CC BY
129
23 Головина В.Н. Указ. соч. С. 25.
24 Там же. С. 321, 350.
25 Там же. С. 94.
26 Там же. С. 60-61.
27 Там же. С. 361.
28 ГАТО. Ф. 1233. Оп. 1. Д. 2. Л. 32.
29 Там же. Л. 32об.
30 Там же. Л. 37-37об.
31 Там же. Л. 37.
32 Там же.
33 Там же. Л. 32об.
34 Там же. Л. 37.
35 Там же. Л. 38.
36 Там же. Л. 37об.
37 Там же. Л. 74-75.
38 Там же. Л. 37об.
39 Там же. Л. 123-123об.
40 Там же. Л. 146об.-147.
41 Там же. Л. 149об.
42 ГАТО. Ф. 1016. Оп. 1. Д. 45. Л. 79.
43 Там же. Л. 90.
44 Там же. Л. 91-91об.
45 Там же. Л. 54об.
Н.Т. Ерегина
МЕДИЦИНСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ ЯРОСЛАВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА: НЕСОСТОЯВШАЯСЯ СУДЬБА (1919-1924 гг.)
В первые годы Советской власти быстро росло число высших учебных заведений. Только в 1918 г. в России появились 16 государственных университетов. Одним из них стал Ярославский, преобразованный из Демидовского юридического лицея. Его открытие и деятельность в городе, еще не оправившемся от антибольшевистского восстания 1918 г., были сопряжены с многочисленными трудностями. Тем не менее, вслед за факультетом общественных и исторических наук (с экономическим, историческим, юридическим и кооперативным отделениями) был открыт еще один -медицинский.
Работу по его формированию с декабря 1918 г. начала комиссия, созданная по решению совета университета. В Народный комиссариат просвещения РСФСР, в ведение которого после октября 1917 г. перешли все
вузы, ректор университета проф. В.Н. Ширяев отправил подробный и объемный перечень необходимого оборудования. Развернутый план создания факультета, составленный проф. И.О. Зубовым, предполагал открытие 25-ти кафедр, музеев, лабораторий и 17-ти клиник, размещающихся в отдельных помещениях.
На первое время жилищный отдел Ярославского совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов выделил университету неплохие по тем временам здания - бывшей Духовной семинарии и бывшего Ионофановс-кого училища (ныне в них размещается Педагогический университет им. К. Д. Ушинского). Казалось бы, все складывалось наилучшим образом. Однако 16 января 1919 г., в разгар ремонтных работ, Ярославская ГубЧК распорядилась предоставить здания университета для временного размещения особого сводного полка ВЧК1. Все попытки правления ЯрГУ (в него входили ректор, проректор и деканы факультетов) воспротивиться этому распоряжению, все обращения в губисполком, медико-санитарный отдел, учетно-контрольную комиссию и даже Наркомпрос оказались безуспешными. Большая часть аудиторий была занята2.
Подготовительные работы по открытию медицинского факультета приостановились. «В течение месяца слишком, - говорилось в отчете университета за 1918-1919 гг., - здание Университета было каким-то этапным пунктом, через который проходили различные воинские части. Эго был еще начальный период формирования Красной Армии, почему ни должного порядка, ни дисциплины среди этих частей не было. Не было и должного уважения к тому высшему учебному заведению, в стены которого эти части попали случайно, так как для них не было подготовлено своевременно более подходящего места. В течение ряда недель Университет оглашался звуками труб, барабанов, выстрелов и напоминал собою скорее военный стан, чем мирный очаг просвещения и культуры»3.
15 февраля 1919 г., после освобождения зданий, созданная ректором комиссия осмотрела помещения. Составленный ею акт полон записей о вопиющей антисанитарной обстановке, сломанной и пущенной на топку мебели (шкафах, столах, стульях). В комнатах и на лестницах появились горы мусора и нечистот. Во дворе - переполненные выгребные и мусорные ямы. Все электрические лампочки - вывернуты и бесследно исчезли. Пол в занятых для постоя комнатах, лестничные площадки и уборные были загажены калом и мочой. Эта ужасающая антисанитария, а также зловоние, распространявшееся по зданию, заставили приостановить занятия на историческом отделении, равно как и дальнейшие работы по оборудованию медицинского факультета4.
Возобновились они лишь через два месяца.
Для полноценной работы факультета в первую очередь требовались кадры преподавателей. Для замещения профессорских и преподавательских должностей на новых кафедрах правление ЯрГУ обратилось на есте-
ственные и медицинские факультеты различных университетов. Желающих приехать в город, где после подавления восстания разрушенной оставалась большая часть жилого фонда, нашлось не много. В какой-то мере ситуацию спасала возможность открытия кафедр по мере перехода студентов на следующие курсы.
Весь груз подготовительных работ - составление сметы, учебного плана, подбор преподавателей, оборудование кафедр и лабораторий - легли на плечи проф. И.О. Зубова, работавшего в Демидовском лицее еще до революции. Доктор медицины с 1903 г., человек широчайшей эрудиции, до 1917 г. читавший курсы криминальной социологии и политики, он был известен своими трудами в области судебной медицины, психиатрии, неврологии, истории медицины. С декабря 1918 г. проф. И.О. Зубов временно исполнял обязанности декана, а в июне 1919г. советом университета был единогласно избран деканом медицинского факультета.
В Ярославль начали прибывать первые посылки с книгами, лабораторным оборудованием, инструментами, медицинской мебелью. На приобретение всего самого необходимого коллегия Наркомпроса в 1919 г. выделила 3 245 778 руб.5. Однако отпуск выделенных кредитов задерживался, поэтому многие сделанные заказы приходилось отменять. Из-за полной неисправности водопровода и канализации возникали трудности с ремонтом выделенных зданий. 1 сентября 1919 г. на заседании совета университета было принято решение «примириться с необходимостью простейшего оборудования аудиторий и кабинетов в целях скорейшего начала учебных занятий», запланированных на 1 ноября6.
Объявленная дата начала занятий приближалась, однако многие профессора и преподаватели по-прежнему отказывались ехать в Ярославль из-за отсутствия жилья и перспектив его получения. Все, что правление университета могло предоставить - маленькие комнаты на верхних этажах учебных корпусов. К тому же в преддверии зимы губисполком, из-за топливного кризиса, отказал университету в снабжении дровами. Вместо этого выделил лесную делянку - для разработки силами сотрудников и студентов.
В довершение всех бед 24 октября 1919 г., по согласованию с губис-полкомом, председатель Временной коллегии по размещению раненых отдал распоряжение правлению университета «в 24 часа освободить все помещения» в связи с их передачей под лазареты военного ведомства7. Весь университет был вынужден разместился в здании бывшей Антиповс-кой гимназии (ныне - анатомический корпус Ярославской медицинской академии). В те годы он совершенно не был приспособлен для занятий: подвалы затоплены, канализация не работала, печи дымили, но не грели. Кроме того, студенты лишились общежития и столовой, а служащие и преподаватели вынуждены были «уплотниться до последней степени и жить в условиях, исключающих возможность какой-либо научной деятельности». Медицинскому факультету предоставили аудиторию Музея естественно-
исторического общества, годившуюся для лекций, но никак не для практических занятий8.
И все же, несмотря на все беды и препоны, 25 ноября 1919 г. на медицинском факультете начались занятия. С приветственным словом к преподавателям и студентам обратился ректор проф. В.Н. Ширяев. Декан факультета проф. О.И. Зубов прочел лекцию «Медицина как наука, как творчество и как дело милосердия». Он не мог не упомянуть о недавнем восстании: «Гражданская война коснулась нашего родного Ярославля. Грохотали пушки, нанося его телу многие и тяжкие раны. Город горел, а вместе с ним и его лучшее украшение - столетний почтенный старец - лицей с ценнейшей книжной сокровищницей - библиотекой. Лицей сгорел как здание, но не погиб как учреждение, не погибла для Ярославля высшая школа».
Особые слова были обращены к преподавателям и студентам медицинского факультета: «Мало открыть факультет, надо его поставить так... чтобы широким лучом исходил из него свет науки и чтобы выпускал он людей действительных знаний, трудолюбивых, воспитанных и проникнутых моральными началами, которые должны блистать как в сфере обязанностей гражданина, так и обязанностей профессионала... Дело врачебной помощи не укладывается в рамки исправного, даже добросовестного исполнения своих обязанностей, но нередко требует большего: оно требует приносить на пользу страждущего не только холодный мозг с его познаниями, но и душу, исполненную терпения и любви»9.
Постановления Наркомпроса, отменяющие вступительные испытания, позволяли принимать практически неограниченное количество студентов. К занятиям на медицинском факультете приступили 505 человек. Но буквально через несколько недель их пришлось прервать из-за сильных морозов. Крайне скудные запасы дров не позволяли протопить аудитории. Возобновились занятия лишь 1 февраля 1920 г. Теперь их приходилось вести ударными темпами. Многим слушателям программа факультета оказалась не по силам. К концу первого учебного года на курсе остались лишь 210 человек. Зато посещаемость стала почти стопроцентной10. Большой отсев студентов в те годы был характерен для всех вузов: из-за трудностей совмещения учебы с работой, бытовых тягот, а чаще из-за переоценки молодыми людьми своих возможностей и способностей.
Распоряжением Наркомпроса лекции и практические занятия переносились на вечернее время: в дневное «дети пролетариата заняты работой на производстве». Топливный кризис заставил пересмотреть это решение, так как дневные занятия позволяли экономить электричество и керосин. Ни о каком оборудовании аудиторий до выселения лазаретов не могло быть речи. Когда в феврале 1920 г. правлению университета удалось вернуть свои здания, проблем стало еще больше. То немногое, что ранее удалось сделать по обустройству факультета, оказалось разрушенным. Во дворе остались переполненные зловонные ямы от уборных лазарета. Среди боль-
ных было много тифозных, поэтому существовала реальная угроза возникновения очага эпидемии11. Лишь летом 1920 г. в возвращенных зданиях возобновился учебный процесс.
В таких условиях удержать преподавательский состав не было возможности. Накануне 1921/22 уч. г. уехали в Ташкент заведующие ведущими кафедрами 1 -го курса - анатомии и гистологии - профессора И.П. Рождественский и Е.М. Шляхтин: там подбирались кадры для открывавшегося медицинского факультета Туркестанского университета. Из-за отказа избранных по конкурсу профессоров приехать в Ярославль, оставались незамещенными шесть кафедр 3-го и 4-го курсов12. Отсутствие заведующих тормозило подбор преподавателей, учебно-вспомогательного персонала, составление планов преподавания, не говоря уже о качественном учебном процессе. Часто менялись деканы факультета. За пять лет их сменилось четверо: профессора О.И. Зубов, П.П. Дьяконов, А.О. Блажеевич, A.B. Тихонович. Административная работа в те годы была настолько обременительной, что рассматривалась как «жертва», на которую не каждый соглашался.
В условиях, когда многие кафедры оставались без заведующих, некоторые профессора вынуждены были читать лекционные курсы по нескольким дисциплинам. Так, проф. В.Г. Божовский читал лекции по факультетской терапии, госпитальной терапии, патологической анатомии. Проф. М.И. Гра-меницкий - по фармакологии и физиологии. Проф. П.П. Дьяконов - по описательной анатомии человека, топографической анатомии и оперативной хирургии. Проф. А.К. Федерольф - по микробиологии и общей и экспериментальной гигиене. Проф. В.П. Жуковский - по детским болезням и общей патологии. Проф. О.И. Зубов - по истории медицины и нервным болезням. На заседании правления университета 21 ноября 1922 г. было принято решение допускать к чтению лекций младших преподавателей13.
Провинциальные вузы многих городов Центральной России для чтения курсов лекций приглашали профессоров из Москвы. В условиях Гражданской войны и разрухи начала 1920-х гг. каждая такая поездка превращалась в настоящее испытание. В ноябре 1922 г. группа приглашенных профессоров Ярославского университета направила в правление полное отчаяния и обиды письмо о переносимых мытарствах, начинавшееся привычно вежливым обращением: «Настоящим позволим себе обратить внимание на большие неудобства...». Университетская бронь плацкартного лежачего места оставалось правом лишь на бумаге: реализовать его на практике не удавалось. Пассажиры переполненных вагонов на просьбу освободить забронированное место, как правило, отвечали непристойной руганью, хохотом, оскорблениями14. Вполне естественно, что после нескольких таких поездок, стоя в переполненном вагоне без возможности отдохнуть по приезде, профессора отказывались от предлагаемого совместительства. Тем более что в июне 1922 г. Ярославский университет известил о прекращении оплаты проезда профессоров и преподавателей «ввиду
крайнего недостатка средств и задержки в получении их на ближайшее время»15.
Недостаток преподавателей возмещался приглашением хорошо успевающих старшекурсников проводить занятия. На одно место ассистента принимали двух студентов. Их называли «вридассы» (временно исполняющие должность ассистента). Кроме того, ситуацию спасало наличие в городе крупных лечебных учреждений и опытных практикующих врачей. Медицинский факультет был кровно заинтересован в сотрудничестве с ними, поскольку не имел собственных клиник. На факультете по совместительству работали известные ярославские врачи Г.Г. Фальк, A.A. Малинин, A.A. Голосов, В.А. Носков, Н.В. Соловьев, Н.С. Соловьев, Г.И. Курочкин, Г.В. Несытов, С.И. Столетов и другие.
Привлечению крупных специалистов практического здравоохранения к преподаванию активно способствовал Василий Васильевич Потемкин (1892-1947). Выпускник медицинского факультета Юрьевского университета, в 1919 г. он возглавил Ярославский губернский отдел здравоохранения, а в 1922 г. был назначен ректором университета. Талантливый организатор, он в 1924 г. был переведен на работу в Москву. Работал врачом в Санитарном управлении Кремля при Управлении делами Совнаркома, затем директором Биохимического института, деканом химического факультета МГУ, проректором по научной работе МГУ Последние годы жизни заведовал лекторием МГУ
Низкие зарплаты учебно-вспомогательного персонала затрудняли подбор необходимых служащих. Обычной практикой стало привлечение студентов к работе в качестве лаборантов и препараторов (младших служащих, занимающихся приготовлением демонстрационных препаратов и уборкой помещений). Нередко сами преподаватели и даже заведующие кафедрами вынуяедены были исполнять обязанности препараторов. Так, заведующий кафедрой фармации и фармакогнозии проф. Э.К. Мезинг в течение нескольких месяцев лично убирал лаборатории, не имея возможности найти подходящего сотрудника из-за мизерной зарплаты16.
Еще в октябре 1920 г. в Москве и Петрограде, атакже в 12-ти российских городах, в том числе в Ярославле, были учреждены Комиссии по улучшению быта ученых (КУБУ)17. Главное, чем Ярославская КУБУ могла помочь ученым, - обеспечение продуктовыми пайками. Но и они в это голодное время зачастую не спасали. В отчетах комиссии за 1922-1923 гг. неоднократно отмечалось, что «нормы мяса, рыбы и крупы систематически снижались. При норме 20 фунтов, в ноябре и октябре выдавалось по 3 фунта, в январе-2,5». Соктября 1922 г. академический паек лишился сахара, еще раньше - табака, спичек, соли, мыла. В основном он содержал самые дешевые продукты - муку ржаную, крупу ячменную. Мясо нередко заменялось солониной или сельдью и сушеной воблой. Нередко выдавались испортившиеся продукты: из-за отсутствия ледников мясо поступало
«уже начавшее портиться», селедки «ржавые, с червяками», яйца «непригодные к употреблению»18. В условиях продовольственного кризиса губп-родкомы, как ни старались, не могли обеспечить поставку доброкачественных продуктов.
Медицинский факультет Ярославского университета постоянно ощущал недостаток помещений для занятий. Проф. А.В. Тихонович, назначенный деканом факультета в июне 1922 г., обращал внимание правления университета на недопустимость приема на 1-й курс более 150-ти человек. В те годы это была общая беда. В Высшую медицинскую школу, открытую в Москве в 1919 г. дополнительно к медицинским факультетам 1-го и 2-го университетов, записалось около 1 500 студентов, а переданный вузу в качестве клинической базы 1-й Московский коммунистический госпиталь позволял принять не более 25019. Пропускная способность лабораторий, степень их оснащенности оборудованием и количество преподавателей не могли обеспечить наплыва учащихся, характерного для тех лет.
До 1917 г. дети рабочих на медицинских факультетах отсутствовали, крестьяне составляли 2-4 %. Революция открыла двери университетов для рабочих и крестьян. Многократно увеличилась численность студентов. В том числе и на медицинских факультетах, хотя здесь «курс на пролетаризацию» явно буксовал. В 1921 г. лишь 12 % студентов медицинского факультета ЯрГУ были рабочими и детьми рабочих, 32 % - из крестьян (этой категорией часто прикрывались отнюдь не крестьяне); 47 % - из «интеллигентных пролетариев». Классовая принадлежность оставшихся 9 % обозначалась как «не выясненная»20. Эго изменение социального состава неизбежно влекло за собой снижение поведенческой культуры студенчества.
В аудиториях ярославского Дома санитарного просвещения, временно выделенных для чтения лекций студентам-медикам, пол оставался усыпанным окурками, шелухой от семечек, огрызками яблок. Администрация дома потребовала от правления университета соблюдения чистоты в помещениях, грозя в противном случае отказать в их предоставлении21. Новые, «рабоче-крестьянские», нравы постепенно укреплялись в университетской среде. Как точно подметили казанские историки, «особенно недолговечной оказалась культура дореволюционного студенчества. Юноша-интеллигент, с его тоской о судьбах страны и неизменным чувством вины перед народом, в 1920-е гг. полностью ушел со сцены. Его место в университете заняла жизнерадостная разнополая, разновозрастная толпа, лицо которой определяли сыновья и дочери «гегемона истории»22.
С1922/23 уч. г. распоряжениями ВЦИК и СНК РСФСР в высших учебных заведениях была введена плата за обучение. Эта мера преследовала две цели. Первая - улучшить социальный состав студентов (под улучшением подразумевалось увеличение пролетарской прослойки) за счет дополнительных материальных барьеров для непролетарских слоев населения. Вторая - облегчить катастрофическое финансовое положение высшей школы
посредством отчисления части средств на нужды университетов. Материальное положение студента в расчет не принималось. Критерием назначения платы являлось социальное происхождение.
Освобождались от платы за обучение студенты, получавшие стипендию и учившиеся по направлениям партийных, комсомольских, профсоюзных организаций, дети активных участников Гражданской войны и лица, имеющие заслуги перед революцией23. У многих накапливалась задолженность по уплате, что ухудшало материальное положение кафедр. Руководство учебных заведений требовало от факультетов ужесточить контроль за внесением платы. Правление Ярославского университета установило правило, разрешавшее прием зачетов только у студентов, имевших в матрикулах (свидетельствах о зачислении в студенты - аналог современного студенческого билета) штампы счетно-финансовош отдела: «от платы освобожден» или «плата внесена за тот или иной срок». Однако многие профессора считали не этичным и не позволительным требовать справки об оплате перед зачетом. Тогда правление ввело в практику составление списков оплативших за обучение, заверенных в студенческом отделе университета24 .
Введение платности мало улучшило материальное положение факультета. Как и прежде, ощущался недостаток денежных средств для организации полноценной учебной деятельности. Ситуация особенно осложнилась в 1922 г., когда Ярославский университет в числе других восьми вузов был снят с государственного снабжения и переведен на финансирование из местного бюджета25. Вновь, как в 1918 г., стала нерегулярно выплачиваться заработная плата, начались перебои в финансировании клиник. Однако в «профессорской забастовке» (февраль 1922 г.), прошедшей в ряде вузов Москвы, Петрограда и активно поддержанной медицинским факультетом Казанского университета, преподаватели Ярославского университета участия не приняли. Видимо, слишком свежи были воспоминания о терроре, царившем в городе после подавления восстания 1918 г.
Указание Главного управления профессионального образования (Главпрофобр) Наркомпроса «изыскивать собственные источники дохода на улучшение научно-учебного дела» заставляло искать пути выживания. В декабре 1922 г. проф. A.B. Тихонович разработал предложения по работе организованной им клиники факультетской хирургии. Операции предусматривались бесплатные, но пациенты должны были платить за использование хирургического инструментария, лекарственных средств и перевязочных материалов по нормам, установленным специальной комиссией26.
Немного поддерживали факультет добровольные денежные перечисления. Самым крупным пожертвованием стала передача гражданкой Рас-нер «на нужды медицинского факультета» 1 млрд. руб. в 1923 г. Все прочие пожертвования, как правило, не превышали нескольких сотен рублей. Так, в марте 1923 г. Ярославская губернская больница им. Н.В.Соловьева пере-
дала в пользу беднейших студентов-медиков 620 руб., собранных врачами. Гражданка Шнеерсон перечислила 500 руб., правление фабрики «Красный Перекоп» - 5 тысяч.27.
К концу 1923 г. положение медицинского факультета стало особенно тяжелым. На заседании правления университета 22 октября 1923 г. с тревогой отмечалось, что выпуск студентов 5-го курса оказался на грани срыва. Из-за отсутствия подходящих помещений и заведующих не могли начать работу 8 клинических кафедр выпускного курса. Теоретические кафедры, работавшие с младшими курсами, испытывали серьезные трудности с преподавателями и практически не оснащались новым оборудованием28. Эти новые и обострившиеся старые проблемы в деятельности медицинского факультета по времени совпали с решением Наркомпроса пересмотреть сеть высших медицинских учебных заведений.
В крупных губернских центрах республики к этому времени образовался некоторый переизбыток врачей. Гражданская война завершилась, началась демобилизация врачей из Красной армии. Часть врачей высвободилась в связи с сокращением масштабов эпидемий. Кроме того, из-за перевода лечебных учреждений на местный бюджет их финансирование ухудшилось. Некоторые больницы, амбулатории и врачебные участки стали закрываться. В итоге среди врачей появилась безработица. В январе 1924 г. набиржахтрудаРСФСР зарегистрировались 2 443 безработных врача29. В распоряжении Наркомздрава РСФСР от 14 апреля 1924 г. отмечалось: «На биржах труда много безработных, самый большой процент среди которых составляют врачи выпуска 1923 года, не имеющие практического стажа. В предстоящем 1924 г. ожидается выпуск из медвузов около 5 500 врачей, которые также окажутся в числе безработных»30.
Массовые форсированные выпуски врачей уже не требовались. На повестку дня вставал вопрос о правильном распределении врачебных кадров и качестве их подготовки. Обе эти позиции оставались уязвимыми. Бурный рост высшей медицинской школы в первые послереволюционные годы был во многом искусственным и не обеспеченным реальными возможностями. На II съезде военкомов республики в марте 1922 г. нарком Здравоохранения Н. А. Семашко отмечал: «Положение высшей школы слишком безвыходное. Мы слишком широко размахнулись, не учитывая реальные ресурсы»31.
Вопрос о возможном закрытии медицинских факультетов в Смоленске, Краснодаре, Ярославле, Нижнем Новгороде, Екатеринбурге стал подниматься с конца 1921 г. На заседании коллегии Главпрофобра 9 декабря 1921 г. слушался вопрос «О сокращении сети учебных заведений». После обсуждения было принято решение закрыть медицинские факультеты в Астрахани и Самаре. Вопрос о Ярославле и Нижнем Новгороде остался открытым32. Подкомиссия Совнаркома по пересмотру сети учебных заведений на заседании 27 апреля 1923 г., выслушав доклад ректора Ярославско-
го университета В.В. Потемкина, приняла решение: «Считать нецелесообразным закрытие Ярославского университета после того, как на его оборудование были израсходованы огромные средства»33.
19 февраля 1924 г. на заседании коллегии Наркомздрава РСФСР вопрос о сети медицинских вузов докладывал заместитель наркома здравоохранения З.П. Соловьев. Ситуация с содержанием медицинских факультетов становилась настолько серьезной, что в планах на закрытие оказались Государственный институт медицинских знаний (ГИМЗ), Кубанский и Омский медицинские институты, медицинские факультеты Петроградского, Ярославского, Нижегородского, Самарского, Астраханского, Екатеринбургского, Пермского, Иркутского, Крымского и Смоленского университетов. Реальная перспектива оказаться за дверями вузов нависала над 9 873 сту-дентами-медиками34.
Последнее слово оставалось за коллегией Наркомпроса. На ее заседании 29 апреля 1924 г. состоялось окончательное обсуждение вопроса о дальнейшей судьбе медицинских факультетов Астраханского, Крымского, Нижегородского, Смоленского, Ярославского, Уральского медицинских факультетов, Омского, Кубанского и Ленинградских медицинских институтов. Этому предшествовал подробный анализ учебной деятельности этих вузов, их материальной базы, состава студентов, обеспеченности преподавательскими кадрами35. Решение закрыть медицинские факультеты Крымского, Нижегородского, Самарского, Уральского и Ярославского университетов было принято36.
К этому времени на факультете работали 15 профессоров, 46 преподавателей, 26 научных сотрудников. Обучалось около 1 тыс. студентов (1-й курс - 296, 2-й курс - 228, 3-й курс - 186; 4-й курс - 171, 5-й курс - 89). В конце весеннего семестра в соответствии с декретом СНК РСФСР от 16 мая 1924 г. «О сокращении наличного количества учащихся в высших учебных заведениях РСФСР» во всех вузах прошла проверка академической успеваемости студентов. На медицинском факультете Ярославского университета работала комиссия, которая знакомилась с личными делами студентов, с каждым проводила собеседование. Из-за «политической неграмотности» и академической неуспеваемости были отчислены 19,3 % студентов. 5-й курс был сохранен в полном составе37.
Два года неопределенности, слухов и ожидания дальнейшей судьбы мешали нормальному учебному процессу, постоянно внося в него излишнюю нервозность. Несмотря на крайне напряженную обстановку и многочисленные трудности, связанные со скорым закрытием университета, удалось полностью выполнить учебный план и провести государственные экзамены. В 1924 г. студенты-медики сдавали 14 выпускных экзаменов: по общей хирургии, патологической анатомии, гигиене с эпидемиологией и эпизоотией, социальной гигиене, судебной медицине, терапевтической клинике, хирургической клинике, акушерству, гинекологии, глазным болезням,
кожным и венерическим болезням, нервным болезням, психиатрии, детским болезням. К экзаменам были допущены 88 студентов. Все они 15 сентября получили звание лекаря. Факультет окончили 17 % из тех, что пришли на 1-й курс в 1919 г. 693 студента 1-4 курсов были переведены в другие медицинские вузы.
Пять лет деятельности медицинского факультета Ярославского университета, постоянно преодолевавшего всевозможные трудности и доказывавшего право на существование, не прошли бесследно. Большинство его выпускников пришли работать в лечебные учреждения Ярославской губернии. Некоторые преподаватели и студенты через 20 лет стали сотрудниками Ярославского медицинского института, открытого в годы Великой Отечественной войны. Их стараниями началась вторая жизнь высшей медицинской школы в Ярославле.
Примечания
1 Государственный архив Ярославской области (ГАЯО). Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 26.
Л. 2.
2 ГА РФ. Ф. 2306. Оп. 18. Д. 150. Л. 8.
3 Сборник Ярославского государственного университета. Вып. 1. 1918-1919 гг. Ярославль, 1920. С. 342.
4 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 26. Л. 3-6, 7-9, 18.
5 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 22. Л. 118.
6 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 19. Л. 18.
7 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 22. Л. 125.
8 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 23. Л. 11 об.
9 Зубов О.И. Медицина как наука, как творчество и как дело милосердия // Сборник Ярославского государственного университета. Вып. 2. Ярославль, 1923. С. 56-57.
10 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 23. Л. 6.
11 ГА РФ. Ф. 2306. Оп. 18. Д. 150. Л. 76-77.
12 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 99. Л. 7.
13 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 156. Л. 75 об.
14 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 147. Л. 41-42.
15 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 155. Л. 40.
16 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 147. Л. 26.
17 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 51. Л. 34.
18 ГАЯО. Ф. Р-3398. Оп. 1. Д. 4. Л. 1, 4.
19 ГА РФ. Ф. 2306. Оп. 18. Д. 225. Л. 24 об.
20 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 23. Л. 45.
21 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 154. Л. 49.
22 Вишленкова Е.А., Малышева С.Ю., Сальникова А.А. Тегга ишуегвйаШв: Два века университетской культуры в Казани. Казань, 2005. С. 373.
23 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 179. Л. 11.
24 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 156. Л. 115, 159.
25 ГА РФ. Ф. А-1565. Оп. 7. Д. 78. Л. 153.
26 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 147. Л. 38.
27 ГАЯО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 156. Л. 47, 51.
28 Там же. Л. 165.
29 Бюллетень Народного Комиссариата здравоохранения РСФСР. 1924. № 2-3. С. 2.
30 Бюллетень Народного Комиссариата здравоохранения НКЗ РСФСР. 1924. № 8-9. С. 4.
31 ГА РФ. Ф. А-1565. Он. 7. Д. 72. Л. 16.
32 ГА РФ. Ф. А-1565. Он. 7. Д. 78. Л. 305.
33 ГАЯО. Ф. Р-51. Он. 1. Д. 180. Л. 3.
34 ГАРФ. Ф. А-482. Он. 14. Д. 101. Л. 17.
35 ГА РФ. Ф. А-1565. Он. 7 . Д. 157. Л. 418.
36 Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. 1924. № 68. Ст. 680.
37 Научная библиотека Ярославской государственной медицинской академии. Тихонович A.B. К истории высшего медицинского образования. Ярославль, 1956. Рукопись. С. 45-46.
М. В. Холина
ЛОМКА БОЛЬШЕВИКАМИ РИМ И ПРАВОСЛАВНЫХ ТРАДИЦИЙ В КРАСНОЯРСКОМ КРАЕ (1920 - 1930-е гг.)
До 1917 г. города Енисейской губернии (ныне Красноярского края) Ачинск, Енисейск, Канск, Красноярск, Минусинск были много конфессиональны: в них проживали старообрядцы, католики, лютеране, иудеи, мусульмане. Большинство жителей (более 90 %) были православными. В 1916 г. в Енисейской губернии действовало 310 православных приходов1.
Сразу после захвата власти большевики приступили к ломке религиозной жизни и ее традиций. Так, уездные подотделы записей актов гражданского состояния разъясняли населению: «Только гражданский (советский) брак, зарегистрированный в отделе записей актов гражданского состояния (ЗАГС), порождает права и обязанности супругов. Брак, совершенный по религиозным обрядам и при содействии духовных лиц, не порождает никаких прав и обязанностей для лиц, в него вступивших, если он не зарегистрирован установленным порядком»2.
В 1920 г. по Енисейской губернии прокатилась первая волна официального изъятия церковных ценностей. Созданная в марте 1920 г. Енисейская губернская комиссия по делам музеев и охране памятников искусства и старины работала во всех уездных городах. Перед экспертами была поставлена задача изъятия любых предметов из любого «помещения культа». Опасаясь «утайки», она не стала дожидаться предоставления описей со стороны «служителей культа». Главная газета губернии - «Красноярский рабочий» - в рубрике «Государство и церковь» сообщала, что «верующие
