CC BY
30
УДК 811.161.1 DOI: 10.47475/2070-0695-2021-10117
О. Ю. Стародубова
Московский государственный лингвистический университет,
Москва
МАНИПУЛЯТИВНЫЙ ДИСКУРС И МЕХАНИЗМЫ ЕГО МОДЕЛИРОВАНИЯ
В статье рассматривается манипулятивный аспект современного медиадискурса, посвященный интерпретации глобального событийного сегмента - пандемии COVID-19. В результате проведенного исследования выяснилось, что ведущими механизмами моделирования властного дискурса становятся имплицитные - формирование необходимой пресуппозиции при помощи различных тактик, переформатирование содержания концептуальной оппозиции свое - чужое, а также эксплицитные - средства метаграфемики и собственно языковые ресурсы (концептуальная метафора, субъектная номинация и т. д.).
Ключевые слова: манипулятивный дискурс, поликодовый текст, пресуппозиция, метаграфемика, концептуальная метафора, субъектная номинация.
Введение
В условиях цифровизации общества и современной событийности медийный дискурс перестает быть посредником между действительностью и ее реципиентом и становится продуцентом новой реальности. Медиасфера не столько освещает события, сколько создает их в той интерпретации, какая необходима ведущей идеологии, которая именуется властным (манипулятивным) дискурсом. В связи с чем актуализируется не классическая функциональная триада средств массовой коммуникации (информировать, просвещать, развлекать), а моделирующий и манипулятивный потенциал, возрастает активность конфликтогенности массмедиа [2; 9]. Ведущую роль медийного дискурса в формировании новой реальности, когнитивной парадигмы подчеркивает целый ряд исследователей [2; 5; 8; 11]. Американский психолингвист Д. Слобин указывает на манипулятивную доминанту медийного слова: «Очень опасно людям забывать о том, что языки могут действительно влиять на то, во что они верят, и что они будут делать» [10. С. 115]. Язык в этом случае становится инструментом власти [3; 4].
Гипотеза
Медиасреда (цифровая медиасфера) моделирует приоритеты фактического поля, преобразует реальность и репрезентирует ее в соответствующем формате, на фоне чего воспринимается как транслятор новых аксиологических установок, с позиции которых осуществляется подача событийного сегмента действительности. Манипулятивная стратегия представлена на прагматическом уровне совокупностью тактик и конкретных затекстовых и внутритекстовых нелингвистических и собственно языковых механизмов ее реализации [6; 7; 12].
Материалом исследования стали поликодовые тексты (более ста единиц) - новости, социальная реклама, собранные методом сплошной выборки в течение периода пандемии 2020-2021 годов из различных источников: информационные экраны и стенды в поездах метро, новостные каналы Москва 24, РенТВ, ОРТ, euronews), посвященные специальной тематике - пандемия СОУГО-19.
Методы исследования. Для рассмотрения данного вопроса в связи со спецификой медиадискурса и современной научной парадигмы необходимо использование гипертекстуального (дискурсивного) и контекстуального подходов, включающих следующие методы междисциплинарного характера: лингвокогнитивный анализ, лингвокогнитивное моделирование (концептуального пласта медиасреды, способы интерпретации событийности), критический дискурс анализ, предполагающий выявление манипулятивных тактик и механизмов, а также собственно лингвистический метод (в том числе уровень стилистических приемов).
Результаты исследования и их интерпретация
В ходе анализа материала не предмет выявления механизмов моделирования манипулятивного (властного) дискурса в рамках одноименной стратегии был выявлен на уровне прагматическом целый ряд тактик. Наиболее активно на фоне глобализационных процессов - пандемия
Covid-19 - используется многоступенчатая фрагментация пресуппозиции. Вследствие чего событийность в формате медиадискурса значительно переформатируется, а доминирующим тематическим сегментом становится селекция фактов, связанных с пандемией, остальная часть информационного поля остается за кадром или подвергается значительнойредукции, минимизации, кроме того, интерпретируется с точки зрения вовлеченности в соответствующий тематический сегмент. Например, освещение нарратива внутренней и внешней политики, экономики, социальной сферы, событий спорта, культуры и т. д. так или иначе связано с пандемией: коронавирус Китая заражает мировую экономику, коронавирус замедляет товарооборот с Китаем, коронавирус вовсю гуляет по Европе, коронавирус отменяет веселье, коронавирус перекрывает воздух мелкому бизнесу (показ мод без зрителей, закрытие театров, музеев и т.д.), коронавирус разоряет фермеров (о событиях и последствиях в Германии, Италии), коронавирус перекраивает рынок труда (новостные каналы: Рен ТВ, Москва 24, телеканал Мир). Побочным эффектом указанной тактики становится конструирование новой реальности и как следствие выпадение официальных органов власти из поля ответственности за происходящее. Обозначенная тактика сопровождается умалчиванием об истинной причине происходящего, вытеснением невыгодной властному дискурсу событийности и ее причин и следствий, перенесением зоны ответственности на форс-мажорные обстоятельства, гиперболизацией мнимой угрозы, которая эксплицируется при помощи конкретных языковых ресурсов - онтологической (антропо- или зооморфной) метафоры, а также разговорной стилистики.
Фрагментируются, т. е. репрезентируются дробно, избирательно и события, связанные с самой пандемией: в целях осуществления контроля за эпидемиологической обстановкой в широкополосной прессе, в том числе по всем официальным новостным каналам, транслируется только та часть фактического поля, которая соответствует установкам ведущей идеологии, альтернативное мнение на этом фоне вытесняется, умалчивается. Происходит цензурирование информационного пространства, в результате которого оно подвергается тактике фрагментации, т. е. селекции событий, подлежащих освещению. Например, при опросе граждан (горожан, москвичей) о пользе масочно-перчаточного режима и прививок официальный городской канал Москва 24 транслирует мнение согласных, альтернатива моделируется в виде конфликтной подачи - количество оштрафованных нарушителей. Ведущими языковыми средствами экспликации тактик становятся также прецедентность и характер субъектной номинации, иллюстрирующий новое понимание своего и чужого: старики-разбойники (о пенсионерах, нарушающий режим самоизоляции); Ты не пройдешь! (о попытке граждан посетить храмы и кладбища на Пасху), масочники- безмасочники, подбородочники, антипрививочники, прививочные диссиденты, ковиддиссиденты, сопротивленцы, нарушители перчаточно-масочного режима, социально ответственные граждане (читаем как сторонники нового режима, идеологии), граждане со сниженной социальной ответственностью и т. д. (Москва 24, РенТВ, ОРТ).
В результате формируется комфортная для официальной идеологии реальность, репрезентированная полярной моделью общества с уточнением оппозиции: своим (социально престижным) становится поведенческая модель, связанная с выполнением всех предписаний и рекомендаций соответствующих органов власти, чужим (непрестижным, маргинальным и наказуемым), т. е. опасным для здоровья и жизни законопослушных граждан становится альтернативное мнение и поведенческие реакции.
В реализации новой модели оппозиции свое - чужое задействована также тактика иллюзии единения на фоне поиска врага или необходимости защиты от внешнего врага - коронавируса. Указанные тактики поддерживаются и сопровождаются гиперболизацией, демонизацией угрозы, основными языковыми механизмами реализации которой становятся концептуальная онтологическая, милитарная метафора, или персонификация, и прецедентность: коронавирус поражает не только людей, но и целые отрасли; Вирус сводит с ума; Враг не пройдет (о вирусе); коронавирус вынуждает весь мир отказываться от наличных; у России три врага - печенеги, половцы и коронавирус (телеканалы Москва 24, РенТВ).
Кроме того, конкретным языковым механизмом экспликации тактики единения является местоимение мы. Например, социальная реклама: вместе мы справимся с недугом - продолжайте соблюдать простые правила: не забывайте носить маски и перчатки (телеканал РенТВ). Или социальная реклама, звучащая или демонстрируемая на информационных экранах и стендах в
поездах метро. При этом используются альтернативные (невербальные) семиотические коды: активна в этом плане может паравербалика - озвучивание престижной модели поведения (мы должны заботиться о своих близких, помнить о социальной ответственности - носите маски и перчатки, соблюдайте социальную дистанцию и т. д.) голосом ребенка, пожилого человека или известного актера, вызывающего доверие реципиента.
Кроме того, репрезентируют указанную модель оппозиции свое - чужое и ресурсы метаграфемики. Например, стенд в поезде метро (так называемая потолочная реклама): на плакате в левом углу (непрестижное пространство, традиционно воспринимаемое как не совсем правильное) схематическое изображение молодой особы, легкомысленно надевшей маскарадную маску на глаза - рисунок сопровождается крупной надписью красного цвета - «неправильно» -так имплицитно и эксплицитно моделируется социальная оценка, задается вектор интерпретации поведенческих моделей. В правом! углу плаката - схематическое изображение молодого человека с правильно надетой маской и соответствующей надписью синего (неагрессивного, гармоничного) цвета: «правильно». Антитеза как композиционный прием также поддерживает ярко выраженные поведенческие модели своего и чужого. В данном случае используются ресурсы топографемики - расположение фрагментов поликодового текста, цветовое оформление, а также супраграфемики - шрифт, размер букв или других графических символов [1].
Или еще один пример: на экране в поездах метро демонстрируется аналог видеоигры - на картинке схематические (примитивные) изображения большого количества людей, надпись содержит формулировку задания: найди лицо без маски. Возникает закономерный вопрос - каков следующий шаг? Социальная реклама подсказывает средствами метаграфемики -изображение черной медицинской маски и того же цвета перчаток на белом фоне, что четко ассоциируется с кладбищенской символикой; далее на экране возникает надпись: помните о социальной ответственности - носите маски и перчатки. Примечателен еще один ресурс поликодового текста, который активно используется в исследуемом тематическом сегменте -схематические изображения людей, обезличенные, одинаковые, лишенные индивидуальности, идентичностей.
Побочным эффектом подобной социальной рекламы становится провоцирование разного рода конфликтов. Все это способствует усложнению конфликтной оппозиции: при сохранении противостояния народа и власти, возникает и внутренняя поляризация между сторонниками и противниками официальной идеологии. Центром притяжения конфликтного внимания реципиента новостного сегмента становится уже не столько власть, сколько та часть общества, от лица которой ведущей идеологией позиционируется угроза всему обществу.
Кроме того, в процессе конструирования новой реальности возможна как нейтрализация различных идентичностей - весь мир объединяется в борьбе с пандемией или - мы все равны перед нависшей угрозой (телеканал РенТВ), так и, напротив, их актуализация - Коронавирус Китая заражает мировую экономику (телеканал РенТВ); город принял меры - жители должны ответить (телеканал Москва 24). Маркерами (индикаторами) конфликтности в подобных фрагментах манипулятивного дискурса становятся субъектные номинации, онтологические метафоры и т. д.
Все это формирует культурный конфликт, моделирующий новую зону нормальности, которая существенно смещает рамки привычной интерпретации событий и кардинально преобразует реальность. Важно помнить о личной зоне ответственности каждого, в особенности журналиста, профессиональная деятельность которого может способствовать необратимым изменениям когнитивной парадигмы общества. При этом следует также не забывать о том, что манипулирование может осуществляться через обращение к эмоциям (страху, ненависти, гневу), социальным установкам (престижные модели поведения, статус в обществе и т. д.), системе ценностей (здоровье, стабильность, защищенность) и достигнет своей цели (односторонней выгоды) в случае пассивности, конформизма реципиента. «Жертвой манипуляции человек может стать лишь в том случае, если он выступает как ее соавтор, соучастник. Только если человек под воздействием полученных сигналов перестраивает свои воззрения, мнения, настроения, цели -и начинает действовать по новой программе - манипуляция состоялась. А если он усомнился, уперся, защитил свою духовную программу, он жертвой не становится. Манипуляция - это не насилие, а соблазн» [6. С. 22].
Вывод
В результате проведенной интерпретации собранного материала выяснилось, что ведущим средством моделирования властного дискурса становится манипулятивная стратегия, которая реализуется на прагматическом, когнитивном и лингвистическом уровнях следующими механизмами: имплицитными - пресуппозиция (создание ложной пресуппозиции, на фоне которой используются различные тактики и актуализация идентичностей субъектов), интерференция разных семиотических кодов в пределах поликодового текста - визуального (видеоряд, изображение), графического (буквенного), а также переформатирование содержания концептуальной оппозиции свое - чужое; эксплицитными - средства метаграфемики (знаки препинания, шрифт, размер, цветовое оформление, расположение информативных фрагментов) и собственно языковые ресурсы (прецедентные феномены, концептуальная метафора, характер субъектной номинации и т. д.).
Новая глобальная событийность инкрустируется во все сферы нашей действительности и моделируемый современным медийным дискурсом нарратив транслируется как единственно истинная реальность. При этом происходит глобальное переформатирование политического пейзажа, которое сопровождается частичной нейтрализацией национальной, гендерной и т. д. идентичности или, напротив, подчеркиванием указанного статуса.
Непременным атрибутом медиасреды является интердискурсивность, на фоне которой глобализационные события - пандемия Covid-19 - пронзают все сферы нашей действительности: социальную, политическую, образовательную, экономическую и т. д. При этом происходит постепенное формирование новой когнитивной парадигмы, норм, стандартов, стереотипов, распространяющих свое действие на конструирование необходимых властному дискурсу поведенческих моделей.
Ножницы смысла, возникающие в процессе использования различных механизмов манипулятивной стратегии в новостном и рекламном сегментах медиадискурса, могут сопровождаться инкорпорируемыми сознательно или возникающими непроизвольно побочными эффектами: имплицитной пропагандой сексизма, гендерных, возрастных, профессиональных, национальных конфликтов и в результате - провоцированием конфликтной напряженности внутри общества. Следствием чего становится его жесткая поляризация (свое - сторонники властного дискурса - чужое - противники), выведение части населения, несогласного с установками
ведущей идеологии, в неправовое поле, формирование новых моделей поведения..... с точки
зрения оценки как престижных (соответствующих официальной идеологии) и непрестижных, параллельно за счет фрагментации событийности и перенесения акцентов происходит отвлечение внимания от важных внутригосударственных и международных социальных, экономических проблем, которые на фоне пандемии остаются за кадром официальных хроник.
Список литературы
1. Аникаева, А. А. Сущность графических невербальных средств в печатной рекламе / А. А. Аникаева. - Текст: непосредственный // Научные ведомости. Серия Гуманитарные науки. -2011. - № 12 (107). Выпуск 10. - С. 186-191.
2. Белоус, Н. А. Конфликтный дискурс в коммуникативном пространстве: семантические и прагматические аспекты: автореф. дис. д-ра филол. наук / Н. А. Белоус. - Краснодар, 2008. -50 с. - Текст: непосредственный.
3. Блакар, Р. М. Язык как инструмент социальной власти (теоретико-эмпирическое исследование языка и его использования в социальном контексте) / Р. М. Блакар. - Текст: непосредственный // Язык и моделирование социального взаимодействия. - Москва, 1987. -С. 88-125.
4. Бредемайер, К. Черная риторика. Власть и магия слова: учебное пособие / К. Бредемайер ; Пер. с нем. Е. Жевага. - Москва: Альпина Бизнес Букс, 2006. - 184 с. - Текст: непосредственный.
5. Добросклонская, Т. Г. Моделирование информационных процесов в современном медиапространстве / Т. Г. Добросклонская. - Текст: непосредственный // Вестник Московского университета. Серия 10: Журналистика. - 2015. - № 4. - С. 3-16.
6. Кара-Мурза, С. Г. Манипуляция сознанием / С. Г. Кара-Мурза. - Москва: Алгоритм, 2000. - 685 с. - Текст: непосредственный.
7. Крамкова, О. В. Языковые и прагматические факторы конфликтогенности / О. В. Крамкова. - Текст: непосредственный // Вестник Нижегородского университета. Серия: Филология. - 2011. - № 6 (2). - С. 333-335.
8. Майданова, Л. М. Агрессивность и речевая агрессия / Л. М. Майданова. - Текст: непосредственный // Речевая агрессия и гуманизация общения в средствах массовой информации. - Екатеринбург: УрГУ, 1997. - С. 9-13.
9. Попова, А. А. Речевая агрессия в СМИ как способ манипулирования сознанием человека /
A. А. Попова. — Текст: непосредственный // Молодой ученый. - 2015. - № 14 (94). - С. 697-700.
10. Слобин, Д. Дж. Грин Психолингвистика / Д. Слобин, Дж. Грин;. Пер. с англ. Е. И. Негневицкой под общ. ред. с предисловием А. А. Леонтьева. - Москва: Прогресс, 1976. -336 с. - Текст: непосредственный.
11. Стародубова, О. Ю. Лингвокультурный аспект глобализации в медийном дискурсе / О. Ю. Стародубова. - Текст: непосредственный // Язык и речь в Интернете: личность, общество, коммуникация, культура: сборник статей III Международной научно-практической конференции. Москва, РУДН, 25 апреля 2019 г.: в 2 т. / под общ. Ред. А. В. Должиковой, В. В. Барабаша. -С. 135-142.
12. Третьякова, В. С. Речевая коммуникация: гармония и конфликт: монография /
B. С. Третьякова. - Екатеринбург: Изд-во ГОУ ВПО «Рос. гос. проф.-пед. ун-т», 2009. - 231 с. -Текст: непосредственный.
MANIPULATIVE DISCOURSE AND THE MECHANISMS OF ITS MODELING
Starodubova O. Yu., Moscow State Linguistic University, Moscow, [email protected]
The article examines modern media discourse in a manipulative aspect as a translator of a new reality. The research materials were polycode texts as carriers of a complex type of coded information (news segment, social advertising), collected by continuous sampling and dedicated to the global eventuality - the COVID-19 pandemic. The study revealed that the modeling of the leading attitudes of the ideology of power, the formation and broadcasting of a new moral and cognitive paradigm, the corresponding behavioral models in media discourse is carried out using a conflict-generating (manipulative) strategy and a number of tactics (fragmentation, generalization, hyperbolization, silence, repression, unity etc.), explicated at the pragmatic level, as well as with the help of linguistic resources. In the process of modeling the principles of the leading ideology (the concept of power), the alternative discourse remains outside the framework of the official mass media (broadband information space) and is pushed into the digital virtual space of the media environment. As a result of the interpretation of the collected material, it turned out that the following are becoming the leading mechanisms for modeling power discourse: implicit - presupposition (creating a false presupposition against which tactics are used), the interference of different semiotic codes, as well as reformatting the content of the conceptual opposition, one's own - someone else's; explicit - means of metagraphics (punctuation marks, font, size, color design, location of informative fragments) and linguistic resources proper (precedent phenomena, conceptual metaphor, nature of subject nomination,
Key words: manipulative discourse, polycode text, presupposition, metagraphics, conceptual metaphor, subject nomination.
References
1. Anikayeva, A. A. (2011). Sushchnost' graficheskikh neverbal'nykh sredstv v pechatnoy reklame [The essence of graphic non-verbal means in print advertising]. Nauchnyye vedomosti. Seriya Gumanitarnyye nauki [Scientific statements. Series Humanities], 12 (107), pp. 186-191 (in Russ.).
2. Belous, N. A. (2008). Konfliktnyy diskurs v kommunikativnom prostranstve: semanticheskiye i pragmaticheskiye aspekty: avtoref. dis. d-ra filol. Nauk [Conflict discourse in the communicative space: semantic and pragmatic aspects]. Krasnodar, 50 p. (in Russ.).
3. Blakar, R. M. (1987). Yazyk kak instrument sotsial'noy vlasti (teoretiko-empiricheskoye issledovaniye yazyka i yego ispol'zovaniya v sotsial'nom kontekste) [Language as an instrument of social power (theoretical and empirical study of language and its use in a social context)]. Yazyk i modelirovaniye sotsial'nogo vzaimodeystviya [Language and modeling of social interaction.]. Moscow, pp. 88-125. (in Russ.).
4. Bredemayyer, K. (2006). Chernaya ritorika. Vlast' i magiya slova: uchebnoye posobiye [Black rhetoric. Power and the magic of words: a study guide]. Per. s nem. Ye. Zhevaga. Moscow: Alpina Business Books, 184 p. (in Russ.).
5. Dobrosklonskaya, T. G. (2015). Modelirovaniye informatsionnykh protsesov v sovremennom mediaprostranstve [Modeling information processes in modern media space]. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 10: Zhurnalistika [Moscow University Bulletin. Series 10: Journalism], 4, pp. 3-16. (in Russ.).
6. Kara-Murza, S. G. (2000).Manipulyatsiyasoznaniyem [Consciousness manipulation]. Moscow: Algorithm, 685 p. (in Russ.).
7. Kramkova, O. V. (2011). Yazykovyye i pragmaticheskiye faktory konfliktogennosti [Language and pragmatic factors of conflict potential]. Vestnik Nizhegorodskogo universiteta. Seriya: Filologiya. [Bulletin of the Nizhny Novgorod University. Series: Philology], 6 (2), pp. 333-335. (in Russ.).
8. Maydanova, L. M. (1997). Agressivnost' i rechevaya agressiya [Aggressiveness and speech aggression]. Rechevaya agressiya i gumanizatsiya obshcheniya v sredstvakh massovoy informatsii [Speech aggression and humanization of communication in the media]. Ekaterinburg: UrGU, pp. 9-13 (in Russ.).
9. Popova, A. A. (2015). Rechevaya agressiya v SMI kak sposob manipulirovaniya soznaniyem cheloveka [Speech aggression in the media as a way to manipulate human consciousness]. Molodoy uchenyy [Young scientist], 14 (94), pp. 697-700. (in Russ.).
10. Slobin, D. (1976). Grin Dzh. Psikholingvistika. Per. s angl. Ye. I. Negnevitskoy pod obshch. red.s predisloviyem A. A. Leont'yeva [Psycholinguistics]. Moscow: Progress, 336 p. (in Russ.).
11. Starodubova, O. YU. (2019). Lingvokul'turnyy aspekt globalizatsii v mediynom diskurse [The linguocultural aspect of globalization in media discourse] Yazyk i rech'v Internete: lichnost', obshchestvo, kommunikatsiya, kul 'tura: sbornik statey III Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii [Language and speech on the Internet: personality, society, communication, culture: a collection of articles of the III International Scientific and Practical Conference]. Moscow, RUDN, 25 aprelya 2019 g.: v 2 t. / pod obshch. Red. A. V. Dolzhikovoy & V. V. Barabasha, pp. 135-142. (in Russ.).
12. Tret'yakova, V. S. (2009). Rechevaya kommunikatsiya: garmoniya i konflikt: monografiya [Speech communication: harmony and conflict: monograph]. Ekaterinburg: Izd-vo GOU VPO «Ros. gos. prof.-ped. un-t», 231 p. (in Russ.).
Стародубова Ольга Юрьевна, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка как иностранного Института международных образовательных программ, Московский государственный лингвистический университет, Москва.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ СТАТЬИ
Стародубова О. Ю. Манипулятивный дискурс и механизмы его моделирования // Знак: проблемное поле медиаобразования. 2021. № 1 (39). С. 160-165. DOI: 10.47475/2070-0695-202110117.
Starodubova O. Yu. Manipulative discourse and the mechanisms of its modeling // Znak: problemnoe pole mediaobrazovanija. 2021. No 1 (39), pp. 160-165. DOI: 10.47475/2070-0695-2021-10117.
