CC BY
29
УДК 81'37 ББК 81.002
МАКРОСТРУКТУРЫ В АСПЕКТЕ РЕФЕРЕНЦИАЛЬНОЙ СЕМАНТИКИ ЯЗЫКОВЫХ ВЫРАЖЕНИЙ
© Оганесова И.С.*
Филиал Кубанского государственного университета, г. Армавир
В данной статье рассматриваются эксплицитные макроструктуры в рамках референциальной семантики языковых выражений на основе художественного текста английского писателя Джерома К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки». Для успешного осуществления рефе-ренциального акта при прочтении очередного предложения в составе художественного текста читателю необходимо обладать неким набором знаний, который позволил бы ему выбрать из поля знания, полученного при прочтении предыдущей части текста, тот объект - лицо, предмет, событие и т.д., - который имел в виду автор, и задача его состоит в том, чтобы посредством подбора языковых средств обеспечить адекватность референциальнго акта. Как представляется, задача эта имеет сугубо прагматический характер, поскольку выбор дескрипции зависит от тех сведений, которыми располагает адресат речи, от ситуации речи, социальных норм и которые автор должен принимать в расчет при создании речевого произведения.
Ключевые слова: эксплицитные макроструктуры, дискурс, художественный текст, референтные именные группы, нереферентные именные группы, определенные, слабоопределенные и неопределенные (с уточнением - для говорящего) именные группы.
Вопросы отнесенности языковых выражений к объектам действительности издавна занимали внимание философов и лингвистов. Современная теория референции, как об этом пишет Н.Д. Арутюнова, основывается на идеях, высказанных английским философом Б. Расселом [1, с. 179]. В основе своей вопрос о референциальном и нереференциальном употреблении языкового выражения сводился к вопросу об истинностном значении этого выражения. Теория Б. Рассела получила уточнение и дальнейшее развитие в работах П. Стросона, который предложил различать понятия «языковое выражение» и «употребление языкового выражения». При таком подходе пресуппозиция существования некоторого объекта и его уникальности не входит в значение предложения, то есть не является частью коммуникативно значимой информации предложения, что позволило прийти к тому, что для описания семантики языковых выражений было введено понятие пресуппозиции сообщения, то есть некоторой семантической предпосылки, которая
* Доцент кафедры Социально-гуманитарных дисциплин, кандидат филологических наук.
принималась бы коммуникантами как истинная, с тем чтобы выражение рассматривалось как референтное.
Последнее положение современной теории референции имеет для нашего исследования принципиальное значение. Художественный текст наряду с именами, имеющими референты в реальном мире (в нашем случае -London, Kingston, Thames), включает имена и выражения, не имеющие референтов в реальном мире (Монморанси), однако обладающие текстовой референцией. Они участвуют в формировании сюжета и смысла текста и у читателя не возникает вопроса о подлинности персонажей и событий, что может быть объяснено именно пресуппозициональной теорией референции: автор текста и читатель принимают как условно истинные пресуппозиции существования вымышленных лиц и событий.
Подтверждение высказанным положениям находим также в монографии М.В. Лебедева и А.З. Черняка «Онтологические проблемы референции», в которой формулируются требования к критерию референциально-сти, состоящие в том, что этот критерий должен рассматриваться по возможности независимым от онтологических обязательств [8, с. 26], то есть относительно допущений о реальности существования объекта, выступающего в качестве референта.
Как следует из цитированного ранее текста монографии Н.Д. Арутюновой «Предложение и его смысл», для автора не возникает вопрос о референт-ности художественного текста, поскольку необходимым условием для референтного употребления языкового выражения является его отнесенность к предмету, известному собеседникам [1, с. 190]. При этом определенной референцией, наряду с именами собственными, обладают так называемые определенные дескрипции, то есть именные группы, включающие общее имя (человек, стол, собака) и его конкретизатор типа этот человек, человек, который..., король Франции и т.п. Попутно отметим, что, никак не указывая специально на референциальные характеристики художественного текста, Н.Д. Арутюнова в качестве иллюстративного материала по теории дескрипций использует фрагменты поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила».
Другим существенным моментом в теории референции, как она представлена в упоминаемом выше труде Н.Д. Арутюновой, являются положения, высказанные автором относительно прагматической стороны определенных дескрипций: «При референтном употреблении определенной дескрипции она дает адресату речи инструкцию для выбора из поля доступного его знанию и восприятию мира лица или предмета, о котором делается сообщение» [1, с. 190]. Таким образом, для успешного осуществления рефе-ренциального акта [3, с. 318] при прочтении очередного предложения в составе художественного текста читателю необходимо обладать неким набором знаний, который позволил бы ему выбрать из поля знания, полученного при прочтении предыдущей части текста, тот объект - лицо, предмет, собы-
тие и т.д., - который имел в виду автор, и задача его состоит в том, чтобы посредством подбора языковых средств обеспечить адекватность референциаль-нго акта. Как представляется, задача эта имеет сугубо прагматический характер, поскольку выбор дескрипции «зависит от тех сведений, которыми располагает адресат речи, от ситуации речи, социальных норм и др.» [1, с. 190] и которые автор должен принимать в расчет при создании речевого произведения.
Другим существенным вопросом в теории референции является вопрос о соотношении знаний автора и адресата, удовлетворяющем условиям успешности осуществления референциальнго акта. Т. ван Дейк и В. Кинч в работе «Стратегии понимания связного текста» по этому поводу высказываются весьма кратко, но исчерпывающе точно: «Выражения «мой брат» и «адвокат» могут иметь различные концептуальные значения, но и то и другое может относиться к одному и тому же индивидууму, скажем Джону» [4, с. 179]. Данное положение перекликается с высказанной ранее Н.Д. Арутюновой мыслью о том, что «в принципе идентифицирующими могут быть случайные, временные и даже не характерные для данного лица или предмета признаки», к которым предъявляется «лишь требование выделительности, отличения от соприсутствующих объектов одного класса с данным» [1, с. 288].
Дальнейшее развитие приведенных положений находим в монографии О.Б. Йокоямы «Когнитивная модель дискурса и русский порядок слов», в которой высказывается мысль о том, что «референциальное знание должно прежде всего удовлетворять требованиям его носителя: он сам должен считать, что он «знает», кто это» [6, с. 34]. Относительно соотношения знаний автора и адресата, удовлетворяющего условиям успешности осуществления референциального акта, названный автор приходит к выводу, что референ-циальное знание адресанта и адресата об одном и том же объекте состоит из не нуждающихся в эксплицитном перечислении когнитивных множеств коммуникантов, которые могут существенно различаться, но при этом делают возможной референциальную идентификацию объекта [6, с. 35].
Рассмотренные положения, как представляется, позволяют дать адекватное теоретическое описание оснований, на которых строится именование одних и тех же референтов посредством, с одной стороны, предложений-макропропозиций, предваряющих основной текст, с другой - соответствующими языковыми выражениями в основном тексте.
Здесь представляется необходимым вернуться к теории дескрипций, поскольку уже созданные и апробированные в лингвистической теории классификации и модели теоретического описания референциальных выражений будут способствовать более полному и адекватному описанию рефе-ренциальных характеристик предложений-макропропозиций и языковых выражений, составляющих соответствующий сегмент текста.
Помимо референтного употребления дескрипций, при котором в условиях конкретного речевого употребления точно идентифицируется объект-
референт, в логике выделяют также атрибутивное и гипотетическое употребление дескрипций [1, с. 190].
Сущность атрибутивного употребления заключается в том, определенная дескрипция указывает на объект, неизвестный адресату речи, при этом имплицируется существование и единичность этого объекта. Например, если при прочтении предложения-макропропозиции Plans discussed (Обсуждение плана), предваряющего вторую главу, читатель с опорой на уже полученные из предыдущего контекста знания имеет возможность безошибочно определить, что речь идет о планах главных героев, связанных с путешествием по Темзе, то при прочтении предложения-макропропозиции Harris's method of doing work, предваряющего третью главу, такой идентификации не произойдет: при том, что читатель на основании знаний, полученных из предыдущего контекста, может идентифицировать имя Harris, на данном этапе восприятия текста он не имеет возможности определить, о каком методе конкретно идет речь. При этом он получает только лишь сведения о том, что существует некий метод, принадлежащий Гаррису, то есть актуализируется прагматическая пресуппозиция существования объекта и его единичности. С позиций адресата речи при атрибутивном употреблении определенной дескрипции предложение, ее включающее, не обладает рефе-рентностью, однако с позиций автора оно в полной мере референтно, что дает нам возможность дать теоретическое описание средств и способов, посредством которых создается кореферентность предложения-макропропозиции и соответствующего ему сегмента текста.
Однако, как представляется, не следует абсолютизировать различие между референтным и атрибутивным употреблением определенных дескрипций и в первую очередь потому, что трудноустановимым выступает критерий достаточности знаний для успешности дальнейшей коммуникации. Если вернуться к приведенным в предыдущем абзаце примерам, то адекватной может представляться и такая их трактовка в русле теории референции: с одной стороны, при том что читатель знает, кому принадлежат планы путешествия по Темзе, точнее - высказывания об этих планах, а также каким будет примерное содержание этих высказываний - он даже знает примерный перечень референтов выражений, в которые облечены эти планы (Джорж, Харрис, Темза, Лондон, Кингстон и т.д.), - он все же не может идентифицировать их с той степенью, при которой мог бы сказать, что знает эти планы. С другой стороны, читатель знает, что такое метод выполнения работы вообще, то есть имеет в своем когнитивном запасе сигнификат выражения, состоящего из общего имени method и конкретизатора of doing work; к тому же он знает, кто такой Гаррис (в той мере, в какой это необходимо и достаточно при усвоении художественного текста) и что метод принадлежит Гаррису, то есть выражение Harris's method of doing work обладает всеми необходимыми идентификационными признаками.
Высказанные положения требуют такого подхода при работе с лингвистическим материалом, при котором четко прослеживался бы критерий достаточности для идентификации объекта-референта, и такое возможно, как представляется, если отказаться от абсолютного разделения всех предложений-макропропозиций на референтные и атрибутивные, и рассматривать эти квалификации как относительные в контексте каждого конкретного употребления, а также оговаривать критерии достаточности для идентификации и позицию, с которой рассматриваются эти критерии, то есть позицию автора или адресата, хотя и здесь следует отметить, что если автор репрезентирует предложение-макропропозицию таким образом, что для читателя она представляется употребленной, допустим, атрибутивно, то и квалифицировать ее следует таким же образом, поскольку прагматическое задание, интенция автора при описании референциальных характеристик конкретно употребленных выражений должны браться в расчет в первую очередь - в силу прагматической сущности самого явления референтности [9, с. 86].
Не менее сложным оказывается положение с выделением гипотетического употребления определенных дескрипций, референтность которых зависит от существования условия. Сама по себе эксплицированная макроструктура главы вряд ли может содержать какие бы то ни было конструкции, содержащие условия, определяющие референциальность предложений-макропропозиций, поскольку последние, описывая содержание соответствующих сегментов текста, должны иметь констатирующий характер, то есть обладать значением реальной модальности, однако среди предложений-макропропозиций, предваряющих первую главу, находим следующую конструкцию: A week on the rolling deep? - которую можно перевести как Неделя в океанском просторе? (В русском переводе М. Донского и Э. Ли-нецкой этот вопрос переведен повествовательным предложением, поэтому мы вынуждены прибегнуть к буквальному переводу.) Предшествующее предложение-макропропозиция We agree that we are overworked, and need rest участвует в формировании пропозиции отдых над зыбкими глубинами, которая как значение предложения выводится при прочтении вопроса A week on the rolling deep? - и в этом случае, как представляется, можно говорить о гипотетическом характере имплицитного компонента - дескрипции rest, поскольку отдых состоится в том случае, если некто решится его провести в океанском просторе. То есть в данном случае мы имеем дело, вероятно, с гипотетическим употреблением определенной дескрипции.
Еще одним вопросом, существенным для определения теоретических оснований нашего исследования, является вопрос о референциальных характеристиках имен и именных групп, поскольку именно их характеристики определяют референциальность всего предложения-макропропозиции. Всестороннюю разработку этот вопрос получил в широко известном труде Е.В. Па-дучевой «Высказывание и его соотнесенность с действительностью», где подробно рассматривается денотативный статус именных групп и пропози-
ций, под которым автор понимает тип референциального предназначения именной группы или предикатной группы [9, с. 83].
Однако прежде всего сделаем несколько замечаний относительно рефе-ренциальных особенностей имен собственных. Падучева Е.В. пишет на этот счет, что имя собственное (жесткий десигнатор) не имеет значения в языке, то есть у него нет сигнификата, за исключением тех случаев, когда имя собственное употребляется для указания на класс объектов (например, что-нибудь вроде Наполеонов у нас и своих хватает) [9, с. 81]. Сведения о том, на кого указывает имя собственное в обыденном языковом употреблении, мы получаем «по наследству» от тех, от кого услышали впервые это имя с этой его референцией. Однако референция имени персонажа в художественном произведении - если это не имя реального лица, знакомого и автору и читателю -имеет тот же характер, что и референция именной группы, поскольку знание об этом персонаже формируется у читателя не на основе его внеязыковых знаний, но при получении сведений о нем из текста, как и о других объектах, которые фигурируют в этом тексте и могут означиваться именным группами.
Как представляется, сказанное должно распространяться в том числе и на референцию местоимения я, указывающего на лицо, от которого ведется повествование, если речь не идет о лице, уже известном читателю до знакомства с текстом. В данном случае не имеет значения, кто ведет повествование - автор, рассказчик, лирический герой и т.д., поскольку референциальный образ лица, на которое указывает местоимение я, будет складываться хотя и не так, как это будет происходить в случае с именем персонажа в этом повествовании, но все же на основании текста как источника референциального знания.
Если вернуться к референциальным особенностям именных (субстантивных) групп и предикатных групп, как это представлено у Е.В. Падучевой [9, с. 87], то наиболее существенным для нашего исследования представляются следующие аспекты этой части теории референции.
По своему денотативному статусу все именные группы подразделяются на референтные и нереферентные. Референтные именные группы индивидуализируют объект (или множество объектов), то есть, выражаясь словами Н.Д. Арутюновой, дают адресату своего рода инструкцию, благодаря которой он получает выделить из имеющегося у него поля знания тот объект, на который указывает именная группа.
Именные группы Е.В. Падучева разделяет на определенные, слабоопределенные и неопределенные (с уточнением - для говорящего).
Непременным условием референтности определенной именной группы является экзистенциальная пресуппозиция [7, с. 338] и пресуппозиция единственности. Иными словами, референтная именная группа указывает на объект, который и говорящий и адресат идентифицируют каждый для себя с абсолютной точностью, при этом имеется в виду один и тот же объект внеязы-ковой действительности.
Референтные именные группы могут быть единичными и множественными, то есть иметь референтом множество объектов, существование и единственность которого имплицируется пресуппозициями в общем поле знания говорящего и адресата.
Весьма важными для определения референциальных характеристик художественного текста являются положения, высказанные Е.В. Падучевой относительно текстовой определенности имен и именных групп, которая напрямую связана с первичными и повторными их употреблениями в тексте [9, с. 88]. Текстовая определенность именной группы создается как контекстом предупоминания определенного объекта, то есть пополнением сведений об объекте по мере усвоения текста, так и посредством описываемой в тексте ситуацией, в которой существование некоторого объекта представляется коммуникантам естественным. Как представляется, здесь будет уместным говорить о фреймовой референциальной определенности именной группы.
Выделение слабоопределенных именных групп существенно для нашего исследования потому, что в качестве типичного примера именной группы с таким денотативным статусом Е.В. Падучева приводит именную группу в начале рассказа, обозначающую его тему [9, с. 91]. Признаком слабоопределенной именной группы выступает семантический компонент «Объект известен говорящему, но предполагается неизвестным слушающему» [9, с. 90], что вполне применимо для описания некоторых эксплицитных макропропозиций, предваряющих главы повести.
Выделение неопределенных именных и предикативных групп в отношении нашего материала исследования представляется нерелевантным, поскольку в классификации Е.В. Падучевой эта разновидность денотативного статуса рассматривается в отношении только говорящего, то есть автора, что неприменимо для описания эксплицитных мароструктур, поскольку представляется недопустимым, чтобы автор намеренно вводил в макроструктуру элемент, референт которого ему неизвестен.
Как показал предварительный анализ лингвистического материала, в эксплицитных макроструктурах - при том что они не являются текстами в традиционном его понимании - может реализоваться категория связности, с другой стороны, сегменты текста, соответствующие этим макроструктурам, в свою очередь также объединены посредством определенных средств связи, что требует предварительного определения позиций, с которых будет описываться реализация этой категории.
Прежде всего обратимся к источникам, в которых описываются средства связности текста, или коннекторы [5, с. 121].
Макс Пфютце в работе 1969 года «Grammatik und Textlinguistik» [Pfutze 1969, русский перевод - Пфютце 1978] поднимает вопрос о том, каким образом грамматические средства языка участвуют в формировании когезии текста, и приходит к выводу, что «речь идет о грамматическом средстве, чье
содержание относится к последующему контексту» [10, с. 219], то есть речь идет о проспективных элементах текста [2, с. 112]. Гальперин И.Р. более широко подходит к вопросу и приводит следующие разновидности текстовых средств связи, или когезии по его терминологии [2, с. 78]:
- традиционно-грамматические средства когезии;
- логические;
- ассоциативные;
- образные;
- композиционно-структурные;
- стилистические;
- ритмикообразующие.
К традиционно-грамматическим названный автор относит союзы их функциональные аналоги типа вот почему, однако, так как, поэтому и т.д. Эти средства могут применяться для связи как между предложениями, так и между сферхфразовыми единствами и абзацами.
К логическим относятся средства когезии, посредством которых реализуются в тексте логико-философские категории последовательности, временных, пространственных, причинно-следственных отношений. Это перечисления типа во-первых, во-вторых; маркеры временных и пространственных отношений: уже, когда, несколько дней спустя, неподалеку, напротив, рядом и т.д.
Ассоциативная когезия осуществляется посредством таких категорий, как ретроспекция, коннотация, субъективно-оценочная модальность. Ассоциативная когезия реализуется большей частью без участия специальных формальных средств, однако И.Р. Гальперин говорит также о ее вербальных сигналах типа ему вспомнилось, подобно тому как, это напомнило ему и пр. Автор предлагает «рассматривать ассоциацию как сближение представлений, не укладывающихся в привычные временные, пространственные, причинно-следственные (каузальные) и другие логико-философские категории» [2, с. 80].
Образная когезия создается в сегменте текста, внутреннее единство которого основывается на отнесенности ряда образов к одному и тому же объекту языкового описания. С одной стороны, это может быть развернутая метафора, с другой - последовательное прямое описание какого-либо объекта, при этом подчеркивается, что абстрактное и конкретное сосуществует в образе.
Как представляется, ассоциативная когезия и образная могут быть отнесены к когнитивным средствам текстовой связи: ассоциация сама по себе является явлением когнитивного порядка, образная же когезия, весьма вероятно, основывается на актуализации фреймовых структур знания.
Композиционно-структурные способы когезии предполагают нарушение логическую и другие виды последовательности текста разного рода отступлениями и вставками, непосредственно не связанными с основной темой или сюжетом повествования и создающими второй план текста.
Под стилистической когезией понимается последовательное повторение стилистических особенностей текста, таких, например, как движение от причины к следствию или параллелизм конструкций.
Ритмикообразующие формы когезии свойственны преимущественно поэтическим текстам и служат их специфической поэтической организации [2, с. 78].
Разумеется, ни один из представленных выше типов когезии не выступает в тексте изолированно: даже если мы употребляем такой, как представляется, самодостаточный тип логической связи, как перечисление посредством числительных 1)... 2)... 3)..., в любом случае либо пронумерованные пункты будут связаны каким-либо образом между собой, либо они будут объединены обобщающим компонентом, предшествующим перечислению, либо же и то и другое, что наиболее вероятно. То же можно сказать об ассоциативной и образной когезии: сама по себе последовательность создания образов вполне может определяться какими-либо ассоциативными связями.
Анализ лингвистического материала и приведенных выше способов реализации категории связности позволяет предположить, что в эксплицитных макроструктурах преобладают традиционно-грамматические, логические, ассоциативные и - в меньшей мере - образные средства текстовой связи. Стилистические и ритмикообразующие средства когезии в эксплицитных макроструктурах маловероятны: первые - в силу отсутствия необходимости наделения эксплицитных макроструктур стилистико-синтаксически-ми свойствами, вторые - по причине того, что эксплицитные макроструктуры не имеют признаков поэтического текста.
По результатам анализа теоретического материала могут быть сделаны следующие выводы:
1. Текст и дискурс не предполагают абсолютного противопоставления; в ходе когнитивной обработки текста именно текстовые связи выступают стимулами для формирования связности дискурса.
2. В эксплицитных макроструктурах преобладают традиционно-грамматические, логические, ассоциативные и - в меньшей мере - образные средства текстовой связи.
3. Стилистические и ритмикообразующие средства когезии в эксплицитных макроструктурах маловероятны: первые - в силу отсутствия необходимости наделения эксплицитных макроструктур стилистико-синтаксиче-скими свойствами, вторые - по причине того, что эксплицитные макроструктуры не имеют признаков поэтического текста.
Список литературы:
1. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл: Логико-семантические проблемы. - М.: Издательство ЛКИ, 2007. - 384 с.
2. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. -М.: КомКнига, 2007. - 144 с.
3. Дейк Т. А. ван. Вопросы прагматики текста // Новое в зарубежной лингвистике: Лингвистика текста. - Вып. VIII. - М.: Прогресс, 1978. - С. 259-336.
4. Дейк Т.А. ван, В. Кинч. Стратегии понимания связного текста // Новое в зарубежной лингвистике: Когнитивные аспекты языка. - Вып. XXIII. -М., 1988. - С. 153-211.
5. Дресслер В. Синтаксис текста // Новое в зарубежной лингвистике: Лингвистика текста. - Вып. VIII. - М.: Прогресс, 1978. - С. 111-137.
6. Йокояма О.Б. Когнитивная модель дискурса и русский порядок слов. -М.: Языки славянской культуры, 2005. - 424 с.
7. Кифер Ф. О пресуппозициях // Новое в зарубежной лингвистике: Лингвистика текста. - Вып. VIII. - М.: Прогресс, 1978. - С. 337-369.
8. Лебедев М.В., Черняк А.З. Онтологические проблемы референции. -М.: Праксис, 2001.
9. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью (референциальные аспекты семантики местоимений). - 4-е изд. - М.: Едиториал, 2004. - 288 с.
10. Pfütze M.Grammatik und Textlinguistik.Bemerkungen zum Anteil einiger grammatischer Mittel am eines Textes. - «Wissenschaftliche Zeitschrift der Pädagogischen Hochschule K.F.W. Wander», Dresden, Helf 4,1969. - S. 11-18.
