CC BY
119
72 ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ________________
КУЛЬТУРА И ОБЩЕСТВО
«Местные» и «приезжие»: этническая граница и межэтническое взаимодействие в современном российском мегаполисе*
Е. А. Ерохина (Институт философии и права Сибирского отделения Российской академии наук)**
Представленный материал показывает значимость этнической границы с точки зрения структурирования межэтнических отношений между доминирующим большинством и этническими диаспорами в современном российском мегаполисе.
Ключевые слова: миграция, этническая граница, диаспора, принимающее сообщество, межэтнические отношения, российский мегаполис.
«Locals» and «Newcomers»: Ethnic Boundary and Interethnic Interaction in Contemporary Russian Megacity
E. A. Erokhina
(The Institute of Philosophy and Law of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences)
The presented material shows the significance of ethnic border from the point of view of structural-ization of interethnic relations between the dominating majority and ethnic diasporas in contemporary Russian megalopolis.
Keywords: migration, ethnic border, diaspora, host community, interethnic relations, Russian megalopolis.
Проблема этнического развития народов народ» уходит в прошлое. В настоящее вре-
России весьма актуальна в силу полиэт- мя активно идет процесс становления нового
ничной специфики страны. Существовавшая общественного субъекта — гражданского
в XX в. гражданская общность «советский сообщества россиян. В науке и в средствах
* Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 09-03-00491а «Конфессиональная принадлежность мигрантов-мусульман как фактор инкорпорирования в российское общество»).
** Ерохина Елена Анатольевна — кандидат философских наук, доцент, старший научный сотрудник сектора этносоциальных исследований Института философии и права Сибирского отделения РАН (г. Новосибирск). Тел.: +7 (383) 330-22-40. Эл. адрес: [email protected]
массовой информации активно обсуждаются его социокультурные основания и возможные векторы развития.
Современная Россия позиционирует себя в отношениях с соседними государствами ближнего зарубежья как «промышленный Север», «динамичный Запад», страну с христианскими традициями, что символически предполагает «отсталый Юг», «архаичный Восток», исламский мир. Это порождает определенные проблемы в самом российском обществе, в частности когда возникает вопрос об идентификации этнических меньшинств с общероссийской культурой.
Между тем на наших глазах стремительно меняется этническая структура населения России за счет миграции из стран Средней Азии и Закавказья, а также внутренней миграции из северокавказских регионов в крупные российские города и мегаполисы. Можно двояко оценивать эти изменения: с одной стороны, миграции расширяют социальное и культурное многообразие, позволяют решить проблему дефицита трудовых ресурсов там, где она остро стоит; с другой стороны, миграции обостряют межэтнические отношения, приводят в движение этносоциальные процессы столь стремительно, что принимающее сообщество не успевает к ним гибко адаптироваться. Россияне воспринимают миграцию как внешний процесс и в подавляющем большинстве негативно.
Кто такие «этнические мигранты»? К этой категории в настоящее время принято относить имеющих неславянские корни иностранцев и граждан РФ, выходцев из кавказских и среднеазиатских республик, прибывающих в центральные регионы России, Сибирь и на Дальний Восток по экономическим причинам, и членов их семей. В стране исхода это наиболее энергичная и экономически предприимчивая категория населения. В стране размещения мигранты также являются частью экономически наиболее активных слоев населения.
Рассмотрение межэтнического взаимодействия как системы предполагает выделение ее базовых элементов: 1) субъектов взаи-
модействия (каковыми являются этносы-резиденты и этнические диаспоры со своими потребностями); 2) объектов взаимодействия (предметы и явления природного и социального мира, на которые направлена активность субъектов); 3) результатов взаимодействия, в числе которых — межэтнические отношения. В центре внимания данной статьи будут находиться этнические субъекты взаимодействия в новосибирском мегаполисе — резиденты (русские по преимуществу) и этнические мигранты — выходцы из среднеазиатских и кавказских республик, а также один из результатов — характер межэтнических отношений между мигрантами и резидентами.
Этнические группы, которые имеют статус резидентов на территории страны размещения (т. е. в России), представляют собой устойчивые группы, сохраняющие свои границы, принципы идентификации принадлежащих к ним индивидов и передающих эти принципы из поколения в поколение. Их формирование невозможно без взаимного доверия и взаимной ответственности всех членов этнической «сети». Используя терминологию сетевого подхода, можно заключить, что общность культуры — это консенсус по поводу основных норм и ценностей внутри данной сети. Подчинение нормам опирается на внутренние и внешние инстанции контроля.
Несколько иной вариант социальной сети представляет собой этническая диаспора. С одной стороны, диаспоры связаны со страной выхода как с реальной и символической родиной. Тем самым приверженность к родине является до некоторой степени вызовом существующим в принимающем обществе государственным и гражданским институтам. С другой стороны, этническая диаспора является неотъемлемой частью гражданского коллектива на своей новой родине и как часть этого коллектива имеет и определенные права, и определенные обязанности перед гражданским сообществом на новой родине. Такой двойственный статус этнической диаспоры позволяет зафиксировать
ее периферийное положение по отношению к этносам-резидентам.
Согласно методологическим положениям, выдвинутым теоретиками чикагской школы Р. Парком и Э. Берджессом и концептуализированным Э. Богардусом, центр конституирует периферию как своего «Другого». При этом «Другой» становится условием возможности существующего социального порядка. «Другой» символически вытесняется из центра. В то же время он является составляющей доминантой культуры. Иными словами, без периферии, без «Другого» не может быть целостного социального пространства. «Другой» является необходимым условием существования данного сообщества (Баньковская, 2002: 457-467).
Откуда возникает такая двусмысленность? Как утверждают социальные психологи, граница между «Своим» и «Чужим» — это тоже результат взаимодействия, ментальный результат социальной категоризации, который закрепляется в этнических стереотипах. Стереотипы интериоризуются и становятся частью идентификационной матрицы личности. Сдвиг в восприятии от центра к границе происходит на основе принципа перехода от тонкой к грубой настройке социальной перцепции. «Своих» мы воспринимаем как индивидуальности в совокупности как личностных, так и этнических черт. «Свой» — это нетипичное, индивидуально-особенное. «Чужак» — это всегда типизация, грубая настройка, символ неизвестного. «Чужой» — не друг и не враг. Поэтому он вызывает растерянность. «Чужой» не обладает индивидуальностью ни в личном, ни в этническом плане (Гусев, 2009: 123-130).
Согласно теории семиозиса культуры Ю. М. Лотмана каждая культура стремится обрести некоторую степень автономности, достигаемую через самоописание. Располагая «Чужого» на границе круга, очерченного данной культурой в процессе самоописа-ния, этническое самосознание доминантной группы обозначает собственные границы. Образ «Чужака» представляет собой часть
культурного багажа доминантной культуры, что предполагает некоторую степень неадекватности в восприятии «другой» культуры (Лотман, 1992а: 103, 1992Ь: 119-120).
О границах в этнокультурном значении писали П. И. Кушнер, М. М. Бахтин, Ф. Барт, В. А. Тишков, Л. М. Дробижева. Общим постулатом как теоретических, так и эмпирических исследований этнических границ является положение, согласно которому выраженная этническая граница связана со снижением этнической толерантности и накладывает ограничение на межэтническое взаимодействие, тогда как «сглаженная» граница предполагает наличие контактных зон межэтнического «согласия» (Лебедева, Татарко, 2005: 12).
Следует согласиться с авторами коллективной монографии «Социальная и культурная дистанция. Опыт многонациональной России» (под ред. Л. М. Дробижевой) в том, что этническая граница является актом сознания, а важнейший способ ее изучения заключается в исследовании этнической идентичности. Действительно, только если люди (личности) разделяют представления, которые становятся общими, и действуют на их основе, они становятся группой, а этнич-ность может приобретать организационные и институциональные формы. Этнические маркеры могут быть единичными или представлять некий набор, или, может быть, даже систему. И значение, и набор таких маркеров может меняться. Оппозиция «Мы — Они» является центральным компонентом различных концепций межгрупповых и межэтнических отношений. На эмпирическом уровне в качестве структурирующего принципа она используется в многочисленных исследованиях стереотипов, установок и ценностей как элементов этнического самосознания или идентичности (Социальная и культурная дистанция, 1998: 4-11).
В конкретно-социологическом исследовании «Конфессиональная принадлежность мигрантов-мусульман как фактор инкорпорирования в российское общество» (руководитель — д-р соц. наук Г. С. Солодова), осу-
ществленном летом 2009 г. при финансовой поддержке РГНФ в Новосибирске, в качестве одной из значимых задач ставилось выявление признаков этнического различения, формирующих границу между доминирующим большинством и этнической «периферией» сибирского мегаполиса. Поскольку в качестве объекта исследования были выбраны этнические мигранты из республик Средней Азии, Казахстана и Кавказа, «Мы» в данном конкретном случае представлено этническими мигрантами, тогда как «Они» — местным населением, россиянами в целом.
Мигранты распределились по предыдущему месту жительства следующим образом: Киргизия — 39,8%, Узбекистан — 25,8%, Таджикистан — 15,6%, Азербайджан — 9,7%, Казахстан — 3,8%. Все опрошенные находятся в трудоспособном возрасте. 95,7% респондентов работают или учатся. Безработных, пенсионеров и домохозяек — менее 5%. Опрос проводился методом случайной выборки среди выходцев из стран ближнего зарубежья. Общий объем выборочной совокупности составил 190 человек. В выборке преобладают мужчины (70,5%).
Респондентам было предложено определить самостоятельно свою национальную принадлежность. Большинство из них — 44,8% — назвали свою этническую принадлежность (узбек, киргиз, таджик и т. п.). Примечательно, что численность русских респондентов оказалась искусственно преувеличенной: 17,8% опрошенных назвали себя русскими, хотя численность русских в выборке была незначительна. Таким образом, некоторые из участников опроса искусственно приписали себя к русским. 16% опрошенных отнесли себя сразу к двум народам. 19,6% затруднились с выбором своей национальной принадлежности. Таким образом, можно зафиксировать значимость этнической составляющей идентификации. Для большинства мигрантов, так же как и для большинства россиян, их национальность — это прежде всего их этническая принадлежность.
В структурировании этнической границы определяющее значение имеют этноинтегри-рующие и этнодифференцирующие признаки. В нашем исследовании они выявлялись в ответах на вопросы анкеты о том, что объединяет респондента с людьми одной с ним национальности, и о специфических особенностях, отличающих этих людей от представителей других народов.
В числе признаков, связывающих представителей диаспор со своими этническими общностями на основе группового членства, были выделены следующие (в порядке убывания по степени значимости): родной язык (64,8%), обычаи и традиции (43,6%), любовь к родине (42,4%), общая история (35,2%), общая религия (33,9%). «Быть кем-то по национальности» означает — знать язык, знать и придерживаться обычаев и традиций своего народа (в том числе религиозных), любить свою Родину и помнить ее историю.
Этноинтегрирующие признаки не столько фиксируют особенности «своей» культуры, сколько выступают свидетельством осознания группового единства. Не случайным оказывается и то, что за небольшим исключением набор маркирующих признаков (язык, обычаи и традиции, история и религия) повторяется в ответах на вопрос о специфических особенностях, отличающих один народ от другого. В числе значимых эт-нодифференцирующих признаков респондентами — представителями этнических диаспор были названы язык и речь (65,4%), обычаи и традиции (43,6%), религия и отношение к семье (по 37,7%), история (26,5%). Значимость языка, а также обычаев и традиций в фиксации групповой идентичности были подтверждены не только качественно, первыми местами в рейтинге критериев идентичности, но и количественно: доля выбравших эти маркеры в качестве этноинтег-рирующих совпала с долей отметивших их в качестве этнодифференцирующих. Называться кем-то по национальности (киргизом, узбеком, таджиком и т. д.) — означает быть компетентным в знании родного языка, обычаев и традиций своего народа
(в том числе религиозных), по-иному относиться к своей семье, нежели представители доминирующего большинства, знать историю своей страны.
В то же время возрастает значимость внешнего вида (19,1%) и специфических особенностей одежды, жилища, кухни (17,3%) в качестве этнических разделителей. Доля выбравших эти признаки в качестве этнообъ-единяющих существенно ниже: внешность — 7,3% против 19,1%, специфические особенности одежды, жилища, кухни — 12,7% против 17,3%.
Таким образом, получила подтверждение исследовательская гипотеза, которая была сформулирована благодаря методу включенного наблюдения на предварительном этапе исследования. Согласно ей отличающиеся определенными фенотипическими особенностями выходцы из постсоветских стран ближнего зарубежья, слабо владеющие русским языком или говорящие на нем с акцентом, выделяются русскими. Этническая граница в отношении этнических мигрантов проходит для русских по языковому признаку и специфическим (антропологическим) особенностям внешности.
Еще одной важной исследовательской гипотезой послужило предположение, согласно которому позитивное отношение к своему статусу приезжего должно позитивно влиять на восприятие межэтнических отношений в сибирском мегаполисе. Респондентам предлагалось выступить в роли экспертов: оценить необходимость мигрантов для России и влияние миграции на социальную стабильность, выразить отношение к широко распространенному представлению о миграции как об угрозе национальной самобытности и культурному единству страны, а также оценить характер межэтнических отношений в городе. Забегая вперед, отметим, что эта гипотеза получила подтверждение.
При оценке характера межэтнических отношений в Новосибирске большинство участников опроса выбрали ответ «межнациональные отношения в основном стабильны» (61,5%). 14,3% полагают, что некоторая
напряженность присутствует, а 2,7% оценивают межнациональную напряженность как значительную.
Показательно, на наш взгляд, что при оценке необходимости мигрантов для России не нашлось ни одного респондента, который бы согласился с мнением, что мигранты России не нужны. С мнением, что «мигранты обязательно нужны», согласились 40% опрошенных. Мнение о том, что «мигранты нужны, но этот процесс должен регулироваться», разделили 60%. При этом большинство тех и других (по 63,4% в обеих подгруппах) полагают, что межэтнические отношения в Новосибирске «в основном стабильные (без напряженности) ». Доля тех, кто замечает напряженность в межэтнических отношениях, одинакова (12%), так же как и доля затруднившихся с оценкой (22,5%), для обеих подгрупп.
При оценке характера влияния миграции на социальную стабильность в российском обществе большинство респондентов предпочло уйти от ответа: 67% не ответили определенно на вопрос «Влияет ли миграция на социальную (политическую, экономическую) стабильность в России?». Ими был выбран вариант ответа «трудно сказать». В ответах респондентов данной подгруппы содержится весь спектр оценок межэтнических отношений: и отрицание напряженности в этой сфере, и признание ее в той или иной степени, и затруднение в оценке.
Остальные участники опроса разделились на две подгруппы: одни оценили миграцию положительно, другие — отрицательно. Большинство предпочло вариант ответа «миграция влияет положительно — укрепляет социальную стабильность» (30,7%). И лишь 2,3% согласились с мнением, что «миграция влияет отрицательно — ослабляет социальную стабильность».
Следовательно, есть все основания предполагать, что сами мигранты прямо или косвенно осознают неоднозначность последствий миграции для принимающего общества. В каждой из подгрупп большинство при оценке характера межэтнических отноше-
ний выбрало вариант ответа «межнациональные отношения в основном без напряженности». Однако в подгруппе затруднившихся с оценкой характера влияния миграции на социальную стабильность доля оценивших межэтнические отношения как стабильные была наименьшей в сравнении с остальными подгруппами (55% против 76% среди респондентов, выбравших положительный ответ, и 100% выбравших отрицательный ответ).
Наконец, определенный интерес представляет распределение ответов на вопрос «Как Вы думаете, представляет ли приток мигрантов угрозу для сохранения национальных обычаев, традиционных религий, культурного единства страны в целом?». Большинство участников опроса отрицало наличие такой угрозы (54%). Остальные участники опроса либо затруднились с ответом (30,6%), либо согласились с наличием такой угрозы для принимающего общества (15,4%). И вновь доля выбравших вариант ответа «межнациональные отношения в основном без напряженности» в подгруппе затруднившихся с признанием/отрицанием миграции как угрозы самобытности и единства России была наименьшей в сравнении с остальными подгруппами (52% против 62% среди респондентов, выбравших положительный ответ, и 66% выбравших отрицательный ответ).
Итак, положительное отношение к миграции и своему статусу мигранта вполне коррелирует с позитивным же восприятием межэтнических отношений на новом месте. Вместе с тем показательны и затруднения при оценке характера межэтнических отношений (21,4% респондентов вообще воздержались от нее), и затруднения с оценкой влияния миграции на принимающее общество. Желание уйти от ответа на эти непростые вопросы можно интерпретировать как косвенное признание своего проблемного статуса в принимающем сообществе.
Насколько выраженной является этническая граница между резидентами и приезжими? Как эта граница ощущается самими миг-
рантами в ситуации, когда они оказываются вынужденными сравнивать себя с россиянами — представителями того регионального сообщества, в которое они пытаются инкорпорироваться? На наш взгляд, эта граница оказывается весьма выраженной, что подтверждается субъективными оценками респондентов степени своего сходства с доминирующим большинством. Лишь 15,9% согласились с мнением о том, что россияне в целом и местное население в частности «очень похожи» на них. 26,2% не смогли ответить на вопрос о близости между ними и местным населением. 27,4% признали, что они «значительно отличаются» от россиян и 30,5% сочли, что они «немного похожи» на последних.
Таким образом, наше исследование позволило выявить наличие границы, субъективно осознаваемой мигрантами как ощущение собственной непохожести с местным населением и россиянами в целом. Что значить быть «другим» в отношении к русскому большинству? Быть «нерусским» означает обладать определенными «восточными» фенотипическими особенностями, говорить по-русски с различимым акцентом, в поведении реализовывать нормы, предписанные обычаями и традициями, корнями уходящие в ислам. Если в публичной жизни последнее оказывается в ряде случаев затруднительным, то в приватной сфере, особенно в кругу семьи, это вполне возможно и, с точки зрения доминирующего большинства, допустимо.
Даже если сменить идентичность и вовсе отказаться от обычаев и традиций своего народа, переход в этническое большинство для тех, кто выбрал ассимиляционную стратегию адаптации, все равно, оказывается, затруднен: от акцента избавиться крайне сложно, а изменить внешность практически невозможно. Это верно в отношении, по крайней мере, представителей первого поколения мигрантов.
В то же время определение маргинальнос-ти мигрантов допустимо лишь в смысле фиксации их периферийности по отношению
к доминирующему большинству. Внутри самих этнических диаспор существуют совершенно определенные нормы определения «своего»: во-первых, знание родного языка, во-вторых, следование обычаям и традициям своего народа, в-третьих, ориентация на ислам. В зависимости от приверженности указанным нормам внутри диаспор складываются собственные «ядра» и «периферии», что повышает степень вариабельности адаптации мигрантов в принимающем социуме.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Баньковская, С. П. (2002) Чужаки и границы: к понятию социальной маргинальности // Отечественные записки. № 6. С. 457-467.
Гусев, А. Н. (2009) Категория социальной дистанции в творчестве Г. Зиммеля // СОЦИС. № 4. С. 123-130.
Лебедева, Н. М., Татарко, А. Н. (2005) Теоретико-методологический подход к исследованию этнической толерантности в поликуль-турных регионах России // Толерантность в межкультурном диалоге. М. : Ин-т этнологии и антропологии РАН. С. 10-41.
Лотман, Ю. М. (1992а) Несколько мыслей о типологии культур // Избр. произв. Таллинн : Александра. Т. 1. С. 102-109.
Лотман, Ю. М. (1992Ь) К построению теории взаимодействия культур (Семиотический ас-
пект) // Избр. произв. Таллинн : Александра. Т. 1. С. 110-120.
Социальная и культурная дистанция. Опыт многонациональной России (1998) / Институт этнологии и антропологии РАН. М. : Изд-во Института социологии РАН.
BIBLIOGRAPHY (TRANSLITERATION)
Ban’kovskaia, S. P. (2002) Chuzhaki i granitsy: k poniatiiu sotsial’noi marginal’nosti // Otechest-vennye zapiski. № 6. S. 457-467.
Gusev, A. N. (2009) Kategoriia sotsial’noi dis-tantsii v tvorchestve G. Zimmelia // SOTsIS. № 4. S. 123-130.
Lebedeva, N. M., Tatarko, A. N. (2005) Teore-tiko-metodologicheskii podkhod k issledovaniiu etnicheskoi tolerantnosti v polikul’turnykh regio-nakh Rossii // Tolerantnost’ v mezhkul’turnom dialoge. M. : In-t etnologii i antropologii RAN. S. 10-41.
Lotman, Iu. M. (1992a) Neskol’ko myslei o tipologii kul’tur // Izbr. proizv. Tallinn : Aleksan-dra. T. 1. S. 102-109.
Lotman, Iu. M. (1992b) K postroeniiu teorii vzaimodeistviia kul’tur (Semioticheskii aspekt) // Izbr. proizv. Tallinn : Aleksandra. T. 1. S. 110-120.
Sotsial’naia i kul’turnaia distantsiia. Opyt mnogonatsional’noi Rossii (1998) / Institut etno-logii i antropologii RAN. M. : Izd-vo Instituta sot-siologii RAN.
Новые книги
Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод: итоги и перспективы : материалы Междунар. науч.-практич. конференции, 20-21 окт. 2010 г. / под ред. Т. А. Сошниковой. — М. : Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2010. — 290 с.
