Научная статья на тему 'Мемуары как источник по созданию историко-культурного образа уездных городов второй половины XIX века (на примере городов Пензенской губернии'

Мемуары как источник по созданию историко-культурного образа уездных городов второй половины XIX века (на примере городов Пензенской губернии Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
118
25
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
МЕМУАРЫ / ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЙ ОБРАЗ / В. П. БЫСТРЕНИН / Р. Б. ГУЛЬ / И. К. МАКАРОВ

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Гусева Татьяна Михайловна

Статья посвящена анализу мемуаров, в которых создан историко-культурный образ небольших провинциальных городов. Основное внимание обращено на тематическую направленность образов, созданных мемуаристами. Авторы мемуаров, жившие непосредственно в этих городах, оставили яркие воспоминания. Они помогают восстановить множество фактов, не нашедших отражения в других источниках

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Мемуары как источник по созданию историко-культурного образа уездных городов второй половины XIX века (на примере городов Пензенской губернии»

Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 15 (196). История. Вып. 40. С. 162-167.

т. М. Гусева

мемуары как источник по созданию историко-культурного образа уездных городов второй Половины XIX века (на примере городов пензенской губернии)

Статья посвящена анализу мемуаров, в которых создан историко-культурный образ небольших провинциальных городов. Основное внимание обращено на тематическую направленность образов, созданных мемуаристами. Авторы мемуаров, жившие непосредственно в этих городах, оставили яркие воспоминания. Они помогают восстановить множество фактов, не нашедших отражения в других источниках.

Ключевые слова: мемуары, историко-культурный образ, В. П. Быстренин, Р. Б. Гуль, И. К. Макаров.

Каждый историк сталкивается с проблемой использования определенного вида источников в своем исследовании. При этом неизбежно возникает одна из проблем современной исторической науки - насколько истинным является отражение действительности в исторических источниках. Для данной статьи этот момент является наиболее важным, так как проблема создания историко-культурного образа небольших провинциальных городов непосредственно связана с отображением реальной действительности в мемуарах.

В нашей историографии существует ряд монографических исследований, посвященных исследованию мемуаров как исторических источников. Нам в первую очередь важны те исследования, которые в большей или меньшей степени затрагивают особенности отображения реальной действительности в источниках. Наиболее серьезная попытка выяснить специфику отражения действительности в исторических источниках предпринята в монографии Г. М. Иванова1; отдельные аспекты изучения источников с точки зрения специфики отображения в них реальности затронуты в трудах Л. Н. Пушкарева2, и А. П. Пронштейна3. Наша историография располагает значительным количеством работ, посвященных исследованию отдельных произведений, чаще - определенных тематических или хронологических комплексов источников мемуарного характера. Между тем в специальной источниковедческой литературе проблема создания историко-культурного образа уездных городов на основе анализа мемуаров не рассматривалась.

Настоящая статья, не претендуя на всесторонний и полный анализ мемуаров

В. П. Быстренина, Р. Б. Гуля, И. К. Макарова как исторического источника, ставит перед собой более ограниченную цель - провести анализ данных работ с точки зрения создания в них историко-культурного образа уездных городов.

Основным критерием отбора мемуаров для данной статьи явилось то обстоятельство, что авторы анализируемых работ были жителями уездных городов. Главным источником сведений явился личный опыт и память мемуаристов, повествование ведется на основе собственных впечатлений о событиях, которые им представлялись наиболее значимыми, в которых они сами участвовали и которые сами наблюдали. Быстренин и Гуль были выходцами из дворянского сословия, Макаров - из мещанского, но они не рассматривали свою личность как часть определенной социальной группы, а выступали с позиции индивидуализма. Как и многим произведениям мемуарного характера, данным работам присуща художественность. Образное восприятие, стремление мемуариста облечь изложение в художественную форму, на наш взгляд, не лишает источник исторической достоверности. Степень достоверности источников мемуарного характера зависит не от склонности автора к образному мышлению, а от способности мемуариста адекватно отображать современную ему действительность. Данные мемуарные произведения, отличающиеся художественностью, во многом даже занимательнее, жизненнее, чем основная масса художественной литературы того времени, в которой также нашли отражение различные стороны жизни уездных городов.

Также хотелось бы отметить, что, как и большинству работ мемуарного характера, данным работам присуща субъективность. П. А. Зайончковский, говоря о преобладании субъективности в оценке событий мемуаристами, писал, что «ценность мемуаров заключается в изложении фактической стороны описываемых событий, а не в оценке их, которая, естественно, почти всегда субъ-ективна»4. Одной из характеристик способа отображения действительности в анализируемых мемуарах является склонность авторов к типизации описываемых образов, ситуаций. И в истории, и в литературоведении типизация понимается как определенное логическое обобщение действительности. На наш взгляд, данные воспоминания приобретают гораздо большую доказательность при использовании типизации, так как складывается уверенность в распространенности, характерности, типичности описываемых фактов. При исследовании социокультурного развития уездных городов Среднего Поволжья нами был изучен большой объем архивного материала, который в большинстве своем не противоречит данным, которые содержаться в мемуарах В. П. Быстренина, Р. Б. Гуля, И. К. Макарова.

В историографии утвердилось определение мемуаров как повествований о прошлом, основанных на личном опыте и собственной памяти автора. Изложение событий в них более яркое, более живое.

В читательском сознании мемуары часто противопоставляются художественной литературе по признаку достоверности. Роман, повесть - это вымышленное, а вот свидетельство очевидца или участника - безусловная правда. Такие взгляды нередко разделяют и сами мемуаристы. Убеждение в том, что они, как никто другой, способны передать правду времени, нередко и заставляло приниматься за нелегкий труд воспоминаний.

Устойчивые пространственные представления, которые формируются в результате какой-либо человеческой деятельности (как на бытовом, так и на профессиональном уровне) составляют историко-культурный образ. Он как бы составлен из разного, порой противоречивого и не всегда доброкачественного, материала. Этот образ предстает перед нами мозаично: отдельные авторы не лишены литературного дара, другие - профессиональные чиновники - привыкли иметь дело с сухим документом. И естественно, что они по-

разному воспринимают город и себя в этом городе.

Мемуарный образ небольшого провинциального городка Мокшана Пензенской губернии создал в своем произведении Владимир Порфирьевич Быстренин - предприниматель, публицист, журналист, писатель.

Мемуары В. П. Быстренина «Уходящее» (Силуэты), опубликованные в 1922 г. в журнале «Голос минувшего», являются ценнейшим источником для изучения быта уездного города второй половины XIX в.

В. П. Быстренин вышел из купеческого сословия. Дом, в котором прошло его детство, был старинный, купеческий, все традиции и обычаи старины в нем соблюдались очень строго. Автор создает в своих мемуарах образ «сытного» города. Он подробно пишет о том, как в доме его бабушки проводилась масленица: «Блины кушали не торопясь, сначала гречневые, а затем крупчатные, - кушали со смаком, густо намазывая каждый блин маслом, сметаной, икрой. Полагаю, что съедали по десятку и более блинов каждый, - а блины выпекались огромные, во всю тарелку»5. При этом автор подчеркивает, что сытость, обилие пищи были одинаково доступны для всех, хотя, конечно, стол помещика-толстосума, купца, ремесленника или крестьянина был не одинаков. «И маленький чиновничек, получавший 15-20 рублей жалованья, и сапожник, зарабатывавший в месяц 12-15 рублей, одинаково, как и богатый купец, ели осетрину или стерлядь, "бедняк" ел судака или щуку; купец баловался чайком с сахаром, маленький чиновник или ремесленник попивал чай с медком, и т. д. Цены на продукты даже в сравнительно позднее время - в начале семидесятых годов прошлого столетия, когда натуральное хозяйство стало уже уступать место хозяйству денежно-товарному - стояли на современную мерку прямо таки сказочные»6. Почему для автора так важно было написать о той «сытости», которая была присуща прошлым временам? Скорее всего, такие подробности можно объяснить тем, что создавались эти мемуары в голодные послереволюционные годы, когда хлеб получали по карточкам.

Образ «сытого» города дополняет образ города «веселого». В доме бабушки Быстренина нередко устраивали вечеринки, на которые приглашали знакомую молодежь, «щелкали орешки, играли в фанты, иногда танцевали польку и «французскую кадриль» под скрип-

ку, на которой пиликал один из моих дядей. Такие же вечеринки устраивались и в других домах, и молодежь веселилась «до упаду»7.

Настоящим праздником для жителей уездного городка было появление увеселительных гастролеров - «престидижитаторов» (фокусников) и «вантрилоков» (чревовещателей). «Наивная публика искренно удивлялась волшебному исчезновению или превращению предметов в руках фокусника; старушки иногда крестились под шалью очевидно, подозревая, что дело тут не обходится без помощи нечистой силы»7. Такие гастролеры приезжали не часто, поэтому в минуты отдыха люди зрелого возраста либо играли в карты «по маленькой»; либо мужчины - музыканты и певцы - под аккомпанемент гитары пели «жестокие» романсы - «Черный цвет» или «Гляжу я безмолвно». «Фортепьяно во времена моего детства во всем городе не было, и когда в первый раз из открытых окон квартиры вновь приезжего какого-то чиновника раздался впервые "звук унылый фортепьяно" (тоже тогдашний романс), то слушать неведомую доселе музыку собрался чуть не весь город»7.

Мемуары являются достоверным источником описания внешнего вида уездных городов. Авторы мемуаров были едины во мнении, что внешний облик уездного города того периода мало отличался от сел и деревень возглавляемого им уезда и лишь сосредоточение в нем «присутственных мест» да тюрьмы определяло его как город. Центром всех уездных городов обязательно была базарная площадь. «Из окон гостиной открывался "вид" на изрытую колдобинами, занавоженную площадь, летом покрытую зеленой муравой, а осенью сплошь залитую жидкой, черноземной грязью». А главной достопримечательность являлся городской собор с ярко-зеленой крышей и позолоченными главами. Дома обывателей были сплошь деревянными, каменные принадлежали купцам или состоятельным мещанам. В Мокшане два каменных двухэтажных дома принадлежали «самому богатому в городе купцу Нилу Антоновичу Матренину, из которых в одном жил он сам с семейством, а в другом помещалось трактирное заведение дальнего родича Матренина, юркого мещанина, выходящего, как о нем говорили, "на купеческую линию"»8.

Быстренин пишет о том, что уездные города не имели даже таких примитивных удобств,

как тротуары; не было также и уличного освещения. В темные осенние ночи обыватели либо сидели дома, либо, для того чтобы выйти из дома, запасались ручными фонариками и с их помощью осторожно пробирались вдоль стен, рискуя каждую минуту застрять в какой либо колдобине. Даже те обыватели, которые имели собственных лошадей, не всегда рисковали предпринять ночной выезд, потому что и в экипаже можно было застрять в трясине, в которую превращались городские улицы и площади в период осенних дождей.

Образ чиновника, неотъемлемого действующего лица жизни любого города, создан в мемуарах весьма красочно. «Озорниками в мундирах» называет Быстренин земских начальников, которые мало ценили человеческое достоинство. Ежемесячно очередные сессии уездного съезда заканчивались грандиозными попойками «господ земских начальников» в местном клубе. «Пили водку, пили коньяк, снова принимались за водку вперемежку с пивом, вперемежку играли в карты, и опять пили, пили без счету и меры, разнообразя и картежную игру и питье изысканным сквер-нословием»9.

Мздоимство и взяточничество в небольшом уездном городе ничем не отличались по масштабам от крупных губернских городов. Быстренин рассказывает о секретаре дореформенной городской думы в Мокшане Алексее Алексеевиче Воздвиженском, который в деле взяточничества и вымогательства был настоящим виртуозом. Главным источником доходов Воздвиженского «были гильдейские и промысловые свидетельства и мещанские паспорта»10. Денег он никогда и ни с кого не требовал, никому в выдаче документов не отказывал, но при этом сумел накопить больше сотни тысяч рублей в банке. Дело в том, что многие мещане города Мокшана в течение многих лет проживали в других городах и посадах, занимаясь разными промыслами и торговлей, при этом продолжая числиться мещанами своего города. И ежегодно к 1 января должны были уплачивать «податя» в пользу мещанского общества и «выправлять» паспорта, без которых им нельзя было проживать вне города, к которому они были приписаны. По почте на имя секретаря отправляли пакеты со вложенными десятью - пятнадцатью рублями. «"Податя" и почтовая пересылка паспорта стоили около двух рублей, - значит, от каждого высланного паспорта оставалось

"детишкам на молочишко" рублей 8-13, а так как паспортов ежегодно выдавалось не менее полутора тысяч, то и доход по этой "статье" выражался в почтенной сумме - от двенадцати до двадцати тысяч рублей»11.

Тихий уездный город Мокшан становился очень оживленным во время Макарьевской ярмарки. «В это время Базарная площадь превращалась в место гулянья, куда по вечерам собиралась городская публика, и торговки яблоками, грушами и разными лакомствами раскидывали свои ларьки. Из станционного дома выползали застрявшие там пассажиры, завязывались случайные знакомства: заезжие гости делились с горожанами привезенными ими новостями - газет в то время в глухих углах не получали - и нередко тут завязывались деловые отношения и заключались крупные торговые сделки»12.

Образованных людей в уездных городах, по словам Быстренина, было чрезвычайно мало. «...в начале семидесятых годов прошлого века в нашем городе был всего один студент университета, - сын местного священника, и когда он приезжал к родителям на каникулы, то на него смотрели, как на какого-то заморского зверя. Несколько позже появились в городе гимназистка и два-три гимна-зиста...»13.

Молодежь стремилась к образованности, чему во многом способствовали журналы «Современник» и «Отечественные записки», которые получали некоторые горожане. Часто этим стремлением молодежи к свету знания пользовались «просветители», к которым Быстренин причислил и П. Г. Зайчневского, автора знаменитой прокламации «Молодая Россия», сосланного в Мокшан под надзор полиции, который занял в городе такое положение, «что на него стали смотреть снизу вверх».

В. П. Быстренин затрагивает в своих мемуарах практически все стороны жизни небольшого провинциального города, для него важно запечатлеть те уходящие силуэты, которые остались в прошлом и в его памяти. Особое внимание автор уделяет описанию обыденной жизни небольшого провинциального городка, которая, по его мнению, была наполнена спокойствием и величавостью.

Роман Борисович Гуль - писатель русского зарубежья, автор большого количества произведений, посвященных России и русской эмиграции. В романе «Конь рыжий» он создал

образ небольшого провинциального уездного города Керенска Пензенской губернии, в котором более тридцати лет бессменным председателем уездной управы и часто предводителем дворянства был его дед. Воспоминания писателя о городе детства наполнены необыкновенной теплотой и любовью. «Солнечная тишина, дед, балкон, керенская площадь, это и есть мое детство». Базарная площадь уездного города - «центр мироздания» для обывателей, на ней происходят все самые важные события. На ней в Керенске расположен «собор с синими куполами, обнесенный высокой стеной острог с полосатой будкой часового и красный трактир Веденяпина с палисадником в пестрых цинниях». В обычные, не базарные дни, «по площади уездного города Керенска бродят индюшки, поросята, гуси, пробежит исправников рыжий сеттер. На чалом мерине медленно проедет с плещущейся бочкой соседский водовоз. Очень редко на допотопной "гитаре" протарахтит Емельян, единственный керенский извозчик»14.

Воспоминания Гуля о Керенске наполнены яркими образами горожан. Вот на площадь выехали помещики отец и сын Лахтины: «.они славятся небывалым враньем своих охотничьих рассказов, ничегонеделаньем и богатырской способностью съесть и выпить. Обглоданная кобыла подобием рыси еле движет по площади Лахтиных, одетых в доморощенные поддевки и дворянские картузы»14. Из-за собора вышла керенская модница щеголиха, купчиха Крикова. Иногда через площадь куда-то медленно шли «волчки», небритые, с палками, с мешками за спинами. Все с любопытством и жалостью смотрели на бес-паспортников, кто-то выносил им еду, деньги. Иногда на площади появлялся «проповедник». Голосом пронзительным, с повелительным жестом, он начинал всегда одну и ту же проповедь: «Мир кончается, кончина приближается, Антихрист нарождается, страшный суд надвигается...». Перепуганные встречные бабы подавали ему семишники, трешники, пятаки. Иногда появлялся юродивый, полуголый, заросший волосом, он бесцельно начинал бродить по площади, выкрикивая нечленораздельные звуки. Из калиток божьему человеку выносили кто одежду, кто пищу.

«Тихо жил Керенск. Вокруг города гнулись поля ржи, овса, проса. А когда ветер тянул с реки Чангара, Керенск наполнялся пряным запахом конопли»15. Тишина. Солнце.

Сонность. Это то, что характеризует уездный город. А за ним: поля, леса, ветер, грустно темнеющее небо, вся чудесная Россия. И еще люди, такие разные, наполненные спокойствием и теплом, создающие особую атмосферу уездного города.

Существенный вклад в создание мемуарного образа одного из городов Пензенской губернии - Саранска - внес Иван Кузьмич Макаров - правнук основателя Саранской школы живописи К. А. Макарова и внук академика живописи И. К. Макарова. «Детская память легко впитывает в себя всё виденное и слышанное, запоминает и долго хранит. А потом воскрешает события и лица и как бы снова заставляет пережить всё, давно погребенное под грузом прошедших десятилетий». И. К. Макаров, проживший детские годы в Саранске, много страниц своих воспоминаний посвящает описанию различных развлекательных мероприятий, вызывавших интерес у населения и нарушавших будничную размеренную жизнь небольшого провинциального городка, а также оставлявших после себя обильный материал для разговоров вплоть до появления новой пестрой афиши.

На одно-два выступления в небольшие провинциальные города приезжали известные артисты. Такие концерты были большим событием для провинциальных городов. Заблаговременно по всему городу на тумбах и заборах расклеивались афиши, извещавшие «уважаемых граждан города, что в зале дворянского благородного собрания предстоят гастроли знаменитого русского хора под управлением Агренева-Славянского». «В указанный день мы пошли на концерт. У входа в собрание горели яркие фонари; в освещенных окнах виднелись двигающиеся фигуры, приглушенно слышалась музыка. По высокому чугунному крыльцу мы вошли внутрь, разделись и поднялись на второй этаж в большое фойе, где в ожидании концерта прогуливалась разряженная публика. Занавес раздвинулся, и я увидел участников хора, стоявших в несколько рядов друг за другом. Женщины были одеты в парчовые платья со множеством блестящих украшений, на головах - кокошники. У мужчин - красивые атласные костюмы, высокие меховые шапки и лакированные сапоги. Хор выглядел нарядно, трудно было отвести глаза от красивого зрелища. Затем вышел сам руководитель хора Агренев-Славянский в богатом боярском костюме и сафьяновых рас-

шитых сапожках, высокий, весьма дородный мужчина с пышной седеющей бородой»16.

Кроме концертов в дворянском собрании, на которые публику пускали по выбору, остальные городские зрелища были доступны для всех желающих. Ярмарочные балаганы, карусели и народные гулянья устраивались не только во время самой ярмарки, но и по большим церковным праздникам, а гулянья - в городском саду. Макаров пишет в своих мемуарах, что самым любимым, самым желанным зрелищем был цирк - общенародный и общедоступный. Особенно ему запомнился тот приезд цирка, когда выступал в Саранске знаменитый клоун Анатолий Дуров. В день представления «жители Саранска уже с утра могли видеть удивительное зрелище: от железнодорожной станции по главной улице города двигался целый караван, направляясь к цирку. Впереди мерно шагали два индуса в белых чалмах и пестрых халатах, они вели под уздцы двугорбого верблюда, на спине которого была прикреплена надпись "Клоун Анатолий Дуров". За верблюдом двигалась небольшая тележка, запряженная осликом, карлик сидел на козлах, держа в руках вожжи и потряхивая ими, изредка покрикивал на непослушную "лошадку". На сиденье экипажа возлежала большая розовая свинья в дамской шляпке с лентами»17. Воспоминания И. К. Макарова достаточно специфичны - это мемуары пожилого человека, вспоминающего о своем детстве в провинциальном городке конца XIX в. Отсюда определенная идеализации города детства, светлые тона, минорность повествования. Тем не менее, его воспоминания дают яркое представление о том, чем был заполнен досуг городского люда, сколько ярких, незабываемых впечатлений получали жители, посещая концерты, ярмарочные балаганы, цирк.

Образ провинциального города, созданный в мемуарах, как бы выявляет «рельеф» социокультурной реальности и является сам одновременно культурой в ее высшем проявлении. Он вписывает провинциальную культуру в российскую историко-культурную действительность. Этот образ существенно отличается от художественного образа, созданного писателями второй половины XIX в. В литературном образе захолустного русского городка происходит безжалостное осуждение горожан как людей косных, пассивных и ограниченных. Для авторов мемуаров - это

город, где прошло их детство, их воспоминания яркие, светлые, добрые, часто наполненные юмором. В них нет очернительства, злой иронии, сарказма. Жители этих городов не кажутся авторам забитыми, недалекими провинциалами. В провинции люди естественны и близки к природе, многое там сохраняет старый облик, не испорченный утилитарностью и гигантоманией больших городов. В мемуарах убеждающая своей достоверностью, уютная и приветливая провинция будто не знает нищеты и убожества.

Примечания

1 См.: Иванов, Г. М. Исторический источник и историческое познание. Томск, 1973.

2 См.: Пушкарев, Л. Н. Классификация русских письменных источников по отечественной истории. М., 1975.

3 См.: Пронштейн, А. П. Методика источниковедческого исследования. Ростов н/Д, 1976.

4 История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях. М., 1976. Т. 1. С. 4.

5 Быстренин, В. П. Уходящее (Силуэты) // Голос минувшего. 1922. № 1. С. 34.

6 Там же. С. 42.

7 Там же. С. 36.

8 Там же. С. 37.

9 Там же. № 2. С. 183-184.

10 Там же. С. 104.

11 Там же. С. 105.

12 Там же. № 1. С. 39.

13 Там же. № 2. С. 98.

14 Гуль, Р. Б. Конь рыжий // Земство. Архив провинциальной истории России. Пенза, 1994. № 1. С. 160.

15 Там же. С. 162.

16 Макаров, И. К. Записки о семье художников Макаровых. Саранск, 1974. С. 132.

17 Там же. С. 138.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.