Механизмы социальной идентификации представителей третьего возраста Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

УДК 316.346.32-053.9

М.Э. Елютина, Ю.А. Кац МЕХАНИЗМЫ СОЦИАЛЬНОЙ ИДЕНТИФИКАЦИИ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ТРЕТЬЕГО ВОЗРАСТА

Статья посвящена интерпретации социокультурных кодов в возрастном плане. Анализируются изменения в идентификационном пространстве идентичности представителей геронтологической группы, раскрываются механизмы конструирования новых

идентификационных структур.

M.E. Elutina, Y.A. Katz THE MECHANISMS OF SOCIAL IDENTIFICATION OF THIRD AGE REPRESENTATIVES

The article is devoted to the interpretation of socio-cultural codes in aged field. The changes in an identification area of identity for gerontological group are analyzed; the mechanisms of construction of new identifying structures are revealed.

Постоянно действующий фактор постарения населения, к сожалению, не учитывается в должной мере в социальной политике, слабо подвержен организационнополитическим коррективам, которые, как правило, запаздывают. Сегодня уже нельзя ограничиваться только выяснением возможных негативных социальных последствий тенденции постарения населения. Необходимо применять срочные меры к тому, чтобы выправить уже обозначившиеся перекосы такого развития.

Каждое поколение располагает определенными механизмами кодирования и декодирования системы непреложных истин и эстетических, моральных, политических и религиозных ценностей. Причем глубокие преобразования в России привели к тому, что многообразие социокультурных кодов стало более выпуклым. Интерпретация их в возрастном плане демонстрирует столкновение принципиально различных кодов и, может быть, даже их несовместимость. Так, для пожилых людей типичным остается критическое отношение к накопительству, уважение коллективистских традиций, понимание успеха и престижа, связанное с личным трудом, со степенью полезности коллективу, осознается необходимость образования. Старшее поколение продолжает придерживаться обычаев гостеприимства, считает необходимым выполнять обязанности перед родственниками, ориентируется на нормативную модель риска как тенденцию к самопожертвованию, повышающему этический статус личности и отвергает способ рационального, утилитарного решения проблем.

В условиях социального нигилизма представители третьего возраста выступают как символ утопического социального идеала, опыт которых архаичен, устарел и представляет собой хлам истории. Однако противоречия и разрывы между младшими и старшими возрастными группами выступают как пустоты, сигнализирующие о том, что теория не может заступить на место опыта.

Драматической по своему характеру является внутренняя противоречивость восприятия старшим поколением происходящих изменений: с одной стороны,

усложнившийся и расширенный репертуар возможностей, с другой стороны -пролонгированное влияние на конкретные статусные пассажи ранее усвоенных ценностей и ориентаций. Перед пожилыми людьми стоит дилемма: дистанцироваться от

большинства основополагающих элементов собственного социокультурного кода и стать во многом иными, приспосабливаясь к требованиям социально-экономической ситуации, к авторитарным и туземным идеологемам, отказаться от индивидуальности во имя мимикрии, приспособления к социальной реальности, или же каким-то образом отмежеваться от нее, упорно отстаивая собственное, в ряде случаев резко сузившееся, жизненное пространство. Вступление в пожилой возраст порождает ситуацию, когда кризис трансформационных процессов в российском обществе дополняют геронтологические риски (социальная изоляция, бедность, вдовство, плохое самочувствие, болезни, нарастание степени зависимости, отсутствие собственного жилья, семейного уюта), между которыми существует многосторонняя интерференция. Неравенство в возрастной перспективе проявляется через практики исключения в отношении пожилых людей, затрагивающие различные сферы социальной жизни.

Во-первых, пожилые люди относятся к социально уязвимым группам, основным источником дохода является государственная пенсия, социальное страхование, пособия, дотации, субсидии, практики выживания, характеризуемые постоянным режимом экономии. На социальный статус определяющее влияние оказывают: положение на предыдущих местах работы, уровни дохода, обстоятельства и темпоральные особенности ухода на пенсию.

Во-вторых, пенсионный возраст - синоним окончания профессиональной карьеры: солидный возраст - аргумент для отказа при приеме на работу; пенсионерам доступна в основном малоквалифицированная, низкооплачиваемая работа. Занятость пожилых людей рассматривается только как средство увеличения текущих доходов из-за маленькой пенсии, а не как реабилитационный механизм, предотвращающий социальное исключение.

В-третьих, имеют место различные формы проявления жестокого обращения с пожилыми людьми: физическое действие, сексуальное насилие, экономическая

зависимость, психологическое унижение посредством угроз, шантажа, изоляции, эксплуатации, дискриминации. В последние годы все большую опасность представляет собой насилие в семье, ставшее наиболее распространенной формой агрессии в современной России (30-40% тяжких насильственных преступлений совершаются именно в семье). Однако, в силу высокой степени латентности преступлений данного рода, статистика далека от реальности.

В-четвертых, лица пенсионного возраста депривированы в отношении престижного потребления, образовательного пространства, нередко отсутствуют средства на лечение, качественный отдых.

К типичному конфликту между индивидом и надындивидуальным бытием, вызываемому современным нивелированием деньгами нравственных ценностей, добавляется аномия при профессиональной отставке пожилого человека. В индивидуальном сознании это улавливается как потеря будущего. Речь идет о том, что П. Бергер и Т. Лукман обозначают как альтернацию, требующую по-новому расставить акценты реальности и демонтировать предшествующую номическую структуру, реинтерпретировать ее. Но подобный тип реинтерпретаций в существенной степени опирается на поддержание подобных реинтерпретаций микросоциальным окружением, значимыми другими. В этом отношении принципиальное значение имеют те общности, которые поддерживают либо старые представления, либо вводимые новые элементы реинтерпретаций. Заметим, что жизнь в условиях малоэффективной экономики, бытие, в большинстве случаев социально ничем не гарантированное, не способствует каким-либо радикальным психологическим

трансформациям. Разочарование в возможности самоопределения в рамках существующих процессов питает тенденцию к самоизоляции, способствует формированию собственного аутентичного жизненного проекта. Нарастание болезненного ощущения «человека за бортом», осознание «потери места», жизни на «краю» общества порождает естественное стремление снять эту ситуацию отчуждения через операцию собственного позиционирования в социальной реальности, определения социальной принадлежности, представляющей ту социокультурную нишу, которая обеспечивала бы удовлетворение потребности человека в духовной защищенности. Пожилой человек не волен больше оправдывать свой жизненный проект и признание идентичности своего «Я» простой отсылкой к традициям. Он попадает в ситуацию, где должен строить идентичность в перспективе предвосхищения социальных событий.

В поисках замещения утраченных форм идентичности старый человек обращается прежде всего к таким относительно устойчивым социокультурным образованиям, как национальное самосознание и религия, но также в определенных ситуациях стремится создать новые идентификационные структуры. В частности, к таковым можно отнести символическую зрительскую идентификацию. Предпочтение пожилыми людьми традиционалистского кино, по преимуществу жанрового, с характерным для него бережным отношением к традиции контакта, общения, к формам и способам коллективного творчества связано с доступностью репрезентируемых жизненных миров, сообщительностью зрителя с участниками фильмов как средства преодоления тотального одиночества. Визуальная наррация, экранное проживание судеб героев становится значимым в познавательном, художественном, развлекательном отношениях. Более плотная, экранно кристаллизованная видимая среда дает возможность пожилому человеку пережить наличную или искомую идентичность - с собою как индивидуальным воплощением человеческой природы, с определенным типом повседневной стратегии межличностных коммуникаций.

В наше время, когда происходит нарушение традиционного уклада, потребность самоопределения в системе социальных связей актуализируется. Индивид вынужден не только адаптироваться к изменениям экономической жизни, но искать и находить свое место в других сферах жизнедеятельности. В кризисных условиях люди скорее осознают, с кем они себя не идентифицируют (негативная идентичность), но труднее обретают чувство позитивной социальной групповой солидарности, самоопределения в зыбком социальном пространстве, которое необходимо для принятия ответственных решений. Диффузность идентичности осознается как чувство нестабильности, ощущение несогласованности разнообразных внутренних и внешних требований, подрывает доверие к жизни и обществу. Идентичность мы понимаем не как преджизненную заданность, а как состояние поиска, выбора устроения и обитания в приемлемых средах жизни. Идентичность выступает как принятый человеком смысл его позиции в социальном пространстве и как возможность дальнейшего осуществления себя как действенного субъекта. Идентичность одновременно фиксирует и стабильность и подвижность, и общее и ряд возможных вариаций внутри него.

Тема взаимозависимости индивидов в обществе отражена в работах Э. Дюркгейма, Р. Мертона. В них отмечается интересный психологический парадокс, когда «человек чувствует себя более защищенным и свободным в жесткой закрытой системе с малым выбором занятий и ограниченными возможностями социального продвижения, чем в условиях неопределенности, в подвижной открытой системе с универсальными нормами, формально равными для всех. Здесь истоки будущего массового «бегства от свободы» [1, с.18]. Бегство от свободы воплощается в разных формах: авторитаризме, рационализации, деструктивности, конформности, в форме позитивной свободы (Э. Фромм). Именно позитивная свобода, интегрирующая человека в микро- и макросреду, не лишая его при этом автономии, квалифицирует сформированность жизненного плана на основе альтернативных моделей поведения.

Проблема механизмов встроенности индивида в социальный контекст рассматривается Э. Эриксоном, Л. Кольбергом, которые фиксировали внимание на таком показателе субъективного роста, как идентичность, определяемая ими и как субъективное чувство, и как объективно наблюдаемое качество личной самотождественности и непрерывности (постоянства), соединенное с определенной верой в тождественность и непрерывность некоторой картины мира, разделяемой с другими людьми. П. Бергер и Т. Лукман также обращают внимание на двусторонний характер процесса формирования идентичности. По их мнению, идентификация со стороны других (объективно предписанная идентичность) находится в диалектической связи с самоидентификацией (субъективно установленной идентичностью) [2, с.215].

В период кризиса, сопровождающего трансформационный период в России, происходят существенные изменения в индентификационном пространстве идентичности. Можно утверждать, что происходит рекомбинация идентичности, часть прежних идентичностей размывается, разрушается, идентификационное пространство насыщается новыми содержательными основаниями. Исходя из того, что разрушаются сложившиеся структуры интеракции, старому человеку становится доступен лишь ограниченный круг коллективных принадлежностей. Можно предположить, что необходимым становится конструирование геронтологической идентичности как коалиционной социальной идентичности. Это подтверждается социологическими исследованиями. Воспользуемся результатами исследования идентификационных стратегий, проведенного Е.И. Даниловой. Автор отмечает, что в иерархии идентификационных предпочтений в массовом российском сознании зафиксированы стабильная доминанта первичных групп и общностей над вторичными, усиление идентификации с людьми того же поколения, возраста [3, с.124]. Проявляется экстернальность, направленная не в сторону государства как высшего социального гаранта, а к коллективным солидарностям, основанным на групповых, корпоративных интересах, связанных с потребностью достижения индивидуальных целей и играющих компенсаторную роль. Именно они предоставляют возможность совместными усилиями решить проблемы: доходные, статусные, медикопсихологические, выступают как адаптационный ресурс в кризисной ситуации. Л.Г. Ионин также подчеркивает возрастание роли аскриптивных характеристик (то есть натуралистических определений личности по полу, возрасту, иным биологическим и природным качествам) в процессе поиска новых идентификаций взамен утерянных [4, с.247]. В качестве объектов геронтологической идентификации выступает ближнее окружение: семья, друзья, близкие; в качестве «своих групп» выступают люди своего возраста, поколения. Заметим, что угроза дестабилизации подрывает желание солидаризироваться в принципе, приводит к «эффекту улитки», что означает уход людей в приватную жизнь, с характерным сужением основного круга социального самоопределения и самореализации.

Геронтологическую идентичность следует рассматривать, как нам представляется, и как форму социальной организации, и как выражение определенного культурного комплекса. В ее основе - коллективное чувство социальной принадлежности, связанное с общностью социокультурного багажа, и высшая форма лояльности, обращенная в прошлое. Это прошедшее оформляется в современное бытование главным образом через культурно-языковые характеристики. Социальные психологи утверждают, что и внутренний психологический мир людей, составляющих «группу интересов», с большой вероятностью также идентичен.

Социальное значение геронтологической идентичности включает в себя, помимо эмоциональных и экспрессивных моментов, рационально-инструментальные ориентиры. Геронтологическая идентичность используется для осуществления взаимных услуг и устремлений, солидарного поведения. Она связана с вопросами удовлетворения социальных потребностей (потребности в благополучии, любви, уважении, самовыражении) и с проблемой обретения зрелой способности переносить страдание и

смерть, сопутствующие финальному этапу существования. Социальные организации геронтологической группы служат рупором взглядов, оценок пожилых людей, упорядочивают и выверяют единицы измерения геронтологических проблем, тем самым обеспечивая рост уровня осведомленности других социальных групп, что в свою очередь позволяет снять всякую предубежденность, исправить превратные представления. Они осуществляют переход от интерпретации геронтологических событий к «номинации» -публичному и официальному называнию соответствующих фактов. Номинационные акты П. Бурдье назвал одним из наиболее важных этапов конструирования социальной реальности: «Способность осуществить в явном виде, опубликовать, сделать публичным, так сказать, объективированным, видимым, должным, т. е. официальным, то, что должно было иметь доступ к объективному или коллективному существованию, но до тех пор оставалось в состоянии индивидуального опыта, затруднения, раздражения, ожидания, беспокойства, представляет собой чудовищную социальную власть - власть образовывать группы, формируя здравый смысл, ясно выраженный консенсус для любой группы» [5, с.21].

Процесс рекрутирования в состав данной социально-демографической группы, определения и сохранения ее границ свидетельствует, что геронтологические группы и их характеристики являются результатом исторических, экономических, политических обстоятельств и ситуативных воздействий. Содержание идентичности является подвижным и изменяющимся понятием не только в историко-временном, но и в диахронном, ситуативном планах, что делает существование геронтологической общности реальностью отношений, а не реальностью набора объективных признаков. Речь идет о ситуационной идентичности, которая, в отличие от трансверсальной, непосредственно связана с актуальной практикой, в процессе которой происходит неосознаваемое отождествление с собственной позицией, с позицией определенной возрастной группы в социальном пространстве [6, с.26-28].

Самым высоким барьером на пути формирования геронтологической идентичности является, вероятно, стереотип самокатегоризации или категоризации другими главным образом на основе фенотипических, визуальных различий, причем, в условиях конструирования негативного образа старости. Физические признаки служат сознательно либо бессознательно квалифицируемыми символами отношения к пожилым людям, принадлежа собственно к сфере социальной детерминированности.

Не последняя роль в этом принадлежит рекламе, которая акцентирует внимание на феноменах, главным образом, молодежной субкультуры и наделяет их знаками престижного, должного, совершенного, вынося старость за скобки объектов социальной жизни, достойных внимания, возбуждая негативное оценочное суждение о старости. Индивид если и считает себя представителем геронтологической группы, то только под воздействием внешних обстоятельств, всячески подчеркивая свое отличие от общих представлений о данной группе и отождествляя специфику этой группы с необходимостью помощи и поддержки. Сейчас можно говорить лишь об отклике на уже имеющиеся предрасположенности по формированию геронтологической идентичности, а не об инициативе.

В российских экономически неблагоприятных условиях, при расколотости социума, его универсальной конфликтности, проявляющейся в постоянном и повсеместном противостоянии власти обществу, государства - народу, институтов -гражданам, системы - человеку, геронтологическая идентичность формируется как объективная необходимость организации ответов на внешние вызовы через солидарность одинаковости, общий контроль за ресурсами и политическими институтами и обеспечения социального комфорта в рамках культурно-гетерогенного сообщества. Общий «зонтик» схемы отстаивания своих интересов повышает коэффициент их социальной значимости, изменяет тональность действий по отношению к представителям третьего возраста, повышает обоснованность геронтологических решений, имеет важные социально-

политические проекции. Совместные действия могут быть конвенциональными, символическими, лингвистическими. Они реализуются в становлении таких социальных объектов, как самодеятельные объединения пожилых людей различной направленности, среди которых клубы по интересам, досуговые, спортивно-оздоровительные и миротворческие самодеятельные объединения, группы нетрадиционной религиозности, социальной взаимопомощи. Речь идет и о создании собственных партий и политических движений, защищающих социальные права и интересы пожилых людей, противодействующих их бедности и социальному отторжению, отстаивающих компенсацию негативных последствий проводимых реформ. Эффект возможен только в том случае, когда разные социальные силы и представляющие их интересы политические партии заняты не взаимной борьбой за большой кусок «общественного пирога», а совместным решением сложных проблем, в том числе, обеспечением равенства возможностей для разных возрастных групп и на рынке труда, и в общественной жизни.

Геронтологическая идентичность проявляет себя в позициях, ценностных ориентациях, в мотивациях, в парадигмах поведения, в определенном типе ментальности представителей «третьего возраста». Содержание и своеобразие социальнопсихологического измерения социальных позиций пожилых людей определяются следующими моментами.

1. Фрустрированность сознания, преобладание пессимистических взглядов на жизненные перспективы.

2. Сравнительно высокий уровень субъективного политического интереса.

3. Низкая оценка возможности рядовых граждан воздействовать на политику и неудовлетворенность жизнью.

4. Политическая неструктурированность.

5. Воздействие на политический выбор пожилых избирателей иррациональных мотивов.

6. Сформированность заниженных стандартов жизни, когда бедность, пребывание в маргинальном слое воспринимается как данность.

7. Профиль дистанцированности от различных этнических, социальных и культурных групп.

8. Высокая приверженность общим и групповым нормам, традициям, предписаниям. С возрастом люди утрачивают радикализм и все в большей степени становятся сторонниками консервативной политики. Консерватизм делает представителей третьего возраста открытыми реформам, но не радикальным переменам. Материальные ценности, потребительство, гедонизм не играют для них существенной роли. Высоко ценятся чувство долга, самопожертвование, признание коллективных интересов.

9. При сохранившемся «футляре» зависимости от социальных услуг наметилось стремление к объединению усилий для отстаивания интересов геронтологической группы, актуализировались способности старшего поколения к социальному функционированию -(участие в различных социальных структурах, организация собственного дела, предпринимательство, включение пожилых людей в новые коммуникационные технологии). Используют компьютер в настоящее время лишь небольшая часть пожилых людей. Есть необходимость создания компьютерных клубов для пожилых людей. Освоение новых электронных технологий - ощутимый резерв и новый ресурс пожилого человека, владеющего им.

ЛИТЕРАТУРА

1. Комаров М.С. Аномия / М.С. Комаров // Современная западная социология: словарь. М.: Политиздат, 1990. С. 17-18.

2. Бергер П. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания / П. Бергер, Т. Лукман. М.: Медиум, 1995. 323 с.

3. Данилова Е. И. Идентификационные стратегии: Российский выбор /

Е.И. Данилова // Социологические исследования. 1995. № 6. С. 120-130.

4. Ионин Л.Г. Социология культуры / Л.Г. Ионин. М.: Издат. корпорация «Логос», 1998. 279 с.

5. Бурдье П. Социальное пространство и генезис «классов» / П. Бурдье // Вопросы социологии. Т. 1. М.: Адапт, 1992. С. 17-36.

6. Качанов Ю.Л. Проблемы ситуационной и трансверсальной идентичности как агента социальных отношений / Ю.Л. Качанов // Социальная идентификация личности. М.: Институт социологии РАН, 1993. С. 30-48.

Елютина Марина Эдуардовна -

доктор социологических наук, профессор, заведующая кафедрой «Социология» Саратовского государственного технического университета

Кац Юлия Владимировна -

соискатель кафедры «Социология»

Саратовского государственного технического университета

Статья поступила в редакцию 11.10.06, принята к опубликованию 21.11.06