CC BY
119
И.Б. Тутынин*
Меры пресечения имущественного характера по Уставу уголовного судопроизводства 1864 г.**
Аннотация. Предмет исследования составляет правовое регулирование Уставом уголовного судопроизводства 1864 г. мер пресечения имущественного характера (отдачи на поруки и взятие залога) и связанные с этим мнения теоретиков того времени, рассматривающих вопросы правоприменения таких мер, в том числе: место в системе мер пресечения, обстоятельства, учитываемые при избрании меры пресечения, ее цели, основания и условия применения, степень возможного правоограничения. Исследование осуществлялось посредством изучения основных показателей, раскрывающих сущность процессуального принуждения имущественного характера в уголовном судопроизводстве. Методологической основой исследования является комплекс общенаучных и специальных методов познания правовой действительности, выработанных наукой и апробированных практикой. В работе применялось сочетание метода диалектического познания, нормативно-логического и историко-правового методов. В конце XIX в. наблюдается тенденция взаимосвязи и взаимозависимости гуманизации уголовного судопроизводства с многочисленными предложениями теоретиков по совершенствованию законодательства и правоприменительной практики применения мер пресечения имущественного характера. Развитие мер пресечения имущественного характера в уголовном судопроизводстве сопровождалось более детальной регламентацией положений, призванных приблизится к целям уголовного судопроизводства, а также создать предпосылки для обеспечения минимального уровня защищенности лиц, вовлекаемых в уголовно-процессуальные отношения.
Ключевые слова: меры пресечения, принуждение имущественного характера, уголовное судопроизводство, Устав уголовного судопроизводства, отдача на поруки, взятие залога, денежное обеспечение явки, сумма залога, цель применения, основания избрания.
Принцип историзма, ориентирующий рассматривать объект исследования в его движении и развитии, выявлять необходимую связь сменяющих друг друга государственно-правовых (включая уголовно-процессуальные) явлений, законов, обусловливающих переход данного целого (уголовного судопроизводства) из одного качественного состояния в другое, органически включает в себя принцип детерминизма, а вместе с ним и требования объективности, а также рассмотрения уголовного судопроизводства во всех его связях и отношениях1. Этим и представляет интерес изучение Устава уголовного судопроизводства 1864 г. (далее — УУС), который определил дальнейшее развитие отечественного уголовного судопроизводства.
Основы организации уголовного судопроизводства по возможности обеспечить защиту имущественных и иных прав и интересов участников процесса к 1917 г. были достаточно развиты. Уго-
ловно-процессуальное право России представляло собой высокоразвитое юридическое явление. Показательным в этом плане является положение мер пресечения имущественного характера.
По УУС, в системе мер пресечения выделялись те, которые носили имущественный характер. Л.И. Фенин выделял среди всех мер пресечения те, которые имели своим содержанием личное либо имущественное обеспечение2. Дореволюционные авторы утверждали, что «после долгого кошмара пытки и почти равносильного ей по тем целям, который он преследовал, поголовного ареста, наступила эпоха более благоприятная для свободы и справедливости. Явились потребности в иных средствах обеспечения. И естественнее всего было восстановить институт, существовавший с древних времён, — денежное обеспечение явки»3.
1 См.: Масленникова Л.Н. Методология познания публичного и частного (диспозитивного) начал в уголовном судопроизводстве. М.: Академия управления МВД России, 2000. С. 25.
2 См.: Фенин Л.И. Уголовный процесс (составлен в виде ответов на вопросы программы испытаний в юридической комиссии). Харьков: Печатное дело, 1911. С. 130-131.
3 Люблинский П.И. Свобода личности в уголовном про-
цессе. Меры обеспечения неуклонения обвиняемого от
правосудия. СПб.: Сенат. тип., 1906. С. 343.
© Тутынин И.Б., 2015
* Тутынин Игорь Борисович — кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного процесса Московского университета МВД России. [tutig@rambler.ru]
117437, Россия, г. Москва, ул. Академика Волгина, д. 12.
** Материалы международной научно-практической конференции «Уголовное судопроизводство: история и современность», посвященной 150-летию Устава уголовного судопроизводства Российской империи.
По словам И.Я. Фойницкого, мерами, имеющими своим содержанием имущественное (денежное) обеспечение являлись: отдача на поруки (п. 3 ст. 416, ст. 417, 422, 424, 425, 426 УУС) и взятие залога (п. 4 ст. 416, ст. 418, 423, 424, ст. 425, ст. 426, ст. 427 УУС)4.
В конце XIX в. среди теоретиков разгорался спор о месте поручительства и залога в системе мер пресечения, об их соотношении с арестом. Согласно первой позиции, первостепенной мерой пресечения является арест, к которому примыкают его суррогаты (поручительство и залог). Вторая позиция основывается на том, что основной мерой является денежное обеспечение, а арест — исключение из общего правила. Но повсеместно и безраздельно, особенно в странах континентальной Европы, царила теория подследственного ареста, поэтому наблюдается склонность к признанию за государством наиболее стеснительных мер обеспечения5.
Например, В. Микляшевский высказался о совершенной самостоятельности поручительства и залога, которые стоят на ряду с другими мерами пресечения, и не могут считаться служащими только для замены взятия под стражу6.
Одной из особенностей организации уголовного судопроизводства того времени было стремление защитить жизнь и имущество, прежде всего лиц с высоким имущественным положением. Сословное устройство российского общества не могло не оказать влияние на организацию правоприменительной практики уголовного процесса. Обещания власти обеспечить верховенство закона, гарантировать основные права и интересы личности, в том числе имущественного характера, выполнялись избирательно.
Избрание той или иной меры зависело не только от тяжести обвинении (свойства преступления и рода наказания), силы улик, но и звания (классово-сословной принадлежности) обвиняемого. Сословная принадлежность и наличие собственности являлись одним из очевидных критериев социальной дифференциации «гражданского общества». В сознании образованного российского подданного существовала взаимосвязь между понятиями «собственность» и «право» как системой установленных «государством» законов и отдельным «гражданином»7.
В литературе того периода отмечалось, что сила улик, личностные качества обвиняемого больше влияют на выбор поручительства и залога, чем важность преступления. Причём личностные качества обвиняемого, а именно обстоятельства, связывающие его с местностью, являются одной из определяющих гарантий надлежащего поведения8.
Мировой судья по обвинению в проступках, влекущих арест или денежное взыскание, не мог требовать в качестве меры пресечения поручительство, залог или личное задержание. «Нарушение этих пределов высшей меры было бы беззаконным превышением власти, равным назначению со стороны суда наказания более строгого, чем то, какое положено законом»9.
Но имелось и иное мнение, согласно которому законодатель не должен определять случаи, когда поручительство и залог должны быть исключены как меры, не обеспечивающие достаточно явку обвиняемых10.
Имущественное положение участника являлось условием, не позволявшим применить поручительство или залог к необеспеченным гражданам.
Поручителем признавалось всякое вызывающее доверие и состоятельное лицо, общество или управление. Предлагалось использовать данную меру при таких поручителях, «измена которым со стороны обвиняемого должна причинить ему больше вреда, нежели само следствие и наказание»11. Считалось, что предоставление суду самому назначать лиц, поручительство которых он сочтёт для себя достаточным, будет способствовать установлению доверия судьи к поручителю. В этом случае размер поручительства должен быть меньше, чем в случае, когда поручителем является «первый встречный». Не исключалось образование специальных обществ для освобождения на поруки. Рекомендовалось поручительство товарищей по работе, так как оно более надёжно с нравственной точки зрения12.
Предлагалось построить теорию, основанную на различии мотивов, удерживающих обвиняемого от уклонения. Достигнуть неуклонения обвиняемого от правосудия предлагается за счёт: 1) образования в психике особых мотивов, которые оказались достаточно сильными для того, чтобы лицо не уклонялось от правосудия, 2) лишения
4 См.: Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства., Пг: Тип. т-ва «Общ. польза», 1915. Т. 1. С. 397.
5 См.: Люблинский П.И. Указ. соч. С. 15-17.
6 См.: Микляшевский В. О средствах представления обвиняемого в суд и пресечения ему способов уклоняться от следователя и суда. Варшава: Тип. И. Котти, 1872. Т. 1. С. 216.
7 См.: Тимофеев Д.В. Европейские идеи в общественном сознании и коммуникативной практике образованного российского подданного первой четверти XIX в.: опыт изучения основных социально-политических понятий: автореф. дис. ... д-ра истор. наук. Челябинск, 2011. С. 18.
8 См.: Микляшевский В. Указ. соч. С. 201-202, 222.
9 Квачевский А. Об уголовном преследовании, дознании и предварительном исследовании преступлений по судебным уставам 1864 г. Теоретическое и практическое руководство. СПб.: Тип. Ф.С. Сущинского, 1869. Ч. III. С. 395.
10 См.: Микляшевский В. Указ. соч. С. 229.
11 Баршев Я. Основания уголовного судопроизводства с применением к российскому уголовному судопроизводству. СПб.: Тип. 2-го отд. Собств. е.и.вел. канцелярии, 1841. С. 93.
12 См.: Люблинский П.И. Указ. соч. С. 371.
его физической возможности или путём затруднения уклонения. В первом случае имелись в виду ситуации, когда возможно образование сильного импульса, могущего противопоставить стремление к уклонению, которое при уверенности в назначении тяжкого наказания может быть весьма сильным. В данном случае наблюдаются взаимодействие социальных мотивов (сознание нравственного долга, юридической обязанности, тесной связи с обществом) и эгоистических мотивов (экономический ущерб, боязнь потери свободы). Предлагалось использование мотивации самого обвиняемого, а также третьих лиц.
Считалось, что государству целесообразно пользоваться воздействием на третье лицо, которое способно обеспечить неуклонение обвиняемого от следствия и суда. В данном случае наблюдается добровольность обвиняемого и третьих лиц на это13.
Но возникали и затруднения. Отношения между обвиняемым и третьим лицом не регулировались законом, так как они характеризовались сложностью и разнообразием. Действие мотивов в каждом случае различно, так как они действуют в совокупности, и затруднительно выяснить какой из них преобладает. Проблема состояла в выявлении каждого из мотивов и определении его значимости.
Например, использование предоставления денежного обеспечения другим лицом аргументировалось возможностью связывания обвиняемого не только опасением возможного взыскания суммы с его имущества, но и нравственной обязанностью оправдать оказанное доверие14. Возникла необходимость определить требования к таким третьим лицам (поручителям и залогодателям).
Поручитель должен был быть благонадёжным, то есть не являться профессиональным поручителем, а также состоятельным, что означало значительное превышение суммы поручительства причинённому преступлением ущербу15. Следователь и суд не могли знать всех обвиняемых, степени их материальной благонадёжности, поэтому закон представлял заинтересованным в судьбе обвиняемого лицам поручиться известной суммой. В доказательство благонадёжности поручителя требовалось удостоверение местной полиции16. Предлагалось даже ввести институт «поручителя поручителя» (известное состоятельное лицо удостоверяло состоятельность поручителя)17.
При оценке собственности поручителей в расчёт принималось имущество, на которое впослед-
13 См.: Люблинский П.И. Указ. соч. С. 18.
14 См.: Там же. С. 350.
15 См.: Духовский М.В. Русский уголовный процесс. М.: Тип. А.П. Поплавского, 1910. С. 290-291.
16 См.: Случевский В. Учебник русского уголовного процесса. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1892. С. 123.
17 См.: Кессель К. Залог и поручительство в предва-
рительном следствии // Судебный журнал. 1869. № 2-3.
С. 406, 417.
ствии могло быть обращено взыскание и которое трудно было скрыть. Относительно стоимостных показателей удержания из имущества поручителя в УУС не было прямого указания. Их в каждом случае устанавливал следователь, учитывая тяжесть совершенного преступления, строгость грозящего наказания, имущественное положение поручителя. Однако сумма поручительства не должна была быть меньше ущерба, причиненного преступлением потерпевшему (ст. 78, 422 УУС).
Просящейся на поруки должен доказать, что у поручителя имущество не заложено. Следователь должен убедиться, что имуществу можно дать гарантию. Имущество, которое можно скрыть (капиталы и различное движимое имущество) или нельзя реализовать (невыкупленные крестьянские наделы) нельзя принять в поруку. Средством гарантии является требование документа на имущество (купчей крепости, страхового полиса). При помощи запроса старшему нотариусу выяснялось, нет ли запрещений на имущество18.
Нарушение данной обеспечительной меры (уклонение обвиняемого от следствия) приводило к тому, что из имущества поручителей удерживались убытки потерпевшего, а остальное обращалось на устройство мест заключения (ст. 427 УУС). Но отлучки обвиняемого без разрешения следователя и суда, когда в нём не было необходимости, Сенатом не признавались за побег и уклонение19.
Под залогом было принято понимать публично-имущественное обязательство, заключающееся в принимаемой на себя известным лицом конфискации внесенного им залога в случае уклонения обвиняемого от следствия и суда20.
Залог применялся, если лицо обвинялось в преступлениях и проступках, влекущих наказание в виде заключения в тюрьме или крепости, соединенных с лишением некоторых особенных прав и преимуществ (запрет проживания и пребывания в указанных законом губерниях, уездах, городах или иных местностях и т.п.) (ст. 77, 418 УУС).
Н.Н. Розин утверждал, что в сравнении с другими мерами пресечения залог является наиболее целесообразным способом обеспечения неуклонения обвиняемых от явки к следствию и в суд, особенно в менее обеспеченных кругах населения, для которых всякая утрата имущества всегда ощутима. Целесообразность применения залога он видел в том, что в этом случае не нарушается самое дорогое и ценное, чем располагает человек, — его личная свобода, неприкосновенность личности. Кроме того, общество не лишается рабочей силы, и, следовательно, отпадает необхо-
18 См.: Духовский М.В. Указ. соч. С. 290.
19 См.: Случевский В. Указ. соч. С. 123.
20 См.: Устав уголовного судопроизводства с позднейшими узаконениями, законодательными мотивами, разъяснениями Правительствующего Сената и циркулярами министра юстиции. СПб.: Н.К. Мартынов, 1913. С. 462.
димость в затратах на содержание лиц в условиях изоляции21.
Являясь более строгой мерой пресечения, не связанной с заключением под стражу, залог, в отличие от поручительства, вносился в момент избрания данной меры пресечения.
Залог мог состоять из денег, движимого имущества, государственных ценных бумаг. Уже в то время поступали предложения об использовании залога недвижимого имущества, но из-за длительной процедуры сношений следователей и Сенатской типографии данное предложение не получило распространения. В более выгодном положении находилась отдача на поруки, которая предусматривала возможность «утилизировать» недвижимое имущество как средство обеспечения надлежащего поведения обвиняемого22.
Указывалось, что имущественные права, служащие для обеспечения явки обвиняемого, должны быть действительны, бесспорны, не подлежащими уменьшению ценности, и совершенно свободными от законных притязаний третьих лиц, а ценные бумаги — с учётом понижения их курса23.
Залог вносился как самим обвиняемым, так и любым другим лицом.
До 1912 г., согласно ст. 425 УУС, минимальная сумма залога не могла быть ниже гражданского иска потерпевшего от преступления, если этот иск подтверждался достоверными доказательствами. Суду не запрещалось увеличить этот низший размер сообразно состоянию залогодателя. Законом от 15 июня 1912 г. указанные нормы были смягчены, и впредь суду вменялось только учитывать размер иска потерпевшего при определении суммы залога24. Такое положение вызывало обоснованную критику, указывалось на несправедливость подмены цели мер пресечения. Утверждалось, что обеспечение не всегда принадлежит обвиняемому, и последний считает себя обязанным поступать так, чтобы поручитель не потерял своего обеспечения. Он не будет делать попыток уклонения, хотя бы размер обеспечения был бы меньшим, чем предъявленный гражданский иск. Должно приниматься то, что предупредит побег, а не то, что компенсирует причиненный ущерб25. «Сумма залога и поручительства не должна зависеть от стоимости причинённого вреда (издержек, денежного штрафа как наказания), не должна идти на возмещение, так как потеряется всякий смысл»26.
21 См.: Розин Н.Н. Уголовное судопроизводство. М.: Юрид. кн. склад «Право», 1916. С. 366-367.
22 См.: Чебышев-Дмитриев А. Русское уголовное судопроизводство по Судебным Уставам 20 ноября 1864 г. СПб.: В.П. Печаткин, 1875. Ч. 1. С. 371, 390; Микляшевский В. Указ. соч. С. 196.
23 См.: Микляшевский В. Указ. соч. С. 195.
24 См.: Коряковцев В.В. Залог как мера пресечения в уголовном процессе Российской Федерации // Правоведение. 2000. № 4. С. 120-131.
25 См.: Люблинский П.И. Указ. соч. С. 26, 354, 355.
26 Микляшевский В. Указ. соч. С. 231-232.
Отметим, что вышеуказанное широкое понимание цели залога в России не ограничивалось. Например, залогом также оплачивалась жалоба подсудимого на окончательное решение мирового судьи (1 руб.), окружного суда (5 руб.), судебной палаты (25 руб.). От внесения этой формы залога освобождались подсудимые, находящиеся под стражей или подлежащие заключению. Подсудимый, подавший жалобу на приговор к лишению свободы, мог быть оставлен на свободе только при выплате залога. Залог по неудовлетворенной жалобе обращался в казну. Правительствующий Сенат мог вернуть залог по неудовлетворенной жалобе, применив к подавшему его «право бедности». Не требовалось предоставления кассационного залога при жалобах, подаваемых на окончательные приговоры с участием присяжных заседателей (п. 2 ст. 910 УУС). Как справедливо указано, такой залог не имеет ничего общего с мерами пресечения, так как имеет назначением своим служить специальной цели — обеспечить правильности подачи этих жалоб27.
Теоретиками того времени точно подмечалось, что залог и поручительство являются публично-имущественным обязательством и построены на имущественной ответственности, а не видом гражданско-правового договора28, которым обеспечивается явка подсудимого. Поручитель и залогодатель в любую минуту могли отказаться от принятых на себя обязательств и освобождались от них представлением обвиняемого. Для этого им предоставлялся срок на поиск и доставку скрывшегося обвиняемого. Государству важнее поймать обвиняемого, чем взыскать с поручителя (залогодателя) денежное обеспечение29.
Сумма залога или поручительная ответственность простиралась на тот период процесса, в который принято поручительство или залог; так, если она принята при предварительном следствии, то она ответственна до постановления приговора, в момент же постановления необходимо было установить новую меру или возобновить прежнюю30.
Меры пресечения имущественного характера имеют наиважнейшим показателем количественные параметры. Дореволюционные процессуалисты обращали особое внимание на размер залога. Количество залога при этом ставилось в зависимость от единственной цели — предотвратить уклонение обвиняемого. Возник вопрос о возможности установления в законе максимума и минимума денежной суммы залога. Минимум введен в УУС, согласно замечанию Государ-
27 См.: Случевский В. Указ. соч. С. 112.
28 См.: Кистяковский А.О. О пресечении обвиняемому способов уклониться от следствия и суда. СПб.: Судеб. вест., 1868. С. 12.
29 См.: Люблинский П.И. Указ. соч. С. 364-365.
30 См.: Фойницкий И.Я. Указ. соч. С. 232.
ственного Совета, с целью «предупредить побег или укрывательство обвиняемых, и оградить потерпевших лиц от невозвратных потерь, в случае передачи обвиняемым своего имения в чужие руки»31, что вызвало широкую критику, в первую очередь за смешение целей данной меры.
По мнению А. Чебышева-Дмитриева, установлением таких границ нравственные качества и личное отношение подсудимого теряют всякое значение, тогда как они должны быть преимущественными при принятии решения. Автор видел в самом определении минимума непоследовательность. «Если судья ничем не ограничен в праве, с одной стороны, отказывать подсудимому в принятии от него залога и подвергать его аресту, а с другой — в предоставлении ему свободы даже без залога, то нет никакого основания ограничивать судью в определении меры залога, тогда как залог есть только мера, заменяющая арест. Устанавливать каких-либо точных правил с целью ограничения произвола судьи оказывается невозможным. Во-первых, законный максимум не может в полной мере устранить этот произвол: уже требование суммы, близко подходящей к максимум у залога, может лишить огромное число подсудимых пользования свободою. Во-вторых, для иных классов общества и максимум залога оказывается слишком низким»32.
Нецелесообразным видел ограничение величины денежного обеспечения, как в сторону максимума, так и в сторону минимума, П.И. Люблинский. По его мнению, всякий максимум будет недостаточно великим для одних, и всякий минимум — слишком велик для других. Граница между максимумом и минимумом настолько широка, что совсем не стесняет произвола судьи33.
Против установления минимума и максимум суммы залога выступил В.О. Микляшевский, указав, что невозможно найти основание подобного количественного определения, так как эта сумма может быть назначена только произвольно. Если определить в законе только известную сумму, то она не сообразуется ни с какими данными ни в отношении личности обвиняемого, ни в отношении важности преступления, строгости наказания, силы и количества улик, ни особых обстоятельств дела. Установление минимума и максимума связывает судью, заставляя его во многих случаях, когда они оказались бы удовлетворительными, избирать заключение под стражу, только потому, что или минимум слишком велик в данном случае или максимум слишком мал, а потому не представляет достаточных гарантий. Устанавливая минимум и максимум, считал автор, законодатель уменьшает случаи применения. Если в
31 Судебные Уставы 20 ноября 1864 г. СПб.: Изд. Гос. канцелярии, 1866. С. 156; Макалинский П.В. Практическое руководство для судебных следователей. СПб.: Тип. Н.А. Лебедева, 1871. Ч. II. С. 317.
32 Чебышев-Дмитриев А. Указ. соч. С. 384, 385.
33 См.: Люблинский П.И. Указ. соч. С. 356.
основе этого лежит недоверие к органам, тогда следует передать данное полномочие другому органу; если недоверие к этим средствам пресечения, тогда следует их исключить. Выходом из данной ситуации В.О. Микляшевский видел передачу данный вопрос на усмотрение суда или установление общих правил определения суммы34.
Таким образом, вступление в силу УУС послужило значимым шагом в развитии отечественного законодательства, регулирующего отношения в сфере уголовного судопроизводства, подняв на новую высоту ориентиры в обеспечении прав и интересов личности, в организации деятельности по рассмотрению и разрешению уголовно-правовых конфликтов.
Принятие УСС внесло неоценимый вклад в развитее отечественной теории уголовно-процессуального права. В то же время в теории уголовного процесса досоветского периода меры пресечения имущественного характера в совокупности не исследовались, но активно рассматривались и изучались теоретиками по отдельности.
В конце XIX в. наблюдается тенденция взаимосвязи и взаимозависимости между гуманизацией уголовного судопроизводства и многочисленными предложениями теоретиков по совершенствованию законодательства и правоприменительной практики применения мер пресечения имущественного характера.
Развитие мер пресечения имущественного характера в уголовном судопроизводстве сопровождалось более детальной регламентацией положений, призванных приблизится к целям уголовного судопроизводства, а также создать предпосылки для обеспечения минимального уровня защищенности лиц, вовлекаемых в уголовно-процессуальные отношения.
По сравнению с современным этапом, дореволюционное положение мер пресечения имущественного характера отличается прежде всего положением в системе мер пресечения, а также в определении цели применения и способов её достижения.
Наблюдалось расширенное понимание цели залога, который по окончанию дела расходовался на возмещение причинённого вреда. Залогом также оплачивалась жалоба подсудимого на окончательное решение судьи. Иными словами, залог превращался в нынешнем понимании из меры пресечения в средство обеспечения имущественных взысканий.
В то время наблюдается расхождение во мнениях о месте и способе регламентации в законе мер процессуального принуждения, в том числе имущественного характера: применять имущественное принуждение во всех случаях либо ограничиться минимальным количеством случаев; наделить правоприменителя значительными
34 См.: Микляшевский В. Указ. соч. С. 196-200.
дискреционными полномочиями либо минимизировать возможность выбора тех или иных принудительных мер, строго определив правомерное поведение следователя (судьи).
Меры процессуального принуждения имущественного характера, в том числе меры пресечения, развивались в соответствии с политическими, экономическими, социальными и духовными показателями жизни российского общества, с преобладанием в них качеств публичности уголовно-процессуального права.
Определение цели, оснований, условий, степени правоограничений, а также положений сочетаемости частных и публичных начал, позволяют утверждать, что положение мер процессуального принуждения имущественного характера, и в частности мер пресечения — индикатор значимости и соотношения интересов личности, общества и государства в организации уголовного процесса. Игнорирование либо повышенный интерес к имущественному принуждению — есть свидетельство не только типологии уголовного процесса (обвинительный, инквизиционный, состязательный, смешанный), но и показатель перехода от традиционного к индустриальному или постиндустриальному типу устройства общества и государства.
Библиография:
Форму государственной экспансии в применении имущественного принуждения в сфере уголовного принуждения можно представить в следующей тенденции: усиление роли государства в механизме реализации мер уголовно-процессуального принуждения сменяется дифференциацией полномочий по применению и избранию мер уголовно-процессуального принуждения между судебной и исполнительной властью.
Усиление роли государства, преобладание публичных свойств судопроизводства, приводят к отказу от процессуального принуждения имущественного характера. Место в государственном принуждении имущественной составляющей в условиях социально-экономической нестабильности сводилось к минимуму. В периоды экономической стабильности, с предоставлением гражданам увеличенного объёма прав и свобод, наблюдается расширение использования мер процессуального принуждения имущественного характера. Такое состояние не случайность, а целенаправленная и управляемая государством тенденция (политическое решение). Следовательно, характер процессуального принуждения имущественного характера, как и всего государственного принуждения, зависит от сущности и политического режима государства.
1. Баршев Я. Основания уголовного судопроизводства с применением к российскому уголовному судопроизводству. СПб.: Тип. 2-го отд. Собств. е. и. вел. канцелярии, 1841. 297 с.
2. Духовский М.В. Русский уголовный процесс. М.: Тип. А.П. Поплавского, 1910. 448 с.
3. Квачевский А. Об уголовном преследовании, дознании и предварительном исследовании преступлений по судебным уставам 1864 года. Теоретическое и практическое руководство. СПб.: Тип. Ф.С. Сущинского, 1869. Ч. III. 328 с.
4. Кессель К. Залог и поручительство в предварительном следствии // Судебный журнал. 1869. № 2—3. С. 386—418.
5. Кистяковский А.О. О пресечении обвиняемому способов уклониться от следствия и суда. СПб.: Судеб. вест., 1868. 196 с.
6. Коряковцев В.В. Залог как мера пресечения в уголовном процессе Российской Федерации // Правоведение. 2000. № 4. С. 120-131.
7. Люблинский П.И. Свобода личности в уголовном процессе. Меры обеспечения неуклонения обвиняемого от правосудия. СПб.: Сенат. тип., 1906. 711 с.
8. Макалинский П.В. Практическое руководство для судебных следователей. СПб.: Тип. Н.А. Лебедева, 1871. Ч. II. 778 с.
9. Масленникова Л.Н. Внешние факторы, определяющие тенденции в развитии уголовного судопроизводства // LEX RUSSICA (РУССКИЙ ЗАКОН). 2010. № 5. C. 1008-1028.
10. Масленникова Л.Н. Методология познания публичного и частного (диспозитивного) начал в уголовном судопроизводстве. М.: Академия управления МВД России, 2000. 180 с.
11. Масленникова Л.Н. УПК РФ и перспективы развития уголовного судопроизводства в России // LEX RUSSICA (РУССКИЙ ЗАКОН). 2010. № 3. C. 551-567.
12. Микляшевский В. О средствах представления обвиняемого в суд и пресечения ему способов уклоняться от следователя и суда. Варшава: Тип. И. Котти, 1872. Т.1. 431 с.
13. Розин Н.Н. Уголовное судопроизводство. М.: Юрид. кн. склад «Право», 1916. 597 с.
14. Случевский В. Учебник русского уголовного процесса. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1895. 792 с.
15. Сумин С.А. Обеспечение безопасности участников уголовного судопроизводства с использованием инновационных технических средств фиксации и защиты доказательственной информации. // Актуальные проблемы российского права. 2012. № 1. C. 269-279.
16. Тимофеев Д.В. Европейские идеи в общественном сознании и коммуникативной практике образованного российского подданного первой четверти XIX века: опыт изучения основных социально-политических понятий: автореф. дис. ... д-ра истор. наук. Челябинск, 2011. 35 с.
17. Фенин Л.И. Уголовный процесс (составлен в виде ответов на вопросы программы испытаний в юридической комиссии). Харьков: Печатное дело, 1911. 289 с.
18. Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства: в 2 т. СПб.: Альфа, 1996. Т. 1. 607 с.
19. Чебышев-Дмитриев А. Русское уголовное судопроизводство по Судебным Уставам 20 ноября 1864 года. СПб.: В.П. Печаткин, 1875. Ч. 1. 756 с.
References (transliteration):
1. Barshev Ya. Osnovaniya ugolovnogo sudoproizvodstva s primeneniem k rossiiskomu ugolovnomu sudoproizvodstvu. SPb.: Tip. 2-go otd. Sobstv. e.i.v. kantzelyarii, 1841. 297 s.
2. Dukhovskii M.V. Russkii ugolovnyi protsess. M.: Tip. A.P. Poplavskogo, 1902. 448 s.
3. Kvachevskii A. Ob ugolovnom presledovanii, doznanii i predvaritel'nom issledovanii prestuplenii po sudebnym ustavam 1864 goda. Teoreticheskoe i prakticheskoe rukovodstvo. SPb.: Tip. F.S. Suchshinskogo,1869. Ch. III. 328s.
4. Kessel' K. Zalog i poruchitel'stvo v predvaritel'nom sledstvii // Sudebnyi zhurnal. 1869. № 2—3. S. 386—418.
5. Kistyakovskii A.O. O presechenii obvinyaemomu sposobov uklonit'sya ot sledstviya i suda. SPb.: Sudeb. vest., 1868. 196 s.
6. Koryakovtsev V.V. Zalog kak mera presecheniya v ugolovnom protsesse Rossiiskoi Federatsii // Pravovedenie. 2000. № 4. S. 120-131.
7. Lyublinskii P.I. Svoboda lichnosti v ugolovnom protsesse. Mery obespecheniya neukloneniya obvinyaemogo ot pravo-sudiya. SPb.: Senat. tip. 1906. 711 s.
8. Makalinskii P.V. Prakticheskoe rukovodstvo dlya sudebnykh sledovatelei. SPb.: Tip. N.A. Lebedeva, 1871. Ch. II. 778 s.
9. Maslennikova L.N. Vneshnie faktory, opredelyayushchie tendentsii v razvitii ugolovnogo sudoproizvodstva // LEX RUSSICA (RUSSKII ZAKON). 2010. № 5. C. 1008-1028.
10. Maslennikova L.N. Metodologiya poznaniya publichnogo i chastnogo (dispozitivnogo) nachal v ugolovnom sudo-proizvodstve. M.: Akademiya upravleniya MVD Rossii, 2000. 180 s.
11. Maslennikova L.N. UPK RF i perspektivy razvitiya ugolovnogo sudoproizvodstva v Rossii // LEX RUSSICA (RUSSKII ZAKON). 2010. № 3. C. 551-567.
12. Miklyashevskii V. O sredstvakh predstavleniya obvinyaemogo v sud i presecheniya emu sposobov uklonyat'sya ot sledo-vatelya i suda. Varshava: Tip. I. Kotti, 1872. T. 1. 431 s.
13. Rozin N.N. Ugolovnoe sudoproizvodstvo. M.: Yurid. kn. sklad «Pravo», 1916. 597 s.
14. Sluchevskii V Uchebnik russkogo ugolovnogo protsessa. Sudoproizvodstvo. SPb.: Tip. M.M. Stasiulevicha, 1895. 792 s.
15. Sumin S.A. Obespechenie bezopasnosti uchastnikov ugolovnogo sudoproizvodstva s ispol'zovaniem innovatsionnykh tekhnicheskikh sredstv fiksatsii i zashchity dokazatel'stvennoi informatsii // Aktual'nye problemy rossiiskogo prava. 2012. № 1. C. 269-279.
16. Timofeev D.V. Evropeiskie idei v obshchestvennom soznanii i kommunikativnoi praktike obrazovannogo rossiiskogo poddannogo pervoi chetverti XIX veka: opyt izucheniya osnovnykh sotsial'no-politicheskikh ponyatii: avtoref. dis. ... d-ra istor. nauk. Chelyabinsk, 2011. 35 s.
17. Fenin L.I. Ugolovnyi protsess (sostavlen v vide otvetov na voprosy programmy ispytanii v yuridicheskoi komissii). Khar'kov: Pechatnoye delo, 1911. 289 s.
18. Foinitskii I.Ya. Kurs ugolovnogo sudoproizvodstva: v 2 t. SPb.: Al'fa,, 1996. T1. 607 s.
19. Chebyshev-Dmitriev A. Russkoe ugolovnoe sudoproizvodstvo po Sudebnym Ustavam 20 noyabrya 1864 goda. SPb.: V.P. Pechatkin, 1875. Ch. 1. 756 s.
Материал поступил в редакцию 3 марта 2014 г.
Proprietary restrictive measures according to the Charter of Criminal Judicial Proceedings of 1864
TUTYNIN, Igor Borisovich — PhD in Law, Associate Professor of the Department of Criminal Process, the Moscow
State University of the MIA of Russia
[tutig@rambler.ru]
Russia, Moskva, ul. Akademika Volgina, 12.
Review. The object of studies involves legal regulation of criminal proceedings with the Charter of 1864 in respect of the proprietary restrictive measures (bail and bond) and the related opinions of the legal scholars of the relevant period regarding the legal practice of their application, including their place in the system of restrictions, conditions taken into account when choosing a form of restriction, its goals, bases and conditions for application, the degree of possible limitation of right. The study was conducted by analyzing the main categories uncovering the nature of the procedural proprietary coercion in criminal judicial proceedings. The methodological basis for the study involved a complex of general and specific scientific methods for cognition of the legal reality, which were developed by the science and practically acclaimed. The work involved the combination of the dialectic cognition method, normative logical and historical legal methods. In the end of XIX century there was a tendency for interrelation and interdependency between humanization of the criminal judicial proceedings and multiple proposals of legal scholars on the improvement of the legislation and legal practice in the sphere of proprietary restrictive measures. The development of the proprietary restrictive measures in the criminal judicial proceedings was followed by the more detailed regulation of the provisions aimed to achieve the goals of criminal judicial proceedings and to form the prerequisites for the guarantees of the minimum level of protection for the persons involved in criminal procedural relations.
Keywords: restrictive measures, proprietary coercion, criminal judicial proceedings, Charter of Criminal Judicial Proceedings, bail, bond, monetary guarantee of presence, sum of bond, goal of application, grounds for choosing.
