CC BY
150
организационно-правовой форме государственных учреждений, не преследующих извлечение прибыли в качестве основной цели своей деятельности, наступает на общих основаниях, т.е. при наличии вины. Исходя из общих принципов гражданско-правовой ответственности условиями заключаемого договора может устанавливаться, что подразделения вневедомственной охраны освобождаются от имущественной ответственности в случаях, когда они могут доказать отсутствие своей вины и назвать особые обстоятельства, исключающие их ответственность перед контрагентами. В качестве таких обстоятельств чаще всего предусматриваются:
Ф несоблюдение администрацией охраняемого имущественного комплекса требований инструкций и иной технической документации по эксплуатации средств охранной сигнализации;
Ф невыполнение рекомендаций исполнителей по технической укрепленности охраняемого объекта;
Ф устранение неисправностей в работе технических средств своими силами или с привлечением посторонних лиц;
Ф непредставление исполнителям информации о передаче охраняемых помещений в пользование иным лицам.
Сторонами могут быть согласованы и другие условия договора о случаях виновного поведения заказчика, создающего предпосылки для осуществления посягательства на охраняемое имущество, при котором ответственность подразделений вневедомственной охраны за допущенное хищение принятых под охрану материальных ценностей не наступает. В случае смешанной вины исполнителей и заказчика, когда убытки в обязательстве по охране имущества возникают в результате виновного поведения участников не только на стороне должника, но и кредитора, наступившие убытки распределяются по усмотрению суда в зависимости от степени вины каждой стороны и конкретных обстоятельств дела.
МЕСТО И РОЛЬ ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ В МЕХАНИЗМЕ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ
И.Н. МАРИНА
В отечественной правовой науке базовым для исследования правоприменения традиционно становится вопрос о его месте и роли в механизме правового регулирования. Несмотря на длительную историю разработки соответствующей тематики, единого мнения не выработано.
Изучением проблемы правоприменения отечественные авторы начали заниматься в начале XX в. Ее аспекты нашли отражение в трудах Л.Е. Владимирова, А.Ф. Кони, В.А. Случевского, И.Я. Фойницкого, Г.Ф. Шершеневича и др. Начало систематической разработки вопросов, связанных с местом правоприменения в механизме правового регулирования, относят к середине XX в., когда после защиты Э.Б. Ата-мановой диссертации на тему «Применение норм советского социалистического права» на страницах журнала «Советское государство и право» развернулась дискуссия по ряду ключевых для понимания правоприменения проблем.
Результатом дискуссии явилось признание применения норм права одним из способов реализации правовых норм. При этом был сделан вывод о том, что теория права и законодательство связывают термин «применение норм права» с тем способом осуществления юридических норм, «который характеризуется властными действиями компетентных государственных органов по отношению к другим государственным органам, общественным организациям и гражданам»1.
Несмотря на то что научная дискуссия сыграла положительную роль в осмыслении места применения
норм права в механизме правового регулирования, окончание спорам вокруг него так и не было положено. В ходе дальнейшей разработки проблематики большинство ученых сошлись в том, что правоприменение выступает особой формой реализации права, в рамках которой воплощение в жизнь правовых предписаний обеспечивается посредством осуществляемой компетентными субъектами государственно-властной деятельности, направленной на уточнение правового положения субъектов и обеспечивающей контроль над возникновением прав и обязанностей2.
Точка зрения, согласно которой правоприменение предстает именно как особая форма реализации права, остается наиболее распространенной и сегодня. При этом учеными, предлагающими рассматривать правоприменение в качестве особой формы реализации права, как правило, не приводятся аргументы в обоснование собственного мнения. Этот факт свидетельствует о том, что в основе подобного понимания сущности применения норм права лежит не фактический анализ его места и роли в механизме правового регулирования, а сложившаяся в отечественной юридической науке традиция. Иными словами, то обстоятельство, что применение норм права является формой правореализации, принимается за априори известное в силу того, что подобная трактовка широко распространена. В науке такие рассуждения недопустимы и могут привести к неверному пониманию сущности изучаемого явления.
Многими исследователями отрицается возможность признания правоприменения самостоятельной
формой реализации права3, при этом приводятся серьезные аргументы, свидетельствующие о недопустимости рассмотрения правоприменения в одном ряду с использованием, исполнением и соблюдением правовых норм.
А.С. Пиголкин уже в начале 1960-х годов указывал на то, что применение права нельзя ставить в один ряд с другими формами реализации права, поскольку это ведет к нарушению единого основания классификации4. И действительно, выделение применения в качестве формы реализации права невозможно по тем критериям, которые используются для различения остальных форм. Исполнение, использование и соблюдение могут быть разграничены только на основании различия диспозиций реализуемых правовых норм в соответствии с их делением на запрещающие, обязывающие и управомочивающие. Однако правоприменение не может быть выделено по тому же основанию, поскольку его осуществление не обусловливается спецификой диспозиции реализуемой нормы. Даже если признать правоприменение самостоятельной формой реализации права, невозможно будет не обратить внимания на то, что по своему содержанию, функциональному назначению, порядку осуществления и конечным результатам оно отлично от использования, исполнения и соблюдения правовых норм.
Правоприменение в строгом смысле слова — это не всегда реализация конкретной законодательно закрепленной нормы. Оно может осуществляться не только при условии наличия норм, регулирующих соответствующие правоотношения, но и тогда, когда отношение не урегулировано нормами права. Правоприменитель при наличии пробела в законодательстве не может отказаться от решения юридического дела, хотя и должен учитывать отсутствие законодательно закрепленной нормы при вынесении конкретного решения.
Правоприменение не может быть признано формой реализации права. Понятие «форма» традиционно используется для характеристики или способа внешнего выражения, организации чего-либо или качественно обособленного типа, вида предмета, явления, процесса. Однако правоприменение не является ни способом внешнего выражения, ни особым типом, видом правореализации. В рамках правоприменения не осуществляется фактическое воплощение предписаний правовых норм, создаются лишь предпосылки для их реализации. Само по себе вынесение правоприменительного акта не гарантирует того, что применяемая норма найдет фактическую реализацию в поведении участников правовых отношений. Значит, правоприменение отличается от реализации норм права в любой из его форм той ролью, которую оно играет в правовом регулировании.
Среди ученых, не признающих правоприменение особой формой реализации правовых норм, нет единого мнения относительно его места в механизме правового регулирования. Одни ученые отстаивают точку зрения, согласно которой правоприменение
является особым способом организации реализации права5. Однако рассматривать правоприменение с этой точки зрения не совсем правильно. Как отмечает С.Б. Швецов, «применение нормы права само по себе еще не означает претворение в жизнь содержащегося в ней предписания, так как для этого требуется обычно совершение тех или иных фактических, материально-технических действий, предусмотренных актом применения нормы права. Практика изобилует примерами того, как вынесенные судами или исполнительными органами решения оставались лишь на бумаге, что создавало почву для бюрократизма, ущемления прав и законных интересов граждан»6.
Другие исследователи высказывают мнение, что применение норм права выступает определенным этапом, стадией процесса правового регулирования, предшествующей правореализации7. Действительно, стадии, этапы — это последовательно сменяющие друг друга ступени развития правового регулирования, а правоприменение по времени предшествует реализации правовых норм и одновременно выступает одной из ее предпосылок.
Все же имеются обстоятельства, свидетельствующие о том, что указание на правоприменение как на самостоятельный этап, стадию правового регулирования не позволяет максимально точно раскрыть его сущность и природу. Подобный вывод позволяет сделать анализ функциональной направленности правоприменения. В.В. Попов справедливо указывает на то, что «сущность правоприменения как властной организующей деятельности компетентных субъектов обусловлена тем, что в определенных случаях необходимо установление особых организационных начал во взаимоотношениях различных субъектов права»8. Смысл правоприменения состоит не просто в разрешении юридически значимой ситуации, которая не может быть разрешена без участия государства, а именно в индивидуальном регулировании общественных отношений с учетом их специфики.
Под индивидуальным регулированием понимается конкретизация юридических норм участниками правовых отношений — решение ими юридически значимых вопросов, которым законодатель не дает исчерпывающей нормативной регламентации9. В процессе правоприменения происходит индивидуализация содержания нормативных предписаний, и издаваемый в индивидуальном порядке акт воспроизводит содержание применяемой нормы, сужая его до веления, адресованного персонально определенному субъекту — участнику конкретного общественного отношения. Однако аналогичные функции, помимо правоприменительного акта, выполняет индивидуальный договор; следовательно, индивидуальное (казуальное) регулирование было бы неоправданно сводить только к применению правовых норм.
Правоприменение и индивидуально-договорное регулирование занимают одинаковое место в логической цепи процесса правового регулирования. Применение норм права можно признать не просто
определенным этапом, стадией механизма правового регулирования, предшествующей правореализации, а формой индивидуального (казуального) регулирования как его факультативной стадии.
Критериями при решении вопроса о выборе нормативного или казуального способа правового регулирования выступают типичность, повторяемость, распространенность того или иного общественного отношения. Путем издания нормативного акта можно внести в поведение людей единообразие и порядок, оно позволяет решить такие задачи, как очерчивание пространства, определение поля для деятельности субъектов путем установления полюсов желательного (прогрессивного, перспективного) поведения и нежелательного (запрещенного, вредного), а также путем обозначения всех точек опоры (целей, задач, принципов, общих положений)10. Индивидуальное регулирование, в свою очередь, позволяет уточнить права и обязанности сторон правоотношения в случае, когда они закреплены правовой нормой в абстрактном виде либо не закреплены вообще (и в первом и во втором случае возникает препятствие реализации субъектами права их правомерных притязаний).
Ни в рамках правоприменения, ни в рамках индивидуально-договорного регулирования не происходит реализации правовых норм, нормирующих соответствующие отношения. Создаются необходимые предпосылки для их реализации в специальном акте, не являющемся актом общего действия, конкретизируются права и обязанности участников правоотношения.
И правоприменительные акты, и индивидуальные договоры являются дополнительными юридическими фактами, без которых возникновение, изменение и прекращение правоотношений на основе норм законодательства невозможно. Они констатируют наличие предусмотренных нормами права фактических обстоятельств, с которыми закон связывает возникновение, изменение или прекращение правоотношений, подтверждают специфическое правовое положение субъектов, уточняют содержание субъективных прав и юридических обязанностей.
Информация, содержащаяся в индивидуальном акте (акте правоприменения или индивидуальном
договоре), является обязательной для его адресатов: в обоих случаях документ, выступающий результатом индивидуального регулирования, если он не противоречит законодательству, обеспечивается возможностью применения государственного принуждения.
Различие между правоприменением и индивидуально-договорным регулированием состоит в том, что в первом случае регулирование является императивным, во втором — диспозитивным. Выбор между императивным или диспозитивным способами индивидуального регулирования определяется особенностями самого регулируемого правоотношения, основаниями его возникновения и т.д.
Правоприменение не является особой формой реализации норм права, а выступает основанной на императивном методе формой индивидуального (казуального) правового регулирования.
1 К итогам дискуссии о применении норм советского права // Сов. гос-во и право. 1955. № 3. С. 44—53.
2 См.: Алексеев С.С. Общая теория права: В 2 т. — М., 1981. — Т 1. — С. 321; Левченко И.П. Механизм применения права (опыт системного исследования). — Смоленск, 1997. — С. 5; Теория государства и права / Отв. ред. Н.Г. Александров. — М., 1974. — С. 563.
3 См., например: Аносова М.М. Объекты правоприменительных отношений: проблемы теории и практики. — Владимир, 2006. — С. 99; Серветник А.А. Применение договорного права. — Саратов, 2007. — С. 10.
4 См.: Пиголкин А.С. Формы реализации норм общенародного права // Сов. гос-во и право. — 1963. — № 6 . — С. 36.
5 См.: Серветник А.А. Указ. соч. — С. 10; Попов В.В. Обыкновения правоприменительной деятельности: Авто-реф... канд. юрид. наук. — Волгоград, 2000. — С. 7.
6 Швецов С.Б. Эффективность правоприменительной деятельности: Автореф. ... канд. юрид. наук. — СПб., 2004. — С. 13.
7 См.: Аносова М.М. Указ. соч. — С. 99; Швецов С.Б. Указ. соч.— С. 10.
8 Попов В.В. Указ. соч. — С. 17.
9 См.: МолодкинН.Е. Функции судебных актов в правовом регулировании: Автореф. канд. юрид. наук. — М., 2005. — С. 17—18.
10 См.: Кашанина Т.В. Соотношение централизованного и децентрализованного правового регулирования // Правоведение. — 1991. — № 4. — С. 59.
ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ПРАВОВОЙ КУЛЬТУРЫ: ВОЗМОЖНОСТИ И НАПРАВЛЕНИЯ ТЕОРЕТИКО-ПРАВОВОГО АНАЛИЗА
В.А. МОРОЗОВ
Одним из наиболее примечательных феноменов второй половины ХХ в. является активное развертывание интеграционных процессов. Поскольку последние затрагивают в том числе и правовое пространство, очевидную актуальность приобретают вопросы, связанные с развитием и функционирова-
нием в условиях интеграции правовых культур, как статичных, консервативных образований, менее всего подверженных каким-либо изменениям.
Вследствие сложности и многоаспектности процессов трансформации правокультурного пространства отдельные их аспекты по-прежнему остаются мало-
