CC BY
0
МОЗИАС П.М.* МЕСТО И РОЛЬ КИТАЯ В НОВОЙ АРХИТЕКТОНИКЕ МЕЖДУНАРОДНОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО СОТРУДНИЧЕСТВА В АТР
Аннотация. Положение Китая в мире как страны с крупнейшим ВВП и наибольшим внешнеторговым оборотом делает его потенциальным лидером региональных экономических объединений в АТР. Китай стал одним из учредителей Всеобъемлющего регионального экономического партнерства (ВРЭП) и подал заявку на присоединение к Всеобъемлющему и прогрессивному Транстихоокеанскому партнерству (ВПТПП). Он заключил двусторонние соглашения о свободной торговле с целым рядом государств АТР. Эти соглашения способствуют росту китайского экспорта и улучшению его качественных характеристик, хотя их возможности пока и используются не в полной мере. Но лидирующее положение в региональных экономических группировках Китаю не гарантировано. Сама характеристика этих объединений как интеграционных остается дискуссионной. В любом случае, если региональная экономическая интеграция в АТР и имеет место, то у нее есть существенные отличия от процессов, происходящих в Евросоюзе и ЮСМКА.
Ключевые слова: Китай; региональная экономическая интеграция; соглашения о свободной торговле; экспорт; Азиатско-Тихоокеанский регион.
MOZIAS P.M. Nina's Stance in the New Pattern of the Asian-Pacific Economic Cooperation
*
Мозиас Петр Михайлович - кандидат экономических наук, ведущий научный сотрудник Отдела Азии и Африки Института научной информации по общественным наукам РАН, доцент департамента мировой экономики НИУ ВШЭ.
131
Abstract. China's position in the world as the country with both the largest GDP and foreign trade volume makes her a potential leader of regional economic associations in the Asian-Pacific Rim. China has become a founding member of the Regional Comprehensive Economic Partnership (RCEP) and applied to join the Comprehensive and Progressive Trans-Pacific Partnership (CPTPP). She signed bilateral free trade agreements (FTAs) with a number of Asian-Pacific countries. These agreements contribute to the growth of Chinese exports and the improvement of their quality, although a potential of those FTAs has not yet been fully exploited. But China is not guaranteed with a leading position in regional economic groupings. The very characterization of these associations as of integrational ones remains debatable. Anyhow, if regional economic integration in the Asian-Pacific Rim does exist, then it has significant differences from the processes taking place in the European Union and the USMCA.
Keywords: China; regional economic integration; free trade agreements; export; Asian-Pacific Rim.
Для цитирования: Мозиас П.М. Место и роль Китая в новой архитектонике международного экономического сотрудничества в АТР // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 9: Востоковедение и африканистика. - 2024. - № 2. - С. 131-158. -DOI: 10.31249/rva/2024.02.09
Уже достаточно давно стало принято говорить, что в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) сформировался новый, альтернативный евроатлантическому, «центр силы» мировой экономики. Вслед за «экономическим чудом» Японии продолжительный хозяйственный бум пережила «четверка» новых индустриальных стран (НИС) Восточной Азии: Гонконг, Сингапур, Тайвань и Южная Корея. Из всего общемирового массива развивающихся стран только им удалось во второй половине ХХ в. принципиально изменить свой статус, перейти в группу развитых экономик. Одно время казалось, что компанию им вскоре составят такие страны Юго-Восточной Азии, как Малайзия и Таиланд. Но на рубеже XX-XXI вв. темпы хозяйственной динамики у тех замедлились. Гораздо большее значение для окончательного становления восточно-азиатского и, говоря шире, азиатско-тихоокеанского «центра силы»
132
имели «открытие» китайской экономики в начале 1980-х годов и ее последующий продолжительный рост высокими темпами.
Пусть Китай и поныне относится к числу развивающихся стран, но еще в 2009 г. он превратился в крупнейшего мирового экспортера товаров, в 2013-м стал глобальным лидером по величине внешнеторгового оборота, а с 2014 г. специалисты МВФ признают китайскую экономику первой в мире по объему ВВП, исчисленного по паритету покупательной способности. Уже просто ввиду масштабов своего хозяйства Китай оказывает основополагающее влияние на экономическую ситуацию и в Восточной и Юго-Восточной Азии, и в АТР в целом. Не только для своих соседей по региону, но и для большинства государств мира он является ныне ведущим торгово-экономическим партнером.
Ради упрощения режимов торговли и инвестиций, да и для укрепления своих геополитических позиций страны АТР заключают друг с другом двусторонние преференциальные соглашения и создают субрегиональные и панрегиональные межгосударственные объединения. С 1967 г. существует Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН), куда изначально входили Индонезия, Малайзия, Сингапур, Таиланд и Филиппины, а впоследствии к ним присоединились Бруней, Вьетнам, Камбоджа, Лаос и Мьянма. Основанный в 1989 г. Форум Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС) ныне включает в себя 21 страну и территорию, в том числе и Россию.
В 2010-е годы процесс вышел на качественно новый уровень. В 2016 г. 12 стран (Австралия, Бруней, Вьетнам, Канада, Малайзия, Мексика, Новая Зеландия, Перу, Сингапур, США, Чили и Япония) создали организацию под названием «Транстихоокеанское партнерство» (ТТП). Хотя США в начале 2017 г. по инициативе Д. Трампа из ТТП вышли, но оставшиеся 11 государств предпочли продолжить сотрудничество в этом формате, а в 2018 г. он был переименован во «Всеобъемлющее и прогрессивное Транстихоокеанское партнерство» (ВПТПП)1. В ноябре 2020 г. страны АСЕАН и пять ведущих экономических партнеров этой организации, с которыми у нее были ранее подписаны соглашения о свободной торговле (Австралия, Китай, Новая Зеландия, Южная Корея и
1 В июле 2023 г. к ВПТПП присоединилась Великобритания.
133
Япония), основали Всеобъемлющее региональное экономическое партнерство (ВРЭП)1.
Одно время модно было искать в самих концепциях ТТП и ВРЭП прежде всего геополитические смыслы, рассматривать эти проекты в контексте начавшейся между США и КНР прямой конкуренции за сферы влияния. Соответственно, ТПП рассматривалось как американский проект, а ВРЭП - как китайский. Но это и изначально выглядело большой натяжкой. На самом деле ТПП было сперва совместной идеей Брунея, Новой Зеландии, Сингапура и Чили, а уж потом к переговорам подключились США и ряд других стран. Переговоры же о ВРЭП начались по инициативе стран АСЕАН. Теперь же видеть в деятельности этих объединений преимущественно реализацию интересов той или иной сверхдержавы тем более неуместно, так как США из ТТП ушли, а Китай, напротив, в 2021 г. подал заявку на вступление в эту организацию.
Составы стран - участниц ВПТТП и ВРЭП во многом пересекаются, и это, как ни парадоксально, особенно наглядно характеризует реальную разницу между этими объединениями. Они отличаются не геополитическими установками, а конкретным содержанием экономических соглашений (степенями радикализма в либерализации торговых и инвестиционных режимов и в распространении единых стандартов на сферы национальных хозяйств, смежные с внешнеэкономическими, - здесь ВПТПП идет куда дальше, чем ВРЭП).
Другое распространенное заблуждение состоит в том, что региональные экономические объединения, существующие в АТР, автоматически рассматриваются как местные аналоги Евросоюза и Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА, недавно переименованной в ЮСМКА), т.е. эти объединения считаются интеграционными. К сожалению, те, кто высказывает такие оценки, как правило, просто избегают формулировать более или менее четкие определения и критерии самого понятия «региональная экономическая интеграция».
На самом же деле для констатации наличия такого процесса недостаточно просто попыток создания региональных объедине-
1 Индия, у которой тоже имеется преференциальное торговое соглашение с АСЕАН, от участия в ВРЭП воздержалась, хотя и участвовала в соответствующих переговорах.
134
ний, да даже и сравнительно высокого уровня экономического сотрудничества между государствами региона. Серьезные экономисты определяют региональную экономическую интеграцию как следствие процесса регионализации - преимущественного внимания страны и ее хозяйствующих субъектов к соседним странам. Регионализация перетекает в интеграцию, если между странами достигается высокий уровень взаимозависимости и он требует координации ими экономической политики, для чего и создается межгосударственное объединение.
Но даже использование термина «регионализация» применительно к экспортноориентированным экономикам Восточной и Юго-Восточной Азии вызывает определенные сомнения, так как в их товарном вывозе очень значительные доли приходятся на развитые страны Запада. О согласовании же экономической политики, как неотъемлемой черте интеграции, говорить тем более трудно в свете напряженных политических отношений между многими странами и в Восточной Азии, и в АТР в целом. Так что интеграционный характер межгосударственных объединений в АТР и возможная лидирующая роль в них Китая - это вовсе не аксиомы, а требующие проверки гипотезы. В качестве таковых они и обсуждаются в профессиональной китае- и англоязычной экономической литературе.
Можно ли сказать, что экономические взаимосвязи стран Восточной Азии делают их «естественными партнерами» по торговому блоку, а потому его формирование рационально и неизбежно? Таким вопросом задался П. Чжоу (экономический факультет Городского университета Нью-Йорка, США) [1]. Он согласен с тем, что последовательность происходивших в экономиках этого региона в 1960-2010-е годы структурных сдвигов может быть истолкована в духе моделей «стаи летящих гусей» К. Акамацу1 и «пути коллективного развития» Ф. Адама2. По мере исчерпания Японией возможностей экспортной специализации на стандартизованных, трудоемких товарах легкой промышленности соответ-
1 Akamatsu K. A Historical Pattern of Economic Growth in Developing Countries // Developing Economies. - 1962. - Vol. 1, N 1. - P. 12-21.
2 Adam F.G. The East Asian Development Ladder : Virtuous Circles and Linkages in East Asian Economic Development // East Asian Economic Development / Adam F.G., Ichimura S. (eds.). - Westport (CT) : Praeger, 1998. - P. 3-18.
135
ствующие производства переносились в НИС, а сама Япония осваивала сначала зарубежные рынки товаров тяжелой и химической промышленности, а затем - рынки высокотехнологичных товаров. Когда аналогичную эволюцию претерпевали экономики НИС, то они передали «эстафету» трудоемкой экспортной ориентации странам АСЕАН и Китаю, а сами стали культивировать более продвинутые капитало- и техноемкие отрасли, от которых к тому времени стала избавляться Япония.
Непосредственно передача импульсов структурной перестройки происходила через вывоз прямых зарубежных инвестиций (ПЗИ) сперва из Японии, а затем из Южной Кореи и Тайваня в менее развитые страны региона. Фирмы Японии и НИС осуществляли ПЗИ, реагируя на ухудшение своей конкурентоспособности из-за происходившего по мере развития этих экономик роста зарплат и ревальваций национальных валют. Под воздействием ПЗИ в регионе относительно уменьшилась роль межотраслевой торговли и усилилось значение торговли внутриотраслевой и внутрифирменной. Специализация стран на разных стадиях производства конечных изделий привела к складыванию многоступенчатых глобальных цепочек создания стоимости (ГЦСС). К примеру, в электронике ГЦСС включали в себя осуществление НИОКР в Японии и США, производство полупроводников в Южной Корее и на Тайване, сборку конечных продуктов в странах АСЕАН и Китае, и все это могло происходить в рамках одной и той же транснациональной компании [1, р. 2-8].
Внешним отражением этого процесса формирования ГЦСС и стало, по мнению П. Чжоу, активизировавшееся в Восточной и Юго-Восточной Азии с конца 1990-х годов заключение двусторонних и многосторонних соглашений о свободной торговле (ССТ). Но всё равно остается вопрос, насколько такие соглашения обоснованы экономически. Создание интеграционных группировок рационально, если страны - потенциальные участницы обладают высокой взаимодополняемостью в торговле, настаивает П. Чжоу. Поэтому нужно уточнить, совпадают ли у стран региона сравнительные преимущества (тогда эти страны являются прямыми конкурентами) или же они на международных рынках дополняют друг друга (тогда формирование интеграционных объединений действительно имеет смысл). Если же высокой степени
136
комплементарности (взаимодополняемости) на самом деле нет, но предпринимаются попытки создания торговых блоков, то они, очевидно, определяются политическими мотивами, и тогда попытки интеграции будут неустойчивыми, малоуспешными [1, р. IX, 301].
Для прояснения ситуации П. Чжоу использовал методику расчета индекса взаимодополняемости (ИВ), индекса интенсивности торговли (ИИТ) и индекса отклонения торговли от потенциала (ИОТП) применительно к парам стран региона [1, р. 302-303]. ИВ измеряет, насколько структура экспорта одной страны соответствует потребностям другой страны в импортных товарах. Если значение ИВ велико, то страны являются «естественными торговыми партнерами». Но потенциальная комплементарность может и не реализовываться на практике. ИИТ как раз и показывает, торгуют ли две страны в действительности между собой более активно, чем с остальным миром. А ИОТП характеризует, насколько реальная доступность экспортных товаров одной страны импортерам другой отличается от потенциальной, которую можно было бы ожидать, исходя из долей этих двух стран в общемировой торговле соответствующими товарами. Между тремя индексами существует следующее соотношение:
ИИТ = ИВ х ИОТП.
Расчеты показали, что взаимодополняемость китайской экономики с хозяйствами других стран региона увеличивается со временем. Причем у Китая больше взаимодополняемость с Японией и НИС, чем со странами АСЕАН. Тогда как у НИС в торговле с Японией взаимодополняемость относительно невысока, по многим традиционным товарным позициям японские фирмы всё же сохранили сравнительные преимущества, и они выступают как непосредственные конкуренты для компаний НИС. В торговле с США все азиатские страны, кроме Китая, в начале 1980-х годов имели высокий ИВ, но ситуация изменялась по мере того, как китайские товары захватывали американский рынок: ИВ в торговле КНР и США рос, а соответствующие показатели в торговле других вос-точноазиатских стран с США снижались.
У Японии и НИС интенсивность торговли с Китаем нарастала по мере «открытия» китайской экономики. Но у Японии ИИТ с Китаем ниже, чем у Гонконга, Тайваня и Южной Кореи, и он ко-
137
леблется со временем. Из стран АСЕАН наибольшая интенсивность торговли с Китаем у Сингапура, наименьшая - у Малайзии. С Японией страны АСЕАН торгуют более интенсивно, чем с НИС. По-видимому, это так потому, что Япония очень нуждается в сырьевом импорте из Юго-Восточной Азии.
До «открытия» Китая все другие страны Восточной и Юго-Восточной Азии, кроме Таиланда, имели высокие ИИТ с США. Но затем эти показатели стали снижаться, что было связано с нарастанием потоков товаров производственного назначения из Японии и НИС в Китай для доработки там и реэкспорта в США. По результатам расчетов П. Чжоу сделал вывод, что экономики Восточной Азии действительно тесно взаимосвязаны и объективные предпосылки для региональной экономической интеграции налицо [1, р. 305-313, 348].
Другое дело, что интеграционный процесс в данном регионе не может не протекать несколько иначе, чем в Европе и Северной Америке. Во-первых, разброс показателей экономического развития между странами Восточной Азии намного больше, чем внутри Евросоюза и ЮСМКА. Во-вторых, у многих стран Восточной Азии сходные наборы экспортных товаров. В-третьих, значительная часть готовой экспортной продукции стран Восточной Азии предназначена для рынков внерегиональных развитых стран (США, страны ЕС), что само по себе затрудняет создание единого торгового блока. В-четвертых, из-за различия уровней развития приоритеты стран в отношении либерализации не совпадают. Так, Япония заинтересована в либерализации торговли услугами, а развивающиеся страны - в либерализации торговли товарами. Разнятся пожелания стран и в отношении торговли аграрной продукцией: одни страны хотят ее либерализации, другие склонны к протекционизму в отношении собственных сельхозпроизводителей [1, р. 354].
Нужно также иметь в виду, что экономическая интеграция малых и крупных стран через активизацию межстранового движения капитала вызывает формирование промышленных кластеров на территориях крупных стран: промышленность сосредотачивается там, где возможна реализация эффекта масштаба. Иными словами, интеграция склонна порождать структуры типа «Центр -
138
Периферия»1. Причем Центром в объединении обычно становится такая страна, ССТ с которой больше всего ценятся странами региона, так как именно на ее рынок они прежде всего хотят направлять свои экспортные потоки. В ЮСМКА эту роль играют США, а в ЕС - Германия. Но в Восточной Азии такую страну выделить сложнее, чем в других регионах. На роль Центра могут претендовать и Китай, и Япония. Более того, по мнению П. Чжоу, поскольку США выступают в качестве уникального «рынка последней инстанции» для экспортноориентированных азиатских экономик, то создать институциональные рамки интеграции в Восточной Азии нереально, если не включить в торговый блок и США, а они по определению будут претендовать на положение Центра [1, р. 355362].
Книга П. Чжоу вышла в свет, когда переговоры о ТТП были далеки от завершения, а диалог о ВРЭП только начинался. Но еще тогда П. Чжоу предсказывал, что в Восточной Азии не возникнет единой интеграционной группировки по типу ЕС, а будет существовать несколько торговых блоков с пересекающимися составами участников [1, р. 349, 357, 369-373].
Хань Цзянь (экономический факультет Нанкинского университета) и Ван Цань (факультет торговли того же университета) [2] тоже считают, что глубинная основа для попыток региональной экономической интеграции - это формирование ГЦСС. Но они обращают внимание на то, что непосредственная причина, побуждающая многие страны инициировать преференциальные торговые соглашения, - это длительный застой переговоров о дальнейшей торговой либерализации на уровне ВТО. Фактический паралич начавшегося еще в 2001 г. в Дохе IX раунда многосторонних переговоров как раз и привел к тому, что поднялась «волна» заключения двусторонних и региональных торговых соглашений. Показательно, что с момента подписания ГАТТ в 1948 г. и до создания ВТО в 1994 г. таких соглашений в мире было подписано 124, а за 1995-2017 гг. - более 400. Из 279 соглашений, вступивших в силу на конец 2017 г., 234 - это собственно ССТ (предполагающие движение к полной отмене тарифных и нетарифных барьеров в
1 Буквально П. Чжоу пишет о структуре «Втулка колеса - спицы» ("Hub -spoke").
139
торговле между государствами-участниками), 16 - соглашения о преференциальной торговле (в их рамках либерализация охватывает только ограниченный круг товарных позиций, по которым не существует непреодолимых противоречий интересов), а 29 - соглашения о таможенных союзах (они предусматривают не только либерализацию торговли между участниками, но и проведение ими единой торговой политики в отношении остального мира) [2, с. 55, 57].
Но изменилось не только число ССТ, другими стали и их качественные характеристики. Традиционно ССТ фокусировались на устранении тарифных и нетарифных барьеров для торговли, т.е. «препятствий на границе». А ССТ нового поколения уделяют большое внимание тем проблемам, которые контрагентам по внешнеэкономическим сделкам приходится решать уже «после пересечения границы», это вопросы защиты прав интеллектуальной собственности, конкурентной политики, организации электронной торговли, борьбы с коррупцией, гарантирования прав человека и т.д. Большая «глубина» ССТ, т.е. охват ими широкой тематики, имеющей отношение к международным экономическим отношениям, создает более благоприятные, чем раньше, возможности для сотрудничества в рамках ГЦСС.
Так, выполнение ССТ функции предоставления гарантий снижает издержки участников международной кооперации, связанные с доведением товаров до конечных потребителей (издержки по уплате таможенных пошлин и преодолению нетарифных барьеров, издержки хранения, транспортные издержки). В современных ГЦСС только около 10% добавленной стоимости формируется собственно в производствах обрабатывающей промышленности, а остальные 90% приходятся на трансграничное оказание услуг производственного характера. Поэтому так важно распространение сферы действия ССТ на торговлю услугами, в том числе электронную коммерцию. А включение в ССТ процедурных вопросов разрешения споров и обеспечения транспарентности снижает риски, порождаемые возможностью непредсказуемых изменений экономической политики в странах-участницах [2, с. 55-57].
Исходя из того, как именно обеспечивается «глубина» ССТ, уже действующие такие соглашения принято подразделять на категории «ВТО+» и «ВТО - Х». Модель «ВТО+» предусматривает,
140
что ССТ основано на всем наборе норм ВТО, но предполагает и ряд дополнительных либерализационных условий или условий, проработанных более детально, чем в соглашениях, имеющихся в ВТО. Это могут быть дополнительные тарифные уступки, процедуры взимания экспортных пошлин, правила применения технических барьеров в торговле, процедуры антидемпинговых и компенсационных расследований и т.д., всего таких условий может быть до 14. Модель «ВТО - Х» означает, что в ССТ включаются статьи по проблематике, вообще не покрываемой соглашениями, принятыми в ВТО: это вопросы борьбы с коррупцией, конкурентной политики, охраны окружающей среды, регулирования трудовых отношений и др., всего таких направлений насчитывается до 38 [2, с. 57-58]. Надо сказать, что проблематика, относимая к модели «ВТО+», присутствует в действующих ССТ гораздо чаще, чем та, которая относится к модели «ВТО - Х».
Для оценки влияния, которое оказывает заключение ССТ на участие стран-подписантов в ГЦСС, Хань Цзянь и Ван Цань построили регрессионную модель. Объясняемыми переменными в ней являются индексы, характеризующие положение страны в ГЦСС:
1) индекс участия в ГЦСС, рассчитываемый исходя из доли стоимости, добавленной в стране, в совокупной стоимости ее экспорта;
2) индекс протяженности ГЦСС, который рассчитывается на основе данных об использовании определенного товара в процессе производства изделия конечного спроса (сопоставляется стоимость конечной и промежуточной продукции);
3) индекс удаленности конечного спроса, который вычисляется исходя из того, сколько стадий производства нужно еще пройти товару для того, чтобы превратиться в готовую продукцию.
В качестве объясняющих переменных выступают число ССТ, подписанных страной, и «глубина» таких соглашений (она оценивается по количеству условий, включенных в ССТ). В регрессию включены также контрольные переменные:
1) темп экономического роста в стране;
2) доля чистого притока прямых иностранных инвестиций (ПИИ) в ВВП страны;
141
3) доля расходов на НИОКР в ВВП страны;
4) уровень человеческого капитала, накопленного в стране. Он оценивается по удельному весу студентов вузов в совокупном населении страны.
Индексы, свидетельствующие о той роли, которую играет страна в ГЦСС, взяты авторами из базы данных Азиатского банка развития World Input-Output Database (WIOD) и базы данных по ГЦСС, которая ведется в пекинском Университете внешнеэкономических связей и торговли. Данные о числе ССТ, их содержании и информация по контрольным переменным взяты из базы данных Всемирного банка. Были использованы данные по 41 стране за 2005-2014 гг. [2, с. 60-61].
Расчеты по модели выявили, что увеличение «глубины» ССТ действительно оказывает на индекс участия страны в ГЦСС заметное позитивное влияние, а вот рост числа ССТ, заключенных страной, таких последствий не вызывает. Из контрольных переменных на участие страны в ГЦСС ощутимо влияет со знаком «плюс» только увеличение расходов на НИОКР. Тогда как избыточный приток ПИИ в страну может, напротив, вызвать негативные последствия. Очевидно, это связано с тем, что усиление контроля зарубежных инвесторов над ГЦСС может сдерживать передачу ими технологий национальным предприятиям. Влияние со стороны динамики ВВП и накопления человеческого капитала на характер участия страны в ГЦСС позитивное, но очень ограниченное.
Выяснилось, что «углубление» содержания ССТ вызывает также и увеличение протяженности ГЦСС, тогда как рост числа ССТ не оказывает статистически значимого влияния на индекс протяженности ГЦСС. Из контрольных переменных с индексом протяженности ГЦСС негативно коррелирует приток ПИИ, а позитивно - расходы на НИОКР. Темпы экономического роста и уровень накопленного человеческого капитала на этот индекс не имеют влияния.
«Глубина» ССТ также помогает странам-участницам сдвигаться поближе к «верхним» звеньям ГЦСС, где генерируются технологии и дизайн продукции - в отличие от «нижних» звеньев, где предприятия отвечают за обработку материалов и сборку конечной продукции, а также за послепродажное обслуживание. Об этом свидетельствует позитивная корреляция «глубины» ССТ с
142
индексом удаленности конечного спроса. Напротив, увеличение числа ССТ не оказывает на этот индекс статистически существенного влияния. Из контрольных переменных на значения этого индекса ощутимо и позитивно влияют динамика ВВП, приток ПИИ и расходы на НИОКР, а заметной корреляции этого индекса с характеристиками человеческого капитала страны исследование не обнаружило.
Истолковать это можно так, что заключение «глубоких» ССТ позволяет развивающимся странам постепенно превращаться в производителей товаров промежуточного спроса (раньше такие товары они в рамках ГЦСС преимущественно импортировали из развитых стран). Но и развитые страны «возвращают» себе часть операций по производству изделий конечного спроса, ранее уступленных странам глобального Юга, и при этом углубляют свою специализацию по услугам производственного характера [2, c. 61-63].
Цзи Фэй (НИИ международной стратегии Гуандунского университета иностранных языков и международной торговли, Гуанчжоу) и Чэнь Цзиюн (факультет экономики и менеджмента Уханьского университета) [3] ставят вопрос о том, чем руководствуются страны, когда выбирают между подписанием двусторонних ССТ и вступлением в многосторонний торговый блок. В принципе, у каждого из этих вариантов есть свои преимущества.
При обсуждении условий двустороннего соглашения страны могут уделить больше внимания тому, что непосредственно затрагивает их интересы, им не нужно тратить много времени и усилий на согласование позиций с третьими странами по малозначимой для них тематике. Зато в ходе многосторонних переговоров у государств больше возможностей для маневра и для взаимных уступок. Кроме того, заключение многостороннего соглашения позволяет избежать наложения друг на друга и переплетения условий множества двусторонних ССТ, т.е. того, что было названо Дж. Бхагвати эффектом «чаши спагетти»1.
Цзи Фэй и Чэнь Цзиюн выясняют, как сказались на экспортной и импортной торговле Китая имеющиеся у него ССТ и в каких случаях позитивные эффекты больше - при заключении двусто-
1 Bhagwati J. Regionalism and Multilateralism : An Overview // New Dimensions in Regional Integration / De Melo J., Panagariya A. (eds.). - New York : Cambridge University Press, 1993. - P. 22-51.
143
ронних или многосторонних соглашений. Вплоть до учреждения ВРЭП в 2020 г. к числу многосторонних региональных торговых соглашений, в которых участвовал Китай, можно было отнести только фактически так толком и не заработавшую зону свободной торговли в рамках АТЭС и зону свободной торговли «Китай -АСЕАН» (с той оговоркой, что это ССТ со всей АСЕАН, а не с отдельными ее членами, т.е. формально оно двустороннее). Кроме того, Китай выполняет многосторонние торговые соглашения, действующие в ВТО. Из стран АТР подписали с Китаем двусторонние ССТ Австралия, Камбоджа, Коста-Рика, Новая Зеландия, Перу, Сингапур, Чили и Южная Корея, а из внерегиональных государств - Грузия, Исландия, Мальдивы, Пакистан и Швейцария. У Китая есть также соглашения о преференциальной торговле с Бангладеш, Индией, Лаосом и Шри Ланкой.
В обработке данных о торговле Китая с его партнерами по двусторонним и многосторонним соглашениям Цзи Фэй и Чэнь Цзиюн задействовали методы Propensity Score МаЬсЫ^ (PSM) и Difference in Difference (DID). Метод PSM позволяет скорректировать структуру выборки для исследования так, что из нее удаляются страны, по своему экономическому потенциалу слишком сильно отличающиеся в ту или иную сторону от основного массива. В рамках метода DID выявляется влияние на торговлю между странами-подписантами соглашений со стороны изменений в экономической политике, случившихся после заключения соглашений, а также учитывается фактор времени, прошедшего с момента вступления соглашений в силу.
На основе комбинации этих двух методов авторами построена модель с двумя уравнениями, в которых величины экспорта и импорта тех или иных товаров в торговле Китая с определенной страной поставлены в зависимость от наличия / отсутствия ССТ с ней и от того, каким является ССТ - двусторонним или многосторонним. В модель включены также контрольные переменные:
- подушевой ВВП в стране - торговом партнере Китая;
- индекс эффективности государственного управления в стране-партнере;
- величина населения страны-партнера (она характеризует масштабы рынка этой страны);
144
- инфляция в стране-партнере;
- валютный курс юаня.
В расчетах по модели использованы данные о торговле КНР с более чем 70 странами и территориями за 2006-2015 гг. Среди стран, охваченных выборкой, есть как страны, подписавшие ССТ с Китаем, так и страны, этого не сделавшие [3, с. 43-45].
Расчеты показали, что заключение ССТ с определенными странами действительно влияет на характер торговых отношений Китая с ними. Но в большей степени благодаря ССТ активизируется импорт Китая из страны - партнера по соглашению, а не китайский экспорт в данную страну. Если до начала действия ССТ у КНР в торговле со страной-партнером было большое положительное сальдо (а это почти всегда так), то в результате выполнения соглашения профицит уменьшается. Получается, что от ССТ в большей степени выигрывают торговые партнеры КНР, которые могут увеличить свои поставки на китайский рынок. А экспорт Китая в эти страны и так велик, ССТ дополнительно стимулируют его, но нельзя сказать, что это фактор, принципиально меняющий сложившуюся ситуацию [3, с. 46-47].
Далее Цзи Фэй и Чэнь Цзиюн конкретизировали свой анализ, выделив в структуре экспорта и импорта четыре категории товаров (трудоемкие, капиталоемкие, наукоемкие и прочие) и учтя, что ССТ бывают как двусторонние, так и многосторонние. Стимулирующее влияние ССТ на торговлю Китая со странами-партнерами выявлено по всем четырем группам. Но по трудо-, ка-питало- и наукоемким товарам действие ССТ в большей мере способствует росту китайского импорта, а не экспорта. По прочим товарам ситуация примерно такая же, но менее четко выраженная.
Тем не менее стимулирующее влияние на китайский экспорт в страны-партнеры тоже есть, его оказывают как двусторонние, так и многосторонние ССТ. Но по всем четырем группам экспортных товаров было выявлено, что стимулирующий эффект многосторонних соглашений больше, чем аналогичное воздействие со стороны двусторонних ССТ. Такая же ситуация наблюдается и по импорту товаров всех четырех групп: многосторонние ССТ в большей степени способствуют его росту, чем это делают двусторонние соглашения [3, с. 48-50].
145
Если Цзи Фэй и Чэнь Цзиюн исследовали влияние ССТ на количественные пераметры китайской внешней торговли, то Фань Чжаобинь и Чжоу Ин (факультет международной торговли Цзи-наньского университета) [4] интересуются качественной стороной дела: они выясняют, как наличие преференциальных торговых соглашений сказывается на технологической сложности китайского экспорта. По идее, такое влияние может передаваться по двум каналам. Во-первых, благодаря уменьшению или отсутствию таможенных пошлин могут снижаться издержки фирм-экспортеров и увеличиваться их рентабельность. Во-вторых, может уменьшаться степень неопределенности в том, что касается экономической политики стран - участниц соглашения, т. е. снизятся политические риски для экспортеров. Результатами действия обоих этих механизмов влияния будут выход на внешние рынки большего числа компаний, реализация ими эффекта масштаба и внедрение более продвинутых технологий.
Эти предположения Фань Чжаобинь и Чжоу Ин проверяют с помощью регрессионной модели, в которой в качестве объясняющей переменной выступает наличие / отсутствие у КНР преференциального торгового соглашения с определенной страной, а объясняемая переменная - это технологическая сложность торговли Китая с этой страной. Для характеристики технологической сложности используются индексы, разработанные Р. Хаусманном, Дж. Хваном и Д. Родриком1:
- PRODY (он связывает технологическую структуру экспорта страны с показателем ее подушевого ВВП);
- EXPY (он рассчитывается как значение PRODY, средне -взвешенное по долям отдельных товарных групп в экспорте, что и позволяет оценить технологическую сложность товарного вывоза).
В расчетах были использованы данные о китайском экспорте продукции обрабатывающей промышленности по 10 товарным группам за 1995-2015 гг. [4, с. 88-89].
Авторы учли также, что при заключении торговых соглашений страны могут принимать в расчет географическое расстояние между ними (чем оно меньше, тем больше вероятность подписа-
1 Hausmann R., Hwang J., Rodrik D. What Your Export Matters // Journal of Economic Growth. - 2007. - Vol. 12, N 1. - P. 1-25.
146
ния соглашения); показатели своих реальных ВВП (чем они больше, тем более склонны страны заключать соглашения, так как высокое значение ВВП означает наличие емкого рынка в стране); величины своих подушевых ВВП (их близость означает, что страны находятся примерно на одном и том же уровне развития, а это делает их более склонными заключать соглашения). Соответствующие переменные тоже включены в модель. А для того чтобы сделать данные более репрезентативными, выборка стран - торговых партнеров Китая формировалась с помощью метода Р8М: из нее были устранены аномальные «выбросы» по этим трем переменным.
В конечном счете в выборке численное соотношение группы стран, с которыми у Китая подписаны торговые соглашения, и группы государств, с которыми таких соглашений нет, составило 1 : 3. Это позволило провести анализ методом «от противного», т.е. посмотреть, что было бы с технологической сложностью экспорта, если бы торговые соглашения вообще не заключались [4, с. 90-94].
Расчеты по модели выявили устойчивую позитивную корреляцию между заключением торговых соглашений и технологической сложностью китайского экспорта в соответствующие страны, первое действительно ведет к увеличению второго. Причем после заключения соглашений о преференциальной торговле сложность китайского экспорта возрастает в среднем на 10,4%, а после заключения ССТ - на 11,1%, т.е. воздействие ССТ пусть и не намного, но более сильное. Иными словами, чем «глубже» содержание торгового соглашения, тем сильнее то позитивное влияние, которое оказывается на технологическое содержание китайского экспорта [4, с. 94-96].
Важные нюансы, касающиеся выхода китайских предприятий на экспортные рынки с помощью ССТ, уточняют Хань Цзянь (экономический факультет Нанкинского университета), Юэ Вэнь (факультет торговли Цзяннаньского университета, Нанкин) и Лю Шо (факультет торговли Нанкинского университета) [5]. По условиям ССТ страны-участницы предоставляют друг другу возможность пользоваться более льготными ставками таможенных пошлин, чем те, которые действуют в торговле между государствами -членами ВТО, предоставившими взаимно режим наибольшего благоприятствования (РНБ). Нередко таможенные пошлины в тор-
147
говле между подписантами ССТ вообще обнуляются. Но результативной такая политика становится, только если льготные условия распространяются на большинство предприятий стран - участниц ССТ. Иначе говоря, важна фактическая исполняемость ССТ.
В реальности к некоторому числу хозяйственников информация о содержании ССТ не поступает или они не могут ее осмыслить. Важно также, что для того чтобы экспортные товары могли поставляться на условиях ССТ, они должны соответствовать правилам, по которым определяется происхождение товаров именно из стран - участниц ССТ. А поскольку часто бывает так, что одна и та же страна подписывает много ССТ, то правила происхождения, заложенные в разные соглашения, наслаиваются друг на друга, вызывая эффект «чаши спагетти», и воспользоваться ССТ как каналом экспорта становится особенно сложно.
В силу этих причин для того, чтобы действительно получить возможность ввозить свои товары в государства-партнеры по пониженным тарифам, предприятия вынуждены нести определенные «издержки использования» ССТ (издержки мониторинга условий ССТ, издержки на ведение документации в соответствии с правилами определения страны происхождения товаров и т.д.). Наличие «издержек использования» и приводит к тому, что далеко не все предприятия пользуются условиями ССТ, исполнение таких соглашений далеко не полное [5, с. 165-166].
По поводу количественной оценки «издержек использования» в литературе предложены две методики. Одна из них основана на гравитационной модели торговли и дает оценку относительной величины «издержек использования» (как доли таможенных платежей или доли цены экспортного товара). Применяющие эту методику экономисты обращают внимание на то, что наличие правил определения страны происхождения товаров представляет собой скрытое препятствие для использования режима ССТ. Оно порождает «издержки соответствия» как составную часть «издержек использования». Общую величину «издержек использования» большинство исследователей оценивает в диапазоне 3-5% от стоимости уплачиваемых предприятиями-экспортерами таможенных сборов.
Вторая методика предполагает установление абсолютной величины «издержек использования». Следующие этой методике
148
экономисты исходят из того, что наличие правил определения страны происхождения побуждает предприятия к закупкам не самых дешевых товаров производственного назначения внутри собственной страны. А в результате для некоторых категорий «предельных предприятий» уже нет разницы, какой канал экспорта использовать - ССТ или обычный РНБ. Существенной выгоды от задействования механизма ССТ они все равно не получат, ибо «издержки использования» компенсируют для них выигрыш от снижения пошлин в стране-партнере. Равновесная величина «издержек использования» как раз и определяется применительно к «предельным предприятиям». Обычно считается, что для приведения партии экспортного товара в соответствие с правилами определения страны происхождения компании-экспортеру приходится нести затраты величиной в несколько тысяч долларов [5, c. 167].
Хань Цзянь и его коллеги разработали теоретическую модель, в которой различия реакции предприятий на предложения использовать режим ССТ объясняются гетерогенностью, т.е. объективными различиями, самих предприятий. Модель предполагает существование экономики, где все имеющиеся предприятия занимаются экспортной деятельностью. Для этого они могут задействовать преференциальный режим ССТ, но существуют и определенные издержки его использования. Соответственно, прибыль предприятия-экспортера, исчисленная на основе цены FOB, уменьшается на величину «издержек использования».
Выбор предприятия по поводу использования / неиспользования условий ССТ определяется пороговым значением производительности этого предприятия: оно будет осуществлять экспорт в рамках ССТ, если его производительность выше определенной величины, пропорциональной уровню зарплат на предприятии, умноженному на «издержки использования» ССТ. Предприятия с низкой производительностью скорее предпочтут торговать на основе обычного РНБ, так как «издержки использования» отняли бы у них слишком значительную часть прибыли. Так что осуществляют экспорт в рамках ССТ преимущественно предприятия с высокой производительностью.
«Издержки использования» рассчитываются в модели исходя из ставок таможенных пошлин в стране-импортере, с которой у страны-экспортера подписано ССТ, а также цен FOB на экспорт-
149
ные товары данной страны. «Издержки использования» определяются путем выбора «предельного предприятия», уровень его производительности как раз соответствует пороговому значению, при превышении которого возникает заинтересованность в использовании условий ССТ, а самому' «предельному предприятию» безразлично, какой из двух режимов (РНБ или ССТ) задействовать.
Если «издержки использования» у компании-экспортера выше, чем у «предельного предприятия», то, осуществляя вывоз товаров по каналу ССТ, она будет нести слишком заметные потери прибыли. А если «издержки использования» у компании меньше, чем у «предельного предприятия», то она будет пользоваться режимом ССТ, и это почти наверняка компания с высокой производительностью.
В реальной хозяйственной практике между ставками импортных таможенных пошлин, предусмотренными РНБ, и ставками, действующими в рамках ССТ, могут быть различные соотношения. Во-первых, ставки РНБ могут быть нулевыми, и тогда заключение страной ССТ мало сказывается на ее внешней торговле.
Во-вторых, ставки РНБ могут быть равны ставкам ССТ и при этом ненулевыми. В таком случае часть предприятий-экспортеров может предпочесть РНБ, так как переход на условия ССТ будет чреват для них слишком большими «издержками использования». Подобные ситуации возникают, если в ходе переговоров о заключении ССТ по каким-то товарам сторонам не удалось договориться о взаимных тарифных уступках и преференциальный режим по этим товарам в условия ССТ не заложен. Другой возможный вариант - это когда либерализация взаимной торговли в рамках ССТ осуществляется постепенно, по определенным товарам снижение пошлин должно произойти только в перспективе, а пока действуют ставки РНБ.
В-третьих, ставки ССТ могут быть меньше ставок РНБ, но предприятия тем не менее могут избегать их задействования ввиду того, что выгоды от применения режима ССТ меньше, чем «издержки использования».
Наконец, в-четвертых, может быть так, что ставки ССТ меньше ставок РНБ и предприятия их реально используют. Доля товаров, торгуемых на таких условиях, в общем обороте торговли
150
между странами - участницами ССТ как раз и характеризует выполнение таких соглашений [5, с. 169-170].
Хань Цзянь и его соавторы при количественной оценке выполнения ССТ, подписанных Китаем, не берут в расчет случаи, когда ставки РНБ нулевые или когда они меньше ставок ССТ. Во всех ССТ, вступивших в силу на момент публикации статьи, за исключением соглашения «КНР - Пакистан», сфера предоставления взаимных преференций в торговле охватывала более 90% товарных позиций. Австралия, Исландия и Новая Зеландия вообще должны были освободить в конечном счете от взимания импортных пошлин все поставляемые из Китая товары.
Большинство соглашений предполагало, что либерализация торговли произойдет в течение десяти лет. Но ССТ Китая с развитыми странами предусматривали, что по многим позициям обнуление пошлин произойдет сразу после вступления соглашения в силу. Например, Австралия взяла на себя обязательство сделать так по 91,6% товарных позиций, ввозимых из КНР.
Расчеты Хань Цзяня и его коллег засвидетельствовали, что по состоянию на 2016 г. выполнение ССТ Китая с АСЕАН составило 46,16%, с Чили - 61,26, с Пакистаном - 58,26, с Новой Зеландией - 50,28, с Перу - 51,36, с Коста-Рикой - 42,29, с Исландией -35,61, со Швейцарией - 40,27, с Южной Кореей - 43,42, с Австралией - 39,28%. Так что потенциал всех этих соглашений сильно недоиспользовался. Исключением на этом фоне выглядело 100%-ное выполнение ССТ «Китай - Сингапур», но оно объяснялось тем, что Сингапур - это порт свободной торговли и ставки РНБ почти по всем товарам там нулевые [5, с. 171].
Показательна и ситуация в разбивке по отраслям. На продукцию машиностроения, текстиль, обувь и другие потребительские товары в совокупности приходится порядка 65% китайского товарного экспорта. Но в 2016 г. в торговле со странами, с которыми у Китая были ССТ, только 42,68% экспортных поставок китайского оборудования и 15,28% поставок китайского текстиля осуществлялись на условиях ССТ.
В случае с текстильной продукцией низкая величина, очевидно, объясняется тем, что в китайской текстильной промышленности много малых и средних предприятий, для которых «издержки использования» слишком велики: предприятия не хотят
151
тратиться на документацию, нужную для подтверждения страны происхождения товара. Кроме того, значительная часть текстиля и одежды производится в Китае по заказам иностранных фирм и реализуется за рубежом под их брэндами. Доля прибыли, остающейся в Китае, не превышает 10%, она не может перекрыть «издержки использования» даже несмотря на то, что ССТ предусматривают значительное снижение пошлин на китайский текстиль.
В машиностроении доля стоимости, добавленной в Китае, в ценах экспортных товаров тоже не слишком большая, эта отрасль китайской экономики в высокой степени зависима от импортных технологий. А ставки РНБ по продукции машиностроения сравнительно низкие, так что у предприятий нет особой заинтересованности в переходе на условия ССТ, большого выигрыша от этого они не получат [5, с. 173].
Учреждение ВРЭП и участие в нем Китая могут оказать существенное влияние на конкурентные позиции китайских предприятий на рынках АТР. Юань Бо, Ван Жуй, Пань Ичэнь и Чжао Цзин (Институт международной торговли и экономического сотрудничества при Министерстве коммерции КНР, Пекин) [6] отмечают, что ВРЭП обещает стать крупнейшей зоной свободной торговли в мире. На страны, вошедшие в это объединение, в 2019 г. приходилось 30% мирового ВВП и 28% оборота международной торговли, что превышало аналогичные показатели ЕС, ЮСМКА и ВПТПП.
Для большинства государств - участников ВРЭП Китай -это главный экспортный рынок и первый по значению источник импорта. Доля этих стран во внешней торговле КНР товарами находилась в 2010-е годы на уровне 30-31%, а в китайской торговле услугами - на уровне 21%. Главные источники ПИИ в китайскую экономику из стран ВРЭП - это АСЕАН (на 90% инвестиции из этой группы - сингапурские), Япония и Южная Корея. Наибольший удельный вес в китайских ПЗИ в страны объединения тоже приходится на страны АСЕАН: на конец 2020 г. накопленные ПЗИ китайских предприятий там достигли 127,6 млрд долл. Также достаточно велики китайские ПЗИ в Австралии, а вот в Японии, Южной Корее и Новой Зеландии они в среднем не превышают 1 млрд долл. в год в каждой из стран [6, с. 6-8].
152
ВРЭП предполагает, что в конечном счете по более чем 90% позиций товарной торговли стран-участниц таможенные пошлины будут обнулены, но движение к этому займет десять лет. У отдельных стран тарифные обязательства разные. Те страны, которые одновременно участвуют и в ВРЭП, и в ВПТПП, при вступлении в ту и другую организацию взяли на себя разные обязательства.
Япония обязалась довести долю полностью либерализованных товарных позиций в торговле со странами ВРЭП до 81-88%, Южная Корея - до 83-91, Австралия - до 98, Новая Зеландия - до 92, Сингапур - до 100, Бруней - до 98, Индонезия, Малайзия, Таиланд и Филиппины - до примерно 90, Вьетнам, Камбоджа, Лаос и Мьянма - до 86-87%.
Китай обещал довести уровень либерализации торговли с партнерами по ВРЭП до 86-91%, в том числе в торговле с АСЕАН -до 90,5%, с Австралией и Новой Зеландией - до 90, с Японией - до 86%.
По некоторым позициям предусмотрена более далекоидущая либерализация, чем предусмотренная в ССТ «Китай - АСЕАН». Так, Индонезия пошла на дополнительную либерализацию импорта из Китая морепродуктов, табачного листа, химической продукции, пластмасс; Малайзия - ввоза из КНР хлопкового волокна, запчастей и компонентов для продукции машиностроения, автомобилей и мотоциклов; Филиппины - ввоза китайских медикаментов, одежды, компонентов для двигателей, а также автомобилей и запчастей к ним; Таиланд - импорта китайской бумаги, олова и электротехники. В свою очередь, Китай обещал либерализовать ввоз из стран АСЕАН целого ряда сельскохозяйственных и промышленных товаров.
Но надо сказать, что в ВПТПП уровень либерализации выше: Япония там обязалась обнулить пошлины на импорт по 95% товарных позиций, а другие участники - по 99-100%. По отдельным страновым трекам внутри ВРЭП намечена более скромная либерализация, чем в среднем по объединению, это касается прежде всего торговли в «треугольнике» Китай - Япония - Южная Корея.
В сфере торговли услугами ВРЭП предоставило некоторым участникам переходные, адаптационные периоды, а в конечном счете всеми странами должен быть реализован принцип «негатив-
153
ного перечня», т.е. в общем случае предполагается свободный вход поставщиков услуг на рынки других стран объединения, а протекционистские ограничения возможны только по специально оговоренным видам услуг. Австралия, Бруней, Малайзия, Сингапур, Южная Корея и Япония с самого начала учредили у себя систему «негативного перечня». Китай, Вьетнам, Камбоджа, Лаос, Мьянма, Новая Зеландия, Таиланд и Филиппины временно используют систему «позитивного перечня», т.е. выделения отраслей сферы услуг, «открытых» для поставщиков из других стран ВРЭП. Но Китай, Вьетнам, Новая Зеландия, Таиланд и Филиппины осуществят переход от одной системы к другой в течение шести лет после вступления ВРЭП в силу, а Камбоджа, Лаос и Мьянма - в течение 15 лет.
В сфере обмена капиталовложениями тоже предусмотрена модель «негативного перечня». Австралия, Бруней, Индонезия, Малайзия, Сингапур, Южная Корея и Япония собираются применять ее в отношении инвестиций во всех отраслях. КНР, Вьетнам, Камбоджа, Лаос, Мьянма, Новая Зеландия, Таиланд и Филиппины задействуют ее в добывающей и обрабатывающей промышленности, сельском и лесном хозяйстве, рыболовстве, вынося за скобки сферу услуг.
Но надо сказать, что Китай «открыл» для иностранных инвесторов около 100 отраслей сектора услуг после присоединения к ВТО в 2001 г. А теперь в рамках ВРЭП к ним были добавлены еще 22 отрасли, в том числе авиаперевозки, управленческое консультирование, сфера НИОКР и др. В 37 отраслях (в том числе в финансовом секторе, строительстве, морских перевозках и др.) обязательства по либерализации стали более радикальными. В таких отраслях, как консалтинг, обработка цифровых данных, реклама, дизайнерские услуги, парикмахерское дело и т.д., иностранным инвесторам предоставлен национальный режим хозяйствования. Но в здравоохранении и стоматологии ПИИ по-прежнему допускаются только через создание паевых совместных предприятий, как и в маркетинговых услугах, управленческом консультировании, охранной деятельности, полиграфии. В отрасли телекоммуникационных услуг доля иностранных инвесторов в капиталах СП может достигать 50%; в мобильной связи, цифровых услугах и кинопрокате - 49%; в образовательных услугах разрешено сотрудни-
154
чество по модели контрактных совместных предприятий. За китайской стороной должны сохраняться контрольные пакеты в компаниях по ремонту авиатехники и обустройству рабочих станций, предоставляющих компьютерные услуги. Так что обязательства перед ВРЭП - это новый шаг в либерализации режима для ПИИ в Китае [6, с. 4-6].
Юань Бо и его коллеги прогнозируют, что действие ВРЭП (оно вступило в силу с начала 2022 г.) благодаря постепенному обнулению импортных пошлин приведет к росту торговли КНР с теми странами объединения, с которыми у Китая до сих пор не было ССТ, в том числе и с Японией. Возможно, ускорятся давно идущие переговоры о создании трехсторонней зоны свободной торговли «Китай - Япония - Южная Корея», или же будут заключены двусторонние ССТ «Япония - Южная Корея» и «Китай -Япония».
При применении правил определения страны происхождения товара все страны ВРЭП будут рассматриваться как одно целое, что позволит компаниям легче достигать норматива в 40% стоимости, добавленной внутри объединения, а это и есть условие предоставления им преференциального торгового режима, установленного во ВРЭП. Тем самым ускорится формирование ГЦСС в регионе с участием китайских предприятий, для последних будут облегчены закупки импортного сырья и оборудования.
В то же время усилится конкурентное давление на китайских производителей со стороны импорта; особенно, как считают Юань Бо и соавторы, это коснется продукции машиностроения, пищевой и химической промышленности. Китайские производители автомобилей и электротехники смогут задействовать преимущества своего промежуточного положения между японскими и корейскими разработчиками технологий и поставщиками высокотехнологичных компонентов, с одной стороны, и производителями простых компонентов из стран АСЕАН - с другой. Это тоже создаст условия для более эффективного участия китайских предприятий соответствующих отраслей в ГЦСС. Но ускорится и вынос трудоемких отраслей (легкой и текстильной промышленности) из Китая в страны Юго-Восточной Азии, который начался под воздействием роста издержек внутри китайской экономики, а продолжился
155
из-за введения в США повышенных таможенных пошлин на товары, произведенные в КНР [6, с. 9-11].
Что же касается ВПТПП, то теперь, после выхода США из этого соглашения, оно воспринимается в Китае не как конкурирующий с ВРЭП проект, а как совокупность стандартов, к которым Китаю нужно стремиться, но пока он к ним в полной мере не готов. Чжоу Чао (факультет современного сельского хозяйства Пекинского университета) [7] отмечает, что некоторые условия ВПТПП (о свободе циркуляции цифровой информации, о стандартах трудовых отношений, о защите прав интеллектуальной собственности, о режиме функционирования госпредприятий и антимонопольном регулировании) для Китая и сейчас неприемлемы, хотя он и подал заявку на вступление в ВПТПП в сентябре 2021 г. [7, с. 69].
Чжоу Чао с помощью эконометрической модели выясняет, оказало ли учреждение ВПТПП влияние на китайский экспорт и какую роль при этом сыграли двусторонние ССТ, которые есть у отдельных стран - участниц ВПТПП с Китаем. В модели величина китайского экспорта в 11 стран - членов ВПТПП ставится в зависимость от того, идет ли речь о периоде, когда это соглашение еще не действовало, или о времени, когда оно уже вступило в силу. Рассматривается интервал с 2001 по 2019 г. Поворотным моментом считается 2015 г., когда были достигнуты начальные договоренности в рамках ТТП.
В модель включены также контрольные переменные: подушевые ВВП в Китае и странах ВПТПП, величина населения в отдельных странах ВПТПП, географические расстояния от Китая до стран-партнеров; площадь территории стран ВПТПП, куда направляется китайский экспорт; наличие / отсутствие языковой общности Китая и государства-партнера. Причем модель построена в двух вариантах: для стран, имеющих с КНР двусторонние ССТ, и государств, таковых не заключивших. Данные о торговле были взяты из базы ЦК Сош1ха<1е, а другие показатели - из базы данных Всемирного банка [7, с. 72-73].
По результатам расчетов выявлено, что действие ВПТПП оказывает сдерживающее воздействие на китайский экспорт в соответствующие страны. Но это влияние менее сильно, если у Китая есть двустороннее ССТ со страной - участницей ВПТПП и ки-
156
тайские экспортные товары сталкиваются там со сравнительно низкими таможенными тарифами.
Из стран ВПТПП двусторонних ССТ с Китаем нет только у Японии, Мексики и Канады. Они после вступления ВПТПП в силу заместили часть товаров, ранее ввозившихся из КНР, импортом из Вьетнама и других развивающихся стран - участниц ВПТПП. В случае с Японией это выразилось в сокращении ввоза из Китая сельскохозяйственной и продовольственной продукции. Канада и Мексика стали ввозить меньше китайского текстиля и одежды. Напротив, на торговлю Китая с Сингапуром ВПТПП почти не повлияло: китайский экспорт в эту страну продолжает расти, т.е. наличие двустороннего ССТ предотвратило возникновение эффекта «отклонения торговли».
Чжоу Чао обращает также внимание на то, что благодаря длительным переговорам о ВПТПП его участники заключили между собой множество двусторонних ССТ, а это свидетельствует, что много- и двусторонние ССТ усиливают действие друг друга [7, с. 73-75].
Список литературы
1. Chow P.C.Y. Trade and Industrial Development in East Asia : Catching up or Falling behind. - Cheltenham ; Northampton (MA) : Edward Elgar, 2012. - X, 397 p.
2. Хань Цзянь, Ван Цань. Соглашения о свободной торговле и участие в глобальных цепочках создания стоимости : исследование «глубины» и ролевых функций ССТ = Цзыю маои седин юй цюаньцю цзячжилянь цяньшу : дуй FTA шэньду цзоюн дэ каоча // Гоцзи маои вэньти. - 2019. - № 2. - С. 54-67. -Кит. яз.
3. Цзи Фэй, Чэнь Цзиюн. Повышение уровня торговли : выбор между двусторонними и многосторонними торговыми соглашениями (на примере Китая) = Тишэн маои шуйпин дэ сюаньцзэ : шуанбянь маои седин хайши добинь маои седин - лайцзы Чжунго дэ шуцзюй // Гоцзи маои вэньти. - 2018. - № 7. -С. 41-53. - Кит. яз.
4. Фань Чжаобинь, Чжоу Ин. Влияние преференциальных торговых соглашений на технологическую сложность экспорта : анализ китайских реалий методом «от противного» = Тэхуэй маои седин дуй чукоу фуцзаду дэ инсян : цзиюй Чжунго дэ фаньшиши фэньси // Гоцзи маои вэньти. - 2019. - № 2. - С. 83-99. -Кит. яз.
5. Хань Цзянь, Юэ Вэнь, Лю Шо. Гетерогенность предприятий, «издержки использования» и выполнение соглашений о свободной торговле = Ичжисин
157
цие, шиюн чэнбэнь юй цзымао седин лиюнлюй // Цзинцзи яньцзю. - 2018. -№ 11. - С. 165-181. - Кит. яз.
6. Исследование влияния, которое окажет на китайскую экономику вступление в силу ВРЭП, и предложения для экономической политики = ЯСБР чжэнши шиши дуй Чжунго цзинцзи дэ инсян цзи дуйцэ яньцзю / Юань Бо, Ван Жуй, Пань Ичэнь, Чжао Цзин // Гоцзи цзинцзи хэцзо. - 2022. - № 1. - С. 3-13. -Кит. яз.
7. Чжоу Чао. Анализ взаимосвязей многосторонних и двусторонних межгосударственных соглашений о свободной торговле и экспериментальных зон свободной торговли в Китае = Добянь, шуанбянь цзымаоцюй цзи гонэй цзымао шияньцюй гуаньси бяньси // Гоцзи цзинцзи хэцзо. - 2022. - № 4. - С. 6778. - Кит. яз.
158
