CC BY
52
Литература
1. Федотов В.И. Туристический проект "Древний город Увек": сохранение культурного объекта и экологическое развитие города Саратова. Сб. "Золотоордынскому городу Укеку семь с половиной столетий". Мат. научно-практ. конф. Саратов, 2003. С. 26-29.
2. Востряков А.В. Геология Саратовского района и геологические процессы в окрестностях города. Саратов: СГУ, 1977.
3. Дунаева Г.В., Рогозин И.С. Оползни Саратовского Поволжья. М.,1962. 164 с.
4. Сингатулин Р.А., Иванов А.В., Браташова С.А. Гибель Укека: геологический фактор (по материалам геологоархеологических исследований 2001-2006 гг.) // Археология евразийских степей: материалы учредительного съезда
международного конгресса «Средневековая археология евразийских степей». Вып. I. Казань, 2007. С. 196-203.
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ / PHILOSOPHY
Г аранина О.Д.
Доктор философских наук, профессор, Московский государственный технический университет гражданской авиации МЕНТАЛЬНЫЕ ПРАКТИКИ РОССИЙСКОГО СОЦИУМА
Аннотация
В статье охарактеризованы специфические черты менталитета российского общества, показана их взаимосвязь с историческими условиями развития страны (православная религия, самодержавная монархия, коллективно-патриархальное ведение хозяйства), выделены позитивные и негативные следствия влияния отдельных ментальных особенностей на поведенческие стереотипы россиян.
Ключевые слова: национальный характер, менталитет, менталитет российского общества.
Garanina O.D.
Doctor of philosophical Sciences, professor, Moscow State Technical University of Civil Aviation MENTAL PRACTICE OF THE RUSSIAN SOCIETY
Abstract
The article describes the specific features of mentality of the Russian society, showing their relationship to historical conditions of the development of the country (the Orthodox religion, the autocratic monarchy, collectively Patriarchal farming), highlighted the positive and negative consequences of influence of certain mental characteristics on behavioral stereotypes of Russians.
Кеуп^^: national character, mentality, the mentality of Russian society.
Проблема национальной ментальности и её связи с реальными социальными процессами всегда интересовала отечественную философскую мысль. В самом понимании менталитета как социально-обусловленных ментально-рефлексивных структур сознания, обусловленных традициями жизни определенных этнических групп, и в свою очередь определяющих групповое или коллективное своеобразие человека [1, с. 91, 93], контекстуализировано указание на деятельностно-практическое содержание рассматриваемой духовной сферы. Ментальные практики представляют совокупность неосознаваемых духовных импульсов (влечений, мотиваций, побуждений, установок), реализующихся в определенных стереотипах поведения отдельного человека и социальных групп. Они лежат в основе социального характера личности и тесно связаны с духовной жизнью этноса. Исследование особенностей и черт русского национального характера, анализ самобытности способа мышления и духовных социокультурных практик русского народа является, по существу, ведущей темой русской философии. Развитие этой темы охватывает длительный период, начиная с размышлений о богоизбранности россиян, изложенных митрополитом Илларионом в «Слове о законе и благодати ...» ещё в XI веке, до обоснования содержания «русской идеи» в работах Н. А. Бердяева первой трети XX века. В русской философской традиции проблема менталитета решалась, в основном, в рамках дилеммы «западничество - славянофильство», которая требовала определения специфики русской духовности в соотношении с западным культурно-историческим типом. Наиболее отчетливо интерес к специфике устойчивых духовных образований, обусловливающих специфику русской духовности и русского характера проявляется в русской философской классике XIX века, в частности в философских исследованиях П.Я. Чаадаева, Ф.М. Достоевского, Н.Я. Данилевского, позднее в работах Н.О. Лосского, которые выявили исторические основы и особенности славянско-русской духовности и национального характера. Надо признать, что в отечественной философской традиции понятие менталитета не используется, но можно полагать, что в неявном виде именно об этом духовном образовании писал Ф.М. Достоевский: «Есть идеи невысказанные, бессознательные и только лишь сильно чувствуемые, таких идей много как бы слитых с душой человека. Есть они и в целом народе, есть и в человечестве, взятом как целое. Пока эти идеи лежат бессознательно в жизни народной и только лишь сильно и верно чувствуются, - до тех пор только и может жить сильнейшей живою жизнью народ. В стремлении к выяснению себе этих скрытых идей и состоит вся энергия его жизни. Чем непоколебимее народ содержит их, чем менее склонен изменить первоначальному чувству, чем менее склонен подчиняться различным и ложным толкованиям этих идей, тем он могучее, крепче, счастливее» [2, с. 196].
Основа формирования ментальных практик россиян, обусловленных своеобразием организации форм общественной жизни, и, в свою очередь, определивших своеобразие цивилизации русского типа - религиозность, слагаемыми которой являются вера в высшую справедливость, оторванность от житейской повседневности (скорее, пренебрежение, малозначимость земного, материального), устремленность в трансцендентность, в некое неведомое, но обязательно прекрасное будущее. Эта религиозность как фундаментальное основание русского духа исторически с православием. Русская цивилизация возникла, развивается и существует как социокультурное пространство особой конфессии - православной, предъявляющей достаточно жесткие требования к организации всех сфер жизни социальной общности и каждого человека. Православное понимание действительности материализуется в организации специфических политических структур (самодержавие), семейно-хозяйственной жизни (домострой), в годовом цикле церковной жизни, в соответствии с которым планирует свою жизнь человек, в православных храмах и архитектуре жилищ. Дух православной церкви, писал Н.О. Лосский, формирует определенные черты поведения человека: смирение, спокойствие, достоинство и внутреннюю гармонию. Православие предполагает объединение людей в их вере, соборность, коллективность. Христианский индивидуализм с его установкой на личное спасение, широко господствующий в западноевропейских странах, на Руси распространения не получил, что было связано с психологическими особенностями русского народа, жившего в условиях общины и имевшего иное понимание жизненных ценностей. Спасение на Руси мыслилось через покаяние на миру, через соборное соединение и, наконец, через подвижничество. Ментальная религиозность, выраженная в психологических характеристиках терпения, смирения и вере в могущество высших сил обусловила специфическую для России (и, пожалуй, для всех восточных цивилизаций) форму организации политической власти, которой явилась самодержавная монархия. В народе царь трактуется как «батюшка», «заступник»: такое благоговейно-покорное восхваление любого правителя, вождя, политического руководителя независимо от его личностных характеристик и способностей составляет ментальный фон политического развития русской цивилизации.
Основа православного мироустройства - не борьба личности за свои права, а братская любовь и сострадание. Это обусловило цивилизационные духовно-ценностные ориентиры: к восхвалению автономной личности, начавшемуся на Западе с наступлением
102
нового времени, в России с самого начала относились отрицательно, видя в этом выражение человеческой гордыни, то есть греховности. В России государственная власть никогда не отказывалась от приоритета в навязывании нравственных норм обществу и отдельному человеку: свобода совести в западном смысле всегда была более или менее ущемлена. В России в силу священности государства не мог развиться общественный плюрализм, ставший предпосылкой западного индивидуализма. Приоритет государства в решении всех социальных конфликтов сохранялся весь период существования России: в допетровские, петровские, послепетровские времена и в послереволюционной России.
Эта особенность русского общества связана с реализацией характерного для русского менталитета приоритета идеи коллективности над индивидуальным, общинного над единичным, народного над личностным. Выражением этой ментальной черты является народная мудрость «на миру и смерть красна». Западная ментальность выражена в другом суждении экзистенциальной окраски: «каждый умирает в одиночку». Надо сказать, что и в реальном социокультурном контексте российский человек всегда существует в массе, в общине и традиционно ориентируется не на закон и, уж тем более, не на личную ответственность, а на мнение властных, силовых структур. И. Бунин приводит слова, сказанные ему орловским мужиком: «Мы, батюшка, не можем себе воли давать... Я хорош, добр, пока мне воли не даешь. А то я первым разбойником, первым грабителем, первым вором, первым пьяницей окажусь» [3, с. 20].
Преобразование части социокультурного пространства, в котором существовали православные ментальные практики, выраженное в разрушении храмов в послереволюционный период, в ломке православно-церковного распорядка жизни людей, тем не менее, не могло полностью размыть складывавшийся веками менталитет. Это было связано с тем, что для его существования было создано новое социокультурное пространство: жизнь стала регламентироваться не церковью, а производством, которое как бы реализовывало интересы всех, потому что принадлежало как бы всем. Производство духовно объединяло людей через совместные собрания, дворцы и дома культуры, на производстве решались все проблемы: политические, семейные, бытовые. Человек по-прежнему находился в системе коллективного контроля и зависимости. Производственный коллективизм заменил православную соборность, закрепляя ментальную практику взаимосвязи, взаимозависимости. Ломка экономической системы общественной собственности в постперестроечный период повлекла определенную ломку ментальных оснований жизни русского человека. Рыночные экономические структуры с трудом внедряются в повседневную жизнь россиян не потому, что они не соответствуют существовавшей несколько десятилетий экономической системе, а потому, что они тесны для пространства русского менталитета, что не могут понять многие менеджеры, стремящиеся организовать производственные процессы и выстроить отношения персонала по западному образцу. Рыночные структуры связаны с ментальностью индивидуализма, характерного для обществ западного типа. В настоящее время через новые экономические структуры, стандарты образа жизни, массовую культуру в Россию экспансируются ментальные практики западного образца, ядро которых составляют идеи рационализма, обусловливающие практицизм и расчетливость, не характерные для русской духовности. Происходит латентный, но неуклонный распад традиционной российской ментальности, выражающийся, прежде всего в изменении ценностных ориентаций и жизненных приоритетов (прежде всего молодежи), образцов поведения. Распад ментальных практик, ориентированных на толерантность, доверие, уважение к власти, коллектиность (соборность) в конечном итоге можно рассматривать как духовную основу разрушения единства российского общества, нарастающей интенции на индивидуализм. Этот вывод базируется на особенности российского менталитета, называемой В. С. Барулиным «комплексом долготерпеливости» [4, с. 196]. Суть этого, в целом, по нашему мнению, положительного комплекса, заключается в способности длительное время выносить трудности бытия. Это означает, что при возникающих трудностях и сложностях жизни человек не впадает ни в депресию отчаяния, ни в экзальтацию борьбы, а продолжает, как и прежде, длительное время делать свое жизненное дело, несмотря на выпавшие на его долю невзгоды. Вместе с тем, можно согласиться с В.С. Барулиным в оценке противоречивых последствий этого комплекса [4, с. 197]. В контексте рассматриваемой проблемы важно отметить, что способность человека адаптироваться к самым различным условиям ослабляет его импульс к переменам, снижает его энергию и инициативу к преобразованию действительности. Долготерпеливость становится почвой социальной пассивности человека, его установки довольствоваться тем, что есть. Она означает определенное примирение с недостатками, изъянами, несправедливостями бытия. Трагичность социальной пассивности проявляется в том, что уродства, несправедливости жизни не возникают сразу, вдруг, они произрастают постепенно, набирают силу в обществе. Долготерпеливость людей, их готовность смиренно сносить любые трудности, является той благоприятной средой, в которой негативные, уродливые явления жизни могут утвердиться и окрепнуть.
Литература
1. Резник Ю.М. Человек в системе или система в человеке // Спектр антропологических учений. Вып. 4. - М.: ИФРАН, 2012. - С. 76-98.
2. Достоевский Ф.М. Из дневника писателя // Возвращение человека. - М.: Политиздат, 1989. - 493 с.
3. Бунин И. Великий дурман. - М.: Совершенно секретно, 1997. - 352 с.
4. Барулин В.С. Российский человек в ХХ веке. Потери и обретение себя. - СПб.: Алетейя, 2000. - 431 с.
Якупов М.Т.
Доктор философских наук, профессор, Уфимский государственный авиационный технический университет ПРОБЛЕМА КОРРЕЛЯЦИИ ИСЛАМИЗМА И ПСЕВДОИСЛАМСКОГО ЭКСТРЕМИЗМА
Аннотация
Статья посвящена анализу теоретических источников формирования экстремизма, прикрывающегося исламской риторикой. Практическая значимость заключается в использовании ее выводов в процессе профилактики экстремистского мировоззрения у молодежи.
Ключевые слова: Ислам, исламизм, экстремизм.
Yakupov M.T.
Doctor of Philosophy, Professor Ufa State Aircraft Technical University THE PROBLEM OF CORRELATION OF ISLAMISM AND PSEUDO-ISLAMIC EXTREMISM
Abstract
The article analyzes the theoretical sources of extremism, drop Islamic rhetoric. Practical significance is the use of its findings in the prevention of extremist ideology among the youth.
Keywords: Islam, Islamism, extremism.
Способность «человека разумного» к логическому мышлению, анализу явлений и формированию выводов закономерно приводит в совершенно оторванных от истины частных картин мира. В науке они называются мифами, первые из которых возникли тысячелетия назад. Однако, так как способность к фантазии остается на прежнем уровне, люди продолжают создавать все новые и новые мифологические произведения, выдвигая их как доказанные научные теории.
Например, в политической сфере современного общества часто можно встретить такие понятия, как «исламизм» и «политический ислам». Причем миф об исламизме во многом оказался предпосылкой зарождение следующего продукта
103
