CC BY
418
УДК 94(47).033+94(470)
Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2013. Вып. 3
Ю. Ф. Игина
МЕЧ ПСКОВСКОГО КНЯЗЯ ДОВМОНТА-ТИМОФЕЯ: ЛЕГЕНДА, РЕЛИКВИЯ, РЕПЛИКА
С именем Довмонта (лит. Daumantas) [1, с. 238]1, псковского князя литовского происхождения, в исторической традиции связывают обретение Псковом фактической независимости от Великого Новгорода. Сведения об этой личности содержатся в литовских, псковских и общерусских источниках, при этом основной признается [2, с. 4] псковская «Повесть о Довмонте» [3, с. 351], наиболее раннюю редакцию которой В. И. Охотникова относит ко второй четверти XIV в., наиболее позднюю — к XVII в. [4]. Убегая от княжеских междоусобиц в литовских землях, Довмонт появился в Пскове в 1265 г. Там он принял крещение, был наречен именем Тимофей, и стал в 1266 г. князем, правя Пковом тридцать три года. За время своего правления Довмонт совершил несколько удачных походов против литовцев и Ливонского ордена, в том числе участвовал вместе с другими князьями Северо-Восточной и Северо-Западной Руси в знаменитой Раковорской битве в 1268 г. После смерти псковского князя в 1299 г. его тело было погребено в церкви Святой Троицы в Пскове.
В XIV в., не позднее второй четверти, благодаря усилиям супруги князя, княгини Марии Димитриевны, и клира Троицкого собора в Пскове установилось почитание Довмонта [5]. При этом канонизирован он, как полагали Е. Е. Голубинский и А. С Хорошев [6, с. 71; 7, с. 155], не был. Наряду с почитаемым тогда святым-князем Всеволодом-Гавриилом (ум. 1138 г.)2 Довмонт стал считаться патроном Пскова (который был тогда фактически независимой от Новгорода вечевой республикой), защитником города от военной угрозы внешних врагов. Патронат Довмонта и его сопатрона Всеволода над городом и его суверенитетом зафиксирован в молитвенных обращениях к ним псковичей в псковских летописях (созданных при церкви Святой Троицы), в статьях за 1323, 1341, 1343, 1407, 1463, 1480 гг. [8, с. 16, 19, 11, 29, 64-65, 78].
До XVI в. культ Довмонта не отличался активностью и на протяжении всей истории оставался специфически псковским. Так, если светское сказание о Довмонте появляется в XIV в. (Псковская первая летопись), то его церковная редакция (Псковская вторая летопись) — только в конце XV в. [3, с. 517]. Обязательное для святого «правильное» житие отсутствует у этого князя вплоть до конца XVI в. До 30-х годов XVI в. источники молчат и о чудесах — непременном атрибуте святости, у раки псковского князя в Троицком соборе [9, с. 417-422; 3, с. 542, примеч. 58]. Довмонт не был канонизирован на Макарьевских соборах 1547 и 1549 гг. [10, с. 188-190; 11, с. 433], поэтому официальный псковский агиограф Василий-Варлаам не упомянул его имени в перечне псковских святых ни в одном из написанных им житий [3, с. 542]. Не известны
Игина Юлия Федоровна — канд. ист. наук, Санкт-Петербургский государственный университет; e-mail: iginayulia@hotmail.com
© Ю. Ф Игина, 2013
1 Имя этого князя писалось в источниках по-разному: Довмонт, Домонт, Довмон, Домант.
2 Канонизация Всеволода-Гавриила состоялась на Макарьевском соборе 1549 г.
историкам и заложенные в Х1У-ХУ вв. в честь Довмонта церкви, а также его изображения религиозного характера — одни из критериев, по которым судят о популярности того или иного святого.
Официальные «признаки святости» проявляются у Довмонта только в XVI — начале XVII в. Тогда создается житие князя (Распространенная редакция «Повести») и литургическая служба Довмонту [3, с. 480, 548-550]. В 1538 г. зафиксировано первое чудо у раки Довмонта в Троицком соборе, состоявшее в исцелении слепой женщины, молившейся у гробницы князя. О нем нам известно по Хронографической (после 1538 г.) и Распространенной (конец XVI — начало XVII в.) редакциям «Повести» [3, с. 456, 462, 494]. Второе чудо — исцеление слепого и сухорукого — дошло до нас только в Распространенной редакции «Повести» и не известно по другим источникам [3, с. 518; 4, с. 274]. По сообщению той же Распространенной редакции, мощи святого начинают благоухать, т. е. являть миру еще один признак святости князя [3, с. 518].
«Концепция святости» (термин Ю. Е. Арнаутовой) Довмонта окончательно складывается к XVII в. В Средней редакции «Повести» (XVI в.), а за ней и в последующих, Довмонт предстает святым-покровителем Пскова, который «вместе Святей Троицы со благоверным князем Гавриилом-Всеволодом предстоит, о граде своем Пскове моля-ся (здесь и ниже выделено мною. — Ю. И.)» [3, с. 479]. Тема заступничества Довмонта перед внешней угрозой получает развитие в Распространенной редакции в рассказе о видении кузнецу Дорофею во время осады Пскова Стефаном Баторием (1581 г.) Богородицы и семи русских святых, в их числе Довмонта, моливших ее о спасении города [3, с. 518-522]. Иконографическое воплощение это событие получило в XVII-XVIII вв. на иконах «Видение старца Дорофея» [12]. О почитании в XVII в. Довмонта и его со-патрона Всеволода как небесных покровителей и защитников псковичей от внешних врагов свидетельствует «Повесть о чудеси святых благоверных великих князей Всеволода и Довмонта, во святом крещении нареченных Гавриила и Тимофея псковских чудотворцев», которая рассказывает о двух осадах маньчжурами Албазинского острога в 1685 и 1686-1687 гг. и о чудесном явлении упомянутых святых защитникам крепости, в числе которых были псковичи [13].
Как и полагается святому, у Довмонта есть атрибут, по которому его обычно идентифицируют. Речь идет о благословенном мече, упоминание о котором впервые возникает во второй четверти XIV в. в «Повести о Довмонте» в редакции Псковской первой летописи. В рассказе о нашествии Ливонского ордена на Псков в 1269 г. говорится следующее: «Слышавъ же местеръ земля Ризския мужество князя Довмонта, ополъчився в силе тяжце без бога, прииде къ граду Пскову в кораблех и в лодиях и на конях, с пороки, хотя пленити домъ святыя троица, а князя Довмонта рукама яти, а мужей пскович мечи иссещи, а инех в работу ввести. Слышав же Довмонътъ, ополчающася люди без ума во множестве силы, без бога, и вниде в церковь святыя Троица и положивъ мечь свои пред олтаремъ господнимъ, пад, моляся много со слезами, сице глаголя... <молитва> Взем мечь игуменъ Сидор, и весь ереискии чинъ, препоясавше и мечем, благословив-ше и отпустиша. И Довмонтъ же во множестве ярости мужьства своего, не дождавъ полковъ новогородцких, с малою дружиною с мужи псковичи выехавъ, божиею помощию изби полки их, самого же местера раниша по лицу. Они же трупия своя многи оучаны накладше, везоша в землю свою, а останокъ их оустремишася на брегъ, месяца июния во 8 день, на память святого мученика Феодора Стратилата» [8, с. 3-4]. Другими словами, в тексте «Повести» приведен знаменитый эпизод благословления Довмонта игу-
меном Исидором на бой с немцами и датчанами в 1269 г., который завершился победой псковского князя над Великим магистром Ливонского ордена, Отто фон Лаутенбергом. Совершенный в церкви Святой Троицы обряд, исходя из текста «Повести», включал в себя возложение меча перед алтарем, молитву Довмонта и «опоясывание» князя мечом. По утверждению В. И. Охотниковой, сцена благословления мечом не встречается более ни в одном из древнерусских произведений и, таким образом, является отражением реального псковского обычая, в котором исследователь увидела отголоски рыцарских традиций близкой к Пскову Западной Европы [3, с. 536]. Так или иначе, но именно эта историческая легенда легла в основу почитания Довмонта в Пскове, сделав меч его неизменным атрибутом. Так, на псковских деньгах, чеканившихся с 1425 по 1510 гг. [14, с. 26; 15, с. 232-234, табл. I], а также псковских печатях 1469 г. [16] Довмонт изображен с мечом.
Есть гипотеза, что меч (подлинный или приписываемый князю) действительно существовал в Пскове в качестве реликвии с 60-х годов XV в. [17, с. 71]. Предположение основано на Воскресенской летописи, в которой сообщается о церемонии посажения на псковский престол московского наместника: в 1460 г. псковичи «посадиша» князя Юрия Васильевича, сына Василия II Темного, «на столе в святой Троице и даша меч в руце его князя Довманта» [18, с. 148]. Это событие обычно рассматривается историками как свидетельство того, что меч Довмонта использовался в Пскове в качестве государственной регалии вечевой республики, к чему я еще вернусь ниже. Изображение Довмонта с мечом встречается на миниатюре первого Остермановского тома Лицевого летописного свода (19, л. 69 об.; 20, с. 185), созданного московскими книжниками в третьей четверти XVI в. На ней показана упомянутая в «Повести» сцена благословления Довмонта игуменом Исидором и выступление на битву. По сообщению Распространенной редакции «Повести», меч-реликвия хранился в Троицком соборе Пскова у раки Довмонта: «бранное же его оружие положиша над гробом его на похвалу и утверждение граду Пскову» [2, с. 517; 21, с. 220; 22, с. 21]. Позднее, уже в XIX в., по утверждению И. Рождественского, меч Довмонта использовался в крестных ходах, установленных в Пскове в память о значимых исторических событиях и в честь местных святых. Среди них: весенний крестный ход Печерский в память освобождения Пскова от осады польского короля Стефана Батория (1561 г.) и осенний крестный ход из Псково-Пе-черского монастыря в память об избавлении Псковской губернии от наполеоновских войск (1813 г.) [23].
* * *
Легендарный меч князя Довмонта и сейчас соотносится в культурной традиции Пскова с реальным клинком. Речь идет об известном мече (инв. № ПГОИАХМЗ 1956/1)3, который хранится в Псковском музее-заповеднике вместе с другой псковской реликвией — так называемым мечом Всеволода. Оба клинка поступили в музей из Троицкого собора после революции 1917 г. [2, с. 175]. Подробные сведения о них
3 Так называемый меч Довмонта исследователи единодушно относят к XV типу (по классификации Э. Окшотта). Меч имеет клинок около 1 м длиной, удлиненно-треугольной формы, с ребром посередине. На обеих сторонах клинка, в верхней их части, вблизи перекрестия, имеется клеймо в виде бегущего волчка (так называемого пассаусского волчка), выполненное путем точечной инкрустации желтым металлом. Рукоять меча обложена деревом, обвита сдвоенной серебряной с позолотой проволокой. Перекрестие меча серебряное с позолотой, загнуто внутрь. Навершие серебряное с позолотой, дисковидное, украшено гравированным орнаментом, с гнездами для монет или камней посередине.
опубликовали в конце XIX — начале XX в. И. И. Толстой [14, с. 25-26] и Н. Ф. Окулич-Казарин [24, с. 16]. Последний подчеркивал, что установить время появления мечей в Троицком соборе не представляется возможным (рис. 1, 2).
Рис. 1. «Меч Довмонта». Псковский музей-заповедник. Фото И. Коровина
Рис. 2. «Меч Довмонта» и «меч Всеволода». Псковский музей-заповедник. Фото И. Коровина
Специалисты расходятся во мнениях относительно подлинности сохранившегося «меча Довмонта» и его датировки (тоже самое относится и к «мечу Всеволода»). Так, подлинным (т. е. относящимся к XIII в.) меч был признан М. Г. Рабиновичем [25, с. 83], а затем А. Н. Кирпичниковым [26, с. 23, 24, рис. 2, 3, табл. VI, 1, 2]. А. В. Арциховский осторожно полагал, что подлинный меч Довмонта до нас не дошел, а сохранившийся следует датировать XIV в. [27, с. 50]. С ним частично согласился А. С. Артемьев, по мнению которого, так называемый меч Довмонта появился среди государственных реликвий Пскова не раньше второй половины XIV в. и не позже 1460 г. [17, с. 73], вероятнее всего, в середине XV в. Сдержанная точка зрения на подлинность меча была высказана в XIX в. И. Толстым и Н. Кондаковым. Они сомневались, что после нескольких разрушений4 Троицкий Собор в Пскове смог сохранить меч Довмонта (как и меч Всеволода), и потому полагали, что в качестве утраченных реликвий в позднейшее время5 были подобраны подходящие мечи, как они писали, из «числа средневековых» [28, с. 175].
4 Первый собор, деревянный, был построен в X в. и простоял до первой половины XII в. Второй собор, каменный, был заложен в конце 1180-х — начале 1190-х годов и просуществовал до 1363 г. В 1365 г. на старом основании был заложен третий собор, разрушенный пожаром в 1609 г. Четвертый собор, законченный в 1699 г., дошел до наших дней.
5 Надо полагать, что под «позднейшим временем» авторы подразумевали время, наступившее после строительства четвертого собора, т. е. после 1699 г.
Радикальную позицию по вопросу атрибуции меча высказал английский специалист Тобиас Кэпвелл6, по мнению которого, меч представляет собой произведение XIX в. Однако он не занимался этим вопросом специально.
Наиболее аргументированными, с точки зрения оружиеведения, мне представляются доводы А. С. Артемьева о невозможности датировать дошедший до нас «меч До-вмонта» ранее чем серединой XV в. Тем более, что эти доводы подкрепляются отсутствием каких-либо упоминаний о существовании меча в письменных источниках до XV в. Однако атрибуция А. С. Артемьева тоже нуждается в уточнении. Так, она основана на убеждении археолога в том, что дошедший до нас «меч Довмонта» есть тот самый, который изображен на псковских монетах 1425-1510 гг. и печатях 1469 г. и упомянут в церемонии посажения на псковский престол Юрия Васильевича в 1460 г. В действительности для такого утверждения нет никаких оснований. Изображения меча на монетах и печатях, по признанию самого А. С. Артемьева, предельно просты и иконографически нестабильны, чтобы их можно было привлечь для атрибуции меча (рис. 3). Кроме того, совпадение рисунка меча на некоторых из них с формой дошедшего до нас меча может быть случайным [17, с. 73]. Упомянутые монеты и печати могут рассматриваться, на мой взгляд, только как иконографическое подтверждение устойчивости псковских представлений о мече как обязательном атрибуте святого Довмонта.
Что касается летописного упоминания меча в связи с прибытием в Псков московского наместника Юрия Васильевича, то на нем (поскольку он признается историками весомым аргументом) следует остановиться подробнее. Речь идет, как уже было сказано, о Воскресенской летописи, которая представляет собой общерусский летописный свод XVI в., отражающий интересы московских великих князей. Обратимся к тексту: «В лето 6968. Ходилъ князь велики къ Новугороду Великому миромъ, а съ нимъ сынове его князь Юрьи да князь Андрей блъшей; Новгородцы же въздаша князю великому честь велику и сыномъ его. А изъ Новагорода послалъ князь великы сына своего князя Юрiа въ Псковь, в неделю Сыропустную, понеже бо обидяху ихъ Немцы; пришедшу же князю Юрью, и прiаша его Пьсковичи съ великою честт, и посадиша его на столе в Святей Троици, и даша мечь въ руце его князя Даманта, и многие дары даша ему» [18, с. 148]. Итак, в летописи говорится о прибытии в 1460 г. Василия II Темного вместе со своими сыновьями Юрием и Андреем в Новгород, откуда Юрий был отправлен отцом в Псков на княжение. Церемония посажения на престол в Пскове, проходившая в церкви Святой Троицы, включала себя символическое вручение князю меча Довмонта и одаривание его «многие дары».
Находит ли эпизод с вручением меча князю Юрию подтверждение в псковских источниках, в которых, на мой взгляд, более оправданно искать сведения о псковских политических обычаях? Сравним приведенный выше текст с текстом Псковской первой
6 Мнение, высказанное в письме от 6 ноября 2013 г. автору статьи.
Рис. 3. Псковская монета, 1425-1510 гг.
летописи (XV в.) (Тихановский список): «В лето 6969. [...] И князь великии оуслыша, что князя Александра во Пскове нетъ, и посла во Псковъ сына своего князя Юрия съ бо-яры, и посадники псковъския и бояря сретоша его за рубежомъ, на Дубровие, с великою честию, и приеха во Пъсковъ в неделю сыропустную, месяца февраля въ 24 день, на память обретения честныя главы Иоанна Предотеча и Крестителя, а игумены и священники и дияконы сретоша его со кресты противу Старого Вознесения на Поли. И вниде князь Юрии Васильевичь во градъ Пъсковъ и в храмъ святыя Троица, священники же и певцы певше ему многа лета, и посадиша его на столе отца своего великого князя Василия Василиевича, и знаменася его честнымъ и животворящим крестомъ, а посадники псковъскии, и бояря, и весь Псковъ князя великаго сына, Юрия Василиевича, прияша его честно» [8, с. 58-60]. Как видим, в псковской летописи указывается, что церемония посажения на престол князя Юрия, проходившая в храме Святой Троицы, включала в себя литургическое и светское чествование князя, в котором меч не упоминается. Отмечу, что та же самая версия событий дана в Псковской второй летописи (Синодальный список) и в Псковской третьей летописи (Строевский список) [29, с. 50,51, 146-147]. Другими словами, единственное упоминание о мече и о церемонии вручения меча князю Юрию Васильевичу в 1460 г., которое встречается в общерусском летописном источнике XVI в., не подтверждается местными источниками, т. е. псковскими летописями. Подчеркну, что в них вообще не содержится каких бы то ни было сведений о мече Довмонта и его использовании в церемониальных целях. Кстати сказать, обычная формула, которую использовали псковские летописцы для описания церемонии инвеституры служилых князей в Пскове, выражена следующим образом: «псковичи же прияша его честно, и посадиша его на княжении» [8, с. 35, 43, 46, 50, 59]. Ее вариация звучит как: «псковичи прияша его с великою честию» [8, с. 61]. Позднее, в конце XV в., псковские летописцы используют более сложную формулу «и псковичи и священники выидоша противу его со кресты, и посадиша его на княжении, и даша ему всю княжю пошлину, и целова крестъ по псковскои пошлине и по их воли» [8, с. 73]. Никаких упоминаний о мече эти формулы не содержат, что довольно странно, если меч использовался в Пскове в качестве государственной регалии.
На мой взгляд, сообщение об использовании меча в церемониальных целях, которое единственный раз упоминается в связи с вокняжением Юрия (при этом в непсковском источнике более позднего времени), спекулятивно экстраполируется исследователями на всю историю Псковской вечевой республики вплоть до ликвидации ее независимости в 1510 г. В действительности никаких оснований утверждать, что вручение меча Довмонта князьям было псковским обычаем, у нас нет. Летописные источники подтверждают только бытование в Пскове представлений о мече как об атрибуте святого — представлений, в основе которых лежала историческая память о Довмонте как о славном и удачливом воине, многое сделавшем для независимости Пскова. Значимость этой исторической memoria псковичей хорошо понималась идеологами великокняжеской власти и была использована ими для обоснования легитимности власти московских князей в Пскове. Эпизод о вручении меча в Воскресенской летописи следует воспринимать не как историческое свидетельство, а как литературный прием промосковского книжника, знакомого с почитанием Довмонта в Пскове и отдававшего себе отчет в политическом значении этого почитания. Не учитывать же тенденциозность Воскресенской летописи, используя ее для атрибуции «меча Довмонта», можно с тем же успехом, что и атрибутировать великокняжеские регалии на основе возник-
шей на рубеже XV-XVI вв. легенды о Мономаховых дарах (зафиксированной в целом ряде произведений «Мономахова цикла»), утверждая, что они были получены от византийского императора.
Столь же неудачной нужно признать попытку идентифицировать меч Довмон-та на основе единственного имеющегося в распоряжении историков изобразительного памятника. Речь идет об упомянутой ранее миниатюре из Лицевого летописного свода XVI в. (рис. 4). В 40-х годах XX в. А. В. Арциховский «обнаружил», что изображенный на миниатюре меч не имеет ничего общего с сохранившимся «мечом Довмонта», при этом абсолютно совпадает с «мечом Всеволода» [27, с. 50; 2, с. 185]. С этим «открытием» согласился А. Р. Артемьев, для которого оно стало дополнительным аргументом в пользу того, что так называемые мечи Довмонта и Всеволода дошли до нас с XV в. Изображение «меча Всеволода» в качестве меча Довмонта на миниатюре А. С. Артемьев объяснял тем, что на протяжении истории мечи дважды менялись местами и, следовательно, «меняли» своих владельцев. Так, по мнению Рис. 4. Миниатюра Остермановского тома ученого, первая перемена произошла после Лицев°г° лет°писн°го Св°да [I9, л. 69 °б.] 1569 г. Это утверждение основано на упоминании меча Всеволода в псковских летописях в 1569 г. при посещении Пскова Иваном IV, который подивился «величествию» меча, лежащего на раке с мощами Гавриила в Троицом соборе [8, с. 116]. По заключению А. С. Артемьева, речь шла именно о том мече, который сейчас называется «мечом Всеволода», так как «меч Довмонта» «величественным не выглядит» [17, с. 73]. Вторая перемена, по словам А. С. Артемьева, «могла произойти в первой четверти XIX в., так как в Прибавлениях к VIII тому „Истории государства Российского", изданному в 1819 г., Н. М. Карамзин со слов З. Ходаковского писал, что латинскую надпись на перекрестии имел меч Довмонта» (т. е. тот, который сейчас считается мечом Всеволода)7. То, что в более поздних изданиях Н. М. Карамзин придерживался противоположного мнения означало, по мнению А. С. Артемьева, что мечи вновь «поменяли» тогда своих владельцев, «заняв известное теперь положение» [17, с. 73].
Высказанные А. В. Арциховским и А. С. Артемьевым соображения представляются надуманными. Миниатюры Лицевого летописного свода, созданного в XVI в. московскими книжниками в Александровской слободе по заказу Ивана Грозного, не могут быть привлечены для идентификации какого бы то ни было конкретного меча, так как
7 Так называемый меч Всеволода-Гавриила представляет собой двуручный меч, на перекрестии которого сделана готическая надпись: «Honorem meum nemini dabo» («Чести моей никому не отдам»).
Рис. 5. Миниатюра Остермановского тома Лицевого летописного Свода [19, л. 377 об.]
Рис. 6. Миниатюра Остермановского тома Лицевого летописного Свода [19, л. 462 об.]
носят, с художественной точки зрения, условный характер. Доказательством тому служат изображения мечей, идентичных «мечу Довмонта» с упомянутой выше миниатюры, на других миниатюрах того же самого первого Остермановского тома (рис. 5, 6). Подчеркну, что все изображения архитектуры, природы, людей, животных, костюмов, оружия и доспехов поданы в упомянутом памятнике в стилизованной, символической манере и мало различаются по историческим периодам повествования. Более важным, чем поиск совпадений существующих ныне музейных экспонатов с условными изображениями на миниатюрах, мне видится сам факт включения сцены благословления Довмонта мечом, без сомнения, взятой из «Повести о Довмонте», в крупнейший книжный памятник Московского государства, благодаря которому историческая memoria псковичей оказалась сначала включенной в историческую традицию московской великокняжеской власти и затем стала частью общерусской культурной памяти.
Все сказанное выше позволяет заключить, что мы не располагаем достоверными свидетельствами о существовании в Пскове меча Довмонта (как реальной реликвии, а не атрибута святого в представлении псковичей, а затем и московских книжников) вплоть до упомянутого сообщения из Распространенной редакции в конце XVI — начале XVII в., в котором говорится о присутствии меча в Троицком Соборе при раке с мощами Довмонта (при этом мы не знаем, как выглядел меч). Говоря об этом периоде как вероятном времени появления меча-реликвии в Пскове, нужно учесть один важный аспект, который, как кажется, никогда не обсуждался исследователями. Это вес клинка. Дело в том, что, по сообщению
Н. Ф. Окулича-Казарина [24, с. 89-90], а затем М. Г. Рабиновича [25, с. 83], дошедший до нас «меч Довмонта» весит около 2,5 кг. Эти данные приводятся и в официальном интервью и.о. директора Псковского музея-заповедника Ю. Киселева [30]. Если они соответствуют действительности (мне не представилась возможность это проверить), то нельзя говорить не только о принадлежности меча Довмонту, но и о его боевом предназначении, в котором отечественные археологи не сомневаются. Как известно, вес западноевропейского боевого одноручного меча (каковым является «меч Довмонта») варьируется в пределах 0,9-1,3 кг. Существенное, как в нашем случае, превышение веса рассматривается экспертами как аргумент в пользу признания такого меча небоевым (церемониальным) или же «новодельным», т. е. изготовленным во времена, когда рыцарские мечи уже вышли из употребления.
Рискну предположить, что сохранившийся «меч Довмонта» был изготовлен специально для культовых целей. Учитывая, что меч укорочен со стороны рукояти [24], а его гарда по отношению к рукояти непропорционально длинна (в сравнении с мечами типа XV), допустимо предположить, что он был смонтирован из какого-то парадного меча большего размера и с более длинной рукоятью. Необходимость такой монтировки объясняется псковской литературной традицией — меч должен был производить впечатление средневекового боевого меча, которым Довмонт успешно сражался против ливонцев и ранил Великого магистра. Изготовить такой меч могли в любой момент в XVI-XIX вв., используя более старый меч, и появление меча безусловно было связано с историческими условиями, которые требовали предъявления реальной реликвии. Теоретически этим условиям соответствуют осада Пскова в 1581 г. Стефаном Батори-ем и наполеоновское нашествие 1812 г. — события, зафиксированные в литургической memoria псковичей: установленных в Пскове крестных ходах, в которых, по сообщению И. Рождественского, использовались мечи-реликвии [23]. Выявление конкретной даты и обстоятельств появления в Пскове сохранившегося «меча Довмонта» требует
дальнейшего изучения с привлечением дополнительных источников.
* * *
«Меч Довмонта», потерявший культовое значение после революции 1917 г., долгое время был объектом исключительно научного интереса. Сравнительно недавно он вновь оказался в области рефлексии настоящего о прошлом, т. е. культурной памяти, к которой следует отнести усилия по «возрождению национальных святынь» и восстановлению практики почитания православных святых, предпринимаемые Русской православной церковью в рамках декларируемой ею миссии по распространению православной веры в России и воцерковлению россиян. К числу таких усилий относится и проект, реализованный в 2009-2011 гг. директором Международного культурного центра и Музея клинкового оружия в Санкт-Петербурге И. Коровиным совместно с археологом А. Н. Кирпич-никовым и Псковским музеем-заповедником при поддержке РПЦ. Речь идет о создании реплики «меча Довмонта» (рис. 7), освященной и переданной затем на «вечное хранение» в Троицкий Собор летом 2011 г., где она, правда, так и не обрела пока своего места [31-33]. По замыслу авторов, реплика в конце концов должна быть
Рис. 7. Реплика «меча Довмонта», Троицкий собор в Пскове. Фото А. Хованова
помещена возле раки с мощами Довмонта, с тем чтобы утраченная в советское время традиция была вновь восстановлена. О серьезности религиозно-просветительских намерений авторов проекта свидетельствует обращение с репликой как с подлинным предметом — ее освятили в Иерусалиме, на Кипре и в Пскове, а «24 июля после торжественного молебна на Вечевой площади из рук А. Кирпичникова принял митрополит Евсевий» [32].
Передпринятое авторами обращение к истории с легендарным мечом Довмонта является попыткой создания современностью культурной памяти о прошлом. Показательна в этом смысле выдвинутая А. Кирпичниковым новая версия происхождения меча, несколько неожиданная в свете предшествующей исторической традиции. Так, меч якобы не только был изготовлен в Западной Европе, но и первоначально принадлежал рыцарю-крестоносцу (Великому «мейстеру» Ливонского ордена), у которого был затем отобран Довмонтом в поединке [31]. Очевидно, что эта идея навеяна эпизодом из «Повести», в котором рассказывается о поединке Довмонта с магистром, в результате которого последний был ранен Довмонтом в лицо. Версия заключает в себе новый смысл, который не только не отражен в предшествующей литературной традиции о Довмонте, но и противоречит ей. Никакие источники не упоминают о присвоении меча магистра, кроме того, сцена благословления меча Довмонта хронологически предшествует поединку князя с магистром, а значит, благословенным псковичами считался меч, который уже был у Довмонта перед поединком.
Почему для авторов проекта важна не только неоспоримая для них (и научно не подтверждаемая) подлинность «меча Довмонта», но и его «западная биография» — вопрос, который заслуживает отдельного исследования в рамках проблемы современной культурной памяти. Однако причина мифотворчества, с которым мы здесь сталкиваемся, безусловно заключается в отсутствии реальной исторической и культурной преемственности, свойственной современной России, и в специфическом отношении у нас к культурной памяти вообще. В свое время советская власть просто перечеркнула все то прошлое, которое было до революции 1917 г., нивелировав ценности, которые это прошлое манифестировало. Тем самым традиция прервалась, и как минимум три поколения общества были воспитаны без актуальной связи с предшествующей историей. Поэтому сейчас идея исторической преемственности хотя и декларируется, на бессознательном уровне, как часть ментальности общества, пока еще не существует. Есть высказывания, есть «акции» вроде упомянутой выше, но нет ментального чувства партиципации, нет чувства непрерывности традиции, а только — восстановление или — как в нашем случае — создание ее заново.
Источники и литература
1. Андреев А. Р. Князь Довмонт Псковский. М.: Межрегиональный центр отраслевой информатики Госатомнадзора России, 1998. 259 с.
2. Охотникова В. И. Повесть о Довмонте. (Исследования и тексты). Л.: Наука, 1985. 232 с.
3. Охотникова В. И. Псковская агиография XIУ-XУII вв. Исследования и тексты. СПб.: Дмитрий Буланин, 2007. Т. 1. Жития князей Всеволода-Гавриила и Тимофея Довмонта. 576 с.
4. Охотникова В. И. Повесть о псковском князе Довмонте (К вопросу об источниках и авторе Распространенной редакции) // Труды отдела древнерусской литературы. Т. 33. Л., 1979. С. 261-278.
5. Кузьмин А. В. Довмонт (Почитание) // Православная энциклопедия. Т. XV. М.: «Православная энциклопедия», 2007. С. 519-527.
6. Голубинский Е. Е. История канонизации святых в Русской Церкви. М.: Имп. Общество истории и древностей российских при Моск. ун-те, 1903. 606 с.
7. Хорошев А. С. Политическая история русской канонизации (XI-XVI вв.). М.: МГУ, 1986. 211 с.
8. Псковские летописи (ПСРЛ. Т. 5, вып. 1.). М.: Языки славянской культуры, 2003. 256 с.
9. Серебрянский Н. И. О церковном чествовании св. благоверного князя Довмонта-Тимофея // Псковские епархиальные ведомости. 1905. № 18. С. 417-422.
10. Голубинский Е. Е. Макариевские Соборы 1547 и 1549 годов. Пространство времени от Собора 1549 года до учреждения Святейшего Синода // Богословский вестник. М.: Московская духовная академия, 1894. Т. 3, № 8. С. 181-242.
11. Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви. Т. 1. М.: Терра, 1993. 685 с.
12. Преображенский А. С. Довмонт (Иконография) // Православная энциклопедия. Т. XV. М.: «Православная энциклопедия», 2007. C. 519-527.
13. Артемьев А. Р. Явление албазинским казакам Псковских святых // Вестник Дальневост. отделения АН СССР. 1990. № 6 (39). С. 106-110.
14. Толстой И. И. Псковская допетровская нумизматика. Вып. II. Монеты псковские. СПб.: Ти-погр. имп. Академии наук, 1886. 151 с.
15. Мельникова А. С. Псковские монеты XV в. // Нумизматика и эпиграфика. Вып. IV. М.: Ин-т. археологии Академии наук СССР, 1963. С. 226-238.
16. Янин В. Л. Вислые печати Пскова // Советская археология. 1960. № 3. С. 237-261.
17. Артемьев А. Р. О мечах-реликвиях, ошибочно приписываемых псковским князьям Всеволоду-Гавриилу и Довмонту-Тимофею // Российская археология. 1992. № 2. С. 66-74.
18. Продолжение летописи по Воскресенскому списку (ПСРЛ. Т. VIII) М.: Языки русской культуры, 2001. 312 с.
19. Архив Библиотеки Академии наук (БАН). 31.7.30.-1.
20. Охотникова В. И. Сказание о Довмонте (текст, перевод, комментарии) // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 6. СПб.: Наука, 1999. С. 56-63, 520-523.
21. Древнерусские княжеские жития / сост. В. В. Кусков. М.: Кругъ, 2001. 397 с.
22. Князев А. С. Историко-статистическое описание Псковского кафедрального Троицкого собора. М.: Типогр. Каткова и К, 1858. 82 с.
23. Рождественский И. О важнейших крестных ходах города Пскова // Псковские епархиальные ведомости. 1896. № 23-24.
24. Окулич-Казарин Н. Ф. Спутник по древнему Пскову. (Любителям родной старины). Псков: Типогр. Псковск. губерн. земства, 1913. 332 с.
25. Рабинович М. Г. Из истории русского оружия IX-XV вв. // Труды института этнографии. Новая сер. Т. 1. М.; Л.: Академия наук СССР, 1947. С. 65-97.
26. Кирпичников А. Н. Военное дело на Руси в XIII-XV вв. Л.: Наука, 1976.
27. Арциховский А. В. Древнерусские миниатюры как исторический источник. М.: Изд-во МГУ, 1944. 215 с.
28. Толстой И., Кондаков Н. Русские древности в памятниках искусства. Вып. 6. Памятники Владимира, Новгорода и Пскова. СПб.: Типогр. А. Бенке, 1899. 186 с.
29. Псковские летописи. (ПСРЛ. Т. 5, вып. 2). М.: Языки славянской культуры, 2000. 368 с.
30. Сегодня меч князя Довмонта вернулся в экспозицию Псковского музея-заповедника. Интервью с и.о. директора Псковского музея-заповедника Юрием Киселевым. URL: CULTURE.PSKOV. RU: Наследие Земли Псковской. Культура и история Пскова и Псковской области. 2008; http://www.culture. pskov.ru/ru/news/event/3405 (дата обращения: 17.02.2013).
31. Меч святого Тимофея Псковского: расследование в жанре средневекового фэнтэзи. URL: NEWS.MAIL.RU: Новостной интернет-портал. 1999; http://news.mail.ru/video/4772255/ (дата обращения: 11.12.2012).
32. Сообщение «Весной 2011 г. в Псков вернется реплика меча князя Довмонта». URL: PLN-PSKOV.RU: Псковская лента новостей. 2000; http://www.pln-pskov.ru/culture/84319.html (дата обращения: 13.11.2010).
33. Анатолий Кирпичников переживает, что реплика меча Довмонта до сих пор не предъявлена верующим. URL: PSKOV-PALOMNIK.RU: Епархиальный паломнический центр «Вертоград». 2009; http://pskov-palomnik.ru/index.php?com=pages&page=432 (дата обращения: 07.03.2013).
Статья поступила в редакцию 1 марта 2013 г.
