CC BY
265
УДК 94(4) «13» +340.122
Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2014. Вып. 4
Б. И. Ключко
МАРСИЛИЙ ПАДУАНСКИЙ И ЕСТЕСТВЕННОЕ ПРАВО
Статья посвящена проблеме естественного права в трактате Марсилия Падуанского «Защитник мира» («Defensor pacis»). Предпринята попытка решить вопрос о целесообразности рассмотрения естественного права для анализа представлений Марсилия Падуанского. Для этого проанализировано понятие «естественного права» как в истории западноевропейской мысли в целом, так и конкретно в «Защитнике мира». В статье показана несостоятельность схемы непрерывного развития теории естественного права и обоснована необходимость индивидуального подхода к анализу каждого текста, посвященного естественному праву. Показано различие между естественным правом (ius naturale) и естественным законом (lex naturalis). В результате исследования трактата «Защитник мира» автор приходит к выводу, что представления Марсилия Падуанского невозможно связать с юридическим позитивизмом. Вместе с тем у Марсилия Падуанского отсутствует развернутая правовая теория, поэтому попытки включить его в средневековую юридическую или теологическую «традиции» также являются неоправданными. Библиогр. 17 назв.
Ключевые слова: Марсилий Падуанский, «Защитник мира», «Defensor pacis», естественное право, ius naturale, lex naturalis, юридический позитивизм.
B. I. Klyuchko
MARSILIUS OF PADUA AND IUS NATURALE
The article deals with the problem of ius naturale in the Defensor pacis ("The Defender of the Peace") treatise by Marsilius of Padua. The main problem is the expediency of considering the concept of ius naturale for analysis of Marsilius. The concept of ius naturale is analyzed in the history of Western thought, in general, and in the Defensor pacis treatise in particular. Groundlessness of the scheme of continuous development of ius naturale and difference between ius naturale (natural right) and lex naturalis (natural law) are shown in this article. The author substantiates the individual approach to each text about ius naturale. Consideration of Marsilius of Padua as the founder of legal positivism is inappropriate as well as his inclusion in the medieval legal or theological "tradition". Refs 17.
Keywords: Marsilius of Padua, "Defensor pacis", "The Defender of the Peace", natural law, ius naturale, lex naturalis, legal positivism.
Естественное право (ius naturale) — понятие, которое возникло в античности, развивалось в европейской средневековой мысли и сохранило свою актуальность для юридических теорий современности. Интерес к зарождению, эволюции и трансформации естественного права привел к тому, что труды Марсилия Падуанского стали восприниматься как важный этап, своеобразная веха этого процесса. Произошло это потому, что Марсилий в своем «Защитнике мира» анализирует понятие ius natural [1, p.268-269], но при этом не использует его для подтверждения своих доводов или опровержения чужих. Оставшись «нетронутым», концепт естественного права Марсилия оказался востребован исследователями XX в. Возник соблазн объявить Марсилия Падуанского предшественником или даже «отцом-основателем» юридического позитивизма1 [3, p.164-174; 4, p.99]. Критика этого утверждения до-
Ключко Борис Игоревич — аспирант, Санкт-Петербургский государственный университет, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9; boris-klyuchko@mail.ru
Klyuchko Boris I. — post graduate student, St. Petersburg State University, 7/9, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation; boris-klyuchko@mail.ru
1 Причину уникальности Марсилия видели в том, что он, не имея юридического образования, смог порвать с традициями римского или канонического права [2, р.283].
стигла своей кульминации в статье Эварта Льюиса с ироничным названием «"Позитивизм" Марсилия Падуанского» [5, p.541-582], в которой правовые идеи из «Защитника мира» вписывались в юридическую традицию XIII-XIV вв., т. е. отвергались их оригинальность и уникальность. В ходе последовавших дискуссий были подняты вопросы о субъективных правах в представлениях Марсилия Падуанского [6, p.3-17], об участии Марсилия в «францисканском диспуте» по вопросу собственности [7, p.23-44], о влиянии У Оккама [6, р.3-17]. Важность этих проблем неоспорима, попытки их решения привели к интересным результатам, однако возникает сомнение: почему Марсилий должен был рассуждать о естественном праве? Казалась ли идея естественного права абсолютно необходимой для рассуждения о власти и законе в первой половине XIV в.? Следует задаться вопросом, если в текстах Марсилия Падуанского естественное право занимает второстепенное положение, то какое значение имеет связанная с ним проблематика для анализа его работ?
В данной статье предпринята попытка ответить на этот вопрос, для чего необходимо рассмотреть эволюцию концепта «естественного права», проанализировать представления Марсилия Падуанского о законе, праве и, более конкретно, о естественном праве.
Появление идеи о существовании законов, общих для всех («естественных», присущих природе человека) обычно относят к Аристотелю [8, p. XXXIV-XXXV; 9, р.804-807]. Стоики связали естественный закон с разумом, при этом все человеческие законы являлись для них производными от этого единого и неизменного Закона [8, p.35]. Из эллинистических царств естественное право попало в Рим, ius naturae — это перевод термина стоиков «koivö; vö^oc;» [10, p.174]. Цицерон полагал, что природа накладывает определенные нормы на человека, которые выражены, в том числе, в созданных людьми законах [11, p.628; 12, p.1465]. Примерно в таком виде ius natural попало в Corpus iuris civilis. Тогда произошел первый «разлом»: римские правоведы не сошлись в том, можно ли считать естественное право общим для всего живого, или оно касается только человека [12, p.1465]. Комбинация всего вышеперечисленного с христианством произвела на свет христианскую концепцию естественного права [13, p.205], в которой выделились абсолютное ius naturale (существовавшее до грехопадения, не содержавшее собственности, рабства, человеческой власти) и относительное ius naturale (возникло после грехопадения) [8, p.XXXVII]. При этом естественное право воспринималось как созданное Богом, но не записанное (в отличие от «божественного права», данного человеку в Писании) [14, p. 12-13]. Средневековые юристы (как канонисты, так и цивилисты) продолжали анализировать естественное право подобным образом [15, p.6]. Фома Аквинский обобщил их изыскания в своей «Сумме теологии» [16, c.3-321], где создал иерархию законов — естественный закон очутился между божественным и человеческим. Он распространяется только на человека. Естественный закон понимался Фомой как правила, которые определяют категории правильного и неправильного [17, p.30]. Они содержатся в умах людей и направляют их так же, как и писаный закон. Писаный закон не может противоречить естественному [15, p.15]. Концепция Фомы Аквинского стала отправной точкой для последующих мыслителей [8, p.XXXVIII], однако к XVI-XVII вв. естественное право изменилось до неузнаваемости, а потом и вовсе стало «исчезать». Поэтому возникла необходимость искать корни юридического позитивизма, наиболее подходящим для этого кандидатом оказался Марсилий Падуанский.
Такова, в общих чертах, схема непрерывного развития теории естественного права2. В ней легко обнаружить серьезные недостатки: во-первых, термины ius naturale, lex naturalis, «естественное право» и «естественный закон», воспринимаются как всегда обозначающие одно понятие. С этим нельзя согласиться: ius в римском праве обозначал объективную справедливость, справедливое явление. Впоследствии появились еще два значения — отдельный закон, или группа законов (например, ius civile), и субъективная власть, или индивидуальное право — ius agendi [б, p.4-5]. Ius naturale, ius civile, ius gentium воспринимались «исходящими» из высшей «справедливости» (iustitia) [5, p.434-435]. В Corpus iuris civilis под словом «lex» (закон) понималась норма, принятая всем народом, в отличие от senatus consultum или императорской constitutio. Средневековые юристы использовали термин «lex», чтобы обозначить нормы, исходящие от власти, а не «снизу» («mos» — обычай). Именно поэтому Фома Аквинский рассуждал о «lex naturalis», а не о «ius naturale» [1б, c.43]. Средневековые авторы могли использовать традиционные термины, наполняя их собственным, уникальным значением. Следовательно, каждый текст необходимо рассматривать индивидуально.
Во-вторых, возникают сомнения по поводу непрерывности «традиции» естественного права. Согласно Эварту Льюису, средневековые юристы не пытались создать единой теории права, синтез осуществляли парижские теологи, однако их обобщения никогда не признавались абсолютно всеми [5, p.544]. Например, единая система права, созданная Фомой Аквинским, критиковалась Эгидием Римским, У. Оккамом, постглоссаторами, Ж. Жерсоном и Дж. Фортескью [5, p.554].
Таким образом, попытки создать непрерывную теорию естественного права наталкиваются на серьезные разрывы. Следует ли стараться обратить эти разрывы «в свою пользу»? Представляется, что поступать так означает ненужную спекуляцию. Намного продуктивней кажется анализ представлений Марсилия Падуанского о естественном праве по отношению к другим идеям и понятиям «Защитника мира».
Марсилий отверг существовавшие определения и классификации закона. Перечислив несколько дефиниций закона в «Защитнике мира» [1, p.48-49], он создал собственное определение: закон — это норма справедливости, за исполнение которой назначается поощрение, а за неисполнение — наказание3. То есть, согласно Марси-лию, закон должен обязательно обладать мерой и санкцией, а также обеспечивать эту санкцию4. Закон бывает двух видов: божественный (lex evangelica et Mosaica) и человеческий. Божественный закон исходит от Бога без посредничества человеческого ума и воли и касается вечной цели и будущего мира. Он выражен в ветхозаветных
2 Существовали попытки усложнить ее, например, пытаясь выделить волюнтаристскую и рационалистическую традиции естественного права [14, p.l].
3 «...de ipsius observacione datur preceptum coactivum per penam aut premium in presenti seculo distribuenda, sive secundum quod per modum talis precepti traditur; et hoc modo considerata proprissime lex vocatur et est» [1, p.50]. Могут существовать так называемые «разрешающие» законы, у которых нет санкции, однако их немного, поскольку действует принцип «что не запрещено — разрешено»: «Omne enim quod lege non est preceptum aut prohibitum , intelligitur legislatoris ordinacione permissum» [1, p.267].
4 «.Verum quia cognicio seu invencio vera iustorum et conferencium ac suorum oppositorum non est lex secundum ultimam significacionem et propriam, qua fit mensura humanorum actuum civilium, nisi dum de ipsius observacione preceptum coactivum datum fuerit, seu per modum talis precepti lata fuerit ab eo, cuius auctoritate trangressores arceri debent et possunt, propterea dicere convenit, cuius aut quorum sit auctoritas ferendi tale preceptum et ipsius trangressores arcendi» [1, p.63].
и евангельских заповедях, а санкциями за их неисполнение являются вечные муки ада после смерти [1, p.269]. Человеческий закон исходит от человека или сообщества людей и предназначен для земных целей. Наказание за нарушение закона также находится в этом мире. Закон должен исполняться и быть справедливым. Если закон не исполняется, он теряет смысл.5 Справедливость закона обеспечивается его разумностью — если нормы законодательства создают исходя из правильного представления о мире, то такие законы будут справедливыми. Если представления о мире неправильны, то и законы будут несправедливыми, как у варваров.6 Закон не имеет смысла, если нет механизма контроля за его исполнением, т. е. суда. Единственным судьей божественного закона является Иисус [1, p.240]. Для человеческого закона не существует единой судебной власти, это связано с различием географических условий, языков и обычаев [1, p.118]. Несмотря на то, что многие нормы божественного и человеческого законов повторяют друг друга и различаются только санкцией, человеческий суд не может вторгаться в пределы божественной юрисдикции [1, p.251].
В «Защитнике мира» понятие «закона» (lex) не является полностью тождественным понятию «права» (ius). В первом значении ius, действительно, совпадает с lex. И именно в этом значении можно говорить о ius natural [1, p.268]. Следовательно, можно заменить понятие «естественного права» на «естественный закон». «Естественный закон» — термин Фомы Аквинского [16, c.44]. Фома Аквинский считал, что естественный закон является причастностью разумной твари вечному закону [16, c.14]. Как уже было сказано выше, для Фомы естественный закон находится выше человеческого, но ниже божественного [16, c.17]. Mожно ли из этого сделать вывод, что Mарсилий позаимствовал чужой концепт, изменив лишь его название, а не содержание? Или, быть может, Mарсилий попытался создать новое понимание «естественного права», противопоставив его «традиционному»?
Во-первых, в самом тексте «Защитника мира» понятие «закон» вводится и рассматривается в первой части, в главах, где изучаются необходимые элементы человеческого общества [1, p.47]. «Право» появляется во второй части, в контексте вопросов, касающихся собственности, владения и евангельской бедности [1, p.269].
Во-вторых, Mарсилий избегает употреблять термин «lex naturalis» [6, p.13]. Для него намного важнее другое значение слова "ius" — «право» — как субъективное, индивидуальное право (например, право владения) [7, p.32].
В-третьих, в «Защитнике мира» термин «ius naturak» был употреблен лишь однажды как иллюстрация первого значения слова «ius».
В-четвертых, Mарсилий определяет ius naturale как часть человеческого права [1, p.268] и отвергает попытку выделения его в нечто самостоятельное7. В этом он ближе к средневековым правоведам, например Ацо, чем к Фоме Аквинскому [5, p.547]. Естественное право, таким образом, нечто такое, в чем все согласны, например почитание Бога, родителей, забота о детях, запрет наносить кому-либо обиду,
5 «...ociosa namque lex esset, nisi observaretur»[1, p.66].
6 «.false cogniciones iustorum et conferencium leges fiunt.sicut apparet in regionibus barbarorum» [1, p.50]. Это заключение было важнейшим для доказательства «позитивизма» Mарсилия, Эварт Льюис отверг состоятельность подобного аргумента [5, p.549].
7 «Sunt tamen quidam , qui ius naturale vocant recte racionis agibilium dictamen , quod sub iure divino collocant, propterea quod omne factum secundum legem divinam et secundum recte racionis consilium sim-pliciter est licitum; non tamen omne factum secundum leges humanas, quoniam in quibusdam a recta racione deficiunt. Verum naturale hic et supra equivoce dicitur» [1, p.268].
наказание за нарушение справедливости и т. д. Хотя эти нормы созданы людьми, их называют «естественными», поскольку считается, что они одинаковы повсеместно.8
Представления Марсилия Падуанского о «естественном праве» не тождественны «естественному закону» Фомы Аквинского, но и не противопоставлены ему. Марсилий не отрицает наличия объективной справедливости, которой люди могут достичь посредством своего разума и выразить в человеческом законе [11, p.632]. Такая справедливость выражает человеческую «разумность» (recta racione), а не божественный закон. То есть ни о каком позитивизме не может идти речи. Вместе с тем наличие этой естественной справедливости и разумности никак не влияет на концепцию Марсилия в целом, так как в центре «Защитника мира» находятся проблемы, совершенно не связанные с дискуссиями об объективности или позитивности права.
«Защитник мира» Марсилия Падуанского — это не юридический трактат, в нем нет развернутой правовой теории. Все рассуждения о законе и праве в этом труде — не цель, а средства, аргументы для доказательства главной идеи, заключающейся в том, что в земном мире нет места для церковной власти, а следовательно, и для духовной юрисдикции. Поистине революционным в «юридических» представлениях Марсилия является его отрицание необходимости канонического права, которую он считает системой олигархических законов.
Почему же несколько фраз о естественном праве из второй части «Защитника мира» показались исследователям такими важными, едва ли не этапными для европейской правовой мысли? Быть может, из-за скандальной (и вполне заслуженно) репутации этого текста, который веками включался в «Индекс запрещенных книг» и который столь долго осмеливались упоминать лишь для критики или проклятий [6, p.5]? Или, возможно, историки старались заставить Марсилия «сказать» то, чего он не говорил, чтобы создать стройные теории развития права?
Так или иначе, но многочисленные попытки анализа «Защитника мира» ради прояснения истории «естественного права» не привели к положительным результатам и вряд ли будут предприниматься вновь. С таким же успехом можно анализировать любой текст начала XIV в. и пытаться найти в нем следы «естественного права» или зарождающегося позитивизма. Однако вызывает опасения закрепившаяся привычка вписывать Марсилия Падуанского в юридическую или теологическую «традицию», поэтому рассуждения о «Защитнике мира» должны быть освобождены от подобных неоправданных предрассудков.
Источники и литература
1. Marsilius de Padua. Defensor pacis // Monumentis Germaniae Historicis, Fontes iuris germanici antique. Hannover: Hahnsche Buchhandlung, 1933. 639 p.
2. Ullmann W. Law and Politics in the Middle Ages. An Introduction to the Sources of Medieval Political Ideas (Sources of History). Cambridge: Cambridge University Press, 1976. 320 p.
3. Lagarde Georges de. La naissance de l'esprit laïque au dèclin du moyen age. Vol. II. Marsile de Padoue. Saint-Paul-Trois-Chateaux: éditions Béatrice, 1934. 335 p.
4. Scholz R. Marsilius von Padua und die Genesis des modernen Staatsbewusstseins // Historische Zeitschrift. Bd 156, Hft. 1 (1937). P. 88-103.
8 «...transumptive iura dicuntur naturalia , quoniam eodem modo creduntur apud omnes regiones licita et eorum opposita illicita, quemadmodum actus naturalium non habencium propositum conformiter apud omnes proveniunt» [1, p.268].
5. Lewis Ewart. The "Positivism" of Marsiglio of Padua // Speculum (a journal of medieval studies). 1963. Vol. XXXVIII, N. 4. P. 541-582.
6. Tierney B. Marsilius on Rights // Journal of the History of Ideas. 1991. Vol. 52, N. 1. P. 3-17.
7. Lee Alexander. Roman Law and Human Liberty: Marsilius of Padua on Property Rights // Journal of the History of Ideas. 2009. Vol. 70, N. 1. P. 23-44.
8. Barker Ernst. Translation introduction // Natural law and the Theory of Society 1500 to 1800 by Otto Gierke. With a Lecture on Natural Law and Humanity by Ernst Troeltsch; translated with an Introduction by Ernst Barker. Vol. I and II complete in this paperback edition. Boston (Mass): Beacon Press, Beacon Hill. 1950. P. IX-LXXXIII.
9. McGrade A. S. Aristotle's Place in the History of Natural Rights // The Review of Metaphysics. 1996. Vol. 49, N. 4, P. 803 -829.
10. Pagden Anthony. Human Rights, Natural Rights and Europe's Imperial Legacy // Political Theory. 2003. Vol. 31, N. 2, P. 171-199.
11. Nederman C. J. Nature, Justice, and Duty in the Defensor Pacis: Marsiglio of Padua's Ciceronian Impulse // Political Theory. 1990. Vol. 18, N. 4. P. 615-637.
12. Boureau Alain. Droit naturel et abstraction judiciaire: Hypothèses sur la nature du droit mèdièval // Annales. Histoire, Sciences Sociales, 57e Anneè. 2002. N. 6. P. 1463-1488.
13. Troeltsch Ernst. The Ideas of Natural Law and Humanity in World Politics // Natural law and the Theory of Society 1500 to 1800 by Otto Gierke. With a Lecture on Natural Lawand Humanity by Ernst Tro-eltsch / Translated with an Introduction by Ernst Barker. Vol. I and II complete in this paperback edition. Boston (Mass): Beacon Press, Beacon Hill, 1950. 423 p.
14. Garancini Gianfranco. Razionalismo e voluntarismo nella concezione del diritto natural nel "Decre-tum" di Graziano // Aevum, Anno 47. 1973. P. 1 — 31.
15. Hittinger R. Natural Law in the Positives Laws. A Legislative or Adjucative Issue? // The Review of Politics. 1993. Vol. 55, N. 1. P. 5-34.
16. Фома Аквинский. Сумма теологии.Часть II-I. Вопросы 90-114. Киев: Ника-Центр, 2010. 432 c.
17. Rogers Eugene F. Jr. Aquinas on Natural Law and the Virtues in Biblical Context: Homosexuality as a Test Case // The Journal of Religious Ethies. 1999. Vol. 27, N. 1. P. 29-56.
Статья поступила в редакцию 29 марта 2014 г.
