CC BY
21
МЕСТНЫЕ АРХИВЫ И МЕСТНЫЕ ПАМЯТНИКИ —
В ПОМОЩЬ ПОЗНАНИЯ РУССКОГО ЯЗЫКА XVIII ВЕКА
Замечательный «Словарь русского языка XVIII века», издающийся в Институте лингвистических исследований РАН, оказался великолепным источником сведений о языке XVTTT века, представляющим русский национальный язык в один из значительных периодов развития русского языка накануне окончательного складывания современного русского литературного языка. Оригинальный проект, богатство материалов, поданных свежо и обоснованно через взгляд, сердце и ум высоко квалифицированного коллектива лексикографов, — все это открывает перед исследователями и просто читателями целый мир не только лексических, но и других разноуровневых фактов в их динамике и в то же время статике в историческом моменте их фиксации. Привлекает постоянное стремление лексикографов обнаруживать и привлекать новые памятники, в том числе и регионального статуса, чтобы отразить непрерывность исторического и одно- или разнотерриториального отражения истинной жизни языка русского народа.
Тогда и заинтересованные исследователи и читатели «Словаря русского языка XVIII века» тоже начинают фиксировать то, что приоткрывают новые доступные источники благодаря неутомимым хранителям старины в центральных и периферийных архивах, древлехранилищах, библиотеках.
В частности, богаты древними памятниками хранилища Псковского края, о чем еще в 1963 году писал Б. А. Ларин во Введении к первому выпуску «Псковского областного словаря с историческими данными»: «Большим преимуществом перед всеми имеющимися областными словарями русского языка (как и других славянских языков) будет наличие в нашем Словаре большого исторического материала. Кроме Новгорода, ни один край («удел») феодальной эпохи не сохранил такого обилия торговой, юридической, политической документации, такой богатой местной литературы; до-
статочно напомнить о выдающихся своим местным колоритом Псковских летописях» [Ларин 1967: 3]. Ведь благодаря именно специфике псковских памятников прошлого, счастливо отразивших псковскую народную речь давних веков, был задуман ученым указанный словарь.
В Пскове продолжателями дела известного рыцаря Древлехранилища, Леонида Алексеевича Творогова, становились и Нина Петровна Осипова (см. каталоги, созданные с ее участием: [Осипова 1985, 1991; Огинская, Осипова 1996]), и Арсений Борисович Постников, завершивший оригинальную работу «Древлехранилище Псковского музея. Обозрение русских рукописных документов ХУ1-ХУШ вв.», выход которой ожидают заинтересованные читатели и исследователи.
Исследователь изучил огромное количество рукописных произведений древнего письма и подробно, последовательно, в строго разработанной системе описал более 1000 документов (1218) XVI-XVIII веков из почти 200 фондов (192), хранящихся в Псковском Древлехранилище. В ходе исследования материал пополнялся.
Впервые все богатство рукописных документов из Древлехранилища предстает перед заинтересованной научной общественностью и перед всеми, кто дорожит и богатством фондов Псковского музея, и памятниками непосредственно местного, псковского письма, в строго систематизированном и единообразно оформленном виде.
А. Б. Постникову пришлось пополнять, расширять объем Каталога за счет выявленных автором источников как отдельных единиц хранения, а не просто в составе соответствующего фонда, куда ошибочно могли попадать в свое время отдельные рукописи. Образцом того, как мог пополняться состав хранящихся в Древлехранилище рукописных памятников, служит то, как сам А. Б. Постников выделил памятник «Письмо священника Царя-Константиновской церкви» из обложки рукописной «Книги сбора конских пошлин в Псковском уезде»: к сожалению, старые документы использовались для переплета других памятников (теперь этот небольшой памятник 1751 года находится в созданном А. Б. Постниковым Каталоге под № 379 на странице 356 рукописи).
А. Б. Постников дает описание памятников, представляет каждый документ бережно, с чувством уважения к предшественникам,
которые собирали, берегли рукописи, задумывались над возможностью ознакомить с древними документами своих современников и потомков.
У исследователя естественно определились две цели работы: 1) собственно научная — выявить, систематизировать, ввести в научный оборот письменные источники, известные по прошлым описям, и новые (появлявшиеся в Древлехранилище в результате поступлений и в результате обнаружения их в фондах музея, поскольку некоторые документы иногда ошибочно были помещены не в то место, какое они по своему характеру должны были занимать); 2) так называемая охранная — зафиксировать и сообщить специальные сведения о физическом состоянии памятников для улучшения условий их хранения.
Вдумчивый исследователь, А. Б. Постников разработал методику описания памятников с учетом исторического и лингвистического подходов к материалу, что позволило автору создать уникальный и оригинальный труд, который поможет другим исследователям ориентироваться в море памятников, находящихся в Древлехранилище Псковского музея.
Необходимо подчеркнуть, что А. Б. Постников очень удачно принял решение при описании документа в разделе «Содержание» щедро знакомить читателей с текстом памятника, приписками на рукописи. Цитаты (иногда довольно обширные, но всегда хорошо представляющие объем сведений, которые можно почерпнуть из того или иного документа) сопровождаются частично и собственным, авторским, пересказом содержания памятника. Сделано это прекрасным авторским слогом, поддерживающим стиль документа. Удалось это автору потому, что он, будучи начитанным в области древнего языка, глубоко проник в суть каждого памятника.
Всесторонне описанная «единица хранения» как будто вторгается в современную жизнь читателя и становится значимой благодаря тому, что автор тактично представил ее исследователю или просто читателю XXI века.
Чтение рукописи А. Б. Постникова оставляет сильное впечатление, раскрывая богатство содержания разнообразных письменных источников, своеобразие древнего языка разных веков прежде всего псковской истории. Читая рукопись, невольно фиксируешь
отдельные языковые особенности, которые, как историку языка, диалектологу, одному из составителей «Псковского областного словаря с историческими данными», очень важны в работе над псковскими текстами прошлых веков, когда приходится лексикографически разрабатывать историческую часть словарной статьи. Важны эти сведения и в исследованиях по исторической лексикологии. Приведу несколько примеров, которые подчеркивают значимость избранного А. Б. Постниковым приема для сообщения сведений о памятнике.
В ряде документов XVIII века отмечено слово пищик [Губернский Псков 2010: 123 — № 162, 1752 г.; № 130, 1774 г.] в значении ‘писарь’. Это слово как «след» XVIII века отразилось в письменной речи замечательного псковича Л. Травина, который прожил долгую жизнь и, сохранив ясную память, в конце жизни (в начале XIX века) написал свои «Записки» как воспоминания о XVIII веке с использованием слов, функционировавших именно в XVIII веке [Травин 1988].
Псковские документы, описанные в труде А. Б. Постникова, отражают через написание соответствующих букв особенности произношения: например, аканье в имени того, кто «приложил руку»: Кандрат& [ Губернский Псков 2010: 31 — № 19 (2), 1579 г.].
Отмечено у существительного в родительном падеже единственного числа мужского рода старого типа склонения на *о-основу новое, неисконное окончание -у под влиянием типа склонения на ''//-основу: 1641-го году сентября с 1-го числа [Губернский Псков 2010: 18 — № 10, 1655 г.].
Обнаруживается разнообразие в обозначении ручательств с прикладыванием руки в качестве удостоверения документа, причем это может наблюдаться в одном и том же памятнике: руку приложилъ, подписалъ, писал [Губернский Псков 2010: 76 —№ 61, 1718 г.].
Отмечено необычное употребление предлога с при указании на место в сочетании с винительным падежом существительного: аз другую сторону озеро [Губернский Псков 2010: 409 — № 428, 1722 г.].
В деловом документе может быть использована прямая речь по отношению к тому, кто является «героем» какого-то события: отъ просфоропечения на Николаевскую ц(е)рковъ ты, Стефони-да, никогда и низачемъ не отказывалося [Губернский Псков 2010:
436 — № 463, 1766 г.; с отражением оканья в речи говорящего/ пишущего].
При купле-продаже характеризуется земля как объект соответствующих торговых отношений: отмечается, что земля в дряни, т. е. «в росчисти» [Губернский Псков 2010: 98 — № 93, 1674 г.]; это слово зафиксировано в «Псковском областном словаре с историческими данными» в значении ‘росчисть’ (обнаружено, например, в псковских грамотах XI\Z-XV веков) [ПОС 9: 26].
Даже только чтение Каталога, подготовленного А. Б. Постниковым, обнаружило ряд случаев из письменной речи прошлого, которые отражают и местные особенности, относящиеся к разным уровням языка, или являются свидетельствами выработки грамматических норм в период создания и становления русского национального языка.
В свое время благодаря одному из каталогов, составленных
Н. П. Осиповой, из моря рукописных памятников стал доступен удивительный «Артикулъ новогородскои и псковской», обнаруженный в «Сборнике календарно-астрологическом» конца
XVII века — второй половины ХУНТ века [Осипова 1991: 65-67]. Нам уже приходилось исследовать этот памятник (см., например, [Костючук 2006: 54-59]), поэтому в данной статье представим его, как небольшой, но весьма выразительный документ местного письма с использованием уникальных народных слов.
Публикуем выверенный по рукописи текст5:
1. клади пясть на лапасть
2. вирь на сторону.
3. притисни на караулъ.
4. пехъ перед себя.
5. бери пястья поддулцо.
6. торни къногЬ.
7. пришамни ногою.
8. гримъ наземлю.
5 Сохраняем написание команды с маленькой буквы после цифры, с точкой в конце фразы там, где точка находится в рукописи; выносные буквы обозначены курсивом; начертания букв передаются в виде современных кириллических букв; слитное написание слов сохраняется.
9. шамни ногою.
10. бери пястью.
11. къ ногЬ
12. выпехни вобе пясти.
13. притисни накараулъ.
14. пехъ отсебя правою наопоко:
15. опрусъ споля;
16. торни наплечо.
17. правуху награмотуху
18. притисни накараулъ
19. перепал малту налевуху
20. вынимаи испорошницЬ мякотницу.
21. забиваи мякотнику закалачиваи вдулцо
22. вынимаи шемполицЬ.
23. забиваи мякотнику.
24. притисни въдругъ
25. вынимаи шамполицъ вчад.
26. обряди встарое місто.
27. притисни накараулъ
28. откинь кивалцо.
29. посыпь мякотницы
30. въздымаи кивалцо.
31. приложись въ перед.
32. тресни вдругъ
Слухаи переЭахту.
1. оба полъ направо накона 2ж
2. обаполъ налево накона 2ж
3. оба пол направо рядовицъ стисни
4. оба пол налево рядовгщъ стисни
5. спузы долой [Костючук 2006: 56-57].
Неожиданным источником сведений о местных языковых особенностях, в частности XVIII века, явился вышедший в 2010 году ценный труд «Губернский Псков в архивных документах: сборник документов Государственного архива Псковской области» [Губернский Псков 2010]. Известно, что Государственный архив
Псковской области (ГАПО), как и Древлехранилище Псковского музея, бережно сохранил памятники хозяйственной, общественной, культурной жизни прошлых веков, относящиеся к Псковской земле. Один из ценных фондов является фонд Псково-Печерского монастыря прежде всего ХУТТ-ХУТТТ веков, хранящийся в ГАПО.
Сборник представляет разностороннюю жизнь Пскова с 1776 года по «неполный» 1917 год. Читатель получил возможность из 379 опубликованных документов выбрать те, которые интересуют его. Систематизация документов серьезно продумана, проведена в лучших традициях справочных каталогов.
Меня как читателя и лексикографа прежде всего заинтересовали документы XVIII века, тем более, что при их публикации были «полностью сохранены их орфографические особенности, в том числе и отклонения от существующих норм орфографии» [Губернский Псков 2010: 28]. Значит, через написание могут быть «сообщены» и языковые особенности прошлого, которые оказались зафиксированными в том виде, в каком они бытовали в языке и речи того времени, когда создавался соответствующий документ XVIII века. Б. А. Ларин подчеркивал, что исследователю важно учитывать период начала складывания современного русского языка. Поэтому-то важно видеть и объяснять «то новое в языке, что появилось в конце XVII — начале XVIII в.» [Ларин 1975: 270], так как в памятниках XVIII века «наиболее наглядно видно отмирание традиций старой книжной речи, старого книжного литературного языка» [Там же: 271].
Обратим внимание на некоторые случаи из области профессиональных названий (наименования людей по профессии). Об этих случаях, как и о других, приходилось нам говорить на очередных архивных чтениях в Псковском государственном архиве Псковской области 2011 года. Приводимые примеры дополняют материалы «Словаря русского языка ХУНТ века» и его Картотеки.
В документе № 4 «Ведомость Псковского городового магистрата о числе купцов, мещан, ремесленников и заводов по г. Пскову» от 29 января 1792 года [Губернский Псков 2010: 34-35] обнаружено перечисление названий людей по профессии. Некоторые названия заинтересовали нас.
Слово бахилашник — это местное, псковское, название того, кто изготавливает, шьет бахилы — обувь из бересты или кожи:
сапожников, башмачников, бахилашников — 42) [Губернский Псков 2010: 34].
«Словарь русского языка XVIII века» отмечает слово бахилы в значении «род крестьянской обуви, делаемой на подобие котов; но передки у них бывают короче, и подвязываются ремнями как лапти» [СРЯ XVIII 1: 152]. Однако обнаруженного в псковском документе XVIII века слова бахилашник в Словаре XVIII века нет.
У В. И. Даля есть только слово бахйлъщик в значении ‘чеботарь, сапожник’ [Даль I: 56]. Отражено такое же название и в диалектном словаре 1852 года, но в значении ‘носящий бахилы’ [Опыт: 6]. В «Словаре церковнославянского и русского языка» 1847 года, как и у Даля, слово зафиксировано в значении ‘шьющий бахилы’ [Сл. 1847: 25]. При наличии слов с корнем бахил-, в современной части «Псковского областного словаря» [ПОС 1: 133] нет наименования изготовителя бахил, так как для современных говоров второй половины, конца XX века и начала XXI века эта реалия уже не является актуальной. Вот и получается, что уникальное название бахилашник обнаружено пока только в одном из документов в публикации архивных документов ХУНТ века — в сборнике «Губернский Псков». При возможном переиздании «Псковского областного словаря с историческими данными» это слово по праву будет внесено в выпуск на букву Б.
Название для изготовителя поливной глиняной посуды в написании муравлёшишник с сочетанием букв шн, а не чн из этого же документа № 4 отражает произношение слова в прошлом, что совпадает и с современными орфоэпическими нормами: сочетание звуков \шн\ на месте буквенного сочетания чн в XVIII веке — это начало складывания орфоэпической нормы.
Подобного слова нет в «Словаре русского языка ХУНТ века» [СРЯ ХУНТ 13: 75-77], хотя однокоренных слов много: мурава и мур в значении ‘состав покрытия керамических изделий; глазурь’ [СРЯ XVIII 13: 75]; муравить, муравиться, муравление, муравлен-ница, муравленый [СРЯ XVIII 13: 75-76]; в Словаре зафиксировано название человека по виду занятия, но другого словообразовательного типа: муравщик ‘тот, кто покрывает керамические изделия муравою, глазурью’ [СРЯ XVIII 13: 76-77].
В написании муравлёшечник (с буквенным сочетанием чн и с буквой е перед этим сочетанием, в отличие от написания в документе № 4 1792 года) слово зафиксировано в «Дополнении к “Опыту областного великорусского словаря”» 1858 года с подачи псковского гимназиста Ивана Ильича Карпова в следующих значениях: 1. ‘делающий муравлёшкгС, то есть ‘делающий муравленую посуду’; 2. ‘продавец муравленой посуды’ [Доп. 119]6. Слово с вариантами написания муравлёшишник [Губернский Псков 2010: 34] и муравлёшечник [Доп.: 119] синонимично словам муравлёшник, муромщик ‘кто муровит посуду’ [Доп.: 119]. В. И. Даль фиксирует без географических помет (что говорит о широкой распространенности лексической единицы) такие слова: муромщик, муравленик, муравщик в значении ‘поливщик посуды’ [Даль I: 359]. В Словаре 1847 года фиксируется слово муравщик в значении ‘занимающийся муравлением’ [Сл. 1847: 331].
В современных говорах слово муравлёшечник, соответствуя написанию слова муравлёшишник в публикуемом документе XVIII веке, имеет ряд синонимов: муравленик (в псковских говорах XX века), муравлёшник (Карпов — XIX век), муратошник (Карпов, Дополнение — XIX век). Все они имеют два значения: 1. ‘кто изготавливает глиняную посуду, покрытую глазурью’; 2. ‘кто продает такую посуду’ [ср. ПОС 19: 60, 59, 62].
Добавочные сведения о еще одной единице указанного корня позволяет заметить актуальность однокоренных лексем и возможности словообразовательной деривации в народном языке.
В документе № 126 «Из журнала заседания Псковской провинциальной канцелярии об открытии Псковской губернской канцелярии во вновь созданной Псковской губернии» от 1 ноября 1776 года [Губернский Псков 2010: 70-71] проявилось отражение, видимо, речевого непонимания писцом выражения не весть какого в потоке речи, которое, оказывается, хорошо было известно в языке XVIII века, о чем свидетельствует и «Словарь русского языка XVIII века»: лексема нев£стъ в сочетании с местоименными
6 Рукописные материалы И. И. Карпова вошли в «Дополнение», пользовался ими и В. И. Даль; в «Псковском областном словаре» его примеры идут с пометой Карпов.
словами типа какой уже имела не просто два значения, но и приобретала по существу статус омонимичных единиц: в значении ‘неизвестно’ это наречие, а в значении ‘не то ... не то’ — это приближается к разделительному союзу [СРЯ XVIII 14: 138].
Псковский документ XVIII века отразил такое явление: в архаическую форму весть от устаревшего глагола в'Ьд'Ьти после частицы не вставлена излишняя, незакономерная приставка на-(получилось НЕ Навестъ какого). Усугубилось это фиксацией в письменной речи очень обширной фразы из канцелярского текста, который создавался в устной форме говорившими, а записывался секретарем в ходе заседания. Приведем целиком помещенный в сборнике текст (причем оформленный как одно предложение с минимумом знаков препинания), который и содержит испорченное устойчивое выражение:
(1) 1776 года ноября 1-го дня определенной по всевысочайшему Ея Императорского Величества соизволению в новоучрежденную Псковскую губернию губернатор фон Нолкен по слушании в соборной церкви Божественной литургии и благодарственнаго молебна, прибыл к открытию губернии во Псковскую провинциальную канцелярию и по прочтении во оной при собрании находящихся в той канцелярии присутствующих, прокуроре и всех канцелярских служителях, то ж и благородных дворян, того высочайшего Ея Императорского Величества указа о учреждении Псковской губернии, открыл вместо провинциальной губернскую канцелярию, в коей и назначил до прибытия губернаторских советников, на сей только случай в губернии присутствовать тем бывшим в провинциальной канцелярии присутствующим в должности провинциального Заболоцкой воеводской канцелярии воеводы секунд-майору князю Голицыну и Великолуцкой провинциальной канцелярии воеводскому товарищу коллежскому асессору Журавлеву, дав из них по старшинству первенство господину Журавлеву, уважая то дабы в случае господина губернатора по должности отлучки, не могли ни в чем последовать остановки, а чрез то при первом случае не навестъ какого запущения исполнением и, будучи в присутствии, приказали: об открытии сей Псковской губернской канцелярии ведомства оной всем присутственным местам дать знать [Губернский Псков 2010: 70].
Устойчивое выражение не весть какой (в более расширенном составе не бог весть какой) означает отрицание с неопределенностью (‘какой-либо’; ‘не очень подходящий’) [БАС 2: 80,457]. Такая ошибка в записи является документированием этапов сложения фразеологизированных, идиоматических выражений в языке.
Можно было бы продолжать разговор о значимости материалов из региональных памятников письменности и для лексикологических, и для лексикографических, и для грамматических исследований. Самое главное, что местные хранилища памятников письменности, например, в Пскове, в частности псковских памятников
XVIII века, сохраняют ценные документы, содержащие особенности и разговорной речи. Как показали наблюдения и исследования, псковские памятники XVIII века доносят до нас и общерусские, и региональные черты речи тех, кто создавал разножанровые произведения и владел народным языком. Каждая находка, относящаяся к любому языковому и речевому уровню, способна ожиданно или неожиданно подтвердить соответствующие лингвистические факты или обнаружить новое в соответствующем аспекте.
Литература
Губернский Псков 2010 — Губернский Псков в архивных документах: сборник документов Государственного архива Псковской области / Сост. В. П. Волкова, Н. И. Исакова и др. Псков. 2010.
Костючук 2006 — Костючук Л. Я. Регионализмы в воинском документе прошлого (Продолжение исследования) // Русское слово в историческом развитии (Х1У-Х1Х века): материалы секции «Историческая лексикология и лексикография» XXXV Международной филологической конференции / Отв. ред. С. Св. Волков, О. С. Мжельская. СПб. Филологический факультет. 2006. С. 54-59.
Ларин 1967 — Ларин Б. А. Введение // Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 1. Л. ЛГУ. 1967. С. 3.
Ларин 1975 — Ларин Б. А. Лекции по истории русского литературного языка (Х-середина XVIII в.). М. Высшая школа. 1975.
Огинская, Осипова 1996 — Огинская Т. П., Осипова Н. П. Каталог книг кириллической печати XVIII века Псковского музея-заповедника. Псков. 1996.
Осипова 1985. — Осипова Н. П. Каталог книг кирилловской печати XVI-XVII веков Псковского музея-заповедника. 2-е изд. Псков. 1985. Осипова 1991. — Осипова Н. П. Каталог славяно-русских рукописей Псковского музея-заповедника (Х1У-начало XX вв.). Ч. 1-2. Псков. 1991.
Травин 1988. —Травин Л. Записки. Псков-Сельцо Михайловское. 1988.
Словари
БАС. — Большой академический словарь русского языка. Т. 1-19. М.;
СПб. АН СССР. 2004-2012.
Даль. — Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1-1У. М. 1956.
Доп. — Дополнение к Опыту областного великорусского словаря. СПб. 1858.
Опыт. — Опыт областного великорусского словаря. СПб. 1852.
ПОС. — Псковский областной словарь с историческими данными. Вып.
1-22. Л., СПб. 1967-2011.
Сл. 1847. — Словарь церковнославянского и русского языка, составленный Вторым отделением Императорской Академии наук / Репринтное издание. Кн. 1-П (Т. 1-1У). СПб. 2001.
СРЯ XVIII — Словарь русского языка XVIII века. Вып. 1-19. Л., СПб. Наука. 1984-2011.
