CC BY
15РЕФЕРАТЫ
Нидам Дж.
МАТЕМАТИКА И НАУКА В КИТАЕ И НА ЗАПАДЕ
Ref. ad op.: NEEDHAM J. Mathematics and science in China and the West // Sociology of science. - Harmondsworth,
1972. - P. 21-44.
Автор, известный английский историк и социолог науки, которому принадлежит фундаментальная работа «Наука и цивилизация в Китае»1 и целый ряд статей2, исследует вопрос: почему родиной современной науки явилась европейская культура? Почему, например, в китайской цивилизации, Богатой и искусными ремесленниками, и тонкими мыслителями, и математическими достижениями, все же не возникло ничего похожего на современную науку, экспериментально-математическое естествознание?
В реферируемой статье, появившейся впервые в 1956 г.3, Дж. Нидам в компактной форме излагает свой взгляд на отношение математики к естествознанию в двух различных культурах -аграрном бюрократическом Китае и торгово-капиталистической Европе эпохи Ренессанса. При этом автор пытается ответить на вопрос: почему математика соединилась с экспериментом лишь в Европе? Пытаясь разрешить этот вопрос, Нидам стремится избежать односторонности таких исследователей, как А. Койре и Э. Кассирер, сводящих генезис науки к чисто теоретической пре-
1 Needham J. Science and civilisation in China. - Cambridge, 1954-1974. -Vol. 1-5.
2 См., например, русский перевод одной из них: Нидам Дж. Общество и наука на Востоке и на Западе // Наука о науке. - М., 1966. - С. 149-177.
3 Needham J. Mathematics and science in China and the West // Science &. soc. - N.Y., 1956. - Vol. 20, N 4. - P. 320-343
емственности в развитии знания. Не отвергая мысли об относительной самостоятельности развития научных идей, Нидам главную причину видит в специфике социально-экономических условий Европы эпохи становления капитализма.
Касаясь процесса соединения математики с экспериментальным изучением природы, который получил свое классическое выражение в галилеевском методе, автор критикует плоскоретроспективный подход к развитию математики. Ни одну математическую работу послеренессанского времени, пишет он, вообще нельзя по интеллектуальному богатству и мощи сравнивать с работами доренессанекого периода1.
С точки зрения Нидама, нецелесообразно пытаться определить вклад древнего и средневекового Китая в развитие современной математики. Древняя китайская математика сравнима с математикой вавилонян, египтян, индусов, арабов, греков, а также с достижениями средневековой европейской ветви этой науки. И все они глубоко отличны от европейской математики Нового времени, отражающей не «бытие», а «становление»2.
Китайские ученые, отмечает Нидам, интересовались конкретными задачами, имеющими непосредственное практическое применение, не устремляясь в области абстрактного интеллекта. Землемерные работы, сооружение дамб и каналов, взимание налогов, работа над календарем - вот та почва, на которой произросло древо китайской математики. Не следует, однако, думать, что ее не интересовала истина как таковая. Просто эта истина не носила абстрактно-систематического характера, как, скажем, у древних греков. Наиболее развитой отраслью математики в Китае была алгебра.
Когда исследователи, продолжает автор, говорят о становлении современной науки как о результате синтеза математики с естествознанием, получившем классическое выражение в методе Галилея, они должны уточнять: не вообще математики, а математики, построенной по образцу логической дедуктивной геометрии греков.
С появлением работ Галилея органическое восприятие мира как законченного и иерархически упорядоченного целого было окончательно разрушено. Свойственные как европейскому, так и китайскому Средневековью конкретно-чувственные пространст-
1 Needham J. Mathematics and science in China and the West // Sociology of science. - Harmondsworth, 1972. - P. 21.
2 Ibid. - P. 29.
венно-временные представления уступили место абстрактно-геометрическому пониманию пространства, времени и движения. Говоря о фундаментальности замены органически целостного «Космоса» Средневековья унифицированным пространственным и временным континуумом галилеевской физики, Нидам пишет, что средневековое восприятие материального мира было чрезвычайно устойчивым. Органическое единство материального предмета с присущими ему свойствами - формой, весом, цветом и движением - на протяжении веков казалось абсолютно очевидным. И «провозгласить, что деревянный шар и планета неизвестного субстрата имеют больше общего, чем движение и цвет этого шара, - считал Нидам, - мог лишь ум высочайшей оригинальности»1.
Дж. Нидам отмечает, что об истоках понимания природы как великой книги, написанной математическим языком, ведется много споров. Так, А. Койре причину математизации естествознания сводит к пифагорейскому и платоновскому влиянию2. Возражая против этой точки зрения, Нидам пишет, что и практики-ремесленники, вряд ли знакомые с античными мыслителями, также проявляли всевозрастающий интерес к математике; галилеевский экспериментально-математический метод он рассматривает как союз практики ремесленников со схоластической теорией. Исследуя эти два компонента галилеевского метода, Нидам вслед за рядом историков и социологов науки, в частности Э. Цильзелем, показывает становление техники экспериментирования у искусных мастеров-ремесленников, инженеров-художников и архитекторов (Ф. Брунеллески, Б. Челлини, Н. Тарталья, Г. Агрикола, Р. Норман). Результаты своих исследований явлений природы они часто выражали в количественной форме, подготавливая эмпирические данные к «магическому прикосновению математической формулировки»3.
Одновременно стремление к экспериментальному изучению природы отмечено и в истории европейской схоластической философии. Работы Роберта Гроссетеста (1168-1253), не являвшегося экспериментатором в точном смысле этого слова, повлияли на экспериментальные изыскания Р. Бэкона, Т. Брэдвардина, П. Перегринуса,
1 Needham J. Mathematics and science in China and the West // Sociology of science. - Harmondsworth, 1972. - P. 31.
2 Коуre A. Galileo and Plato // J. of the history of ideas. - Lancaster (Pa); N.Y., 1943. - Vol. 4, N 4. - P. 400-428; Koyre A. From the closed world to the infinite Universe. - U.Y., 1958.
3 Ibid. - P. 27.
П. Витело и др. Эту нить Нидам протягивает к схоластам Падуанско-го университета, где между ХГУ и ХУГ вв. в диспутах родилась методологическая теория, во многих отношениях близкая к методологии Галилея.
Анализ двух составляющих галилеевского метода приводит автора к выводу, что и в средневековом Китае имели место их аналогии (неоконфуцианская спекулятивная мысль и тонкие методы техники экспериментирования). Однако там они не послужили основанием для возникновения науки.
Отсюда следует, что при изучении генезиса науки недостаточно ссылаться на интерес к природе, пробудившийся в эпоху Ренессанса, а также на метод эмпирической индукции, с помощью которой этот интерес проявлялся, - все это было и в китайской цивилизации соответствующего периода. Неубедительны и попытки объяснить все требованиями практики: в Китае практика столь же настоятельно требовала точных вычислений, как и в Европе.
С помощью этих аргументов Нидам подводит читателя к мысли, что в отличие от культуры аграрно-бюрократического Китая в культуре ренессанской Европы с ее духом нарождающегося капитализма были некие силы, толкавшие два разрозненных компонента науки к соединению (практическое знание, эмпирическое по своей сути, даже если оно и было выражено в количественных отношениях, и строгую математическую форму)1. Вопрос о природе этих сил, по мнению автора, частично может быть разрешен посредством детального анализа социальных изменений в Европе, создавших благоприятные условия для контактов схоластов с лучшими представителями ремесла. Однако в целом, заключает автор, эта проблема продолжает оставаться широким полем деятельности для исследователей генезиса науки.
Л.М. Косарева
1 Needham J. Mathematics and science in China and the West // Sociology of science. - Harmondsworth, 1972. - P. 28.
