CC BY
28В разрастающейся теоретической дискуссии о медиатизации не так давно начался спор о предлогах и союзах: «медиатизация чего» (mediatization of) или «медиатизация в чем» (mediatization in) (Deacon, Stanyer, 2015; Ampuja, Koivisto, Valiverronen, 2014) или даже просто «медитатизация и» (mediatization and) - в случаях, когда объяснительная теория бессильно располагается рядом со своим предметом, который оказывается ей пока «не по зубам» - как, например, шведская исследовательница Миа Ловхейм перешла от «медиатизации религии» (mediatization of religion) (2011) к «медиатизации и религии» (mediatization and religion) (2014).
Своеобразной попыткой подвести предварительные итоги развития соблазнительного концепта стал сборник «Медиатизация коммуникации» (Mediatization of Communication) под редакцией норвежского исследователя Кнута Лундби (2014), в которой представлен ряд воззрений на теорию медиатизации и ее эвристическую ценность в исследованиях медиа и коммуникации. Книга получилось настолько контрастной, что ее трудно отнести к кол-
социологии массовых коммуникации факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова (г. Москва, Россия), [email protected]
ность взглядов авторов. Однако издатель и редактор-составитель не без оснований позиционируют ее в качестве учебника
и выпускают 21-м томом в серии Handbooks of Communication Science. Откликаясь на призыв научного сообщества «остановиться, оглянуться», они предприняли полезную для студентов попытку подведения предварительных итогов в исследованиях роли медиа и коммуникации в трансформации культуры и общества при помощи концепта медиатизации, чтобы трезво оценить длину пройденного пути и близость цели. А цель амбициозна: найти объяснительную, эвристически богатую теорию, которая бы адекватно объясняла происходящие процессы и тенденции.
Составителю удалось собрать под одной обложкой практически всех ведущих исследователей, кто так или иначе всерьез задумывался над медиатизацией и высказывался на эту тему во влиятельных международных академических журналах. Среди авторов учебника, в частности, Фридрих Кротц, Стиг Хьярвард, Ник Ко-улдри, Андреас Хепп, Уве Хасебринк, Йохан Форнас, Миа Ловхейм, Йоханна Су-мяла, Соня Ливингстоун, Питер Лунт и др. Во вступительной статье редактор сборника отмечает, что сегодня медиатизация -это многогранная концепция, связанная с трансформацией самого общества в условиях бурного развития медиа и коммуникационной инфраструктуры. «Все согласны, что медиатизация - это не самый удачный термин, но он стремительно распространился в академическом дискурсе за второе десятилетие третьего тысячелетия», - пишет Лундби (с. 3). Он выражает надежду, что объемная книга, состоящая из десяти разделов и 31 главы, которые занимают более 700 страниц, станет своего рода «навигационной картой» для студентов и будущих исследователей.
В первом разделе отмечается, что медиатизация является «метапроцессом», в значительной степени влияющим на события, происходящие в современном мире. Далее рассматривается история воз-
никновения и разработки термина «медиатизация», а также проявления медиатизации в различных сферах жизни - политике, власти, правовой системе, бизнесе, социальных институтах, культуре, науке, религии, образовании, спорте, изменении климата, социальной памяти. Редактор сожалеет о том, что в контексте медиатизации остались недоэкспониро-ванными гендерная и военная проблематика, а также другие важные социальные явления.
Редактор книги, по его собственному признанию, намеренно позволил каждому автору использовать свое определение медиатизации, рассматривать ее в тех смыслах, которые автор полагает верными, и работа по согласованию понятий и представлений о медиатизации, сведению их к консенсусу в рамках единого тома не проводилась. Поэтому, например, различие или возможное совпадение понятий «медиация» и «медиатизация» остается в дискуссионной плоскости. Редактор книги отмечает два аспекта этой дискуссии:
1) различение собственно характеристик опосредованности коммуникации как таковой и ее влияния на предметы, субъекты и собственно процессы коммуникации;
2) обсуждение того, какой из двух терминов лучше всего описывает возможные и реальные трансформационные последствия опосредованности коммуникации.
Отмечая, что исследования медиатизации проводятся главным образом в Северной Европе, Германии и Скандинавии, Лундби напоминает, что первым термин «медиатизация» (Mediatisierung) применил немецкий социолог Эрнест Мангейм в 1933 г., он использовал термин для описания социальных изменений под воздействием медиа. Однако серьезное обсуждение процессов медиатизации начинается в конце XX в. и стремительно разрастается в XXI в., и в нем уже участвуют исследователи со всего мира.
Дискуссии по поводу уместности термина «медиатизация» продолжаются. В работе «Медиа и современность» (The Media and Modernity, 1995) Джон Томпсон ввел термин «медиазация культуры» (Mediazation of Culture), чтобы обозначить «систематические культурные преобразования», начавшиеся с развитием технологии печати с конца XV в. (Thompson, 1995: 46). Разница между его «медиаза-цией» и тем, что современные исследователи понимают под «медиатизацией», незначительна.
Роджер Сильверстоун (2002: 761) подразумевал медиацию как «процесс трансформации». Поэтому его использование термина «медиация» также довольно близко к использованию «медиатизации» в рецензируемой книге. Сильверстоун в своем неприятии «медиатизации» оказал большое влияние на других британских исследователей, которые также выступали против термина, называя «медиатизацию» его «неуклюжим неологизмом», которого следует избегать, предпочитая «медиацию» (Livingstone, 2009: 6-7). Однако со временем многие из них его приняли. Соня Ливингстон, Питер Лунт и Ник Коулдри признали,что «медиатизация» как раз в силу того, что она стала неологизмом, позволяет определить себя более конкретно, чем многозначная «медиация» (Couldry, 2012: 134). Однако до сих пор некоторые немецкие социологи и антропологи, например Биргит Майер (2013), предпочитают связывать детерминированные медиасоциальные и медиакультурные преобразования стермином «медиация». В попытке примирить и совместить два терминологических подхода американский антрополог Азиф Ага (2011: 163) предложил считать медиатизацию частным случаем медиации.
Авторы глав в учебнике обращают внимание на технологические аспекты медиатизации. Они напоминают довольно
тривиальный тезис о том, что конкретная медийная инфраструктура (технические средства и каналы) влияет на результат коммуникации, поскольку она форматирует контент. Например, радио устанавливает иные требования к контенту, нежели телевидение, пресса излагает информацию иначе, чем онлайн-ресурсы. Однако, как настаивает Лундби, «ядром медиатизации являются социальные и культурные преобразования, а не технические средства как таковые» (с. 8), поэтому любое техническое детерминированное определение медиатизации он считает неприемлемым. Называя медиатизацию влиятельным процессом, захватывающим все общество, автор считает необходимым выяснить взаимоотношения и взаимосвязи медиатизации с другими подобными процессами - глобализацией, коммерциализацией и индивидуализацией.
Рассматривая медиатизацию преимущественно в социологической перспективе, Лундби настаивает на принципиальной междисциплинарности дальнейших исследований, использований подходов и методов гуманитарных и социальных наук. В частности, он отмечает социально-конструктивистский подход Ника Колду-ри и Андреаса Хеппа, которые развили идеи Питера Бергера и Томаса Лукмана (1967), а также институциональный подход Стига Хьярварда (2013, 2014), опирающегося на работы Энтони Гидденса и изучающего изменения институциональных логик под воздействием медиатизации. Кроме того, есть сторонники технологически-детерминистского подхода, которые вслед за Маршаллом Маклюэном (1964) обращают особое внимание на медиум (канал, посредник), связывают медиатизацию с конкретными характеристиками новых коммуникационных технологий. В частности, Нильс Оле Финнеманн (2011) полагает, что цифровые СМИ создают
принципиально новую медийную «матрицу». В учебнике также представлены попытки описать медиатизацию в феноменологической, семиотической, антропологической и нормативно-этической перспективе.
Авторы глав книги признают, что исследования медиатизации пока находятся в состоянии теоретического обоснования, и поэтому инструмент для эмпирических исследований еще не готов. Поскольку многие согласны с тем, что движущей силой медиатизации является «медиалогика», изучение ее проникновения в социум и воздействия на социальный порядок представляется наиболее актуальным.
В теоретическом плане развивается критический анализ взаимосвязи между изменениями среды коммуникаций, с одной стороны, и изменениями культуры и общества - с другой. При этом подчеркиваются три важные характеристики медиатизации: 1) она является долгосрочным процессом; 2) подразумевает трансформацию практик и институтов и 3) эти преобразования происходят связанным образом как в социальном контексте, так и в самих медиа.
В области возможных прикладных исследований медиатизации авторы учебника полагают плодотворным изучение процессов на разных уровнях анализа - от обыденной жизни и повседневных практик до структурных изменений глобального порядка. Они отмечают, что в исследованиях медиатизации могут быть применены различные методологии и конкретные методы из гуманитарных и социальных наук. В частности, Мирча Ма-диану из Лондонского университета предприняла попытку анализа миграции как медитизированного явления, применив этнографические методы для изучения использования новых коммуникационных технологий филиппинскими мигрантами
в контактах с семьями на родине. Мадиа-ну эмпирически подтвердила, что возможность таких контактов существенным образом изменила повседневные практики мигрантов (с. 323-348).
«Легче обсуждать медиатизацию вообще, чем ее операционализировать до рабочих методик реальных эмпирических исследований», - признает Лундби (с. 21). По его мнению, наибольших успехов в эмпирике достигли те, кто изучает влияние медиалогики на процессы производства, распространения и потребления информации в различных социальных институтах. В частности, хорошим примером подобного проекта является исследование медиатизации органов власти, проведенное Ойвиндом Ихленом и Йозефом Пал-ласом (с. 405-422). Авторы описали влияние адаптации к медиалогике на перераспределение ресурсов и ответственности внутри бюрократических организаций.
Среди ученых, занимающихся проблемами медиатизации, наиболее популярны социально-конструктивистские или символико-интеракционистские теории, а акцент делается, соответственно, или на социальном конструировании реальности, или на символических процессах. В заключительной главе учебника Соня Ливингстон и Питер Лунт оценивают медиатизацию как новую парадигму для исследований в средствах массовой информации и коммуникации. Они считают, что сегодня эта концепция заслуженно заняла свое место в более широкой концептуальной области исследований (с. 703-724).
Касаясь нормативной стороны дела, Лундби подчеркивает: «Хотя медиатизация не является нормативной концепцией, может существовать целый ряд нормативных вопросов, связанных с процессами медиатизации» (с. 32). Он в первую очередь ставит два вопроса: 1) о моральных и этических последствиях медиати-
зации и 2) о том, в лучшую или худшую сторону она меняет жизнь людей.
В целом же объемный том «Медиатизация коммуникации» под редакцией Кнута Лундби представляет собой не учебник в классическом смысле, дидактически закрепивший солидарное мнение экспертов в устоявшейся научной области, а скорее, пестрый и неровный по плотности и проработанности текстов сборник, адекватно отражающий поле согласия и дис-
куссионные узлы динамически развивающейся научной области (что, на наш взгляд, является его преимуществом). Донести до студентов атмосферу живых дискуссий о становлении нового языка описания реальности и, возможно, даже парадигмального сдвига в области ме-диаисследований - задаче не менее важная, чем выпускать в свет канонизированный учебник пятнадцатым изданием, слегка исправленным и дополненным...
Библиография
Agha A. (2011) Meet Mediatization. Editorial. Language & Communication 31 (3): 163-170.
Altheide D. (2013) Media Logic, Social Control, and Fear. Communication Theory 23 (3): 223-238. DOI: 10.1111/comt.12017}
Ampuja M., Koivisto J., Väliverronen E. (2014) Strong and Weak Forms of Mediatization Theory. A Critical Review. Nordicom Review 35 Special Issue, pp. 111-123.
Berger P. and Luckmann T. (1967) The Social Construction of Reality: A Treatise in the Sociology of Knowledge. London: Penguin.
Couldry N. (2012) Media Society World: Social Theory and Digital Media Practice. Cambridge: Polity.
Deacon D., Stanyer J. (2015) 'Mediatization and' or 'Mediatization of'? A Response to Hepp et al. Media, Culture & Society 37 (4): 655-657. DOI: 10.1177/0163443715580761
Finnemann N. (2011) Mediatization Theory and Digital Media. Communications. The European Journal of Communication Research 36 (1): 67-89. DOI: 10.1515/comm.2011.004
Hjarvard S. (2014) From Mediation to Mediatization: The Institutionalization of New Media. In: Hepp A., Krotz F. (eds.) Mediatized Worlds: Culture and Society in a Media Age. Basingtoke: Palgrave, pp. 123-139.
Hjarvard S. (2013) The Mediatization of Culture and Society. London: Routledge.
Livingstone S. (2009) On the Mediation of Everything: Ica Presidential Address 2008. Journal of Communication 59 (1): 1-18. DOI: 10.1111/j.1460-2466.2008.01401.x
Lövheim M. (2011) Mediatisation of Religion: A Critical Appraisal, Culture and Religion, vol. 12, no. 2, pp. 153-166.
Lövheim M. (2014) Mediatization and Religion. In: Lundby K. (ed.) Mediatization of Communication. Handbooks of Communication Science 21. Berlin; Boston: De Gruyter Mounton, pp. 547-571.
McLuhan M. (1964) Understanding Media: The Extensions of Man. New York: McGraw Hill.
Meyer B. (2013) Material Mediations and Religious Practices of World-making. In: Lundby K. (ed.) Religion Across Media. From Early Antiquity to Late Modernity. New York: Peter Lang, pp. 1-19.
Silverstone R. (2002) Complicity and Collision in the Mediation of Everyday Life. New Literary History 33 (4): 745-764.
Thompson J. (1995) The Media and Modernity: A Social Theory of the Media. Cambridge: Polity.
