CC BY
72
УДК 821.161.1
Н. Н. Иванов
Маленький человек А. И. Солженицына в контексте нравственных поисков русской литературы ХХ столетия
В работе уточнены эстетические и художественно-онтологические реалии интерпретации русскими писателями темы маленького человека в условиях второй половины XX столетия. Рассмотрены взаимодействия фольклорно-апокрифической и собственно литературной традиций. По-новому на уровнях межтекстовых перекличек, аллюзий, мотивов интерпретированы известные произведения.
Работа адресована филологам, литературоведам, преподавателям, студентам.
Ключевые слова: русская проза XX столетия, повествовательные жанры.
N. N. Ivanov
A. I. Solzhenitsyn's Little Person in the Context of Moral Search of the XX century Russian Literature
In the work aesthetic and art-ontologic realities of interpretation by the Russian writers of a subject of the little person in conditions of the second half of the XX century are specified. Interactions of folklore and apocryphal and actually literary traditions are considered. The famous works are interpreted in a new way, at the levels of intertext musters, allusions, motives.
The work is addressed to philologists, literary critics, teachers, students.
Keywords: Russian prose of the XX century, narrative genres.
Повесть А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», опубликованная в начале 1960-х гг. почти синхронно в журналах «Новый мир» и «Роман-газета», вызвала обширные и разноречивые отклики. С. Маршак назвал её повестью не о лагере, но «о человеке» [4]. Н. Губко полагал, что человек в ней «побеждает», а «лучшие традиционные черты русской прозы XIX в. соединились с поисками новых форм» - «полифоничностью, синтетичностью» [2, с. 214]. В статье 1964 г. «Иван Денисович, его друзья и недруги» В. Лакшин писал, что Солженицын, «поставив себя как будто в самые трудные и невыгодные условия перед читателем, который никак не ожидал познакомиться со «счастливым днём жизни заключённого», гарантировал «полную объективность своего художественного свидетельства» [3, с. 225-226].
Отличающаяся по тону, смыслу оценки и сама повесть, автор которой был далеко не объективен, повесть, включённая сегодня в школьные программы, интригует даже современного, научившегося воспринимать разную литературу читателя.
Чем так интересен человек, заслонивший собою лагерь, и побеждает ли он? Насколько типичен этот персонаж для русской прозы; где его место в лагерной теме, пусть и не особенно разработанной, но и не закрытой на рубеже 1950-60-х гг.
для литературы? Если в искусстве возможна «объективность художественных свидетельств», то в повести Солженицына они должны быть именно в сфере знания о лагере, но не о человеке. Иначе говоря, что нового в Иване Денисовиче на фоне знания о человеке, данного русской классикой XIХ-XX вв.? Принадлежность к типу ЗК? Но человек на каторге, каторга и ссылка в многообразии социальных, религиозных, нравственных, бытийных и бытовых аспектов представлены в «Записках из мертвого дома», «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевского. Образы ЗК вывел М. Пришвин в романе «Осударева дорога»; роман был опубликован в 1957 г., переиздавался до появления «Одного дня». Памятны суждения участников тех первых, начала 1960-х гг., открытых полемик вокруг А. И. Солженицына, Ивана Денисовича, авторского отношения к человеку. Трактовки образа и авторская концепция человека, полярные интерпретации повести разделили литературоведов, критиков, читателей на сторонников и противников Солженицына. Почему?
Образ Ивана Денисовича не гармонировал с ведущими представлениями о человеке, сформированными русской литературой и XIX, и XX столетий. Жизнеутверждающий пафос пьесы М. Горького «На дне», заявленный в преддверии нового, XX в. (премьера состоялась в МХТ в 1902
© Иванов Н. Н., 2017
г.), пьесы, в которой одна смерть закономерно сменяет другую, а обитатели ночлежного подвала пребывают в состоянии неизбывной хмельной эйфории; пафос слов о человеке, вложенных Горьким в уста пьяного Сатина, красив и сегодня. Это прославление творческих возможностей человека, его таланта, ума. «Человек - вот правда! <...> Человек! Это - великолепно! Это звучит гордо! <...> Надо уважать человека! Не жалеть. не унижать его жалостью» [1, с. 242]. Сатин не соглашается ни с христианской доктриной сострадания, ни с мещанским идеалом благополучия, столь ненавистным Горькому. Сатин говорит о человеке, который «выше сытости». В публицистике Горького означенные идеи в виде лейтмотивов развёрнуты детально и убедительно: человека создает сопротивление окружающей среде; следует бороться с пассивизмом и утверждать активное отношение к жизни. М. Горький, М. Пришвин развивали в переписке, публицистике, творчестве тему геооптимизма, предвосхитив многие идеи В. И. Вернадского. «Какие чудеса там, в глубине природы, из которой я вышел» [5, с. 239]; «Как вернуть свои переживания в природу. Как раскрыть их во всю стихийную ширь?» [5, с. 239]; «Я жил, получая кровь от матери-земли, и тут какая-то большая радость и любовь была и правда» [5, с. 252].
Солженицын с означенными тенденциями гуманизма не спорил прямо, но внутренняя полемика, реализованная художественными средствами, безусловно, в повести есть. Сказ как повествовательная установка автора на устную речь, на тип сознания персонажа избавил автора же от прямых оценок Шухова, о симпатиях к нему Солженицын позднее заявил в книге «Архипелаг ГУЛАГ». Экспрессивные пейзажные детали концентрируют талантливо смоделированную бесчеловечность мироздания: свет прожекторов размывает звезды на ночном небе, красное утреннее солнце - без лучей, между столбами света Шухов и Кильдигс видят гипотетическую колючую проволоку.
Иван Денисович принадлежит к типу литературы не советской: он довольствуется малым, на борьбу с обстоятельствами не встает; и это невольно заставляет пересматривать идеалы, корректировать требования к человеку. Допускаем, что подобный мотив и вызывал внутреннее, психологическое, несогласие читателей с Шуховым. Показательно, что в столь сокровенном вопросе Солженицын заставляет Ивана Денисовича раскрываться в беседе с баптистом Алешкой. Шухов
жив именно хлебом единым или хлебом насущным, «пайкой», в лагерной терминологии.
Шухов и не «советский простой человек», который «по полюсу гордо шагает», а просто человек. Но он и не маленький человек в традиционном понимании этого типа русскими писателями XIX в. Акакий Акакиевич Гоголя - какой-никакой, но всё же - художник, творец. Богатый духовный мир, оттенки высоких, сильных чувств свойственны маленьким людям Достоевского.
Каковы же духовные запросы Ивана Денисовича? «Человек робкий», качать права «не смел». Стремился «подработать», «услужить»; ничего так жалко не было за восемь лет, как «ботинков». Основной мотив его мыслей и поступков - еда: «пайка», «полпайки», рыбный скелет в баланде, кусочек сахара, отрезок колбасы. «В лагерях Шухов не раз вспоминал, как в деревне раньше ели: картошку - целыми сковородами, кашу - чугунками, а еще раньше, по-без-колхозов, мясо - ломтями здоровыми. Да молоко дули - пусть брюхо лопнет. А не надо было так, понял Шухов в лагерях. Есть надо - чтоб думка была на одной еде, вот как сейчас эти кусочки малые откусываешь и языком их мнешь <...> и такой тебе духовитый этот хлеб черный сырой. Что Шухов ест восемь лет, девятый? Ничего. А ворочает? Хо-го! Так Шухов занят был своими двумястами граммами» [6, с. 32, 33]. «Двести грамм жизнью правят. На двести граммах Беломорканал построен» [6, с. 40]. По Шухову, не сердце в центре человека; язык и щеки трансформируют вкусовые ощущения в духовные: хлеб духовитый черный. Повествователь аллюзивным способом включают контекст смыслов о хлебе: и фольклорные, и библейский Христа, и упомянутый горьковский о человеке «выше сытости», и заданные сочинениями А. Платонова («Сухой хлеб»), К. Г. Паустовского («Тёплый хлеб») и другими писателями.
Находящиеся в лагере представители интеллигенции далеки от практичного крестьянского мира Шухова, для которого «непостижима» их, Коли Вдовушкина, например, бумажная работа. Шухов наделён чертами народных типов, перемогающих жизнь как-то природно, вне интеллекта: Платон Каратаев, или Федор Кузькин из повести Б. Можаева «Живой», или персонажи «Плотницких рассказов» В. И. Белова. «Это верно, кряхти да гнись. А упрешься - переломишься» [6, с. 34]. «Восемь лет сидки» есть, и еще два ждет, но «руки у Шухова ещё добрые, смогают, неуж он себе на воле верной работы не найдет» [6, с. 29]. Такая жизненная цепкость заслуживает уважения.
Маленький человек А. И. Солженицына
в контексте нравственных поисков русской литературы ХХ столетия
Библиографический список
1. Горький, М. Собрание сочинений. В 12 т. Т.7. Пьесы [Текст]. - М.,1987.
2. Губко, Н. Человек побеждает [Текст] // Звезда.
1963. - № 3.
3. Лакшин В. Иван Денисович, его друзья и недруги [Текст] // Новый мир. 1964. - № 1.
4. Маршак, С. Правдивая повесть [Текст] // Правда.
1964. 30 января.
5. Пришвин и современность. - М.,1978.
6. Солженицын А. Рассказы [Текст]. - М., 1991.
Bibliograficheskij spisok
1. Gor'kij, M. Sobranie sochinenij. V 12 t. T.7. P'esy [Tekst]. - M.,1987.
2. Gubko, N. Chelovek pobezhdaet [Tekst] // Zvezda. 1963. - № 3.
3. Lakshin V. Ivan Denisovich, ego druz'ja i nedrugi [Tekst] // Novyj mir. 1964. - № 1.
4. Marshak, S. Pravdivaja povest' [Tekst] // Pravda. 1964. 30 janvaija.
5. Prishvin i sovremennost'. - M.,1978.
6. Solzhenicyn A. Rasskazy [Tekst]. - M., 1991.
Reference List
1. Gorky M. Collected works. In 12 v. V.7. Plays. -M., 1987.
2. Gubko N. Man wins against // Zvezda. 1963. - № 3.
3. Lakshin V. Ivan Denisovich, his friends and foes // Novy mir. 1964. - № 1.
4. Marshak S. Truthful story // Pravda. 1964. January 30.
5. Prishvin and present. - M., 1978.
6. Solzhenitsyn A. Stories. - M., 1991.
Дата поступления статьи в редакцию: 13.10.2017 Дата принятия статьи к печати: 09.11.2017
