CC BY
114
Кто же арендует землю? Чжэн Чэнгун, 27 лет, его отец обрабатывал более 20 лет участок менее двух акров. Теперь у этого семейства больше 160 акров земли (в том числе арендованной у местных властей, обладающих фактически правами владения). Это коммерческое хозяйство, культивирующее кукурузу и морковь. Есть современная техника, включая комбайн, на осеннем сборе моркови нанимают больше сотни работников из десяти окрестных деревень. Ежегодный доход хозяйства - около 80 тыс. долл.
«Через 10 лет вся земля будет арендоваться такими же крупными фермерами, как я», - заявляет Чжэн Чэнгун.
Скромнее достижения у Чжан Мяньхуаня. Ему 59 лет, и за десять лет размер его фермы за счет аренды возрос вдесятеро, превысив 30 акров. Если на прежнем наделе его доход едва достигал 300 долл в год, теперь он равен 9 тыс. долл.
Несмотря на очевидный упадок духа общинности коллективные праздничные мероприятия вроде свадьбы местной девушки, которую запечатлел автор, продолжаются.
«Традиционный образ жизни уступает модернизации, и это может навевать скорбь, подобно исчезновению мелких семейных ферм в Америке, но подобная трансформация благодетельна для Китая и для всей глобальной экономики», - заключает автор.
Во всяком случае местные крестьяне преисполнены оптимизмом. Выражая общее настроение, бывший фермер Чжэн Наньда говорил: «Все изменится к лучшему. Нам не о чем беспокоиться».
А.В. Гордон
2019.04.016-025. П.М. МОЗИАС. УЧАСТИЕ КИТАЯ В РЕГИОНАЛЬНЫХ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ОБЪЕДИНЕНИЯХ. (Обзор). 2019.04.016. ТЕ ИН, ЧЖАН МИНЧЖИ, ВАН ЦЗЮНЬИН. Факторы, влияющие на процесс заключения соглашений о свободной торговле: эмпирическое исследование под углом зрения многосторонней повестки дня и различий в типах участвующих государств. ТЕ ИН, ЧЖАН МИНЧЖИ, ВАН ЦЗЮНЬИН. БТА цяньдин дэ ин-сян иньсу: цзиюй добянь цзиньчэн хэ бутун лэйсин гоцзя шицзяо дэ цзинянь яньцзю // Гоцзи маои вэньти. - Пекин, 2017. - № 2. -С. 72-82. - Кит. яз.
2019.04.017. ЧЖОУ ЦЯНЬ, ШАО ГУЙЛАНЬ. Исследование факторов, влияющих на заключение соглашений о свободной торговле экономиками АТР.
ЧЖОУ ЦЯНЬ, ШАО ГУЙЛАНЬ. Ятай цзинцзити цзяньли БТА ин-сян иньсу яньцзю // Гоцзи маои вэньти. - Пекин, 2017. - № 9. -С. 71-82. - Кит. яз.
2019.04.018. ЧЭНЬ ХАНЬЛИНЬ, ТУ ЯНЬ. Статические эффекты для внешней торговли Китая, связанные с формированием зоны свободной торговли «Китай - АСЕАН»: эмпирический анализ на основе «гравитационной модели».
ЧЭНЬ ХАНЬЛИНЬ, ТУ ЯНЬ. Чжунго - Дунмэн цзыю маои цюй ся Чжунго дэ цзинтай маои сяоин - цзиюй иньли мосин дэ шичжэн фэньси // Гоцзи маои вэньти. - Пекин, 2007. - № 5. - С. 47-50. -Кит. яз.
2019.04.019. ЛИ СЮАНЬ. Эффект влияния зоны свободной торговли «Китай - АСЕАН» на китайские прямые инвестиции за рубежом.
ЛИ СЮАНЬ. Чжунго - Дунмэн цзыю маои цюй цзяньшэ дуй Чжунго РБ1 дэ инсян сяоин // Гоцзи маои вэньти. - Пекин, 2011. -№ 4. - С. 41-47. - Кит. яз.
2019.04.020. СЕ ЦЗЯНЬГО, ТАНЬ ЛИЛИ. Исследование влияния региональных торговых соглашений на торговлю стран-участниц (на примере Китая).
СЕ ЦЗЯНЬГО, ТАНЬ ЛИЛИ. Цюйюй маои седин дуй чэнъюаньго дэ маои инсян яньцзю - и Чжунго вэй ли // Гоцзи маои вэньти. -Пекин, 2014. - № 12. - С. 57-67. - Кит. яз.
2019.04.021. ВАН ЧЖУНЪЮЙ. Китайская стратегия заключения соглашений о свободной торговле и строительство зоны свободной торговли в АТР.
ВАН ЧЖУНЪЮЙ. Чжунго цзымаоцюй чжаньлюэ юй Ятай цзы-маоцюй цзяньшэ // Гоцзи цзинцзи хэцзо. - Пекин, 2017. - № 7. -С. 20-27. - Кит. яз.
2019.04.022. ВАН ЦЗИНЬБО. Выбор пути экономической интеграции в АТР: анализ на базе структурного подхода.
ВАН ЦЗИНЬБО. Ятай цюйюй цзинцзи итихуа дэ луцзин сюаньцзэ -цзиюй цзинцзи цзэгоу дэ фэньси // Гоцзи цзинцзи хэцзо. - Пекин, 2016. - № 11. - С. 33-41. - Кит. яз.
2019.04.023. ЛЮ ЦЗЮНЬШЭН. Экономическая интеграция в АТР с точки зрения цепочек создания стоимости.
ЛЮ ЦЗЮНЬШЭН. Ятай цюйюй цзинцзи итихуа дэ цзячжилянь шицзяо // Гоцзи цзинцзи хэцзо. - Пекин, 2016. - № 11. - С. 42-46. -Кит. яз.
2019.04.024. ЛЮ ЦЗЮНЬШЭН. Повестка дня и вызовы, связанные с переговорами о ВРЭП: оценка с региональной точки зрения. ЛЮ ЦЗЮНЬШЭН. ЯСЕР таньпань цзиньчэн цзи тяочжань: цун цюйюй шицзяо дэ пингу // Гоцзи цзинцзи хэцзо. - Пекин, 2017. -№ 8. - С. 37-44. - Кит. яз.
2019.04.025. ЯН ФЭНМИН. Способствуя «открытости» рынков АТР: роль АТЭС и возможности ее усиления.
ЯН ФЭНМИН. Туйдун Ятай шичан кайфан: АРЕС дэ цзоюн цзи шэньхуа // Гоцзи цзинцзи хэцзо. - Пекин, 2017. - № 7. - С. 16-19. -Кит. яз.
Ключевые слова: Китай; зона свободной торговли; эффект создания торговли; эффект «чаши спагетти».
Рыночные реформы и политика «открытости к внешнему миру» проводятся в Китае еще с конца 1970-х годов. Однако на протяжении первых двух реформенных десятилетий китайские власти стимулировали национальный экспорт и приток иностранных инвестиций в страну, избегая при этом брать на себя обязательства, связанные с участием в региональных экономических объединениях. Единственным исключением было присоединение к деятельности Организации Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), туда Китай вступил в 1991 г. Но это исключение в общем-то подтверждало правило, так как АТЭС нельзя назвать интеграционной группировкой. Это скорее многосторонний форум согласования интересов, в АТЭС так и не были приняты соглашения, обязательные к исполнению всеми странами-участницами, либерализация торговли и инвестиций осуществляется странами преимущественно на добровольной основе.
Подход Китая к заключению формальных либерализацион-ных соглашений с другими странами стал меняться с начала 2000-х годов. В 2001 г. КНР присоединилась к Всемирной торговой организации и получила от этого немалые выгоды. Но новый раунд многосторонних переговоров в ВТО о согласованном упрощении
торговых процедур, начавшийся в том же году, вскоре забуксовал. Вплоть до настоящего времени выйти на более или менее устраивающие всех решения так и не удалось. Многие государства в этой ситуации предпочли не дожидаться изменений на глобальном уровне, а активизировать заключение двусторонних соглашений о свободной торговле (ССТ) и создание зон свободной торговли (ЗСТ). По этому пути пошел и Китай.
Как обычно бывает в китайской практике экономической политики, новые механизмы были сначала испытаны экспериментально. В 2003 г. КНР заключила «соглашения о более тесном экономическом партнерстве» с Гонконгом и Макао. Эти бывшие колонии после возвращения в состав Китая сохранили статус отдельных таможенных территорий, свои валюты и возможность проводить автономную экономическую политику. Это и позволило использовать соглашения с ними как пробные механизмы согласованной либерализации торговли и движения капитала на двустороннем уровне.
Вслед за этим последовало заключение ССТ еще с более чем десятком стран (Австралией, Грузией, Исландией, Коста-Рикой, Мальдивами, Новой Зеландией, Пакистаном, Перу, Сингапуром, Чили, Швейцарией, Южной Кореей). В 2010 г. было заключено «Рамочное соглашение об экономическом сотрудничестве» с Тайванем. Есть у Китая теперь и опыт создания ЗСТ с целым региональным интеграционным объединением - с Ассоциацией стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН). Соответствующее соглашение было подписано еще в 2002 г., а в полную силу оно вступило в 2010 г.
В 2010-е годы Китай присоединился к выдвинутой странами АСЕАН инициативе по созданию Всеобъемлющего регионального экономического партнерства (ВРЭП). Одно время она воспринималась даже как проект, конкурировавший с продвигавшимся администрацией Б. Обамы Транстихоокеанским партнерством (ТТП). Действительно, такие проекты, помимо экономической, неизбежно заключают в себе и геополитическую составляющую. Вполне логично поэтому, что в ответ на запуск процесса создания ТТП американцами и их союзниками в регионе Китай стал продвигать, помимо ВРЭП, еще и идею ЗСТ в рамках всего Азиатско-
Тихоокеанского региона - как более инклюзивную и недискриминационную.
Китайские экономисты активно обсуждают выгоды и издержки, связанные с участием стран в региональных экономических группировках. Те Ин (НИИ международной экономики и торговли Шанхайского университета внешнеэкономических связей и торговли), Чжан Минчжи и Ван Цзюньин (экономический факультет Сямэньского университета) [016] отмечают, что в экономической науке сначала анализировались отдельные мотивы, которыми руководствуются страны при заключении ССТ, а затем наметилась тенденция концептуального синтеза. Нобелевский лауреат по экономике П. Крагман указывал на то, что к созданию ЗСТ склонны, как правило, соседние страны1. Р. Болдуин усматривал в заключении двусторонних ССТ дискриминацию третьих стран2. С. Байер и Дж. Бергстранд показали, что при заключении таких соглашений принимается во внимание информация об удаленности стран-
3
участниц от других государств .
В другой работе Байер и Бергстранд вместе с Р. Мариуто ввели в научный оборот понятия «автономного (own-FTA effect)» и «перекрестного (cross-FTA effect)» эффектов, связанных с заключением ССТ. Тем самым они объединили в одной модели собственно экономические мотивы к либерализации торговли между странами, факторы географического характера и «эффект третьей стороны». «Автономный» эффект состоит в том, что две страны заключают такое соглашение, так как сознают возможные выгоды от этого. «Перекрестный» эффект предполагает, что две страны подписывают ССТ, принимая во внимание заключение таких соглашений другими странами и учитывая их возможное влияние на
4
две данные национальные экономики .
1 Krugman P. The move toward free trade zones // Economic review of Federal Reserve Bank of Kansas City. - 1991. - Vol. 11, N 6. - P. 5-25.
2 Baldwin R.E. The causes of regionalism // The world economy. - 1997. -Vol. 20, N 7. - P. 865-888.
3 Baier S.l., Bergstrand J.H. Economic determinants of free trade agreements // Journal of international economics. - 2004. - Vol. 64, N 1. - P. 29-63.
4 Baier S.L., Bergstrand J.H., Mariuto R. Economic determinants of free trade agreements revisited: Distinguishing sources of interdependence // Review of international economics. - 2014. - Vol. 22, N 1. - P. 31-58.
Сами Те Ин, Чжан Минчжи и Ван Цзюньин полагают, что с точки зрения особенностей мотивации к заключению ССТ среди стран - лидеров мировой экономики можно выделить три типа. Первый тип - это страны-инициаторы (пример - США). С помощью ССТ они реализуют свой экономический потенциал. Они часто выступают с проектами многосторонней торговой либерализации, но не всегда получают поддержку других стран, причем как на глобальном, так и на региональном уровнях.
Второй тип - это страны, следующие определенной геостратегии (примеры - это крупные государства Европейского союза). Территориальное соседство подталкивает их к сближению, но это же обстоятельство может приводить к тому, что они отгораживаются торговыми барьерами от остального мира.
Третий тип - это страны-имитаторы уже апробированных практик (примеры - Китай, Япония, Южная Корея). Они прибегают к заключению ССТ главным образом для разрешения тянущихся из исторического прошлого проблем и руководствуются преимущественно мотивами политического характера [016, с. 73-74].
Авторы статьи задаются вопросами, как влияет на заключение ССТ процесс многосторонних торговых переговоров в рамках ВТО, т.е. на глобальном уровне, и как отражается на ССТ специфика мотивации стран из вышеуказанных трех групп. В построенной авторами регрессионной модели участие / неучастие двух стран в ССТ ставится в зависимость от того, участвуют ли они уже в подобных соглашениях (тем самым характеризуется «автономный» эффект, связанный с заключением ССТ); от того, сколько ССТ уже заключено другими государствами (таким образом отражается «перекрестный» эффект), а также от величин совокупных ВВП двух стран, географического расстояния между ними, принадлежности их к одному континенту или отсутствия таковой [016, с. 74].
Используемая в расчетах выборка состоит из данных по 170 странам и территориям за 1997-2012 гг. При этом были установлены три временные отсечки: 2001, 2004 и 2007 гг., это годы, когда последний раунд торговых переговоров в ВТО только стартовал, достиг предварительных результатов и стал стагнировать соответственно. Показатели национальных ВВП были пересчитаны в постоянных ценах 1990 г. [016, с. 75].
Вычисления по модели выявили наличие обоих эффектов - и «автономного», и «перекрестного», причем оказалось, что первый заметно сильнее второго. Подтвердилось, что на склонность стран к заключению ССТ позитивно влияют принадлежность стран к одному континенту и географическая близость вообще. Если же говорить о макроэкономических факторах, то заключение ССТ более вероятно при близости показателей ВВП двух стран, т.е. примерном равенстве их экономических потенциалов.
Расчеты показали, что в периоды, когда выдвигается новая повестка дня для многосторонних торговых переговоров на глобальном уровне, и «автономный», и «перекрестный» эффекты слабеют. Это вполне логично, так как ССТ во многом и инициируются вследствие неудач многосторонних переговоров. Но если переговоры на глобальном уровне идут успешно, то тем самым устраняются многие препятствия для международного сотрудничества, и в результате оба эффекта усиливаются.
Когда многосторонние переговоры в ВТО стагнируют, то, согласно полученным результатам расчетов, вероятность заключения ССТ снижается, что выглядит парадоксально. Но объяснить это можно тем, что трудности многосторонних переговоров отражают некие общие проблемы, которые проявляются также и на двустороннем и региональном уровнях. Возможно также, что эти проблемы сохраняются еще со времен предыдущих раундов многосторонних переговоров, а потому полученные результаты не вполне адекватно отражают реальную ситуацию на данный момент [016, с. 76-77].
Что же касается того влияния на ССТ, которое оказывают различия в стратегиях стран-лидеров, то тут обнаружилось следующее. Активность стран-инициаторов по поводу либерализации торговли проявляется и на региональном, и на двустороннем уровне. Поэтому применительно к ним и «автономный», и «перекрестный» эффекты усиливаются со временем. Действия стран-геостратегов способствуют заключению ССТ на региональном и двустороннем уровнях, так что оба эффекта в данном случае тоже склонны к усилению. А вот демонстрация желания создавать ЗСТ странами-имитаторами мало способствует реальному заключению таких соглашений, это касается и Китая. Отчасти так происходит из-за отсутствия у стран-имитаторов соответствующего опыта, а отчасти -
из-за негативного влияния факторов исторического и политического характера. Но, как бы то ни было, в данном случае «автономный» и «перекрестный» эффекты склонны к затуханию, констатируют Те Ин, Чжан Минчжи и Ван Цзюньин [016, с. 76-78].
Чжоу Цянь и Шао Гуйлань (экономический факультет Китайского морского университета) [017] исследуют ту же самую проблему, но применительно только к странам АТР. Они тоже руководствуются методологией С. Байера и Дж. Бергстранда, т.е. исходят из того, что вероятность подписания ССТ между странами тем выше, чем ближе они друг к другу территориально, чем дальше они расположены от других государств, чем больше размеры их экономик, чем существеннее разница между ними в наделенно-сти факторами производства и чем меньше у них такая разница с другими странами.
Чжоу Цянь и Шао Гуйлань обращают внимание на то, что в работах других авторов описывается еще целый ряд факторов, стимулирующих заключение ССТ. Этому, в частности, могут способствовать этническая и языковая близость; принадлежность в прошлом к одной и той же колониальной империи; демократический характер политических режимов в участвующих в ССТ странах [017, с. 71-72].
Задействуют Чжоу Цянь и Шао Гуйлань и методологию исследования эффектов торговой либерализации в рамках регионального интеграционного объединения (ЗСТ или таможенного союза), предложенную еще в 1950-е годы Дж. Вайнером. Речь идет о том, что снятие тарифных и нетарифных барьеров внутри интеграционной группировки способствует активизации торговых потоков между странами-участницами. В результате более дешевый импорт из стран-партнеров по группировке начинает вытеснять местное производство определенных товаров в стране, которое осуществляется с более высокими издержками. Тем самым внутри объединения улучшается распределение ресурсов, страны-члены специализируются и торгуют на основе своих сравнительных преимуществ и реализуют благодаря торговле эффект экономии на масштабах производства. Достигаемый таким образом результат Вайнер назвал эффектом создания торговли (trade creation).
Но одновременно устранение торговых барьеров внутри ЗСТ и тем более создание общей таможенной границы могут усиливать
протекционистский, дискриминационный подход в отношении товаров из стран, не входящих в данную группировку. Координация между странами - членами внешнеторговой политики может вылиться в то, что более жесткие условия доступа импортных товаров в одну из стран интеграционного объединения будут введены во всех странах-участницах. В результате ранее ввозившиеся более дешевые товары из стран остального мира будут замещаться на рынке страны-участницы местным производством или более дорогим импортом из других стран - членов интеграционной группировки. Объемы ввоза из третьих стран могут сократиться, а распределение ресурсов станет менее рациональным. Такой эффект был назван Вайнером эффектом отклонения торговли (trade diversion).
При прочих равных условиях совокупное влияние интеграции на благосостояние определяется тем, какой из этих двух эффектов оказывается более весомым. Если доминирует эффект создания торговли, то интеграция ведет к увеличению благосостояния, она рациональна и развивается поступательно. Если же преобладает эффект отклонения торговли, то благосостояние снижается, а интеграция малоэффективна1.
Собственная теоретическая модель Чжоу Цяня и Шао Гуй-ланя основывается на абстрактном предположении о том, что мир состоит из трех государств, и все они выбирают, вступать ли им в ССТ с двумя другими. В каждом государстве производятся по два товара, причем для производства одного из них ресурсы покупаются на совершенно конкурентном рынке, а для производства другого - на рынке, где действует режим несовершенной конкуренции. При производстве обоих товаров имеет место постоянная отдача от масштаба. Кроме того, в каждой из стран производители одного из товаров являются олигополистами.
Между странами действует режим свободной торговли. Производители всех стран оценивают перспективы экспорта и его рентабельности, принимая во внимание величины транспортных расходов и таможенных пошлин в стране-импортере. Соответственно, и правительство в каждой стране принимает решение о вы-
1 Viner J. The customs union issue. - New York: Carnegie endowment for international peace, 1950. - 256 p.
боре партнера по ССТ и о заключении соглашения с ним, учитывая размеры возможного выигрыша в благосостоянии, скорректированные на сумму доходов от взимания импортных пошлин. Также учитывается возможное влияние ССТ на интересы отдельных социальных групп, представленных в стране [017, с. 72-74].
Отталкиваясь от этих предпосылок, авторы выдвигают следующие шесть гипотез. Во-первых, чем ближе страны друг к другу географически, тем выше вероятность создания ими ЗСТ. Это соответствует и предсказаниям «гравитационной модели внешней торговли» Я. Тинбергена и его последователей, которая утверждает, что чем ближе страны расположены, тем больше торговые потоки между ними. Логика здесь такая: близкое территориальное расположение стран снижает риски и транспортные расходы. Создание ЗСТ в таких условиях может порождать значительный эффект создания торговли, страны - участницы ССТ получают крупный выигрыш в благосостоянии.
Во-вторых, чем дальше две страны находятся территориально от остальных стран мира, тем выше вероятность заключения ССТ между ними. Дело в том, что перевозки товаров на другие континенты связаны со значительными «айсберговыми» транспортными издержками1, а влияние таможенных пошлин на склонность к такому экспорту на дальние расстояния относительно слабое. Незначителен при трансконтинентальной торговле и эффект отклонения торговли. В целом, чистый выигрыш в благосостоянии больше, если ЗСТ создается странами, находящимися в одной части света.
В-третьих, чем больше две экономики и чем меньше разница в масштабах между ними, тем больше у них возможностей создать ЗСТ. Связано это с тем, что именно в крупных странах либерализация внешних экономических связей после вступления ССТ в силу может породить действительно значительный эффект создания торговли, а эффект отклонения торговли будет при этом небольшим, и страны-подписанты получат значительную выгоду.
1 Понятие «айсберговых» издержек ввел в экономическую науку П. Саму-эльсон. Он сравнил товар с айсбергом, часто которого может растаять при движении. Точно так же могут возникнуть потери при транспортировке товара, и чем меньше потери, тем ниже транспортные издержки. - Прим. реф.
В-четвертых, чем больше разница в наделенности экономическими ресурсами между двумя экономиками, тем больше они склонны создавать ЗСТ. Объяснить это можно самыми простыми выкладками теории международной торговли: различия в наборах факторов производства между странами как раз и порождают их сравнительные преимущества в торговле. Последние могут быть реализованы в ходе торговли на основе межотраслевой специализации, что и обеспечит рост благосостояния.
В-пятых, чем меньше разница в наделенности ресурсами между двумя данными экономиками, с одной стороны, и остальными странами мира - с другой, тем выше вероятность подписания ССТ этими двумя странами. Дело в том, что большая разница с остальным миром в наборах экономических ресурсов могла бы после запуска ЗСТ породить значительный эффект отклонения торговли, т.е. отказ от закупок конкурентоспособной продукции у поставщиков из стран, не вошедших в ЗСТ, что привело бы к крупным потерям благосостояния.
В-шестых, чем выше качество государственного управления в двух странах, тем более они склонны к подписанию ССТ. Лучшее управление делает более удобным и прозрачным режим торговли и инвестиций, усиливает желание иметь дело со страной и ее хозяйствующими субъектами [017, с. 74-75].
Соответственно, в построенной авторами эконометрической модели частота принятия решений о создании ЗСТ (количественно она равняется нулю, если соглашение не заключается, и равна единице, если соглашение подписывается) ставится в зависимость от следующих переменных:
- географической дистанции между двумя странами (она определяется с учетом разницы в численности населения двух стран и расстояния между их крупнейшими городскими агломерациями);
- среднего расстояния от этих двух стран до остальных стран мира, которое определяется как средняя взвешенная;
- масштабов рынков двух стран, которые определяются по показателям их подушевых ВВП;
- разрыва в масштабах рынков двух стран, который исчисляется как соотношение их подушевых ВВП;
- различий стран в наделенности ресурсами, которые оцениваются по соотношениям запасов капитала и трудовых ресурсов в их экономиках;
- различий в наделенности ресурсами между данными двумя странами и остальным миром, которые тоже определяются по агрегированным запасам труда и капитала;
- качества государственного управления в двух странах, которое оценивается с помощью индекса, учитывающего наличие в стране свободы слова, уровень политической стабильности, эффективность правоприменения, распространенность коррупции [017, с. 75-76].
В расчетах по модели была использована информация по 17 странам АТР: Китаю, США, Японии, Южной Корее, Сингапуру, Вьетнаму, Малайзии, Таиланду, Индонезии, Филиппинам, Брунею, Австралии, Новой Зеландии, Канаде, Мексике, Чили и Перу. Использованы панельные данные по парам стран за 2001, 2006, 2011 и 2016 гг. Всего в выборке 544 наблюдения [017, с. 76].
Расчетами были подтверждены все шесть гипотез. Но авторы решили проверить их специально для случаев ССТ типа «Юг -Юг» (т.е. с участием только развивающихся стран) и типа «Север -Юг» (т.е. с участием как развитых, так и развивающихся стран).
Применительно к ССТ «Юг - Юг» выявилось, что различия в наделенности факторами производства как между странами-участницами, так и между ними и остальным миром не оказывают существенного влияния на склонность к заключению таких соглашений. Вероятно, это объясняется тем, что различия в наборах экономических ресурсов между развивающимися странами в принципе незначительны, их сравнительные преимущества не реализуются в полной мере, и заключение ССТ не может вызвать существенного эффекта усиления отраслевой специализации.
Остальные же факторы (географическая дистанция, масштабы рынка и т.д.) существенным образом воздействуют на частоту заключения ССТ «Юг - Юг», подтверждениями тому является существование ЗСТ внутри АСЕАН и ЗСТ «АСЕАН - Китай».
В случаях же с соглашениями по линии «Север - Юг» различия в наборах факторов производства оказались особенно значимы, и это логично: благодаря таким ССТ развивающиеся страны получают доступ к капиталам и технологиям развитых экономик, а
те могут ввозить по импорту больше дешевых трудоемких товаров из развивающихся стран. Но выяснилось также, что в практике заключения ССТ «Север - Юг» очень важны показатели качества государственного управления в странах-участницах и географическая дистанция между странами [017, с. 79].
Анализ значимости модельных переменных для заключения ССТ Китаем показал, что факторы, связанные с географическими расстояниями, весьма существенны. Фактор различий в масштабах рынков более важен, чем абсолютные размеры рынков. Это свидетельствует о том, что Китай склонен заключать ССТ как с крупными, так и с малыми странами. Качество государственного управления было первостепенным обстоятельством, принимавшимся в расчет, когда Китай подписывал ССТ с развитыми странами: Австралией, Новой Зеландией, Швейцарией. Конечные выводы Чжоу Цяня и Шао Гуйланя более оптимистичны, чем у Те Ина и его коллег: они прогнозируют, что Китай будет склонен активизировать переговоры о ЗСТ как со странами-соседями, так и с территориально удаленными от него странами [017, с. 79-80].
Некоторые из ССТ, заключенных Китаем, действуют уже достаточно долго, и можно делать выводы об их эффективности. Договоренности о создании ЗСТ со странами Юго-Восточной Азии были оформлены подписанным в ноябре 2002 г. «Рамочным соглашением о всестороннем экономическом сотрудничестве между Китаем и АСЕАН». В ноябре 2004 г. стороны заключили соглашение «О торговле товарами». А еще до этого была введена в действие программа «Ранний урожай (Early harvest)», в соответствии с которой уже с начала 2003 г. Китай и страны АСЕАН обнулили импортные пошлины во взаимной торговле сельскохозяйственной продукцией. В ноябре 2003 г. эта программа полностью вступила в силу, и с этого момента сокращение или отмена пошлин затронули более 500 товарных позиций.
В январе 2007 г. Китай и АСЕАН заключили соглашение «О торговле услугами», а в августе 2008 г. - соглашение «Об инвестициях». Весь этот комплекс соглашений был введен в действие с 1 января 2010 г., когда по более чем 90% товарным позициям в торговле КНР со «старыми» членами АСЕАН (Бруней, Индонезия, Малайзия, Сингапур, Таиланд, Филиппины) стал применяться нулевой импортный тариф. С этого времени и начала фактически
функционировать ЗСТ «Китай - АСЕАН». На торговлю Китая с «новыми» членами АСЕАН (Вьетнам, Лаос, Камбоджа, Мьянма) аналогичный режим был распространен с 2015 г.
Но когда эта ЗСТ еще только формировалась, Чэнь Ханьлинь и Ту Янь (факультет коммерции Хубэйского университета) [018], проанализировавшие динамику торговли между КНР и странами АСЕАН за 2000-2004 гг., констатировали, что либерализация взаимной торговли в большей степени порождает эффект отклонения торговли, а не эффект создания торговли. А это, вообще говоря, означает, что создание такой ЗСТ для Китая означает скорее потери благосостояния, а не его увеличение. Как считали Чэнь Хань-линь и Ту Янь, так происходит потому, что экономики стран АСЕАН сравнительно малы, и китайский импорт оттуда в любом случае будет меньше, чем ввоз товаров из стран, не являющихся участницами ЗСТ [018, с. 47-50].
Ли Сюань (экономический факультет Северо-Восточного педагогического университета) [019], тоже отслеживавший процесс формирования этой ЗСТ, пришел к выводу, что за 2003-2009 гг. существенно увеличились не только торговые, но и инвестиционные потоки между Китаем и странами АСЕАН. Но Ли Сюань предположил, что создание ЗСТ может вызывать к жизни не только эффекты создания и отклонения торговли, но и аналогичные эффекты в отношении прямых иностранных инвестиций (ПИИ). Он решил также выяснить, являются торговля и потоки ПИИ между странами - участницами ЗСТ взаимодополняющими (комплиментарными) процессами или же они взаимно заменяют друг друга (т.е. являются субститутами) [019, с. 42].
Теоретически эффект создания ПИИ может возникнуть потому, что взаимное снижение таможенных пошлин государствами -участниками интеграционного объединения облегчает движение между ними товаров производственного назначения (инвестиционных товаров). Да и в целом инвестиционные режимы в странах-участницах становятся более либеральными. Приток же ПИИ из стран, не участвующих в ЗСТ, может активизироваться вследствие того, что странами-участницами торговая либерализация проводится только в отношении друг друга, по отношению к остальным странам это фактически означает усиление протекционизма. Поэтому для того чтобы обойти более высокие, чем для фирм стран-
участниц, барьеры на пути товарных потоков, компании извне и начнут переносить производства непосредственно в экономики государств - членов ЗСТ.
Эффект отклонения ПИИ компаний стран - участниц ЗСТ возникает из-за того, что после создания ЗСТ часть инвестиционных потоков, которая раньше уходила в третьи страны, теперь циркулирует внутри объединения. Причем такие ПИИ отнюдь не обязательно более экономически рациональны, чем альтернативные вложения за пределами ЗСТ.
С одной стороны, если ПИИ совершаются ради обхода протекционистских торговых барьеров, то они выступают как субституты торговли. Но, с другой стороны, если взаимная либерализация торговли стимулирует также и оживление инвестиционных потоков, а те, в свою очередь, сопровождаются активизацией торговли, то инвестиции и внешняя торговля выступают как комплиментарные процессы [019, с. 42-43].
Эти теоретические предположения были протестированы автором с помощью эконометрической модели, в которой объясняемой переменной являются объемы прямых инвестиций китайских компаний в странах АСЕАН, а объясняющими - показатели абсолютного и подушевого ВВП в этих странах, географическая дистанция между ними и Китаем, объемы торговли КНР с этими странами [019, с. 44-45].
Расчеты с использованием данных за 2003-2009 гг. показали, что формирование ЗСТ действительно способствовало росту китайских инвестиций в экономики стран АСЕАН. Причем их объемы тем больше, чем крупнее принимающая инвестиции экономика, чем выше уровень ее развития и чем ближе эта страна находится к Китаю. Но наряду с эффектом создания инвестиций обнаружился и эффект их отклонения: китайские ПИИ, которые могли бы совершаться в третьих странах, стали вкладываться в экономики АСЕАН. В особенности это проявилось в том, что меньше китайских инвестиций стали получать страны, относимые к наименее развитым.
Приоритетными направлениями инвестиций китайских компаний в АСЕАН являются Сингапур, Индонезия и Малайзия. Показатели торговли КНР со странами АСЕАН и китайских инвестиций в этих странах негативно коррелируют друг с другом, это
свидетельствует о том, что торговля и инвестиции выступают как субституты, а не как комплементарные процессы [019, с. 46].
Се Цзяньго и Тань Лили (факультет международной экономики и торговли Нанкинского университета) [020] исследуют влияние, которое оказывают на экспорт и импорт Китая как ЗСТ «Китай - АСЕАН», так и заключенные Китаем двусторонние ССТ: с Чили (подписано в 2005 г.), Пакистаном (2006), Новой Зеландией (2008), Сингапуром (2008), Перу (2009), Коста-Рикой (2010), Исландией (2013), Швейцарией (2013), а также подписанное еще в 2001 г., но так по сути не реализованное соглашение о либерализации торговли в рамках АТЭС.
Авторами используется «гравитационная модель», описывающая торговлю между двумя странами. Разработчики «гравитационных моделей» уже давно показали, что при абстрагировании от масштабов экономик объемы торговли между двумя странами определяются тем, насколько отличается от среднемирового уровень протекционизма в их внешнеторговой политике, а также от наличия или отсутствия таких препятствий для торговли, как различия между странами в подушевых ВВП, географическая удаленность их друг от друга, языковые различия. Поэтому Се Цзяньго и Тань Лили тоже предусмотрели в своей модели такие параметры, влияющие на состояние внешней торговли, как размеры и емкость рынков сотрудничающих экономик, макроэкономическая ситуация в каждой из стран, наличие / отсутствие ССТ между ними, их ре-сурсообеспеченность, географическое расстояние между двумя странами, наличие языковых различий между ними, наличие у них выхода к морю, влияние на них мирохозяйственной конъюнктуры [020, с. 60].
Авторы изучают влияние ССТ не только на агрегированные показатели экспорта и импорта, но и на динамику торговли по отдельным товарным группам, которые выделены в зависимости от уровня применяемых технологий и наборов используемых для производства ресурсов. Выделены группы сырьевых и обработанных товаров, а среди последних выделены четыре подгруппы: ресурсные товары, товары с низкой, средней и высокой технологическими компонентами [020, с. 60-61].
Расчеты по модели показали, что действие ССТ с отдельными странами оказывает сильное стимулирующее воздействие и на
экспорт, и на импорт Китая, причем это касается обеих групп товаров: и сырьевых, и обработанных. Однако если по импорту ресурсных и низкотехнологичных товаров стимулирующее влияние весьма заметно, то по импорту средне- и высокотехнологичных товаров оно статистически не выражено. По-видимому, это объясняется тем, что большая часть партнеров Китая по ССТ - это развивающиеся страны, а продукцию с высокой добавленной стоимостью он импортирует в основном из развитых государств. К тому же имеющиеся ССТ так составлены, что под их действие подпадает по большей части как раз ресурсная и низкотехнологичная продукция.
В то же время обнаружилось, что ССТ, подписанные Китаем с АСЕАН и в рамках АТЭС, оказывают тормозящее воздействие на китайский импорт и китайский экспорт ресурсных товаров. Вероятно, это связано с тем, что партнерами КНР в данных случаях выступают азиатские развивающиеся страны, имеющие сходные с китайским наборы экспортных товаров и выступающие непосредственными конкурентами КНР на международных рынках. К тому же в рамках этих соглашений не предусмотрены механизмы разрешения торговых споров, а потому конкуренция стран в условиях наличия между ними ССТ выливается в то, что страны-участницы раз за разом инициируют антидемпинговые процедуры друг против друга.
Анализ выявил также зависимость объемов торговли между двумя странами от размеров их экономик. Выявлено, что чем ближе страны по уровню экономического развития, измеряемому величиной подушевого ВВП, тем больше торговля между ними, что, по-видимому, объясняется сходством в предпочтениях потребителей. Понятно, что пока это касается в основном торговли Китая с развивающимися странами. Заключение же ССТ с развитыми государствами стимулирует китайский импорт, особенно ввоз средне- и высокотехнологичных товаров, а на китайском экспорте отражается мало.
Географическая удаленность двух стран негативно влияет на их двустороннюю торговлю, так как она увеличивает транспортные издержки. Языковая близость, наоборот, способствует торговле. Со странами, имеющими выход к морю, Китай торгует актив-
нее, чем с материковыми, это связано с низкой стоимостью морских перевозок.
Итак, эффект создания торговли в результате действия ССТ силен, если Китай торгует с крупными, географически и культурно близкими странами, резюмируют Се Цзяньго и Тань Лили. Но ССТ мало помогают торговле высокотехнологичными товарами, особенно китайскому экспорту такой продукции. При заключении новых ССТ нужно также учитывать, насколько отличаются от китайского наборы экспортных товаров стран - потенциальных партнеров. Если такие наборы однотипны, то действие ССТ может негативно сказаться на китайском экспорте [020, с. 66].
Важные нюансы по поводу того, как строятся отношения Китая с его контрагентами по ССТ, раскрывает в своей статье Ван Чжэнъюй (Китайский институт международных проблем) [021]. Среди стран и территорий, с которыми Китай уже заключил такие соглашения, можно провести следующую типологию. Это либо важные поставщики сырьевых и энергетических ресурсов для нужд китайской экономики (Австралия, Новая Зеландия, Чили); либо страны и территории, чьи экономики обладают высокой степенью взаимодополняемости с китайской, так как они специализируются на более продвинутых стадиях глобальных цепочек создания стоимости (Сингапур, Тайвань, Швейцария, Южная Корея); либо это развивающиеся страны, на рынках которых могут быть реализованы конкурентные преимущества китайской обрабатывающей промышленности (Коста-Рика, Пакистан, Перу и др.).
Переговоры о заключении ССТ с развивающимися странами китайцы обычно ведут по принципу «Сначала легкое, потом трудное». Сперва подписывается соглашение о либерализации торговли товарами и только по прошествии некоторого времени - соглашения о либерализации торговли услугами и взаимных инвестиций. Модель, при которой на переходный период вводится режим «Ранний урожай» (т.е. устанавливается перечень секторов, где либерализация осуществляется в первую очередь), была использована не только при создании ЗСТ с АСЕАН, но и в соответствующих соглашениях с Пакистаном и Тайванем.
А при заключении ССТ с развитыми государствами обычно используется «пакетный» подход: вопросы торговли товарами и услугами, обмена инвестициями освещаются в одном и том же со-
глашении. Но и тут проявляется гибкость: по отдельным направлениям переговоры продолжаются и после того, как соглашение уже подписано.
На ходе переговоров о ССТ и их результатах сказываются и структура, и количественные параметры торговли Китая со страной-партнером. Со странами и территориями Восточной Азии Китай взаимодействует в рамках внутриотраслевого разделения труда, речь идет по преимуществу о поставках сырья и промежуточной продукции, со многими из этих стран КНР имеет дефицит в торговле. А в развитые страны он в основном сбывает готовую промышленную продукцию и имеет в торговле с ними положительное сальдо.
Во многом из-за этого переговоры с развитыми странами даже по отдельным направлениям идут сложно. Уже много лет КНР и США не могут заключить двустороннее соглашение о защите и поощрении капиталовложений. Евросоюзу Китай еще в 2013 г. предложил заключить ССТ, но эта инициатива была встречена холодно. Правда, у Великобритании после 2016 г. появился интерес к ССТ с Китаем, таким образом английская сторона надеется минимизировать негативные последствия Брекзита. В сентябре 2016 г. начать переговоы о ССТ с Китаем решила и Канада [021, с. 24].
В первых ССТ, заключенных Китаем, регулировались вопросы взаимного предоставления национального режима в торговле, определения страны происхождения товара, фитосанитарного контроля, использования технических барьеров в торговле и т. д. Но начиная с ССТ с Новой Зеландией (2008) в соглашения стали включаться и нормы, регулирующие перемещения физических лиц, охрану интеллектуальной собственности, технологическое сотрудничество. Это как раз соответствует общемировой тенденции: в последние годы такую проблематику закладывают и в ССТ, которые подписывают между собой развитые страны.
В ССТ со Швейцарией были впервые включены экологическая тематика (затем то же самое было сделано в ССТ с Южной Кореей) и вопросы конкурентной политики. В ССТ с Южной Кореей воспроизводятся стандарты регулирования торговли финансовыми услугами и электронной торговли, прописанные в согла-
шении о ТТП, последняя тема нашла отражение и в ССТ Китая с Австралией.
Размеры тарифных уступок, заложенных в ССТ, варьирутся в зависимости от того, с какой страной Китай достигает такого соглашения. Если речь идет о развитой стране, то снижение пошлин, как правило, относительно несущественно, охват товарной номенклатуры торговли нулевыми пошлинами сравнительно узкий, а сроки введения их в действие длительные. В ССТ с развивающимися странами ситуация противоположная, отмечает Ван Чжэнъ-юй [021, с. 25].
Оживленные дискуссии уже много лет вызывает вопрос, могут ли вообще существовать такие интеграционные группировки, которые объединили бы всю Восточную Азию или даже весь АТР с их огромными масштабами, дифференциацией стран по уровню социально-экономического развития и характеру политических систем. Во всяком случае инициативы такие предпринимаются, даже несмотря на не слишком удачный опыт АТЭС.
Проект Транстихоокеанского партнерства (ТТП) вырос из соглашения о ЗСТ, которое в 2004 г. заключили между собой Бруней, Новая Зеландия, Сингапур и Чили. В 2008 г. к переговорам подключились США, а в конечном счете число заинтересованных стран достигло 12 (США, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Мексика, Перу, Чили, Япония, Малайзия, Сингапур, Бруней, Вьетнам). Соглашение о ТТП было подписано ими в феврале 2016 г. Д. Трамп в январе 2017 г. одним из первых своих указов вывел США из этой группировки. Однако оставшиеся 11 стран предпочли выполнять ранее достигнутые договоренности, а в марте 2018 г. они изменили название объединения на «Всеобъемлющее и прогрессивное Транстихоокеанское партнерство».
В свою очередь, страны АСЕАН с 2011 г. пытались Всеобъемлющим региональным экономическим партнерством (ВРЭП) связать в единое целое свои ССТ с крупными странами региона (Австралией, Индией, Китаем, Новой Зеландией, Южной Кореей, Японией). С течением времени в качестве главного лоббиста этого проекта стал восприниматься Китай. Однако переговоры о ВРЭП пока далеки от завершения.
Ван Цзиньбо (Институт АТР и глобальных стратегий Академии общественных наук Китая) [022], сравнивая два этих проек-
та, отмечает, что ТТП претендует на охват всего АТР, а ВРЭП -только Восточной Азии и ее непосредственного окружения. Существенны различия в радикальности предполагаемой торговой либерализации. В странах, подписавших в 2016 г. соглашение о ТТП, средняя ставка импортной пошлины составляла тогда 8,7%, а после полной реализации всех условий соглашения тарифы должны стать нулевыми по 99% товарных позиций. В странах - потенциальных участницах ВРЭП средняя ставка импортного тарифа равнялась в 2016 г. 16,0%, в перспективе обнулить тарифы предполагается по 80% товарных групп [022, с. 40].
По мнению Ван Цзиньбо, если оба проекта действительно будут реализованы, то в АТР будут сосуществовать разноуровневые интеграционные структуры: «сильная» (вокруг ТТП) и «слабая» (вокруг ВРЭП). Но можно сказать и так, что преимущество ТТП - это высокое качество предлагаемых стандартов, а сильная сторона ВРЭП - это более вероятная его реализуемость. К тому же в рамках ТТП возможностей для дальнейших тарифных уступок больше практически не будет, а в ВРЭП их использование (т. е. согласованное снижение импортных тарифов государствами-участниками) само по себе будет выступать в качестве механизма дальнейшей интеграции [022, с. 33, 41].
Лю Цзюньшэн (Институт АТР и глобальных стратегий Академии общественных наук Китая) [023] тоже констатирует, что в ходе переговорного процесса по ВРЭП учитываются различия уровней развития стран-участниц, а потому либерализация предполагается не такая радикальная и всеобъемлющая, как в ТТП. Но больше внимания он уделяет другому принципиальному отличию двух проектов.
В ВРЭП, помимо торговли товарами и услугами, движения капитала, внимание предполагается уделить и «новым» проблемам, таким как конкурентная политика и технологическое сотрудничество. Однако в ТТП повестка дня гораздо более объемная, она включает в себя гармонизацию законодательств стран-участниц; обеспечение справедливой конкуренции, в том числе за счет облегчения доступа к государственным закупкам для компаний из других стран - членов партнерства; жесткие стандарты охраны интеллектуальной собственности, защиты окружающей среды и прав наемных работников; процедуры использования фитосани-
тарных норм; нормы регулирования рынков финансовых услуг и др. [023, с. 42].
По мнению Лю Цзюньшэна, разница в подходах во многом объясняется различиями в положении отдельных стран в глобальных цепочках создания стоимости (ГЦСС). Развитые страны, задающие тон в ТТП, занимают в ГЦСС ключевые и контролирующие позиции. Поэтому они заинтересованы в дальнейшем снижении издержек ведения бизнеса за счет торговой либерализации и в распространении наднационального регулирования на инновационные сферы, где они имеют конкурентные преимущества.
А развивающиеся страны озабочены прежде всего рисками, связанными с включением в ГЦСС, а также традиционными вопросами доступа на рынки промышленной продукции и привлечения технологий. Участие в ГЦСС нужно им как раз для решения этих задач. Поэтому развивающиеся страны за постепенность либерализации.
Новые попытки создать панрегиональную ЗСТ отчасти как раз и мотивированы желанием стабилизировать международные поставки товаров и услуг в рамках ГЦСС. А их функционирование уже затрудняется действием эффекта «чаши спагетти» (этот термин ввел в оборот американский экономист индийского происхождения Дж. Бхагвати).
Дело в том, что в АТР уже заключено более 50 двусторонних и многосторонних ССТ. Они хаотически переплетаются между собой, по существу нет единой системы регулирования международной торговли. Скажем, Китай подписал такие соглашения и с АСЕАН в целом, и с Сингапуром в отдельности, а у Сингапура есть подобное соглашение с США. Предприятиям надо приспосабливаться к противоречащим друг другу нормам обложения импортными пошлинами, а для получения преференций - собирать многочисленные документы о подтверждении страны происхождения товара. Результатом является общее увеличение транзакци-онных сдержек, с этой проблемой, в частности, и предлагают бороться унификацией норм на уровне общерегионального объединения [023, с. 44-45].
В другой своей статье Лю Цзюньшэн анализирует ход переговорного процесса между потенциальными участниками ВРЭП [024]. Сама эта идея была изначально высказана на совещании ми-
нистров экономики государств АСЕАН в феврале 2011 г. В ноябре того же года она была оформлена как предложения от организации на XIX саммите глав государств АСЕАН. А в августе 2012 г. министры экономики десяти стран - участниц АСЕАН и шести государств - предполагаемых партнеров по соглашению утвердили «Руководящие принципы и цели переговоров по ВРЭП» [024, с. 37].
Прообразом модели ВРЭП послужила схема ЗСТ по принципу «10 + 1»: таких соглашений АСЕАН подписала пять (с Китаем, Японией, Индией, Южной Кореей и единое - с Австралией и Новой Зеландией). Страны АСЕАН с самого начала настояли на гибком применении условий будущего соглашения к экономикам наименее развитых стран, входящих в это объединение (Камбоджа, Лаос, Мьянма). Было условлено также, что и после создания ВРЭП продолжится действие уже заключенных странами - участницами ССТ (т.е. будет соблюдаться принцип «открытого регионализма»). Однако в целом, хотя проект ВРЭП и менее радикальный и комплексный, чем в случае с ТТП, но это тоже соглашение типа «ВТО+». Иными словами, либерализация в рамках этого соглашения будет более существенной, чем это до сих пор достигнуто на глобальном уровне.
Совокупный ВВП 16 стран - предполагаемых членов ВРЭП составляет около 20 трлн долл. (28% общемирового показателя). В этих странах проживают 3,4 млрд человек (48% населения мира). Их совокупный объем внешней торговли достигает 10 трлн долл. (28% общемирового). Но эти 16 стран находятся на очень разных уровнях развития: их показатели подушевого ВВП варьируются от менее 1000 долл. до более 50 000 долл. Впрочем, это само по себе формирует потенциал структурной взаимодополняемости вовлеченных в проект экономик, считает Лю Цзюньшэн [024, с. 38].
Участникам переговоров удалось согласовать позиции по вопросам технологического сотрудничества, создания благоприятных условий для малого и среднего бизнеса, упрощения таможенных процедур, правил определения страны происхождения экспортных и импортных товаров. Но остаются значительные разногласия по проблемам инвестиционных режимов и торговли услугами.
Трудности переговоров во многом коренятся в самом первоначальном замысле: подтянуть все страны-участницы к условиям,
уже заложенным в действующие соглашения «10 + 1». На первый взгляд, так вести переговоры проще, чем пытаться сразу согласовать условия функционирования многосторонней ЗСТ. Но сразу возникает вопрос: от каких именно двусторонних соглашений «10 + 1» следует отталкиваться, как от будущих стандартов многостороннего соглашения? Тем более что каждое такое двустороннее соглашение было результатом торга, в ходе которого участвовавшие стороны согласовывали возможные приобретения и потери. Теперь же, при выносе тех компромиссных условий на многосторонний уровень, баланс выгод и убытков для стран-участниц может измениться. Кроме того, воспроизведение в многостороннем соглашении условий прежних двусторонних договоренностей может дополнительно усилить эффект «чаши спагетти».
Показателен и такой факт. Начиная с 2000 г. страны АСЕАН по отдельности подписали 28 ССТ с европейскими странами. Они пытались обобщить условия этих соглашений и разработать проект ССТ «АСЕАН - Европейский союз» на их основе. Но это оказалось нереально, и стороны стали вести переговоры о создании ЗСТ уже просто на уровне двух интеграционных объединений [024, с. 39].
Пока же наиболее проработанным и далеко идущим в направлении либерализации представляется ССТ «АСЕАН - Австралия - Новая Зеландия». По идее, его и можно было бы положить в основу переговорного процесса. Но неясно, могут ли такие условия либерализации устроить столь разные по уровням развития страны, как, скажем, Япония и Мьянма [024, с. 39-40].
Если говорить более конкретно, то существующие соглашения «10 + 1» различаются охватом товарных групп торговой либерализацией. Максимальный он в соглашении с Австралией и Новой Зеландией (95,7%), а минимальный - в соглашении с Индией (только 79,6%). Различны и сроки перехода на новые условия торговли (по нулевым ставкам импортных пошлин): в соглашениях с КНР и Южной Кореей сроки были установлены как 2010-2018 гг., в соглашении с Индией - как 2010-2022 гг., а в соглашениях с Японией и Австралией - Новой Зеландией - как 2019-2026 гг.
В соглашении с Австралией и Новой Зеландией не содержится перечня «чувствительных товаров», в соглашение с КНР китайская сторона включила их 402, в соглашении с Японией их
656, а в соглашении с Южной Кореей - 858, причем Япония и Южная Корея сделали особый акцент на защите своих сельскохозяйственных производителей. Индия же включила в свое соглашение с АСЕАН 3142 «чувствительных» товарных позиций, в том числе текстиль и продукцию химической промышленности [024, с. 40].
Разные условия определения страны происхождения товара, содержащиеся в этих пяти соглашениях, особенно усиливают эффект «чаши спагетти». В соглашении с КНР заложен принцип, по которому товар считается произведенным внутри ЗСТ, если там было генерировано 40% его стоимости. А по соглашениям с Южной Кореей, Японией и Австралией - Новой Зеландией может использоваться и этот критерий, и принцип изменения / неизменения номенклатуры товара по таможенной классификации. В соглашении с Индией тоже заложены оба эти принципа, но по первому критерию пороговое значение установлено в 35-40%.
Либерализация торговли услугами - это проблемный момент уже потому, что как раз переговоры о ней в рамках ВТО и зашли в тупик. Среди участников соглашений «10 + 1» Китай, Южная Корея и Австралия - Новая Зеландия подписали с АСЕАН отдельные соглашения о торговле услугами. В рамках ВРЭП стандарты торговли услугами могут быть привязаны к соответствующей модели, прописанной в соглашении АСЕАН с Австралией - Новой Зеландией, так как оно наиболее проработанное (стороны вели переговоры на эту тему еще с 1995 г.).
Но надо учитывать, что в отдельных соглашениях «10 + 1» число охваченных либерализацией отраслей сферы услуг разное: в соглашении с Новой Зеландией их 116, в соглашениях с Австралией и Южной Кореей - по 85, а в соглашении с КНР - только 33. Ограничивающим фактором выступает и то, что в Индонезии, Лаосе и Вьетнаме внешнеэкономическая «открытость» сферы услуг вообще незначительная.
Все соглашения «10 + 1», кроме соглашения с Индией, имеют специальные разделы об инвестиционном сотрудничестве, но заложенные там условия очень разные. В основном это касается предоставления иностранным инвесторам национального режима и режима наибольшего благоприятствования, установления принимающим государством требований к деятельности предприятий
с иностранным участием, стандартов транспарентности. Но по идее в этой сфере компромиссов достичь проще, чем в торговых вопросах, так как во всем мире сейчас преобладает тенденция к расширению доступа иностранных инвесторов в национальные экономики [024, с. 41].
По мнению Лю Цзюньшэна, позиции основных участников переговорного процесса по ВРЭП определяются следующими обстоятельствами. Страны АСЕАН, выдвинувшие саму идею ВРЭП, стремятся тем самым упрочить положение этой организации как центрального регионального «игрока». Надо сказать, что такой статус АСЕАН был поколеблен неудачей переговоров о ЗСТ в формате «10 + 3» (т.е. с участием стран АСЕАН, Китая, Японии и Южной Кореи), произошедшей во многом из-за обострения в 2010-е годы китайско-японского соперничества за лидерство в Восточной Азии.
Интеграционные усилия АСЕАН ушли было в тень и потому, что ряд стран - участниц этой группировки (Бруней, Вьетнам, Малайзия, Сингапур) оказались вовлеченными в проект ТТП. Возникла угроза обострения противоречий внутри АСЕАН, ее и попытались купировать выдвижением «своего» панрегионального проекта. Правда, после выхода США из ТТП и ослабления таким образом альтернативного ВРЭП проекта борьба за лидерство в интеграционных попытках между странами Восточной Азии может снова усилиться.
Возможен и такой вариант, что если АСЕАН не сможет позиционировать себя как лидера в ВРЭП, то она потеряет к нему интерес и сосредоточит усилия на развитии институтов общего рынка внутри самой себя. Иначе говоря, она будет задавать повестку дня переговоров о ВРЭП, но не будет проявлять активности в ее реализации.
Китай всегда поддерживал интеграционные проекты стран АСЕАН. Именно соглашение «10 + 1» между АСЕАН и Китаем стало модельным, по его примеру заключались соглашения с остальными пятью партнерами АСЕАН.
Китай активно поддержал и проект ВРЭП, и дело тут не только в возможности вывести тем самым сотрудничество с АСЕАН на новый уровень. В КНР сочли, что проект ТТП чреват для Китая генерированием эффекта отклонения торговли и дополнительными
геополитическими рисками, а также возможностью раскола АСЕАН и разрушения сложившихся основ сотрудничества этой организации с Китаем. В результате в мире получило распространение мнение, что, хотя переговоры о ВРЭП и были начаты по инициативе АСЕАН, но по сути альтернативные проекты ТТП и ВРЭП -это продукты американо-китайского соперничества.
Но и теперь, после выхода США из ТТП, проект ВРЭП интересен для Китая во многих отношениях. Он сулит реализацию эффекта масштаба китайскими предприятиями-экспортерами благодаря укрупнению рынков сбыта. А адаптация к либерализацион-ным стандартам ВРЭП даст дополнительный импульс рыночным реформам внутри китайской экономики.
Подход Японии к ВРЭП уклончивый. Она поддержала этот проект изначально, еще в 2011 г., но затем сочла более перспективным для себя участие в ТТП. При этом японский премьер С. Абэ говорил, что принципы ТТП станут путеводной звездой при доработке соглашения о ВРЭП. Иными словами, Япония хочет от ВРЭП такого же, как в ТТП, высокого уровня взаимных обязательств стран-подписантов. Если это не будет обеспечено, то интерес Японии к участию в ВРЭП может ослабеть.
Однако такой подход Японии вряд ли найдет поддержку со стороны Китая и Индии, которые склонны к протекционизму в отношении своей обрабатывающей промышленности, и тем более -у наименее развитых стран (Камбоджа, Лаос, Мьянма), которые оговаривают свое участие в ВРЭП многочисленными изъятиями из общего режима.
В любом случае Япония старается не допустить китайского доминирования в ВРЭП, и поэтому она склонна блокироваться со странами АСЕАН, в том числе путем оказания им финансовой и технической помощи. Но неэкономические выгоды, которые может получить Япония от ВРЭП, несущественны. К тому же она без энтузиазма смотрит на перспективы дальнейшего «открытия» ее рынков услуг и сельскохозяйственных товаров. Отчасти это тоже объясняет неустойчивость японского подхода по отношению к ВРЭП.
Индия на словах горячо поддерживает ВРЭП, а на деле ее линия поведения сложна и противоречива. Индия - это страна Южной Азии, ее связи с Восточной Азией не слишком тесные (в
том числе и в рамках ГЦСС). Вовлечение Индии в проект ВРЭП -это во многом результат попыток Японии создать противовес Китаю. Условия соглашения «10 + 1» между Индией и АСЕАН сильно отличаются от содержания других соглашений такого рода.
Интерес Индии к ВРЭП усилился после прихода к власти в 2014 г. правительства Н. Моди, которое выдвинуло план «Продвижения на Восток» и «Стратегию индийских брэндов». В таком контексте участие в ВРЭП стало рассматриваться как возможность расширения индийского присутствия на рынках Японии, Южной Кореи, Австралии и Новой Зеландии.
Но в любом случае индийский подход к проблематике многосторонней торговой либерализации ограничен традициями протекционизма в этой стране. Индийские переговорщики ведут себя очень консервативно при обсуждении тарифных уступок, принципов определения страны происхождения товара, защиты интеллектуальной собственности по фармацевтической продукции и т.п. Индия также опасается китайской конкуренции, вопрос о ССТ «Китай - Индия» ставить просто немыслимо.
Южная Корея, Австралия и Новая Зеландия в целом выступают за заключение соглашения о ВРЭП, у них нет особых причин считать его невыгодным. Тем более, что эти страны вообще активны на ниве подписания ССТ, а соглашение Австралии и Новой Зеландии с АСЕАН - самое продвинутое по степени либерализации среди соглашений «10 + 1».
Что же касается США, то после смены правящей администрации их активность на азиатско-тихоокеанском направлении вроде бы поуменьшилась. Но так заведомо будет недолго, так как переноса центра тяжести мировой экономики в АТР никто не отменял. Раньше США не возражали против ВРЭП, но теперь, после их выхода из ТТП, усилилась неопределенность по поводу их отношения к альтернативному проекту, констатирует Лю Цзюнь-шэн [024, с. 42-44].
Впрочем, и сейчас носится в воздухе идея создания ЗСТ в рамках АТЭС, объединяющего в своем составе 21 экономику. Политические договоренности по этому поводу были достигнуты еще на саммите АТЭС в Богоре (Индонезия) в 1994 г. «Богорские цели» предусматривали создание ЗСТ с участием только развитых стран АТР к 2010 г., а с участием и развитых, и развивающихся
стран - к 2020 г. Достигнуты они не были, но в последующие годы отдельные государства - члены АТЭС выступали с призывами реанимировать эти установки. В 2014 г. Китай, принимавший у себя очередной саммит АТЭС, предложил «Пекинскую дорожную карту», согласно которой панрегиональную ЗСТ предполагалось создавать на базе уже существующей в регионе сети ССТ, в качестве взаимовыгодного дополнения к ней.
Возможности и ограничения для дальнейшего сближения стран, входящих в АТЭС, исследует в своей статье Ян Фэнмин (Китайское общество изучения ВТО) [025]. По его мнению, в АТР нет условий для создания регионального интеграционного объединения типа Евросоюза. Поэтому АТЭС - организация, созданная на межправительственном уровне, - пошла по «срединному» пути. Она не является ни просто дискуссионной площадкой, ни жестко организованной структурой, а тяготеет к «мягкой институционали-зации» [025, с. 16].
АТЭС существует с 1989 г., и на самом деле за эти несколько десятилетий он немало поспособствовал либерализации режимов торговли и инвестиций в АТР. Но происходило это не за счет разработки и принятия норм, обязательных для всех стран-членов, а мягкими, консенсусными способами. Хотя при этом постоянно выдвигается и общая повестка дня: согласовываются общие цели организации и этапы последовательного движения к ним.
Снижение таможенных пошлин осуществляется как путем согласованных многосторонних уступок, так и за счет односторонних мер отдельных стран. В 1989 г. средняя ставка импортных пошлин в экономиках АТЭС, взимавшихся в рамках режима наибольшего благоприятствования в торговле, составляла 16,9%, а в 2014 г. - 5,5 (в развитых странах - 3,3, в развивающихся - 6,3%). Нулевыми импортными пошлинами в 1996 г. было охвачено 27,3% товарных позиций, а в 2014 г. - 45,4%. В 1996 г. беспошлинно ввозилось 29,2% совокупного объема импорта внутри АТЭС, в 2014 г. -60,0%.
Нетарифных барьеров в торговле между странами АТЭС осталось совсем немного. В 2010 г. страны АТЭС использовали в отношении друг друга 183 нетарифные меры, а в 2015 - только 142.
В 2013 г. число отраслей сферы услуг, где страны обещали провести либерализацию торговли, достигло 79. Причем благодаря
односторонним мерам отдельных стран глубина либерализации даже больше, чем это предусмотрено Соглашением ВТО о торговле услугами.
Реализуются и цели снижения транзакционных издержек при совершении взаимных инвестиций. Благодаря внедрению информационных технологий средние сроки совершения трансграничных торговых сделок уменьшились с 15 дней в 2006 г. до 13 - в 2013 г. Число административных процедур, необходимых для создания предприятий с иностранными инвестициями, уменьшилось за 2006-2015 гг. с девяти до шести, а нужное для этого время сократилось с 37 до 15 дней [025, с. 16-17].
Но АТЭС сталкивается и с серьезными вызовами. Отсутствие жестких правил помогает удерживать страны-члены внутри организации, но оно же затрудняет движение к совместно поставленным целям. На деле прогресс в торговой либерализации внутри АТЭС был достигнут в большей степени за счет того, что страны-члены одновременно входят в ВТО, региональные и двусторонние ССТ, а не благодаря АТЭС как таковому. АТЭС выступает площадкой согласования интересов между участниками различных ССТ и тем самым помогает минимизировать эффект «чаши спагетти», но и здесь его действенность ограничена необязательностью выполнения соглашений внутри АТЭС.
Новые общерегиональные инициативы (особенно ТТП) бросают АТЭС конкурентный вызов не только потому, что они предусматривают согласованную на многостороннем уровне либерализацию более высокого уровня, но и потому, что они затрагивают проблематику, которая до это была прерогативой АТЭС и не рассматривалась в локальных ССТ (конкурентная политика, экология, отношения между трудом и капиталом).
Пока не вполне понятно, как новая инициатива создания общерегиональной ЗСТ, выдвинутая Китаем в 2014 г., может сочетаться с имеющимися структурами АТЭС, основанными на «мягкой институционализации». Организационных структур, нужных для регулирования отношений внутри ЗСТ, для мониторинга за мерами, предпринимаемыми отдельными странами, в АТЭС нет. А декларация саммита АТЭС в Лиме (2016) вообще провозгласила, что панрегиональная ЗСТ будет создаваться вне структур АТЭС,
2019.04.026
тому будет отведена только инструментальная роль, заключает Ян Фэнмин [025, с. 19].
ВЛАСТЬ
2019.04.026. ЛИМ Л., БЕРДЖИН Дж. ДЕРЗКАЯ КАМПАНИЯ ГЛОБАЛЬНОЙ ПРОПАГАНДЫ В КИТАЕ.
LIM L., BERGIN J. Inside China's audacious global propaganda campaign // Guardian. - Manchester, 2018. - December 7. - URL: https://www.theguardian.com/news/2018/dec/07/china-plan-for-global-media-dominance-propaganda-xi-jinping
Ключевые слова: Китай; пропаганда; глобализм; массмедиа; внешняя политика.
Корреспонденты газеты Луиза Лим и Джулия Берджин характеризуют политику КНР, направленную на распространение позитивной информации о стране и создание благоприятного образа современного Китая за рубежом. Эта политика не просто борьба за международное влияние, которую ведут при помощи средств информации США, Англия, Израиль, Россия или Иран. В результате продолжавшегося пять месяцев исследования авторы установили, что под невыразительным и непритязательным покровом действует последовательная и тщательно разработанная система информационной войны, преследующей амбициозные цели создания нового «глобального информационного порядка», для чего, по мнению организаторов, требуется нанести поражение «медиаимпериализму Запада».
В основе системы идея «нового мирового порядка с возродившимся Китаем как его центром». В отличие от других стран, субъектов в мировом информационном пространстве, это предельно централизованная и унифицированная система информации, действующие лица которой подчинены строгой партийной дисциплине, а в ее рамках СМИ - «глаза, уши, язык и глотка» партии. Подобная дисциплина предполагает подачу журналистами лишь «одобренной в партии версии событий». В итоге СМИ становятся и «полем битвы, на которой ведется эта "глобальная информационная война", и ее оружием».
