CC BY
66
УДК 2:13(370.1) DOI: 10.33396 / 1728-0869-2019-3-30-37
МЕХАНИЗМЫ ПАМЯТИ В МЕНТАЛЬНОЙ ЭКОЛОГИИ НАРОДОВ СЕВЕРА
© 2019 г. Н. М. Теребихин, А. М. Тамицкий, А. С. Худяев,*П. С. Журавлев
Высшая школа социально-гуманитарных наук и международной коммуникации ФГАОУ ВО «Северный (Арктический) федеральный университет им. М. В. Ломоносова», г. Архангельск; *Отдел науки и высшей школы министерства образования и науки Архангельской области, г. Архангельск
Актуальность, теоретическая и практическая значимость изучения проблем ментальной экологии культурной памяти народов Севера обусловлена как отсутствием специальных исследований в данной области, так и необходимостью разработки научно обоснованной региональной политики памяти, которая учитывала бы, с одной стороны, современный дрейф культурных, этнических, идеологических идентичностей и, с другой, опиралась бы на традиционные механизмы, формы и институции культуры памяти на Европейском Севере России. Исходя из анализа сложившейся историографической ситуации, можно сделать вывод, что предметная область трансдисциплинарного научного направления «экология памяти» находится еще в стадии становления, и потому представленное исследование необходимо рассматривать как первую попытку тематизации и проблематизации эколого-коммеморативного дискурса. Целью статьи является презентация научных результатов исследования ментально-экологического функционала хранителей этнической памяти, связанного с мифопоэтическими алгоритмами и ритуальными практиками сохранения, интерпретации и трансляции социокультурных ценностей, кодов и смыслов в ментальном пространстве этнокультурной традиции народов Севера. Методологическую базу исследования составили теория коммуникации, методы структурно-семиотического анализа, феноменологический подход. Изучение форм, механизмов и функций этнической экологии памяти в ментальном пространстве архаических и традиционных социумов Севера и Арктики позволило получить ряд новых научных результатов, связанных, во-первых, с определением ментально-экологического функционала носителей и хранителей «обожествленной памяти» этноса, и, во-вторых, с раскрытием ключевой роли памятников православной иеротопии в священной ментальной экологии Поморья, геокультурное пространство которого являлось «территорией памяти и смыслов», выполняло высокую прообразовательную миссию памятника отечественной и мировой культуры.
Ключевые слова: ментальная экология, механизмы памяти, народы Севера, хранители памяти, семиотика, эколого-коммемора-тивный дискурс
MECHANISMS OF MEMORY IN MENTAL ECOLOGY OF THE NORTHERN PEOPLES
N. M. Terebikhin, A. M. Tamitskiy, A. S. Khudyaev, *P. S. Zhuravlev
Higher School of Social Sciences, Humanities and International Communication, Northern (Arctic) Federal University named after M. V. Lomonosov, Arkhangelsk, Russia; *Department of Science and Higher Education, Ministry of Education and Science of Arkhangelsk region, Arkhangelsk, Russia
Theoretical significance, practical relevance and urgency of research regarding ecology of memory within the framework of the northern peoples' ethnocultural tradition is determined by both lack of advanced studies in the area in question and the necessity for development of scientifically valid regional memory policy that would give consideration to the contemporary drift of cultural, ethnical, and ideological identities, while at the same time relying on the traditional mechanisms, forms and institutions of memorial culture in the European North of Russia. The paper mainly aims at the semiotic analysis of a sacred status and stereotypes of behavior typical of the ethnic memory keepers, as well as of mythopoetic algorithms and ritual practices for preservation, interpretation and translation of sociocultural values, codes and meanings within the mental space of the northern peoples' ethnocultural tradition. In reliance upon the analysis of the existing historiographical circumstances, it may be deduced that the scope of ecology of memory as a transdisciplinary research area has not yet overcome its fledging period, which is why the present article shall be considered an attempt to thematize and problematize ecological and commemorative discourse. Methodological background of the research involves the theory of communication along with the phenomenological approach and the methods of structural and semiotic analysis. The main purpose of the article is presentation of scientific results of research on the mental-ecological functionality of ethnic memory keepers, related with mythopoetic algorithms and ritual practices of preservation, interpretation and transmission of sociocultural values, codes and meanings within mental space of the northern peoples' ethnocultural traditions. Close observation of forms, mechanisms and functions of the ethnical ecology of memory within the mental space of archaic and traditional communities of the North and the Arctic has allowed obtaining new scientific results. These are in the first place related to the revealing of mental-ecological functionality of carriers and keepers of the ethnic «deified memory». In the second place, the results contribute to the identification of crucial role of Orthodox hierotopy' heritage in the sacred mental ecology of the Pomor Land. Geocultural space of it was "territory of memory and meanings" accomplishing a higher prototypical mission of a memorial within Russian and world culture.
Keywords: mental ecology, mechanisms of memory, northern peoples, memory keepers, semiotics, ecological-commemorative discourse
Библиографическая ссылка:
Теребихин Н. М., Тамицкий А. М., Худяев А. С., Журавлев П. С. Механизмы памяти в ментальной экологии народов Севера // Экология человека. 2019. № 3. С. 30-37.
Terebikhin N. M., Tamitskiy A. M., Khudyaev A. S., Zhuravlev P. S. Mechanisms of Memory in Mental Ecology of the Northern Peoples. Ekologiya cheloveka [Human Ecology]. 2019, 3, pp. 30-37.
В своих субстратных основаниях человеческая ментальность как объект концептуализации и область практического применения результатов исследований в области ментальной экологии напрямую связана с категорией идентичности. В некоторых случаях эти понятия рассматриваются как синонимы [18, с. 11]. Академик РАН П. И. Сидоров, внесший фундаментальный вклад в разработку теоретических и прикладных аспектов ментальной экологии, метафорически связывает эти понятия следующим образом: «идентичность — это главная линза в подзорной трубе нашей ментальности как способа видения мира» [23, с. 48]. Необходимость обращения к вопросам генезиса и структуры индивидуальной и коллективной идентичности напрямую связана с проблемой ментального здоровья и профилактикой социоментальных недугов. Такая связь, например, раскрывается в утверждении, согласно которому множественность идентичностей как узаконенная интеллигенцией норма постсовременности является «наиболее последовательной и окончательной формой глобальной шизофрении» [18, с. 16].
Важнейшим фактором, механизмом и ресурсом формирования и репродукции человеческой менталь-ности (идентичности) является социальная (культурная) память. «Экология человека» в этом случае проявляется прежде всего как «экология культуры» или «экология памяти». Актуальность, теоретическая и практическая значимость исследования проблем экологии памяти в пространстве этнокультурной традиции народов Севера обусловлена как отсутствием специальных исследований в данной области, так и необходимостью разработки научно обоснованной региональной политики памяти, которая учитывала бы, с одной стороны, современный дрейф культурных, этнических, идеологических идентичностей и, с другой, опиралась бы на традиционные механизмы, формы и институции культуры памяти народов Европейского Севера России [17, 37].
По мудрому изречению одного из родоначальников «экологии культуры» Д. С. Лихачева [14, с. 145], «человеческая культура в целом не только обладает памятью, но это память по преимуществу». Проблема соотношения памяти и культуры получила блестящее развитие в трудах Ю. М. Лотмана, который определял пространство культуры как «пространство некоторой общей памяти» [15, с. 201]. Концепт «экология памяти» в этимологическом и эпистемологическом смысле синонимичен концепту «ментальная экология», поскольку слова «память» и «ментальный» восходят к индоевропейскому корню *теп, породившему лексико-семантическое поле интеллектуальной деятельности [30].
В индоевропейских языках в это ментальное поле, производное от корня *теп, входят такие слова как «ум», «мысль», «память», «мнемоника», «Мнемоси-на», «ментальный», «миф», «мемориал», «амнезия», «мудрость», «мнение», «мнить», «помнить» и другие. «В любом случае *теп — самый интеллектуальный
корень, так как изначально он обозначал определенного рода мыслительную деятельность или усилие» [11, с. 90]. Филологические разыскания в области индоевропейских древностей позволяют не только указать на лексико-семантическую связь ментальной экологии с экологией памяти, но и манифестируют фундаментальную роль памяти в «умственном» (ноэтическом) жизненном мире этноса [6, с. 195]. Экологию памяти можно рассматривать и как раздел ментальной экологии, которая, по определению В. В. Макарова [16, с. 53], есть «экология души и духа». Выдающийся российский ученый-физиолог и мыслитель академик Н. А. Агаджанян, артикулировавший экологическую парадигму здоровьесбережения, изложил учение об «экологии души» как сердечном центре «экологии человека», воплощенном в культуре, нравственности и духовности [1]. В архаическом социуме память являет собой тезаурус (сокровищницу) сакральных знаний и технологий, которые превращают ее в источник бессмертия этноса.
Исследования в области экологии памяти входят в проблемно-предметное поле memory studies как трансдисциплинарной области знания историко-культурологического характера [3]. Историография изучения проблем исторической, культурной, коллективной памяти практически неисчерпаема, поэтому при анализе актуальности и степени научной разработанности темы следует отметить лишь те фундаментальные труды, которые сформулировали базовые идеи и концептуальное ядро memory studies. Среди них особо выделяются работы зарубежных социологов и историков — классиков мемориального жанра [2, 20, 33]. В конце XX века «мемориальная» тематика начинает активно осваиваться, укореняться и разрабатываться в отечественном социально-гуманитарном дискурсе. Наряду с усвоением зарубежного концептуального наследия российские исследователи обратились к отечественной научной традиции, представленной прежде всего классическими трудами в области семиотики культуры [15, 32]. Среди наиболее значимых новейших исследований исторической и культурной памяти следует отметить фундаментальные труды Л. П. Репиной [19], А. В. Святославского [22], А. Г. Васильева [4].
Анализ степени научной разработанности темы в проблемном поле ментальной этноэкологии, которая в контексте артикулированного учеными Северного государственного медицинского университета (г. Архангельск) «синергетического биопсихосоциодухов-ного подхода» определяется как зона сотрудничества психологии и психотерапии, психиатрии и наркологии, ментальной экологии и ментальной медицины, с одной стороны, и фольклористики, этнографии, культурологии и религиоведения [24, с. 33; 25, с. 169—170], с другой, позволяет сделать вывод о необходимости обращения к региональным аспектам исследуемой проблемы.
В этой связи следует указать на работы сотрудников Лаборатории комплексных геокультурных исследо-
ваний Арктики (Арктический институт культуры и искусств, г. Якутск) [9, 12], Мурманского арктического государственного университета (г. Мурманск) [36], а также труды исследователей Северного (Арктического) федерального университета имени М. В. Ломоносова (г. Архангельск) [7, 8, 28, 34]. Для раскрытия религиоведческих аспектов проблем экологии памяти в этнокультурной традиции народов Севера наибольший интерес представляют исследования Н. М. Теребихина [26, 27, 49, 50]. Концепция шаманистской парадигмы ментальной экологии северных этносов получила блестящую разработку в зарубежном религиоведении [40—48].
Исходя из анализа сложившейся историографической ситуации, можно сделать вывод, что предметная область трансдисциплинарного научного направления «экология памяти» находится еще в стадии становления, и потому представленное исследование необходимо рассматривать как первую попытку тематизации и проблематизации эколого-коммеморативного дискурса.
Целью статьи является презентация научных результатов исследования ментально-экологического функционала хранителей этнической памяти, связанного с мифопоэтическими алгоритмами и ритуальными практиками сохранения, интерпретации и трансляции социокультурных ценностей, кодов и смыслов в ментальном пространстве этнокультурной традиции народов Севера.
Методологическую базу исследования составили теория коммуникации, методы структурно-семиотического анализа, феноменологический подход. Важное методологическое значение для разработки проблем экологии памяти в научно-исследовательском поле ментальной этноэкологии народов Севера имеет этносоциологическая и культурно-антропологическая теория А. Г. Дугина, который определяет этнос как простейшую, изначальную форму общества, сохраняющуюся в качестве неизменной структуры в более сложных социальных образованиях (народ, нация, гражданское общество).
Для понимания особенностей экологии памяти в этнической культуре важное значение имеет вывод А. Г. Дугина о том, что в этносе пространство доминирует над временем. «Преобладание пространства над временем выражается в том, что там, где у этноса есть представление о времени, оно циклично, то есть подчинено пространственному признаку» [6, с. 202]. В жизненном мире этноса хронотоп трансформирован в топохрон, и потому «мертвые/живые/грядущие мыслятся пространственно, как синхронные зоны этноцентрума, и именно их совокупность составляет этнос, является общим свойством всех культур. Этнос мыслит себя пространственным образом, при этом пространство многомерно, включает видимые и невидимые слои (переплетающиеся друг с другом). В этом пространстве предки и потомки присутствуют не последовательно, а одновременно, составляя совокупно священное ядро этноса, его идентичность, [6, с. 200].
Со-временность и со-пространственность прошлого, настоящего и будущего в этнической темпоральности связаны с представлением о памяти не столько как знании о прошлом, сколько с образом интегрального вселенского знания, облеченного в сумму сакральных наук. Носителем и хранителем совокупного знания-памяти об этнической вселенной являлся шаман. «Шаман в этносе представляет собой его персонифицированный и функциональный синтез. Он выполняет главную работу этноса: следит за сохранением постоянства этнической структуры. Шаман выражает собой баланс, то, что делает этнос этносом — неизменность, непрерывность, трансляцию кода, передачу знаний (мифов, обрядов, традиций), исправление всех погрешностей социального и природного характера, с которыми сталкивается этнос» [6, с. 212].
Шаман являлся харизматическим лидером, носителем и хранителем сакрального знания северных этносов (саамы, ненцы, финны, угры), воплощенной памятью о прошлом, настоящем и будущем, запечатленной в пространственно-временном цикле «мифа о вечном возвращении». Ненецкий шаман выду'тана, обладавший высшим ритуальным статусом в шаманской иерархии, выполнял важную функцию хранителя «традиций предков, памяти, мудрости народа и осуществлял общий надзор за всем, что касалось религии, — основы этнической культуры, этнического единства» [13, с. 26].
Самодийские и саамские шаманы выступали монопольными знатоками сакральной (жреческой) географии. Как хранители сокровенного знания о метафизических принципах устройства мироздания они играли ключевую роль в конструировании священного пространства Арктики, открывали и обустраивали новые священные места и святилища. Открытые ненецкими шаманами-«тадибеями» новые ритуальные локусы становились не только местами их памяти и почитания, но и являлись источником сакральной энергии, пронизывающей весь жизненный мир этноса: «Ненец, пожелавший иметь в чуме святого, выбирает особо чтимого шамана, идет на его святое место, берет там камень или землю, или кусок дерева. Это и будет святой — божок, идол, болван, которого назовут именем умершего шамана. Святых мест в тундре много, общий счет не ведется. Каждый ненецкий род имеет свои святые места и хранит о них память» [29, с. 270].
Мифологический образ саамского шамана запечатлен в памяти островного ландшафта Лапландии. По преданию, лопарские шаманы-«нойды» управляли атмосферными явлениями («развязывали» и насылали ветры и бури) и как культурные герои-первопроходцы участвовали в землеустроении арктического пространства. Для переправы через водные пространства им «не требовалась лодка: достаточно было отрезать кусок земли, прочитать заклинание и можно было пускаться в плавание на нем, как на плоту. Но здесь шамана подстерегала опасность: если кто-то окликал его по имени, то плот превращался в остров, а ной-
да — в камень. Очевидно, именно так и появились многочисленные острова на озерах Лапландии» [21, с. 59]. С именами двух братьев-шаманов, которые «отрезали» участки норвежской земли и приплыли на них в Вайда-губу, предание связывает происхождение Айновых островов, ставших со временем символической границей между Русью и «немецкими землями». В сакральном ландшафте Лапландии высоким семиотическим статусом наделялись каменные сооружения — сейды, которые являлись местами памяти и почитания «окаменевших» шаманов и предков.
Хранители интегрального сакрального знания («знающие») играли первостепенную роль в традиционной экологии памяти финно-угорских народов Севера и Среднего Поволжья. Удмуртские шаманы («туно») — «главные приверженцы и хранители древней веры. По их ворожбе-рекомендации выбираются места жертвоприношения, жрецы главных общественных молений. Являясь своеобразными устроителями социально-культовой иерархии в обществе, туно тем самым сохраняют и функции хранителей информации и наставников в межпоколенной трансляции знаний» [5, с. 97—98]. В традиционной экологии памяти народов коми важное место занимал колдун-«тодысь», в мифологическом образе которого отчетливо прослеживается редуцированная (трансформированная) шаманистская парадигма. После уничижения — низвержения шаманов («памов») зырянским апостолом Стефаном Пермским колдун, ранее занимавший строго определенное и специализированное место в шаманистской иерархии, усваивает себе функции шамана, в том числе «похищает» и его харизму божественного избранничества, претендует на роль духовного «водителя» народа. По мнению известных исследователей традиционной духовной культуры коми-зырян И. В. Ильиной и О. И. Уляшова, «способности колдуна складываются из двух составляющих: силы и знания. Магическая сила — вын — передается человеку по наследству при рождении. Этот дар достается редким представителям рода, славящегося знающими. Причем обладание врожденной силой еще не означает того, что человек может применять свой талант, поскольку другой составляющей способностей является знание, передаваемое наставником после соответствующего посвящения или "второго рождения" <...>. Только наличие природной силы и приобщение к сакральному знанию позволяло тодысь перейти к магической практике и служило основанием для того, чтобы называться кужысь-тодысь — "умеющий — знающий" [10, с. 205]. Главное свойство колдуна, отличающее его от человека и наделяющее его нечеловеческими способностями, — маргинальность. Колдун находится на границе пространства и времени, между миром людей и иным миром. Отсюда — его медиативная способность перемещаться во времени и пространстве. Временная «вненаходимость» колдуна позволяет ему совершать путешествия в прошлое и будущее, вызывать души мертвых и предсказывать судьбы мира и отдельных людей. Двумирность кол-
дуна, способность посещать любые локусы и модусы мироздания превратили его в монопольного знатока и хранителя законов пространственной организации вселенной. Поэтому колдун как носитель эзотерического сакрального знания об устроении мироздания воплощает в себе квинтэссенцию этнического менталитета народа коми, который идет за ним как за своим духовным вождем-предводителем.
Шаманы и колдуны легендарной Гипербореи являлись не только знатоками сакральной науки и хранителями памяти северных этносов и народов, но как избранники духов они наделены были и поэтическим даром, сближавшим шамана с мифопо-этическим образом Поэта, блестяще раскрытым в трудах академика В. Н. Топорова: «ПОЭТ, певец, в мифопоэтической традиции персонифицированный образ сверхобычного видения, обожествленной памяти коллектива. П. знает всю вселенную в пространстве и во времени, умеет все назвать своим словом (отсюда П. как установитель имен), создает мир в его поэтическом, текстовом воплощении, параллельный вне-текстовому миру, созданному демиургом. <...> Как хранитель обожествленной памяти, традиций коллектива П. несет в себе бессмертие, жизнь. <...> П. — посредник не только между прошлым и настоящим (темпорально), но и между тем царством и этим (локально). В этом смысле он подобен шаману (ср. образ П.-шамана) и, как и последний, несет на себе печать иного царства» [31, с. 327].
Поэт как хранитель «обожествленной памяти» наделялся высоким сакральным статусом в традиционной культуре народов моря, в том числе и русских поморов. С образом Поэта на корабле связаны самые существенные характеристики северно-русской морской культуры (приоритетная роль механизмов памяти; доминирование словесного над вне-текстовым). Мемориальный характер поморской культуры глубоко осознавался последним северным Поэтом — певцом морской славы Севера Б. В. Шергиным. Экология памяти поморской культуры была связана с ее установкой на Слово, на словесное художество, не утратившее еще своей сакральной мироустроительной природы. Поморская среда высоко ценила поэтический дар, который «не порывал со своим бытом и укладом» [38, с. 141]. Поморский Поэт не являлся носителем «чистого искусства», украшающего суровый промысловый быт и уклад, но он выступал прежде всего как истолкователь смысла жизни, как экзегет, знающий законы устройства мироздания и умеющий воссоздавать его в Слове. Мифологический образ Поэта на корабле наиболее полно развернут в морских былинах «Садко» и «Соловей Будимирович». Главный герой былины «Садко» (гусляр и певец), подобно его греческому собрату Орфею, ритмами своего музыкально-поэтического искусства организует морскую стихию, упорядочивает ее и управляет ею. Однако функция Поэта на корабле не сводится лишь к магическому «утишенью моря». Поэт как воплощенная память, как монопольный знаток пространственно-временной
организации вселенной является главным хранителем морского знания и водителем поморов по смертным просторам моря-океана. Поэтому на корабле он выполняет роль кормщика, лоцмана («вожа»), а сама былина может рассматриваться как своеобразная мифопоэтическая лоция, в которой описывается не реальная стихия арктических морей, а сакральная география Лукоморья.
В традиционной ментальной экологии русской народной культуры Поморья особо значимое место занимают такие пространственные формы-образы православного иеротопического творчества как крест, часовня, храм, обладавшие высочайшим семиотическим статусом и коммеморативным потенциалом. В частности, исследование мемориальных функций часовни как памятника-знака в ландшафте традиционной культуры Русского Севера имеет важное прооб-разовательное значение для осмысления современных процессов и социокультурных практик возрождения утраченных и создания новых сакральных пространств на арктических рубежах России.
Крест, часовня, храм должны рассматриваться не только как архитектурные знаки-памятники в ландшафте мемориальной культуры, но прежде всего как сакральные каналы коммуникации или в терминах кибернетики своего рода священный «черный ящик» для хранения, преобразования (преображения) и передачи сакральной информации, содержащейся в коллективной (соборной) памяти этноса, народа или локального сообщества. «Коллективной память становится в таком случае в результате пронизывающих общность актов коммуникации по поводу прошлого, в ходе которого используются средства создания, хранения и передачи информации, носящие внеиндивидуальный характер» [4, с. 160]. Современные исследователи акцентируют внеисторичность и неповседневность коллективной памяти и ее сакрально-мифологическую природу. «К коллективной памяти вполне применимы поэтому характеристики мифа А. Ф. Лосева, который отмечал, что миф — это неопровержимый факт бытия. Пространство мифа закрыто, завершено. Миф — абсолютная истина и как таковая не подлежит критике и обсуждению» [4, с. 160].
Коллективная (соборная) память представляет собой хранилище (сокровищницу) сакральных архетипов, образцов, парадигм, норм, правил, священных прецедентов, которые реактуализируются, воспроизводятся (воспоминаются) в процессе развертывания коммеморативного мифа и ритуала. В этом смысле любой миф и ритуал может рассматриваться как поминальный, «воспоминательный», коммеморативный. К разряду коммеморативных относится и ритуал возведения часовни, который, как и любой строительный обряд, наделен мощным космогоническим потенциалом, содержащим свод правил и норм преодоления хаоса и устроения поновленного миропорядка [39].
Таким образом, изучение форм, механизмов и функций этнической экологии памяти в ментальном пространстве архаических и традиционных социумов
Севера и Арктики позволило получить ряд новых научных результатов, связанных, во-первых, с определением ментально-экологического функционала носителей и хранителей «обожествленной памяти» этноса и, во-вторых, с раскрытием ключевой роли памятников православной иеротопии в священной ментальной экологии Поморья, геокультурное пространство которого являлось «территорией памяти и смыслов», выполняло высокую прообразовательную миссию памятника отечественной и мировой культуры.
Благодарности
Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект №17-78-10205)
Авторство
Теребихин Н. М. внес существенный вклад в разработку концепции и дизайна исследования, участвовал в подготовке первого варианта статьи и окончательно утвердил присланную в редакцию рукопись; Тамицкий А. М. принял участие в разработке дизайна исследования, сборе и анализе исторических источников, подготовке первого варианта статьи; Худяев А. С. принял участие в анализе и интерпретации источников, подготовке первого варианта статьи, существенно переработал и содержательно дополнил раздел «Введение»; Журавлев П. С. участвовал в сборе и анализе исторических источников, подготовке первого варианта статьи.
Теребихин Николай Михайлович - ORCID 0000-0002-2981-285X; SPIN 3346-1947
Худяев Андрей Сергеевич - ORCID 0000-0001-8903-2954; SPIN 8187-3064
Тамицкий Александр Михайлович — ORCID 0000-00030462-1659; SPIN 8769-0870
Журавлев Павел Сергеевич — ORCID 0000-0001 -901 1 -640X; SPIN 2245-5424
Список литературы
1. Агаджанян Н. А. Экология души: культура, нравственность, духовность // Экология человека. 2011. № 2. С. 35—38.
2. Ассман Я. Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры, 2004. 368 с.
3. Васильев А. Г. Memory studies: единство парадигмы — многообразие объектов // Новое литературное обозрение. 2012. № 117. С. 461—480.
4. Васильев А. Г. Воплощенная память: коммеморатив-ный ритуал в социологии Э. Дюркгейма // Социологическое обозрение. 2014. № 2. С. 141 — 167.
5. Владыкина Т. Г. Знающий (туно) в удмуртской традиционной культуре // Удмуртская мифология / под ред. В. Е. Владыкина. Ижевск: Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН, 2004. С. 97—102.
6. Дугин А. Г. Этносоциология. М.: Академический Проект, 2011. 639 с.
7. Зайков К.. С., Тамицкий А. М. Финский фактор в истории Северного Фронтира Российской империи 1809—1855 гг. // Былые годы. 2016. № 3. С. 629—641.
8. Зайков К. С., Тамицкий А. М. Лопарские промыслы в истории российско-норвежского пограничья 1855—1900 гг. // Былые годы. 2017. № 3. С. 915—927.
9. Замятин Д. Н. Геокультурное пространство Арктики: онтологические модели воображения // Мир психологии. 2015. № 4. С. 135—142.
10. Ильина И. В., Уляшов О. И. Рождение тодысь: наследование дара в колдовской традиции верхневычегодских и сысольских коми // Проблемы духовной культуры народов Европейского Севера и Сибири. Сборник статей памяти Юго Юльевича Сурхаско. Гуманитарные исследования. Вып. 2. Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2009. С. 200-205.
11. Каныгина Н. В. Историко-этимологический анализ глаголов лексико-семантического поля интеллектуальной деятельности // Вестник Ленинградского государственного университета имени А. С. Пушкина. Серия «Филология». 2012. № 4, Т. 1. С. 83-92.
12. Культура Арктики: коллективная монография / под общ. ред. У. А. Винокуровой. Якутск: ИД СВФУ, 2014. 344 с.
13. Лар Л. А. Шаманы и боги. Тюмень: Институт проблем освоения Севера СО РАН, 1998. 126 с.
14. Лихачев Д. С. Письмо сороковое. О памяти // Письма о добром. СПб.: Русско-Балтийский центр БЛИЦ,
1999. С. 142-147.
15. Лотман Ю. М. Память в культурологическом освещении // Лотман Ю. М. Избранные статьи. В 3-х томах. Т. 1. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллин: «Александра», 1992. С. 201-202.
16. Макаров В. В. Избранные лекции по психотерапии. М.: Академический проект, 1999. 416 с.
17. Пермиловская А. Б. Русский Север - специфический код культурной памяти // Культура и искусство. № 2. 2016. С. 155-163.
18. Разлогов К. Э. Память и идентичность // Культурная память в контексте формирования национальной идентичности России в XXI веке: коллективная монография / отв. ред. Н. А. Кочеляева. М.: Совпадение, 2012. С. 11-28.
19. Репина Л. П. «Новая историческая наука» и социальная история. М.: Издательство ЛКИ, 2009. 320 с.
20. Рикёр П. Память, история, забвение. М.: Издательство гуманитарной литературы, 2004. 728 с.
21. Рыков В. Шаманы Лапландии // Наука и религия. 1991. № 8. С. 59-60.
22. Святославский А. В. История России в зеркале памяти. Механизмы формирования исторических образов. М.: «Древлехранилище», 2013. 593 с.
23. Сидоров П. И. Ментальная экология общественного сознания // Экология человека. 2014. № 4. С. 45-51.
24. Сидоров П. И., Медведева В. В., Давыдов А. Н. Ментальная этноэкология истеродемонических расстройств // Экология человека. 2014. № 2. С. 33-44.
25. Сидоров П. И., Медведева В. В., Давыдов А. Н. История и феноменология ренессанса // История медицины. 2014. № 1. С. 169-185.
26. Теребихин Н. М. Сакральная экология и традиционные знания народов Севера (к постановке проблемы) // Экология человека. 2014. № 8. С. 57-64.
27. Теребихин Н. М. Ритуалы природных и социальных катастроф в традиционной ментальной экологии и этно-медицине Русского Севера // Экология человека. 2016. № 8. С. 21-25.
28. Теребихин Н. М. Сакральная география и антропология Поморья // Геокультуры Арктики: методология анализа и прикладные исследования: монография / отв. ред. Д. Н. Замятин, Е. Н. Романова. М.: Издательство «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2017. С. 165-213.
29. Толкачев В. Ф. Россия. Крайний Север. Власть // Ненецкий край. Сквозь вьюги лет: Очерки. Статьи. Документы / ред.-сост. В. Ф. Толкачев. Архангельск: Поморский государственный ун-т им. М. В. Ломоносова,
2000. С. 260-312.
30. Топоров В. Н. К этимологии славянского mysb // Этимология: Исследования по русскому и другим языкам / отв. ред. О. Н. Трубачев. М.: Академия наук СССР,
1963. С. 5-13.
31. Топоров В. Н. Поэт // Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2-х томах. Т. 2. М.: Сов. Энциклопедия, 1992. С. 327-328.
32. Успенский Б. А. Избранные труды. Том I. Семиотика истории. Семиотикакультуры. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 608 с.
33. Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М.: Новое издательство, 2007. 348 с.
34. Худяев А. С. Образы северных ландшафтов и архаического культурного наследия в маргинальных областях скандинавского музыкального дискурса конца XX века // Геокультуры Арктики: методология анализа и прикладные исследования. Монография / отв. ред. Д. Н. Замятин, Е. Н. Романова. М.: Издательство «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2017. С. 214-228.
35. Чащин В. П., Ковшов А. А., Гудков А. Б., Моргунов Б. А. Социально-экономические и поведенческие факторы риска нарушений здоровья среди коренного населения Крайнего Севера // Экология человека. 2016. № 6. С. 3-8.
36. Человек - место - память: мемориальная культура старожильческого населения северных районов Кольского полуострова в условиях социальных трансформаций: материалы научных исследований / под. ред. П. В. Фёдорова и др. Мурманск: Мурм. гос. гуманит. ун-т, 2013. 409 с.
37. Шабаев Ю. П., Жеребцов И. Л., Журавлев П. С. Русский Север: культурные границы и культурные смыслы // Мир России. 2012. № 4. С. 134-153.
38. Шергин Б. В. Изящные мастера. Поморские были и сказания. М.: Молодая Гвардия, 1990. 430 с.
39. Элиаде М. Миф о вечном возвращении // Элиа-де М. Избранные сочинения: Миф о вечном возвращении; Образы и символы; Священное и мирское. М.: Ладомир, 2000. С. 23-126.
40. Eliade M. Shamanism: Archaic Techniques of Ecstasy. Princeton; New York: Princeton University Press, 2004. 648 p.
41. Holmberg U. Finno-Ugric, Siberian (The Mythology of all Races. Vol. IV). New York: Cooper Square Publishers,
1964. 722 p.
42. Hoppal M. Studies on Mythology and Uralic Shamanism. Budapest: AkademiaiKiado, 2000. 185 p.
43. Hoppal M. Shamans and Traditions. Budapest: AkademiaiKiado, 2007. 188 p.
44. HoppalM. Shaman Traditions in Transition. Budapest: International Society for Shamanistic Research, 2010. 110 p.
45. Hoppal M. Uralic Mythologies and Shamans. Budapest: Institute of Ethnology, 2010. 185 p.
46. Pentikainen Ju. Shamanism and Northern Ecology (Religion & Society). Berlin; New York: Mouton de Gruyter, 1996. 396 p.
47. Siikala A.-L., Hoppal M. Studies on shamanism. Budapest: AkademiaiKiado, 1998. 230 p.
48. Siikala A.-L. Mythic Images and Shamanism. A Perspective on Kalevala Poetry. (FF Communications, 28). Helsinki: Finnish Acad of Sci& Letters, 2002. 423 p.
49. Terebikhin N. M. Cultural Geography and Cosmography of the Sami // ActaBorealia. 1993. Vol. 10. Iss.1. P. 3-17.
50. Terebikhin N. M., Ovsyannikov O. V. Sacred space in the Arctic culture // Sacred Sites, Sacred Places / eds. David L. Carmichael, Jane Hubert, Brian Reeves and AudhildSchanche. London and New York: Routlege, 1997. P. 44-81.
References
1. Agadzhanyan N. A. Ecology of soul: culture, morality, spirituality. Ekologiya cheloveka [Human Ecology]. 2011, 2, pp. 35-38. [In Russian]
2. Assman Ya. Kul'turnaya pamyat'. Pis'mo, pamyat'
0 proshlom i politicheskaya identichnost' v vysokikh kul'turakh drevnosti [Cultural memory: Writing, memory about past and political identity within high cultures of ancientry]. Moscow, 2004, 368 p.
3. Vasil'ev A. G. Memory studies: unity of the paradigm - variety of objects. Novoe literaturnoe obozrenie. [New Literature Review]. 2012, 117, pp. 461-480. [In Russian]
4. Vasilyev A. G. Embodied memory: commemorative ritual in sociology of E. Durkheim. Sotsiologicheskoe obozrenie [Sociological Review]. 2014, 2, pp. 141-167. [In Russian]
5. Vladykina T. G. Znayushchii (tuno) v udmurtskoi traditsionnoi kul'ture [Cognizant (tuno) in Udmurt traditional culture]. In: Udmurtskaya mifologiya [Udmurt Mythology]. Izhevsk, 2004, pp. 97-102.
6. Dugin A. G. Etnosotsiologiya [Ethnosociology]. Moscow, 2001, 639 p.
7. Zaikov K. S., Tamitskii A. M. Finnish factor in the history of the Northern Frontier of the Russian Empire 1809-1855. Bylye gody [Past Years]. 2016, 3, pp. 629-641. [In Russian]
8. Zaikov K. S., Tamitskii A. M. Lapp Crafts in the History of the Russian-Norwegian Borderland in 1855-1900. Bylye gody [Past Years]. 2017, 3, pp. 915-927. [In Russian]
9. Zamyatin D. N. Geocultural space of Arctic: ontological models of imagination. Mirpsikhologii [World of Psychology].
2015, 4, pp. 135-142. [In Russian]
10. Il'ina I. V., Ulyashov O. I. Rozhdenie todys': nasledovanie dara v koldovskoi traditsii verkhnevychegodskikh
1 sysol'skikh komi [Birth of todys: inheritance of the gift in witching tradition of Verhnyaya Vychegda and Sysola' komi people]. In: Problemy dukhovnoi kul'tury narodov Evropeiskogo Severa i Sibiri. Sbornik statei pamyati Yugo Yul'evicha Surkhasko. Gumanitarnye issledovaniya. Vyp. 2. [Issues on Spiritual Culture of European North Peoples and Siberia. Vol. 2]. Petrozavodsk, 2009, pp. 200-205.
11. Kanygina N. V. Historical-etiological analysis of verbs of lexical-semantic field of intellectual activity. Vestnik Leningradskogo gosudarstvennogo universiteta imeni A. S. Pushkina. Seriya «Filologiya» [Bulletin of Leningrad State University named after A. S. Pushkin. Series «Philology»]. 2012, 4, pp. 83-92. [In Russian]
12. Kul'tura Arktiki: kollektivnaya monografiya [Culture of the Arctic: Collective Monograph]. Yakutsk, 2014, 344 p.
13. Lar L. A. Shamany i bogi [Shamans and Gods]. Tyumen, 1998, 126 p.
14. Likhachev D. S. Pis'mo sorokovoe. O pamyati [Fortieth letter. About memory]. In: Pis'ma o dobrom [Letters about Good]. Saint Petersburg, 1985, pp. 142-147.
15. Lotman Yu. M. Pamyat' v kul'turologicheskom osveshchenii [Memory in cultural illumination]. In: Lotman Yu. M. Izbrannye stat'i. V 3-kh tomakh. Tom 1. Stat'i po semiotike i tipologii kul'tury [Selected papers. In 3 volumes. Vol. 1. Papers on semiotics and typology of culture]. Tallin, 1992, pp. 201-202.
16. Makarov V. V. Izbrannye lektsii po psikhoterapii [Selected Lectures on Psychotherapy]. Moscow, 1999, 416 p.
17. Permilovskaya A. B. Russian North - specific code of cultural memory. Kul'tura i iskusstvo [Culture and Art].
2016, 2, pp. 155-163. [In Russian]
18. Razlogov K. E. Pamyat' i identichnost' [Memory and identity]. In: Kul'turnaya pamyat' v kontekste formirovaniya
natsional'noi identichnosti Rossii v XXI veke: Kollektivnaya monografiya [Cultural memory within the context of genesis of national identity of Russia in XXIth century: collective monograph]. Ex. ed. N. A. Kochelyaeva Moscow, 2012, pp. 11-28.
19. Repina L. P. «Novaya istoricheskaya nauka» i sotsial'naya istoriya [New historical science]. Moscow, 2009, 320 p.
20. Riker P. Pamyat', istoriya, zabvenie [Memory, history, oblivion]. Moscow, 2004, 728 p.
21. Rykov V Shamans of Lapland. Nauka i religiya [Science and Religion]. 1991, 8, pp. 59-60. [In Russian]
22. Svyatoslavskii A. V. Istoriya Rossii v zerkale pamyati. Mekhanizmy formirovaniya istoricheskikh obrazov [History of Russia in mirror of memory. Mechanisms of historical images' generation]. Moscow, 2013, 593 p.
23. Sidorov P. I. Mental ecology of social mind. Ekologiya cheloveka [Human Ecology]. 2014, 4, pp. 45-51. [In Russian]
24. Sidorov P. I., Medvedeva V. V., Davydov A. N. Mental ethnic ecology of hysteric demonic disorders. Ekologiya cheloveka [Human Ecology]. 2014, 2, pp. 33-44. [In Russian]
25. Sidorov P. I., Medvedeva V. V, Davydov A. N. History and phenomenology of hysterodemonic renaissance. Istoriya meditsiny [History of medicine]. 2014, 1, pp. 169-185. [In Russian]
26. Terebiknin N. M. Sacred ecology and traditional knowledge of peoples of the North (problem statement). Ekologiya cheloveka [Human Ecology]. 2014, 8, pp. 57-64. [In Russian]
27. Terebiknin N. M. Rituals of natural and social disasters in traditional mental ecology and ethnomedicine of the Russian North. Ekologiya cheloveka [Human Ecology]. 2016, 8, pp. 21-25. [In Russian]
28. Terebiknin N. M. Sakral'naya geografiya i antropologiya Pomor'ya [Sacred geography and anthropology of Pomorye]. In: Geokul'tury Arktiki: metodologiya analiza i prikladnye issledovaniya: monografiya [Geocultures of the Arctic: methodology of analysis and applied researches. Monograph]. Ex. eds. D. N. Zamyatin, E. N. Romanova. Moscow, 2017, pp. 165-213.
29. Tolkachev V. F. Rossiya. Krainii Sever. Vlast' [Russia. Far North. Power]. In: Nenetskii krai. Skvoz' v'yugi let: Ocherki. Stat'i. Dokumenty [Nenets region. Through snowstorms of the years: Sketches. Papers. Documents]. Comp. ed. V. F. Tolkachev. Arkhangelsk, 2000, pp. 260-312.
30. Toporov V. N. K etimologii slavyanskogo mysl' [To wards etymology of Slavic word myslb]. In: Etimologiya: Issledovaniya po russkomu i drugim yazykam [Etimology: Papers on Russian and other languages]. Ex. ed. O. N. Trubachev. Moscow, 1963, pp. 5-13.
31. Toporov V. N. Poet [Poet]. In: Mify narodov mira. Entsiklopediya. V 2-kh tomakh. T. 2. [Myths of nations. Encyclopedia. In 2 volumes. Vol. 2]. Moscow, 1992, pp. 327-328.
32. Uspenskii B. A. Izbrannye trudy. T. I. Semiotika istorii. Semiotika kul'tury [Selected works. Vol. I. Semiotics of history. Semiotics of culture]. Moscow, 1996, 608 p.
33. Khal'bvaks M. Sotsial'nye ramki pamyati [Social frames of memory]. Moscow, 2007, 348 p.
34. Khudyaev A. S. Obrazy severnykh landshaftov i arkhaicheskogo kul'turnogo naslediya v marginal'nykh oblastyakh skandinavskogo muzykal'nogo diskursa kontsa XX veka [The images of northern landscapes and archaic cultural heritage in marginal areas of Scandinavian musical discourse in the end of XXth century]. In: Geokul'tury
Arktiki: metodologiya analiza i prikladnye issledovaniya. Monografiya [Geocultures of the Arctic: methodology of analysis and applied researches. Monograph]. Moscow, 2017, pp. 214-228.
35. Chaschin V. P., Kovshov A. A., Gudkov A. B., Morgunov B. A. Socioeconomic and behavioral risk factors of disabilities among the indigenous population in the Far North. Ekologiya cheloveka [Human Ecology]. 2016, 6, pp. 3-8. [In Russian]
36. Chelovek - mesto - pamyat': memorial'naya kul'tura starozhil'cheskogo naseleniya severnykh raionov Kol'skogo poluostrova v usloviyakh sotsial'nykh transformatsii: materialy nauchnykh issledovanii [Human - place -memory: memorial culture of old resident population of northern region of the Kola Peninsula in situation of transformations: proceedings of scientific results]. Murmansk, 2013, 409 p.
37. Shabaev Yu. P., Zherebtsov I. L., Zhuravlev P. S. The Russian North: cultural borders and cultural meanings. Mir Rossii [Universe of Russia]. 2012, 4, pp. 134-153. [In Russian]
38. Shergin B. V. Izyashchnye mastera. Pomorskie byli i skazaniya [Graceful craftmen. Pomors' stories and legends]. Moscow, 1990, 430 p.
39. Eliade M. Mif o vechnom vozvrashchenii [Myth about eternal return]. In: Eliade M. Izbrannye sochineniya: Mif o vechnom vozvrashchenii; Obrazy i simvoly; Svyashchennoe i mirskoe [Selected works: Myth about eternal return; Images and Symbols; Sacred and profane]. Moscow, 2000, 23-126.
40. Eliade M. Shamanism: Archaic Techniques of Ecstasy. Princeton; New York, 2004, 648 p.
41. Holmberg U. Finno-Ugric, Siberian (The Mythology of all Races. Vol. IV). New York, 1964. 722 p.
42. Hoppâl M. Studies on Mythology and Uralic Shamanism. Budapest, 2000. 185 p.
43. Hoppâl M. Shamans and Traditions. Budapest, 2007, 188 p.
44. Hoppâl M. Shaman Traditions in Transition. Budapest, 2000. 110 p.
45. Hoppâl M. Uralic Mythologies and Shamans. Budapest, 2010, 185 p.
46. Pentikainen Ju. Shamanism and Northern Ecology (Religion & Society). Berlin; New York, 1996, 396 p.
47. Siikala A.-L., Hoppâl M.. Studies on shamanism. Budapest, 1998, 230 p.
48. Siikala A.-L. Mythic Images and Shamanism. A Perspective on Kalevala Poetry. (FF Communications, 28). Helsinki, 2002, 423 p.
49. Terebikhin N. M. Cultural Geography and Cosmography of the Sami. ActaBorealia. 1993, 10 (1), pp. 3-17.
50. Terebikhin N. M., Ovsyannikov O. V. Sacred space in the Arctic culture. Sacred Sites, Sacred Places. London, New York, 1997, pp. 44-81.
Контактная информация:
Теребихин Николай Михайлович — доктор философских наук, профессор, директор Центра сравнительного религиоведения и этносемиотики ФГАОУ ВО «Северный (Арктический) федеральный университет им. М. В. Ломоносова»
Адрес: 163002, г. Архангельск, пр. Ломоносова, д. 2, каб. 216.
E-mail: [email protected]
