем по-новому познать и его структуру [16, с. 95].
Савицкий оговаривается, что, взяв термин Н. С. Трубецкого «биологические кривые», он понимает его в широком смысле как «жизненные кривые», более того, проводит параллели не только с живым организмом, но и с физической теорией квант:
физика, в теории квант, учит, что «изменения происходят в мире не непрерывно, а как бы взрывами», что «не сплошным и непрерывным потоком, а рядом следующих друг за другом взрывов» выделяется «свет и вообще лучистая энергия». Не иначе выделяется и организационная энергия человеческого общества, не иначе реализуется в нем сила организационной идеи [16, с. 95].
Энергия, которой заряжена организационная идея, является главным импульсом, запускающим исторические процессы. С истощанием этой энергии историческая кривая движется вниз, с накоплением ее — вверх, что составляет сущность временного процесса в восприятии человеческим сознанием.
К концу 1930-х гг. Савицкий подошел к понятию времени как философской проблеме, но дальнейшие исследования были прерваны оккупацией Чехословакии гитлеровской Германией в марте 1939 г., что помешало выпустить очередную «Евразийскую хронику», запрещенную оккупационными властями. Затем последовала Вторая мировая война, а после ее окончания
Савицкий был арестован органами СМЕРШ, вывезен в СССР, приговорен
к десяти годам исправительно-трудовых лагерей. После возвращения Савицкий начал переписку с Л. Н. Гумилевым. Савицкий и Гумилев познакомились заочно через бывшего узника мордовских лагерей М. А. Гуковского, который работал вместе с Гумилевым в Государственном Эрмитаже. Ключ к зрелой философии евразийства находится именно в переписке Гумилева — Савицкого. Савицкий к этому времени подводит итоги долгого пути и окончательно приходит к формуле: время порождает энергию и поглощает ее, поскольку само является источником энергии. Это буквально совпадает с теорией времени ученого-астрофизика Н. А. Козырева, который почти одновременно выдвинул свою теорию времени. До ареста Козырев сразу после аспирантуры преподавал теорию относительности в Ленинградском педагогическом институте, потом работал в Пулковской обсерватории, а в 1926 г. начался его крестный путь длиной в десять лет. С Л. Н. Гумилевым Козырев встретился в 1942 г. в Норильске, где они вместе отбывали заключение.
Уже через три месяца после освобождения Козырев защитил докторскую диссертацию «Теория внутреннего строения звезд как основа исследования природы звездной энергии» (1947), а в 1958 г. в книге «Причинная или несимметричная механика в линейном приближении» изложил свою теорию времени. Он предположил, что время является не психологическим переживанием, но некой реальностью, обладающей рядом свойств, среди которых — скорость, направленность, плотность. В силу того, что время направленно (вектор времени), оно обладает колоссальной энергией, которая поддерживает существование звезд, галактик, всей Вселенной. По предположению Козырева, энергия, излучаемая Солнцем и звездами, конечна, и учитывая время их существования, они давно должны были погаснуть, но время поддерживает их существование.
Впервые о теории Козырева Савицкий узнал в январе 1958 г. из письма Гумилева, в котором, в частности, говорится:
Предложенная Вами «философия факта», т. е. принцип классификации исторических событий, представляется мне весьма плодотворным методом исследования <...> За последнее время у нас произошло огромное культурное событие. Доктор физико-математических наук Н. А. Козырев прочел в Университете доклад об открытых им свойствах времени. Согласно его теории, подкрепленной удавшимся опытом, время не есть форма восприятия, и не зависит от скорости света. Наоборот, время реальность и источник энергии. Оно производит и поглощает энергию, и Козырев прямо заявил, что закон сохранения энергии неверен. — Зал был набит битком; слушали затаив дыхание. Вот «факт-предварение» нового огромного подъема науки [12, л. 3].
Упомянутую Гумилевым «философию факта» Савицкий сам точнее называл «философия всегда насыщенного смыслом факта», которая была завершительным штрихом всей его философской системы. В письме к П. П. Сувчинскому он пишет об этом так:
По моему мнению, среди исторических фактов нет фактов случайных. Есть факты, выражающие «генеральную линию» данного момента (какова бы она ни была); есть "факты-отголоски" (отражения прошлого); и есть «факты-проро-
чества». Я сказал бы, что Е<евр>а<зийский> метод есть именно метод выделения «фактов-пророчеств» [13, л. 7].
По Савицкому, любой крупный исторический факт может быть или «фактом-пророчеством» или «фактом-отголоском» — и та и другая группа фактов является отражением временной исторической кривой. Если кривая идет по восходящей (на подъем), то она отбрасывает факты-пророчества о будущем. Факты-отголоски могут быть отражениями кривой на подъеме, но уже во время ее движения вниз. Так, например, во время экономической депрессии или политического распада страны могут встречаться отдельные «подъемные» факты, которые являются отражением инерции предшествующего подъема. Факты-отголоски Савицкий называет «реминисценциями прошлого», а факты-пророчества, как ясно из названия, указывают будущие события, которые из течения событий вовсе не очевидны. Таким образом, исторические события имеют энергию, которая радирует факты-пророчества и факты-отголоски.
На известия о теории Козырева Савицкий откликнулся с живейшим интересом, написав Гумилеву в январе 1958 г.:
Поразительно интересно то, что Вы пишите о докладе Н. А. Козырева. Не будучи физиком, я не берусь высказать окончательное суждение. Но должен признаться, что понимание времени, как оно наметилось в нашей с Вами переписке при обсуждении истории тюрок, «"Подъемов и "депрессий" в древнерусской истории"», «Ритмов монгольского века», столетий 1452-1538 и 1538-1632 гг., кажется мне очень близким к концепции Н. А. Козырева. О «законе сохранения энергии» в нашем случае не может быть и речи. И в то же время мы можем прямо пальцами ощупать, как время производит и поглощает энергию. Мне кажется, что «Козыревское» и наше понимание времени вполне можно связать и с теорией квант [12, л. 4].
Таким образом, Гумилев, Савицкий и Козырев пришли к аналогичным выводам, но каждый в своей области: в теории этногенеза, историософии и астрофизике. Важно подчеркнуть, что к пониманию времени они пришли первоначально от изучения пространства: Савицкий от теории месторазвития, причем он изучал большие расстояния Евразии и подобно Гумилеву пытался синхронизировать их с пониманием исторических процессов, происходящих на этой территории, а Козырев изучал гигантские пространства космоса. Важно отметить, что все три мыслителя испытали похожие переживания неестественного, растянутого, как бы «самоподобного» времени в период тюремного заключения, когда один день похож на предыдущий и последующий, а внутренняя жизнь заключена только в душе и разуме человека. Вероятно, это опыт борьбы с лабиринтом времени только усилил основную направленность и переживание времени как особой, не абстрактно-психологической реальности. Во всяком случае, философию времени можно считать завершительным аккордом евразийской системы мысли, которая получила продолжение в трудах Гумилева.
Необходимо отметить важный факт: в XX в. как гуманитарная, так и точная наука пошли по схожему пути, а именно теория волн и энергий стала одной из ключевых концепций. Так, например, в социологии П. А. Сорокин выдвинул
теорию больших социологических волн, в экономике Н. Д. Кондратьев — теорию экономических волн, Л. С. Берг — концепцию номогенеза (эволюции на основе закономерностей, пароксизмов, скачков), так что теория исторических волн подъемов и прогибов Савицкого была скорее типичной для своего времени. Революционные открытия Э. Шредингера (описание во времени и пространстве чистого состояния, задаваемого волновой функцией), А. Эйнштейна (пространственно-временной континуум, теория относительности), Луи де Бройля (атом есть частица-волна) задавали новую научную парадигму для точных наук. Евразийское понимание времени и пространства, евразийская историософия биолого-энергетического типа и были тем самым философским базисом, который Савицкий не смог построить в 1920-е гг., поскольку в это время еще не был накоплен фактический материал, а исторический материал не проработан в соответствии с принципом периодичности. Во всяком случае, концепция П. Серио о платоническом структурализме евразийцев описывает только промежуточный этап (до начала 1930-х гг.) становления евразийской философии и методологии. На основании изученных материалов и с учетом, в каком направлении евразийская мысль стала развиваться в работах Л. Н. Гумилева (которого Савицкий считал продолжателем евразийского дела, его «законным» преемником), философским основанием евразийства следует назвать именно философию пространства и времени, которая базируется на энергийном понятийном словаре. В истории был период, когда интерес к энергийным процессам породил оригинальную культуру, литературу, живопись. Речь идет об исихастских спорах XIV в., которые имели большое влияние не только на монашескую и богословскую литературу, но стали основой для нового культурного возрождения, пришедшего в Россию из Византии с небольшим опозданием. Понимание богообщения как процесса обмена энергиями, новая концепция человека как сгустка энергии различных помыслов, желаний, сердечных движений, стремление к преображению человеческого существа, понимание разума как «второго» света, отражающего «первый» божественный Свет, — все эти идеи имели огромное значение для целой эпохи. Н. А. Бердяев, предрекавший в 1920-е гг. возвращение Нового Средневековья, почувствовал важные изменения в культуре и общих настроениях, так что эпоха исихазма и век расцвета новой научной парадигмы в некоторых характерных чертах оказались сходными.
ЛИТЕРАТУРА
1. Быстрюков В. Ю. В поисках Евразии: Общественно-политическая и научная деятельность П. Н. Савицкого в годы эмиграции, 1920-1938. — Самара, 2007.
2. Вахитов Р. Р. Онтологический структурализм евразийства // Записки русской академической группы в США. — Нью-Йорк, 2011/2012. — Т. XXXVII. — С. 281-303.
3. Вахитов Р. Р. Теологическая структуральная геософия П. Н. Савицкого // Вестник Челябинского государственного университета. — 2013. — № 13 (304).
4. Глебов С. Евразийство между империей и модерном. — М., 2010.
5. Ключников С. Восточная ориентация русской культуры // Русский узел евразийства. — М., 1997.
6. Лещак О. Между единством и множественностью, или спор о методологической позиции русских пражан // БШ&а шеШо^^ка. — 2002. — № 11.
7. Логовиков П. В. (Савицкий П. Н.). Власть организационной системы // Тридцатые годы. Утверждение евразийцев. — Париж, 1931. — Кн. 7. — С. 129-134.
8. Мяло К. Между Западом и Востоком: Опыт геополитического и исторического анализа. — М., 2003.
9. Назмутдинов Б. В. Законы из-за границы: Политико-правовые аспекты классического евразийства. — М., 2017.
10. Новикова Л. И., Сиземская И. Н. Мир России — Евразия: Антология. — М., 1995.
11. Новикова Л. И., Сиземская И. Н. Русская философия истории. — М., 1997.
12. Отрывки из писем П. Н. Савицкого к разным лицам // Архив Дома русского зарубежья им. А. Солженицына. Коллекция Вл. Аллоя. — Ед. хр. 42.
13. Письма П. Н. Савицкого к П. П. Сувчинскому // Архив Дома русского зарубежья им. А. Солженицына. Коллекция Вл. Аллоя. — Ед. хр. 40.
14. Половинкин С. М. Евразийство и русская эмиграция // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. — М., 1995. — С. 731-762.
15. Савицкий П. Н. Избранное. — М., 2010.
16. Савицкий П. Н. «Подъем» и «депрессия» в древнерусской истории // Евразийская хроника. — Берлин, 1935. — Вып. XI. — С. 65-100.
17. Сеземан В. Э. Сократ и проблема самопознания // Евразийский временник. — Кн. 4. Берлин, 1925. — С. 224-267.
18. Соболев А. В. О русской философии. — СПб., 2008.
19. Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. — М., 1995.
