CC BY
396
или в реке. Возможна и ситуация, когда умысла на сокрытие ценностей у лица не было, и вещь могла выбыть из его владения по независящим от него обстоятельствам (кораблекрушение, землетрясение, война и др.). Волевой критерий как определяющий признак клада указывается в работах многих современных авторов, напр.: М.Г. Масевич: Основания приобретения права собственности на бесхозяйные вещи // Проблемы современного гражданского права: Сборник статей. М.: Городец. 2000. С. 179; Ю.К. Толстой: Гражданское право: Учебник: В 3 т. Т. 1 / Отв. ред. А.П. Сергеев, Ю.К. Толстой. М., 2005. С. 424; и др.
15 См.: Масевич М.Г. Указ. соч. С. 178-179.
16 См.: Мазеин Д.В. Некоторые проблемы правового регулирования гражданского оборота движимых культурных ценностей // Актуальные проблемы гражданского права. М., 2004. С. 151.
17 См.: Тузов Д. Приобретение имущества от неуправомоченного отчуждателя: сложный юридический состав или приобретательная давность? // Российская юстиция. 2003. № 6. С. 39.
18 Федеральный закон от 21 декабря 2001 г № 178-AP «О приватизации государственного и муниципального имущества».
19 Оформляется охранное обязательство в соответствии с Постановлением Правительства РФ от 16 декабря 2002 г. № 894 «О порядке подготовки и выполнения охранных обязательств при приватизации объектов культурного наследия».
20 См.: п. 9 ст. 29 ФЗ «О приватизации государственного и муниципального имущества».
21 См.: п. 4 ст. 29 ФЗ «О приватизации государственного и муниципального имущества».
22 Цит. по: Замуруева И. Новости «Интерфакс» от 23.09.2008 г. Электронный документ. - http: // www.archi.ru/eveNts/ News/News.
23 Функции по осуществлению государственного контроля и надзора за соблюдением условий охранных обязательств при приватизации объектов культурного наследия федерального значения и при заключении охранных обязательств с пользователями и собственниками объектов культурного наследия федерального значения, а также за выполнением условий, указанных охранных обязательств, возложены на Федеральную службу по надзору за соблюдением законодательства в области охраны культурного наследия, созданную при Министерстве культуры РФ.
УДК 347.74 С.С. Желонкин*
Место недействительных сделок в системе юридических фактов
Статья посвящена месту недействительных сделок в системе юридических фактов. В статье определяется взаимосвязь недействительных сделок с другими основаниями возникновения гражданских правоотношений, формулируются практические выводы относительно юридической природы недействительных сделок.
Ключевые слова: действительность, недействительность, сделка, юридический факт, правомерность, правонарушение.
S.S. Zhelonkin *. Invalidity of transactions place in the system of legal facts.
This article is devoted to the place of invalid transactions in a system of legal facts. The article defines the relationship of invalid transactions with other grounds for civil legal formulate practical conclusions regarding the legal nature of invalid transactions.
Keywords: validity, invalidity of the transaction, the legal fact, the legality, the offense.
Традиционно недействительные сделки не относят к числу сделок. Большинство ученых считают правомерность основным элементом сделки как юридического факта, полагая, что отсутствие в конкретной сделке элемента правомерности означает, что возникшее по форме как сделка действие на самом деле является не сделкой, а правонарушением.
Анализируя взгляды российских цивилистов на правовую природу недействительных сделок, можно выделить два признака, предлагаемых для обоснования различия в правовой природе действительной и недействительной сделки:
- правомерность (неправомерность) действий;
- способность их порождать те юридические последствия, на которые они направлены.
Между тем, в литературе убедительно показано, что не все недействительные сделки
неправомерны, в некоторых недействительных сделках совершаемые сторонами действия не являются неправомерными. В тоже время, по мнению М.М. Агаркова, такие действия не являются и правомерными: «волеизъявление, совершенное лицом, вполне лишенным дееспособности или же временно находящемся в таком состоянии, когда оно не может понимать значения своих действий (ст. 31 ГК РФ), а также волеизъявление, которое по соглашению сторон совершено лишь для вида и без намерения породить юридические последствия (ст. 34 ГК РФ), сами по себе взятые, являются действиями юридически безразличными. Они не являются неправомерными, т.к. не нарушают ни повелений, ни запретов закона. Но они не принадлежат и к числу правомерных юридических действий, т.к. их совершение не вызывает ни установления, ни изменения, ни прекращения правоотношений. То же следует сказать и по поводу сделок, недействительных вследствие несоблюдения требуемой
* Желонкин, Сергей Сергеевич, адъюнкт кафедры гражданского права Санкт-Петербургского университета МВД России, тел. +7-950-029-08-56, Санкт-Петербург, ул. Авангардная, 2-16, e-mail: Zhelon@rambler.ru
* Associate chair of the civil rights of St. Petersburg University MVD Russia, e-mail: Zhelon@rambler.ru.
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 1 (41) 2009
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 1 (41) 2009
Гражданское право и гражданский процесс
законом формы. Совершенное в простой письменной форме завещание, не удостоверенное нотариальным порядком, именуется законом сделкой, но не является ни правонарушением, ни правомерным юридическим действием» [1, с. 80. Видимо, имея в виду такие сделки, Н.В. Рабинович видела в недействительной сделке «двойную» природу: сделки (по содержанию, форме и направленности) и правонарушения (нарушает норму закона, установленный правопорядок). В то же время она предлагала считать недействительную сделку правонарушением особого порядка, одним из видов правонарушений в широком смысле этого слова, не совпадающим с теми противозаконными действиями, которые имеются в виду в ст. 403-415 Гражданского кодекса РФ 1922 г., - правонарушения в узком смысле 7, с. 11-12].
Критикуя эту позицию, И.С. Самощенко замечает, что деление правонарушений на правонарушения в широком и узком смысле не принято в юридической литературе. Правомерность не составляет необходимого признака сделки. Сделки и правонарушения нельзя противопоставлять друг другу, сделка и правонарушение не исключают друг друга: вполне возможна правонарушающая сделка, однако недействительность сделки может и не быть санкцией за ее неправомерность (например, недействительность односторонней сделки, совершенной полностью недееспособным, действия которого вообще не могут быть неправомерными), недействительность двухсторонних сделок, подпадающих под признаки ст. 30-34 ГК РСФСР, отнюдь не обязательно означает даже объективную противоправность действий обеих сторон [8, с. 178-181].
Сторонники применения признака правомерности выводят названный признак также из традиционной классификации юридических фактов, в соответствии с которой сделки относятся к дозволенным действиям.
Однако обоснованным представляется мнение тех, кто считает нелогичным с точки зрения создания классификации юридических фактов проводить их деление одновременно по двум основаниям: волевому признаку, а затем - по признаку правомерности, поскольку данные признаки являются совершенно самостоятельными и в результате оценивают действия по разным основаниям.
Если юридические факты делить по одному основанию - волевому признаку, то оснований для признания правомерности основным признаком сделки не имеется.
Вряд ли имеются принципиальные возражения и для иной классификации юридических фактов, а именно: действия (волевые), события (неволевые). В свою очередь действия делятся на сделки (действительные/недействительные) и поступки (правомерные /правонарушение).
Таким образом, признак неправомерности действительно присущ, как недействительным сделкам, так и правонарушениям, однако это разнопорядковый, более низкий по отношению к направленности критерий, что позволяет в системе юридических фактов отнести недействительные сделки к классу сделок, а не правонарушений.
Не имеется безусловных оснований и для признания обязательным признаком сделки того правового эффекта, на возникновение которого она была направлена.
Действующее законодательство не дает оснований для включения в понятие «сделки» вызываемых ею правовых последствий, в т.ч. именно тех, на достижение которых были направлены совершаемые действия.
Согласно ст. 153 ГК РФ под сделками понимаются только действия граждан и юридических лиц, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей, т.е. критерием для отнесения действий к категории сделок является направленность действий, а не их результат. Признание действия сделкой не зависит от того, возникли ли из него права и обязанности, которые являлись целью их совершения, важно, чтобы действия имели соответствующую направленность.
В соответствии с легальным определением недействительной сделки (ст. 166 ГК РФ), различие между действительной и недействительной сделками заключается в том, что действительная сделка
- это сделка, порождающая тот правовой результат, к которому стремились стороны, а недействительная сделка не вызывает желаемого сторонами правового результата. Согласно ст. 167 ГК РФ, недействительная сделка не влечет юридических последствий, за исключением тех, которые связаны с ее недействительностью, и недействительна с момента ее совершения.
Имеется ли правовой, а точнее, практический смысл в ином определении недействительной сделки, в т.ч. через правонарушение, либо в признании недействительной сделки правовым «ничто», т.е. безразличным для права явлением? Речь в данном случае идет о ничтожной сделке, учитывая, что оспоримая сделка считается действительной до признания ее недействительной в судебном порядке.
Нельзя сказать, что взгляды ученых относительно понятия «недействительной сделки» взаимно исключают друг друга. Различия состоят в том, что одни авторы делают акцент на понимании внешней стороны, имеющей большее практическое значение, другие - на внутреннем содержании (неюридический факт, правовое «ничто»), обосновывая в дальнейшем отсутствие необходимости признания за таким явлением самостоятельных правовых последствий, в частности, реституции.
Представляется, что практическая сторона вопроса является решающей для отнесения недействительных сделок к классу сделок, а не иных правовых явлений, поскольку, например, признак правомерности или неправомерности выявляется только в результате квалификации оцениваемого действия, которая происходит путем сравнения условий совершенного действия с условиями действительности сделок.
Различая юридические сделки в широком и тесном смысле, Д.Д. Гримм отмечал, что юридическая сила сделки в широком смысле зависит от того, насколько конкретная сделка соответствует абстрактному типу юридических сделок, например, тип купли-продажи, займа, поручительства, завещания и т.д., под который в данном частном случае подводится конкретная сделка для решения вопроса о том, насколько она соответствует надлежащему типу [4, с. 136].
Принципы составления классификаций также предполагают, что признаки, по которым классифицируются элементы системы, должны быть не только теоретически, но и практически значимы и давать возможность сделать наибольшее число утверждений [9, с. 67-71].
Включение недействительных сделок в общее понятие «сделки» важно с точки зрения возможности квалификации данного правового явления, а определение понятия «недействительная сделка» в качестве правонарушения или иного правого явления уводит от смысла отграничения недействительной сделки от действительной.
Кроме того, между волеизъявлением сторон и признанием сделки недействительной всегда существует обязательный этап «оценки силы сделки».
С одной стороны, юридические последствия сделок наступают не потому, что этого желают заинтересованные лица: частная воля формулирует только желательные для нее предположения для достижения намеченного в данном случае практического результата, но не от нее зависит придать этим предположениям юридически обязательную силу; с другой стороны, объективное право не порождает никаких реальных последствий, а устанавливает только абстрактные критерии, на основании которых производится оценка силы и значения конкретных волевых актов, облеченных в форму сделки [4, с. 136].
Сделки заключаются с целью возникновения гражданских прав и обязанностей. Из статьи 8 ГК РФ вытекает, что гражданские права и обязанности возникают из сделок, предусмотренных законом, а также из сделок, хотя и не предусмотренных законом, но не противоречащих ему. Отсюда действительно следует, что недействительные сделки или сделки, противоречащие закону, не порождают гражданские права и обязанности. Однако лишение недействительной сделки как сделки, на совершение которой она была направлена, юридической силы происходит только в результате ее оценки.
Ничтожный или оспоримый договор устанавливает известное фактическое состояние ввиду его исполнения или вследствие этого исполнения [2, с. 203].
В практической жизни до момента, пока заинтересованное лицо не оспорило сделку, в т.ч. ничтожную, или не заявило о ее недействительности, а суд не применил последствия недействительности ничтожной сделки, она существует и стороны исполняют такую сделку, третьи лица исходят из презумпции ее действительности, т.е. как и действительная, она порождает, изменяет, прекращает имущественные отношения сторон. По большому счету, вывод о том, что недействительные сделки не порождают юридических последствий, бессмысленен, когда он не влечет изменений в имущественном положении сторон. Ведь на самом деле действия, которые квалифицируются как сделки, совершаются не для того, чтобы изменить права и обязанности сторон сделки, а для того, чтобы изменить их имущественное положение, предоставить возможность воспользоваться имуществом (благами), которым сторона не могла воспользоваться до совершения указанных действий.
В случае если недействительная (ничтожная) сделка исполнена, применяется исковая давность, предусмотренная ст. 181 ГК РФ. В такой ситуации положение классической теории о том, что недействительность договора поражает его в соответствии с нормами права и независимо от решения суда, истечение срока давности ни в какой мере не может иметь значения для признания абсолютной недействительности договора, не имеет никакого практического смысла. Получается, что такая сделка все же создала определенные последствия и они объективно ничем не отличаются от тех последствий, на которые она была направлена и которые наступили бы и при действительности сделки. Напротив, признание такой сделки недействительной становится вредным, поскольку исчезает основание для приобретения имущества, появляется неопределенность правового состояния имущества.
Поэтому утверждение о том, что ничтожные сделки всегда являются правовым «ничто», безразличным для права явлением, носит сугубо теоретический характер.
Поскольку недействительные и действительные сделки имеют общий волевой признак -направленность действий на возникновение правового результата, а этот признак присущ всем недействительным сделкам, кроме мнимых, и недействительность устанавливается только в результате оценки явления как сделки, недействительные сделки в большей степени являются сделками, чем иными правовыми явлениями.
Кроме того, как справедливо отмечал О.С. Иоффе, последствия совершения и исполнения недействительной сделки регулируются не каким-то особым законодательством, а именно законодательством о сделках [6, с. 305].
Совершенно обоснованно и суждение Д.О. Тузова о том, что «в категории действительности находит отражение отнюдь не сущностное свойство самого действия, а лишь его последующая правовая оценка, которая, как и сам правопорядок, исторически изменчива и, в известной степени, случайна» [10, с. 44-48].
Именно с этих позиций, следует подходить к анализу категории недействительности и рассматривать ее как меру охраны нарушенных прав и интересов общества или его отдельных субъектов. Под мерой охраны понимается предусмотренный нормой конкретный вариант поведения
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 1 (41) 2009
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 1 (41) 2009
Гражданское право и гражданский процесс
управомоченных лиц или компетентных органов по пресечению правонарушений, восстановлению (компенсации) нарушенного интереса либо иной его защите и активному имущественному воздействию на нарушителя. Меры охраны в гражданском праве представлены самыми разнообразными вариантами моделей поведения: признание права, лишение охраны субъективного права, пресечение деяния, восстановление положения, компенсация убытков, принудительное исполнение, взыскание неустойки и т.п. Многообразие мер охраны обусловлено множеством различных охраняемых законом интересов и вариантов их нарушения [5, с. 9].
Илларионова Т.И. справедливо отмечала, что фактическая правовая значимость недействительности состоит в том, что в ней раскрывается содержание меры защиты, направленной на лишение конкретного поведения лица силы юридического факта [5, с. 45].
Таким образом, недействительность правильнее рассматривать как форму лишения сделки юридической силы, установленную с целью охраны (защиты) нарушенных прав и интересов общества и его отдельных субъектов, т.е. как способ защиты права.Указанный способ защиты гражданских прав закреплен в ст. 12 ГК РФ - признание оспоримой сделки недействительной и применение последствий недействительности оспоримой и ничтожной сделки.
Как отмечает В.Ф. Яковлев, применение принудительных мер, т.е. мер защиты нарушенных прав в гражданском праве, основано на правовой инициативе самих участников гражданских правоотношений. Предусмотренные гражданским правом санкции, т.е. неблагоприятные для правонарушителя последствия не могут применяться против воли потерпевшего лица. По общему правилу, суд лишен возможности применять гражданско-правовые санкции по своей инициативе. В этом смысле исключение составляет содержащееся в ст. 166 ГК РФ правило о том, что суд может применять последствия недействительности ничтожной сделки по своей инициативе. Представляется, что эта норма не должна толковаться и применяться слишком широко. Если последствие недействительности ничтожной сделки состоит в двусторонней реституции, т.е. в восстановлении имущественного состояния лиц, участвующих в недействительной сделке, то, очевидно, что такое последствие не может быть применено против воли участников сделки. Суд вправе и обязан применять последствия недействительности ничтожной сделки по своей инициативе в тех случаях, когда эти последствия носят публично-правовой характер, т.е. когда имущество лица, переданное или подлежащее передаче по сделке, изымается и обращается в доход государства [3, с. 35].
Изложенное понимание недействительности позволяет сформулировать важные практические выводы:
- если недействительность понимать как меру или способ защиты, то такой способ не должен существовать сам по себе, безотносительно к конкретному интересу, защищаемому законом;
- сделка не может признаваться недействительной, если не установлено реальное нарушение чьих-либо прав и законных интересов;
- защита не должна осуществляться указанным способом, если это влечет нарушение других прав и интересов в большей степени, чем самой недействительной сделкой.
Изложенное выше позволяет сделать вывод о том, что недействительные сделки занимают самостоятельное место в системе юридических фактов, и являются основанием возникновения охранительных гражданско-правовых отношений.
Список литературы
1. Агарков М.М. Избранные произведения. Понятие сделки по советскому гражданскому
праву. - М. 2002. - С. 80.
2. Годэмэ Е. Общая теория обязательств. - М., Юриздат, 1948. - С. 203.
3. Гражданское право. Учебник / Под общ. ред. д.ю.н., проф. В.Ф. Яковлева. Изд-во РАГС.
- М., 2003. - С. 35.
4. Гримм Д.Д. Лекции по догме римского права. - М., 2003. - С. 136.
5. Илларионова Т.И. Механизм действия гражданско-правовых охранительных мер. -Свердловск, 1980. - С. 9.
6. Иоффе О.С. Советское гражданское право. - М., 1967. - С. 305.
7. Рабинович Н.В. Недействительность сделок и ее последствия. - Л., 1960. - С. 11-12.
8. Самощенко И.С. Понятие правонарушения по советскому законодательству. - М., 1963.
- С. 179-181.
9. Тилле А.А., Швеков Г.В. Сравнительный метод в юридических дисциплинах, - М., 1978. - С. 67-71.
10. Тузов Д.О. Реституция в гражданском праве. Диссертация на соискание ученой степени кандидата юрид. наук. - Томск, 1999. - С. 44-48.
Literature
1. Agarkov M.M. Selected works. The notion of a transaction for the Soviet civil law. - M. 2002.
- P. 80.
2. Godeme E. General obligations. - M., 1948. - P. 203.
3. Civil Law. Tutorial / Ed. V.F. Yakovlev. - M., 2003. - P. 35.
4. Grimm D.D. Lectures on the dogma of Roman law. - M., 2003. - P. 136.
5. Illarionov T.I. Mechanism of action of civil law enforcement action. - Sverdlovsk, 1980. - P. 9.
6. Ioffe O.S. Soviet civil law. - M., 1967. - P. 305.
7. Rabinovich N.V. Invalidity of transactions and its effects. - L., 1960. - P. 11-12.
8. Samoschenko I.S. The notion of an offense under Soviet law. - M., 1963. - P. 179-181.
9. Tilley A.A. Shvekov G.V. The comparative method in legal disciplines, - M., 1978. - P. 67-71.
10. Tuzov D.O. Restitution in the civil law. Thesis on the scientific degree of candidate of juridical science. - Tomsk, 1999. - P. 44-48.
УДК 347.132.6 A.A. Малофеев*
Недействительность сделок, совершенных под влиянием заблуждения
Заблуждение и обман как основание недействительности сделки было известно еще римскому частному праву. Термин «заблуждение» в науке гражданского права всегда использовался для обозначения тех ситуаций, когда процесс формирования внутренней воли связан с неправильным представлением субъекта об обстоятельствах, имеющих значение для совершения сделки.
Ключевые слова: заблуждение, обман, воля, сделка, недействительность сделки.
A.A. Malofeev*. Invalid of transactions accomplished under influence of mistake
This article is about peculiarities of invalidity of the transaction according to the article number 178 of Civil Code of the Russian Federation. This transactions are called as transactions with defects of will. The definition «operative mistake» is analyzed in detail. We can understand article number 178 Of Civil Code only with using this definition.
Keywords: invalidity of the transaction, transaction, misbelieve (mistake).
Заблуждение и обман как основание недействительности сделки было известно еще римскому частному праву. Древнейшее римское право при толковании договоров приоритет отдавало волеизъявлению, а не воле. Исследуя казуистику римских юристов, относящуюся к сделкам, заключенным под влиянием заблуждения, И.Б. Новицкий отмечал, что решение вопроса о юридических последствиях заблуждения (в отношении, по крайней мере, возмездных договоров) должно было в основном зависеть от того, можно ли поставить в вину данному лицу то, что оно выразило вовне не ту волю, которую имело на самом деле. Если расхождение между волей и ее внешним выражением получилось по вине выражавшего волю, он считается связанным таким содержанием воли, каким могла понять его другая сторона. Если же это расхождение получилось без вины лица, выразившего волю, оно могло добиваться того, чтобы не быть связанным внешним (неправильным) выражением воли1. Хотя и говорили римляне «Errantis nulla voluntas est», - т.е. воля, основывающая на заблуждении - ничтожна, но это означает лишь, что заблуждение уничтожает сознательную, верную волю, и при известных обстоятельствах заблуждающийся признается не имеющим воли2.
Заблуждение как основание недействительности сделки использовалось в ранее действовавшем советском гражданском законодательстве. Если проследить эволюцию законодательства, посвященную недействительным сделкам, совершенным под влиянием заблуждения, можно заметить, что в Гражданских кодексах РСФСР не раскрывалось понятие «существенное заблуждение». В ст. 32 ГК РСФСР 1922 г. и ст. 57 ГК РСФСР 1964 г. законодатель ограничивался следующей формулировкой: сделка, совершенная под влиянием заблуждения, имеющего существенное значение, признается недействительной по иску стороны, действовавшей под влиянием заблуждения. На этот счет О.С. Иоффе писал, что «признание заблуждения существенным или несущественным - это вопрос факта, решение которого зависит всецело и
* Mалофеев, Андрей Александрович, адъюнкт кафедры гражданского права Санкт-Петербургского университета MBД России старший лейтенант милиции. Санкт-Петербург, ул. Летчика Пилютова, д. 1. Тел. 8-921-640-26-67. E-mail: maloff@mail.ru.
* The post graduate student of the civil law’s faculty of the St.-Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of Russia, senior lieutenant of militia.
7і
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России М 1 (41) 2009
